Разум и чувства (ВТБ)

Телевизионный проект канала «Культура» «Большой балет» собрал на одной сцене, а точнее съемочной площадке, не только молодых исполнителей из разных театров страны, но и удивительное по силе международное жюри. Владимир Деревянко прибыл в Москву, чтобы оценить выступления участников конкурса. Корреспондент vtbrussia.ru Петр Сейбиль выяснил, как выглядел «Большой балет» с судейского кресла.

– Владимир, расскажите, пожалуйста, о самом конкурсе, как он проходил, какие были программы?

«Идеально, если кто-то может говорить по-английски или по-французски без акцента. Так и танец – это язык тела.»

– Проект уникален. Уникален тем, что здесь в первый раз говорится о балете. Не о танцах – искусстве широком, – а именно о балете с его четкими канонами и жесткими правилами. О балете обычно говорится в России достаточно много, за рубежом — поменьше. Этот проект показал, что молодое российское поколение развивается в направлении современного танца. В силу исторических обстоятельств в России это направление было отброшено назад, потому что мало что привозили сюда с Запада. А свои хореографы хоть и рождались, но талантливых было очень мало. Сейчас границы открыты и появилась возможность работать с западными хореографами, что и было показано. В «Большом балете» участвовали самые интересные имена со всего мира, а русские танцовщики за короткий период должны были выполнить и классическую, и современную программы.

– Вы судили классику и современность вместе или это были разные оценки?

– Все вместе. Сегодня это входит в одну категорию. Репертуар всех академических театров высокого уровня включает как традиционный танец, так и contemporary dance. Среди них и Royal ballet, и American ballet theatre, и Большой театр, и Театр Станиславского. Без этого не существует будущего. Поэтому хоть категории и разные, но современным танцовщикам необходимо владеть всеми «языками».

– Готовы ли танцовщики в России воспринимать этот новый язык?

– Я думаю, это вопрос мышления. Идеально, если кто-то может говорить по-английски или по-французски без акцента. Так и танец – это язык тела. Если ты танцовщик высокого уровня, то ты должен «говорить без акцента» и классическим языком, и современным. Но все очень индивидуально. Если человек заинтересован в развитии, в чем-то новом, то это приносит свои плоды. Те, кто танцует современное также, как и классику, делают это совсем неинтересно. Искусство – это всегда поиск, в кармане никогда ничего не остается, потому что сегодня нашел, а завтра нужно искать снова. Если у человека позиция: «Я доволен тем, что делаю», а искусство становится способом зарабатывания денег, на этом оно заканчивается. Хорошо, когда и педагоги, и танцовщики думают, что развитие и есть единственная возможность что-то открыть. Тогда это работает.

«Разница между искусством и ремеслом в том, что в ремесле ты выполняешь только то, что нужно, и на этом все заканчивается. Искусство идет дальше, дает эмоции.»

– А зрители, готовы ли они?

– Всё то, что показывается с новыми убедительными идеями и высоким качеством, публика принимает всегда. Это вопрос времени.

– Кстати, говорят, что современный балет превращается больше в спорт?

– Да, я с этим согласен. Но разница одна: спорт за редким исключением происходит без музыки. В балете есть какие-то спортивные элементы, но они были и всегда. Хочется видеть больше искусства, эмоций, а это явление редкое.

– Среди конкурсантов были и совсем молодые танцовщики, и настоящие звезды, как, скажем, Сергей Полунин. Не было ли в хорошем смысле предвзятого отношения и завышенных ожиданий от одних и заниженных от других?

– Жюри было очень высокого уровня и предвзятого отношения ни к кому не было. Случались чудеса: в одном туре у людей очень интересные номера, а в другом они же выступали очень плохо. Могу сказать, что процессе этого конкурса развитие произошло у всех. Интересно, что каждый член жюри не только выставлял балы, но и говорил, что понравилось, а что – нет. Объяснял с профессиональной точки зрения, но доступным для публики языком. Ведь зрителю интересно понять, почему поставлено восемь, а почему – два. Были новые открытия, были разочарования, были интересные индивидуальности, что случается крайне редко. Балет – это искусство, а техника – инструмент, чтобы выразить эмоции или идею хореографа. Разница между искусством и ремеслом в том, что в ремесле ты выполняешь только то, что нужно, и на этом все заканчивается. Искусство идет дальше, дает эмоции. Кто дает эмоции, тот становится артистом. У ремесленника будет «чистенько и приятненько», но через полчаса уже забудется.

– А у вас открытия были, кого-то заметили?

– Конечно! Но пока не буду называть имен. Для танцовщиков работать со многими педагогами в течение десяти дней было очень полезно. Критику воспринимать трудно и все старались сделать все самое лучшее, но к замечаниям прислушивались и уже на следующий день были видны результаты. Это был процесс эволюции. Соревнование или конкурс всегда связаны с риском. Никто не пришел с мыслью: «Я – победитель». Они все были не уверены, но имели огромное желание участвовать и чему-то научиться. Это очень полезно и это самый правильный критерий.

– Было волнительно?

– Для них – очень.

– А для вас?

– Мне было интересно. Кое-что меня очень приятно удивило, особенно в современном танце. В классике понятно, что в России очень высокий уровень. Я не ожидал, что в современных танцах в России есть танцовщики и пары, которые абсолютно овладели языком новой хореографии. Классика – это традиция, это видят каждый день, на ней выросли и этим не удивишь.

– Среди членов жюри были люди, не связанные с балетом. Как вы находили общий язык?

– Нам было интересно общаться: режиссер, актер, оперный певец, директор театра, каждый говорит со своей точки зрения. Но все реагировали, когда на сцене была эмоция. Технически можно не знать какие-то вещи, но эмоция доходит до каждого. А если уже начинаем говорить о технических вещах, а эмоций нет... В общем, это не искусство. И вот эти члены жюри были таким барометром: задевало ли их выступление эмоционально или оставляло равнодушными.

– А можно эмоции научить?

«Если ты действительно хочешь помочь танцовщику, то должен говорить все, как есть.»

– Эмоция создается в момент, когда ты находишься на сцене. К этому можно подготовиться и техника должна стать инструментом выражения. Когда говоришь на языке, ты не должен думать о словах. Слова произносятся непроизвольно, должны быть точными и чистыми. А эмоции зависят от того, как индивидуальность чувствует музыку и находится в роли. Есть выражение: «Ты не делай, ты будь». И вот тогда получается убедительно и ярко. А если не совсем уверенно, это заметно публике.

– Но тут телевидение, крупный план.

– Должен сказать, что с этим у танцовщиков были сложности, потому что условия театра сильно отличаются от студийных. Небольшие размеры сцены, телевизионный свет, который тебя сбивает, бьет в глаза, скользкий пол, слишком быстрая или медленная музыка. Но если артист обладает сильной техникой и сконцентрирован на персонаже, мы видим талант.

– Когда во время съемок вы начинали что-то объяснять танцовщикам или просили повторить, это был экспромт или заготовка?

– Это был порыв! Обычно, что-то увидишь и просишь: «Можешь сделать иначе? Покажи!». Или встаешь и начинаешь показывать сам, хотя мы сидели и показывать чаще приходилось руками. В тот момент критика могла восприниматься не очень хорошо, но на следующий день были результаты. Все это рождалось сиюминутно. Были неприятные для танцоров моменты, когда получалось плохо. Нужно было об этом говорить и объяснять, почему скучно и не интересно.

– Это привычное для вас занятие?

– Если ты действительно хочешь помочь танцовщику, то должен говорить все, как есть. Выбирать что-то хорошее и молчать о плохом, – вредно. Ведь это дело публичное: они выходят в театре на сцену и уже все видят результат. Например, я обожаю свою дочку, но я прекрасно понимаю, что она не может выйти на сцену. И что же, я буду дома ей говорить: «Ты замечательная и великая балерина», а она появится в театре и услышит свист. Реальность должна быть объективной. Можно говорить, что у вас очень красивые глаза и ноги. Но танцы – это не просто возможность продемонстрировать лицо и две конечности. Нужно двигаться, двигаться с музыкой, на сцене должен появиться персонаж. Может быть, я говорил резко, но лучше резко, но правдиво, чем мягко, но лживо.

– На что должен обращать внимание зритель, когда приходит на балет впервые? Ведь для среднего зрителя разница между балетом в провинциальном театре и, скажем, Мариинке будет в декорациях.

– Когда мы говорим об искусстве, то случаются вещи, когда человек непрофессиональный не может объяснить почему, но испытывает эмоции. Если этот момент происходит, тогда зритель поражен и влюбляется. А если все прошло без эмоции, ну так: были красивые декорации, красивая люстра, замечательные костюмчики. В общем: «Посмотрели театр – большое здание, хороший буфет, все в золоте». Значит искусство своего действия не произвело. Когда я впервые увидел Майю Плисецкую, то не запомнил, ни где я был, ни с кем. Помню только, что это была «Гибель розы» и я не спал ночь. Потому что не понимал, как это возможно: первые такты она стояла с закрытыми глазами и ничего не делала. Но это была магия. Театр становился не просто буфетом и красивой люстрой, а храмом искусства.

– Откуда эта магия у хореографов и танцовщиков?

«Танцовщик, как и любой артист, эгоцентричен. Начинаешь с утра делать класс и уже стоишь перед зеркалом, смотришь только на себя.»

– Вопрос интересный, но ответить на него не так просто. Это две разных профессии. Танцовщик, как и любой артист, эгоцентричен. Начинаешь с утра делать класс и уже стоишь перед зеркалом, смотришь только на себя. Артиста питает его духовный мир и интеллектуальное развитие. Потому что природа – это одно, а если в голове ветер, то такой простушкой или простачком и ходишь по сцене. Ты выходишь к зрителю и должен что-то сказать. А у хореографа вдохновение может происходить от разных источников: от музыки, от литературы, от танцовщика. То есть от той индивидуальности, на которую он ставит. Как говорил Бежар: «Я должен влюбиться в танцовщика, должен произойти акт любви». Когда я сам работал с разными хореографами, то чувствовал момент, в который ты воплощаешь его воображение. Хореограф обычно очень сильно зависит от исполнителя. Движение – это одно дело, но весь секрет в том, как это происходит.

– Сильно отличается работа в России и за рубежом?

– Сильно! Каждый театр отличается от другого. Это абсолютно нормально: как перейти с одной фабрики на другую. Разные традиции, разный тип мышления, разное качество.

Петр Сейбиль
http://vtbrussia.ru/culture/tvkultura/news/218477/