Он знал только одно – что никогда не будет работать в Эрмитаже, там, где он вырос, где все было родным, и где каждая кошка его знала в лицо. Если бы не провидение, если бы не неумолимая инерция судьбы, которая с яростью цунами прокладывает путь, сметая любые барьеры, установленные человеческой волей и человеческой мыслью, то, возможно, Михаил Пиотровский так бы и не сменил проложенные на заре цивилизации древние бедуинские тропы на бесконечные коридоры Эрмитажа, которые еще не успели забыть звук шагов его отца.
Но нет смысла спорить с судьбой, особенно, если та предлагает тебе карт-бланш. Он и не спорил. Взял и подчинился, но сделал это так элегантно, как будто знал всё наперед и просто играл с судьбой в поддавки.