Спектакль "Царь Федор Иоаннович" в Театре Российской Армии посвятили Станиславскому

В театре Российской Армии премьера – спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» по пьесе Алексея Толстого. Произведение имеет богатейшую сценическую историю. Именно этим спектаклем в постановке Станиславского и Немировича-Данченко открылся Московский Художественно-общедоступный театр – будущий МХАТ. Театр Российской Армии ставит «Фёдора Иоанновича» в год 150-летия со дня рождения Станиславского, и посвящает постановку великому реформатору. Рассказывают «Новости культуры». 

Народ – тот самый главный герой постановки, о котором писал Станиславский – здесь пусть и не центральный персонаж, но неотъемлемый. На сцене – несколько поколений – мастера театра и студенты курса Бориса Морозова. А вот лица одного актера зрители спектакля так и не увидят. Медведя даже вблизи не отличишь от настоящего. Костюм Романа Панова – подлинная шкура хищника.

«Жалко, а что делать, искусство требует жертв», – говорит актер.

От Николая Лазарева требуется царская стать. Он надевает символ – корону самодержавия, при этом, персонажа своего – царя Фёдора Иоанновича называет не иначе как русским Гамлетом. Признается – от магии роли шекспировского принца Датского, его личной вершины, которую он покорял на многих сценах мира, избавиться не так-то просто.

«Периодически во время репетиций я одергивал себя: “Нет, он не такой сильный, он не готов на поступок, он переживает, он не рефлексирует”, – рассказывает Николай Лазарев. – Вот этот момент, и конечно, когда недавно был Гамлет, а он был в процессе уже репетиций “Царя Фёдора”, это какой-то ужас. Играть Гамлета, в это время репетируя Фёдора, это очень тяжело».

Репетировать пьесу Алексея Толстого начали в конце ноября. Параллельно вспоминали и первую часть «царской» трилогии – «Смерть Иоанна Грозного», которую ставил на этой сцене Леонид Хейфец в 1966-м. Посох и трон – те самые, Иоанна Грозного, лучшей, как говорили критики, роли Андрея Попова. На сцене минимум декораций – они мобильны. Либо переносят в другое место действия, как брёвна и деревянные заборы, что появляются и исчезают. Либо являются ещё и музыкальным решением спектакля, как эти - настоящие церковные освящённые колокола.

«Колокольный звон – нечто возвышающееся над всем в православном мире, – отмечает композитор Рубен Затикян. – Звук, когда он исходит прямо вот рядом с тобой, пусть это будет не профессиональный перезвон, а один или два звука или, ну, практически набат это может быть».

Режиссёр Борис Морозов вместе с художником Михаилом Смирновым создали на сцене, словно бескрайние просторы за счёт этих перегородок. На них же проекции – Москвы древнерусской. Иллюстрации взяты из архивов и книг Карамзина. И всё же главное в постановке не историческая достоверность – эмоции.

«Или это милосердие, доброта, или внимание, или это некое все-таки подавление одного человека другим, – говорит режиссер. – И что есть истина вот в этой борьбе, вот в этих началах? Мы очень хотели, чтобы вот этот путь наших размышлений был услышан сегодня зрителем».

В постановке Морозова есть всё: любовь, надежда, вера, предательство и этот «страшно добрый, желающий добра народу царь», как писал Константин Станиславский, и то же ощущение от пьесы – по Станиславскому «доброта не годится». Но о многом заставляет задуматься.

Новости культуры