Денис Матвиенко — о балете, семье и «солнечной» философии

Фото: Вадим Шульц

Проект «Большой Балет» уже перешагнул за экватор: всего несколько выпусков — и будут известны имена победителей. А пока телезрители болеют за своих фаворитов, мы беседуем с одним из членов жюри проекта — приглашенным солистом Михайловского и Мариинского театров, заслуженным артистом Украины, лауреатом международных конкурсов Денисом Матвиенко. Три месяца назад он начал преподавать в Академии русского балета имени Вагановой. В своем интервью Денис рассказал о новой деятельности, о главном качестве хорошего танцовщика и тех участниках «Большого балета», которые произвели на него особое впечатление.

— Преподавание в Академии имени Вагановой — это первый опыт педагогической деятельности в Вашей жизни?

Денис Матвиенко: С детьми — да. Сейчас я являюсь доцентом Академии русского балета имени Вагановой. Веду урок классического танца у мальчиков пятого класса и дуэт у второго курса. А так, если учитывать, что десять лет назад я стал художественным руководителем балета Национальной оперы Украины и после этого Новосибирского театра оперы и балета... Естественно, я работал как педагог, давал классы.

— Ваши ощущения от работы с детьми?

Д. М.: Ох, сложно. Дети — это энергетические вампиры (смеется). Они не так подготовлены, как взрослые артисты, приходится всё разжевывать, по десять, по миллион раз всё повторять. Но мне кажется, что дети наиболее отзывчивые. Они очень ждут каждого замечания, и я вижу, что я для них, наверное, тот человек, который в какой-то мере определяет их судьбу. Ведь я даю хоть и не начальную базу, но тем не менее базу классического танца и дуэтного. И я с удовольствием это делаю. У меня большой багаж разных школ, разных стилей — московская школа (Большой театр), питерская (которая немного отличается) и начальная киевская. В общем, где я только не танцевал! И в какой-то момент меня просто стало разрывать от этого багажа, мне хотелось быть полезным. И это какая-то новая история про меня. Потому что все знают Дениса Матвиенко как артиста, знали как художественного руководителя, а теперь — педагога.

— Теперь, несмотря на Вашу внешность, Вы стали кем-то вроде патриарха, который хочет поделится этим богатым опытом?

Д. М.: Ха-ха, нет, не патриархом. Знаете, ещё большой плюс в том, что я, скажем так, танцующий педагог. Я был и танцующим руководителем. Мог обучать не только на словах, но и на деле. Я также сам периодически занимаюсь со своими детьми, это полезно и для меня, и для них.

— То, что Вы начали заниматься с детьми, не значит окончание Вашей танцевальной карьеры?

Д. М.: Окончание моей танцевальной карьеры я планировал ещё лет пять назад, когда приступил к руководству в Новосибирском театре. Тогда и по жизни так сложилось, и травм было много, и я думал, что достаточно натанцевался, и я действительно достаточно натанцевался. Я могу уйти хоть завтра, и не буду скучать по сцене, честно скажу. Естественно, какие-то роли, которые я хотел, не сделаны, но я думаю, что ни один танцор, заканчивая карьеру, не будет удовлетворен. Я к этому очень философски отношусь.

Но тем не менее я продолжаю танцевать, у меня спектакли в Михайловском, Мариинском театрах, так что приходится как-то двигаться. В общем, живот пока не отрастить. Я жене обещал, что я буду как Брэд Питт. Поэтому даже когда нет работы, я всё равно хожу в зал, занимаюсь, поддерживаю форму. Хочется подольше быть красивым. Время никого не щадит.

Фото из личного архива Дениса Матвиенко

— Во многих Ваших интервью чувствуется тоска, что Вы не очень много времени проводите с собственными детьми.

Д. М.: Это да, так было раньше. Но недавно закончился мой контракт в Новосибирском театре оперы и балета, и я решил не продлевать его, потому что семья в Санкт-Петербурге. Меня дети не видели практически. Но сейчас всё изменилось.

— Во время карантина были с семьёй? Насладились моментом, о котором так мечтали?

Д. М.: Абсолютно! Провёл это время с семьёй. Мы честно отсидели полтора месяца с середины марта. Было немного сложно, ведь дети маленькие. Одной семь лет, второму — год. И Вы, конечно, представляете, что творилось дома. Но мне было хорошо. Во-первых, от меня все отстали. Раньше постоянно кто-то звонил, писал, всем от меня что-то было нужно. Я как человек воспитанный, всегда стараюсь каждому уделить внимание, ответить, но уже просто устал. Вообще история с пандемией перевернула весь мир, много что изменилось. То, что не нужно — отпало, и слава богу, никто не пристаёт, и я очень счастлив.

— То есть Вы из пандемической ситуации выходите с положительным опытом?

Д. М.: Да, точно. Но я вообще положительный человек, оптимист. Я считаю, что во всём нужно какие-то позитивные вещи искать.

— Вы постоянно пребываете в каком-то солнечном настроении и полны оптимизма, это сразу бросается в глаза.

Д. М.: Да, я когда пришёл в киевский театр работать (я пришёл, учась на третьем курсе, с семнадцати лет я уже танцевал спектакли), меня все называли солнышком. Я как-то всех любил. Конечно, со временем, работая в театрах, встречаешь разных людей. И иногда ты чересчур открыт (а я открытый человек). И получаешь за это, и начинаешь меняться в другую сторону. Но не подумайте ни в коем случае, я не жалуюсь. Вообще моя покойная мама, знаете, она отбила чувство жалости вообще.

— Каким образом?

Д. М.: Розгами! Ха-ха. Я шучу. Она воспитывала. К сожалению, папа мой, покойный тоже, мало занимался семьёй и детьми, в основном мама. И она была за маму, и за папу. Хотела, чтоб сын вырос мужчиной. За что я ей очень благодарен.

— У неё это получилось? В смысле женщина может вырастить настоящего мужчину?

Д. М.: У неё это получилось, я считаю. У меня сын, ему сейчас год и семь месяцев и даже моя жена говорит, что я слишком строг с ним. Я порой действительно себя торможу, но мне хочется, чтоб он был мужиком.

— Вы — за строгое воспитание?

Д. М.: Я за справедливое воспитание. Хочу, чтобы сын вырос сильным человеком. Если брать хронологию истории, всего человечества, мужчины были созданы для того, чтобы воевать, охотиться, семью свою охранять. Мы должны быть именно такими.

— Возвращаясь к этому солнечному оптимизму, это встроенная опция или приобретённая?

Д. М.: Я думаю, что это врождённое. Потому что я смотрю на свою дочь, и она очень похожа в этом на меня. Я даже иногда говорю жене, что ей будет нелегко с этим оптимизмом по жизни, потому что когда-то я по голове получал за свою доброту. Не сразу понимаешь где свет, а где тьма.

— Скажите, вот Вы родились в танцевальной семье. У Вас был какой-то другой выбор?

Д. М.: Я занимался футболом, довольно неплохо, пока меня не отдали в Киевское хореографическое училище. В училище меня отдали наверное просто потому, что... Вот я сейчас как родитель понимаю. Моя дочь рисует, ходит в музыкальную школу, занимается танцами. Она вообще способна к творчеству. Это генетически. Я понимаю, что это гены. У неё это получается лучше, чем у других, она уже в четвёртом поколении танцует. Гены, я действительно теперь верю, что существует такое понятие. Я понимаю, что если её отдать в Академию, то это значительно облегчает жизнь родителям, потому что у ребёнка хорошие данные и она сможет успешно реализоваться. Это облегчает мне задачу как отца. Может она смогла бы стать великолепным доктором, но тогда мы могли бы пропустить момент, когда она могла бы стать хорошей балериной. Поэтому я думаю, что мои родители пошли по более лёгкому пути. И не прогадали с этим.

— И Вы не сопротивлялись?

Д. М.: Я с трёх лет на сцене, в разных коллективах, и всегда был гвоздём программы. Мне это всё легко давалось, легче, чем другим. И актёрское мастерство, и танец, и всё остальное. Как сопротивляться? Папа спросил: «Сынок, ты хочешь танцевать?» Я сказал: «Да». Я же не знал, каково это — научится танцевать.


Фото из личного архива Дениса Матвиенко

— Учитывая Ваш огромный опыт в разных танцевальных сферах, то, что вы работаете с детьми, проводите кастинги, скажите — с какого возраста можно определить потенциал у юного артиста?

Д. М.: Ну, есть яркие личности. Например, если мы возьмём моего коллегу Николая Максимовича Цискаридзе, я думаю, что это было с десяти лет понятно, что это одарённый человек. По своим физическим параметрам. Некоторые проявляются немного позже. У меня как раз сейчас 15-летние мальчики, это как раз возраст, когда видна колоссальная разница. Кто-то уже прямо сильный, а кто-то ещё совсем ребёнок по всем фронтам: и по физике, и по мышлению. Поэтому я думаю, что в пятнадцать уже можно понять, кто есть кто.

— Однажды Вы сказали, что главный параметр у танцовщика — это мозги. То есть не только эти технические данные, но и интеллект, и психологическая резистентность. Вы этому учите?

Д. М.: Многие считают, что артисты балета — это ногами дёргать. Но это абсолютно неправильно, потому что ногами дёргать надо красиво и правильно, а для этого нужно думать. Я три месяца преподаю, и доволен тем, что последние недели три мальчики начали анализировать что они делают. Почему что-то получилось, почему не получилось. К сожалению, раньше с ними об этом никто не говорил. А меня именно педагог так воспитывал, что мы должны сами понимать всю механику, постоянный анализ должен быть. Каждое движение придумано не просто так, и не глупыми людьми, поэтому в каждом движении должно быть в первую очередь содержание этого движения. Поэтому парни последние три недели, я вижу, копаются в себе. То есть я стараюсь преподавать не по одному какому-то шаблону, не под одну планку всех, а индивидуально подходить к каждому. Учитывая, естественно их природные качества и способности.

— А Ваш опыт в «Большом балете», это первый такой опыт на телевидении?

Д. М.: Да-да, я впервые сидел в телевизионном жюри. Скажу честно (и я это говорил и на проекте, не знаю, вырежут или нет), что я не большой поклонник такого рода мероприятий. Считаю, что балет нужно смотреть вживую, и что через экран телевизора очень сложно оценить участников. Прочувствовать танец можно только сидя в зале. Но я так думал до того, как посмотрел выпуски. Я думал, что это не формат, а оказывается это формат, и все очень правильно, красиво, профессионально сделано. Так что съемочная команда «Большого балета» — большие молодцы.

— Кто из участников запомнился особо?

Д. М.: Из участников — Анастасия Лебедик (респ. Коми), балетмейстер у них Марианна Рыжкина. Она так блекло начала, я даже помню, их ругал за исполнение Вальса Мошковского... И когда была современная хореография, последние два тура она меня просто потрясла. И Диану Вишнёву тоже. Ей двадцать лет всего, но она так проникновенно, по-взрослому, по-женски танцевала. Очень редко в этом возрасте человек может показать такой жизненный опыт на сцене.

— Вообще у вас между членами жюри на проекте было согласие или были споры?

Д. М.: В основном — да, согласие. Мы как-то в одном направлении шли. В конце мы немного по поводу девочек и их премий спорили, но пришли к единому мнению.

Члены жюри проекта «Большой балет» Фарух Рухиматов и Денис Матвиенко занимаются на съемочной площадке
Фото: Вадим Шульц

— Как Вам кажется, что-то в их карьере изменится после проекта?

Д. М.: Они увидели, как танцуют другие, как в классической, так и в современной хореографии. Если они ребята умные (а они ребята умные), то это им даст большой рывок в их исполнительстве.

— Какими качествами нужно обладать, что нужно показать, чтобы заслужить высшие баллы, заслужить внимание жюри?

Д. М.: Я конечно не буду рассказывать, что мы должны иметь академическое образование. Классические природные качества, техника, и т. д. и т. п. Я думаю, очень важна правильность подбора репертуара, как классического, так и современного. То есть были ребята, которым явно неправильно подобрали номера. И причём эта претензия даже не к артистам, а к их педагогам, руководителям, которые это не учли. Поэтому хочу пожелать им именно это.

— «Большой балет» для Вас — это конкурс или все-таки телешоу?

Д. М.: Я бы это оценил этот как состязание, конкурс в рамках телевизионного шоу. Я надеюсь, что у нас, как у жюри, получилось это сделать. Скажу Вам честно, если бы я сидел в балетном зале один на один с этими артистами, я бы на другом языке разговаривал с ними. С некоторыми бы в более, наверное, короткой и жесткой форме. Но это телевидение. Я думаю, что у нас получилось быть дипломатами.

— Лично о Вас, какой комментарий или оценка запомнились больше всего в жизни?

Д. М.: Обо мне? Да Вы знаете, я вообще не любитель про себя читать какие-то комментарии, рецензии...

— Вас и с Барышниковым, и с Нуреевым, и с кем только ни сравнивали.

Д. М.: Ну это лестно, конечно, Наташа Макарова такое сказала, это приятно слушать, не скрою. (В одном из интервью звезда мирового балета Наталья Макарова сказала о Денисе Матвиенко: «Это Барышников, Нуреев и Годунов в одном лице. Такого явления в балете не было давно». — Прим. ред.). Но вот года четыре назад, в рамках фестиваля «Dance open», Словенский национальный театр показывал балет «Пер Гюнт». На музыку Грига, и с хореографией Эварда Клюга. Его хореография, кстати, тоже была на «Большом Балете». Клюг — мой друг, мой любимый хореограф, и я танцевал партию Пер Гюнта тогда. Это ультрасовременная хореография, где нет ни пируэтов, ни прыжков, что обычно привыкли видеть в моем исполнении. И вот какое-то издание, не помню, написали что.. Ну похвалили, что прекрасный спектакль, и написали, что «хоть все и ждали от Матвиенко, как всегда, много пируэтов и прыжков, но этого не было, а Матвиенко достиг такого уровня, что на него приятно смотреть, просто когда он стоит спиной в зал». И мне это очень понравилось, потому что всю жизнь у меня был шаблон такого трюкача, прыгуна. А мне хотелось показать, что я могу быть разным, могу быть и драматическим актёром. И в этот момент у меня это наконец-то получилось, и люди увидели, что оказывается есть и такие способности у этого танцовщика.

Беседовала Дженнет Арльт