Павел Лунгин: "Остров" научил меня смирению"

Фильм Павла Лунгина "Остров" впервые за последнее десятилетие заставил руководство кинотеатров обратиться к телеканалу "Россия", кинопрокатной группе "Наше кино" и кинокомпании "Каропрокат" с просьбой продлить сроки демонстрации картины. Такого еще не было, чтобы на отечественной картине с не самым простым сюжетом число зрителей к третьему уик-энду не становилось меньше. О тайнах картины, трансформациях съемочной группы и актеров, об отце Анатолии и Петре Мамонове обозревателю Страны.Ru рассказал создатель "Острова" режиссер Павел Лунгин.

- Павел Семенович, первые рекламные ролики, посвященные фильму "Остров", звучали примерно так: "В ролях Дмитрий Дюжев и Виктор Сухоруков. Фильм снят при участии Петра Мамонова". Правда, практически сразу после начала проката их заменили на новые. Вы считаете возможным говорить, что Петр Мамонов лишь "участник" этого проекта?

- Я такой рекламы не видел, но, безусловно, Мамонов для меня всегда был главным человеком в этом фильме. Он и внутренне для меня являлся одним из условий существования "Острова". Просто Петя не до конца актер, может, совсем не актер, а личность, способная заниматься и кино тоже, но никогда не меняющая своей сущности, своей особой психической структуры. Его роль нельзя было играть, ее надо было прожить, и он ему одному свойственным образом и прожил ее. По-своему, по-другому, возможно, более драматично, чем в настоящей жизни. Но есть в Петре Мамонове мощное генетическое свойство, особый тип веры - юродство, когда человек от своего разума, от тела своего, от чувства голода, холода и жары отказывается во славу Бога. И во всех его спектаклях есть элемент какого-то судорожного отказа от себя во имя чего-то более высокого.

- Изменился ли Мамонов со времени вашего первого совместного фильма "Такси-блюз"?

- Он значительный путь прошел, огромный труд совершил. Конечно, за это время он воцерковился, ушел от мира (сначала, видимо, обидевшись на мир), потом нашел себя в вере. Но в то же время остался в его личности, в его душе тот краеугольный камень, что был всегда. Так что это все тот же Петя Мамонов, тот же "человек-спектакль", мучающийся, кающийся... Может быть, только добрее стал.

- Впервые в жизни я сталкиваюсь с таким эффектом от фильма, когда все как один, с кем бы я ни разговаривала, говорят, что они либо уже посмотрели, либо вот-вот пойдут на "Остров". Что, собственно, отражается на кассовых сборах, не сокращающихся вот уже третью неделю. Даже те, кто никогда не ходил в кинотеатры, отправились смотреть ваш фильм. Вы уже поняли, в чем секрет успеха вашего фильма?

- Не знаю. Секрет успеха - это всегда самая большая тайна. Мне кажется, что у людей есть огромная внутренняя необходимость понять, что они живут не только ради материального успеха. И кризис современной России в том числе от того, что ее очень резко, внезапно кинули в мир потребления, отрезав абсолютно все остальные пути. Получилось "поджаривание" на сковороде материального мира. Страна так никогда не жила, и народ так никогда не жил. Всегда были споры, была борьба идей, и вдруг оказалось, что весь верхний этаж отрезали. И стало действительно страшно: маленькие мальчики говорят только о моделях телефонов, большие мальчики говорят только о моделях автомобилей, взрослые мальчики говорят только о домах, которые они купили, или купят, или хотят купить.

- Но ведь "Остров" не становится ответом на незаданные вопросы. Он вроде бы и не об этом.

- А фильм не может являться ответом, фильм всегда является или знаком вопроса, или форточкой, отдушиной. Ведь в каком-то смысле современный мир манипулирует людьми, замкнув мир искусства и духовный мир в сферу потребления. Ты должен потреблять кино или книги так же, как потребляешь колбасу и сосиски. Идешь в супермаркет, и тебе цветом обложки точно указывают, что ты получишь. Именно это, мне кажется, и вызывает у людей внутреннее сопротивление. В этом смысле "Остров" оказался совершенно неформатен, перпендикулярен современной потребительской тенденции. Видимо, эта "перпендикулярность" привлекает зрителей.

- Спустя неделю после того, как вы отослали сценарий руководству ВГТРК, вам перезвонили и сказали, что будут финансировать проект. Это оправданное решение для канала "Россия"?

- Сам факт существования фильма "Остров", - это в принципе абсолютно волевое и осознанное решение канала "Россия". И Олег Добродеев, и Антон Златопольский, и Сергей Шумаков, который вел со мной "Остров" как соавтор, - эти люди рисковали тем, что их не поймут, что фильм станет невостребованным. Они просто сочли своим долгом сделать то, во что они верили, то, что они считали необходимым для зрителя. Рядом есть примеры других каналов, которые точно знают, как надо щекотать, смешить, пугать, ужасать, потому что эти эмоции не подведут и люди их всегда купят.

"Россия" поверила в духовные возможности нашего зрителя, и успех "Острова" говорит о том, что там были правы. Люди по-прежнему хотят духовной жизни, духовного общения - они открыты для сложных вопросов, для сложного искусства. У них душа есть, и она болит. И сейчас, когда мы собрали в прокате больше двух миллионов, кинотеатры не по контракту, а по собственной воле оставили фильм на четвертый уик-энд. Мне очень приятно, что мы вместе победили, и я очень благодарен каналу "Россия".

Надеюсь, что ВГТРК и дальше будет удивлять нас неожиданными, непривычными, совершенно непредсказуемыми фильмами, в которых соединяются и художество, и искусство, и интересы зрителя.

- С кем не встретишься, все непременно говорят об "Острове". Так, Константин Кинчев мне сказал, что фильм Мела Гибсона "Страсти Христовы" сделан для неверующих, потому и "пробивает" именно их, а фильм Лунгина - для христиан. Правильно ли это утверждение?

- Вы знаете, я к стыду своему не видел фильма Гибсона, потому что он вышел как раз тогда, когда я готовился к "Острову", и я боялся любого влияния на себя. Но я понимаю, что хотел сказать Кинчев. Потому что в мире этого Острова существование Бога есть неоспоримый факт. Это не богоискательский фильм, к которым все привыкли, не рассуждение на тему "верить или не верить". В нем Бог существует как данность, такая же незыблемая, как море, вода, приливы, отливы и вся природа, которая окружает героев фильма. И в этом смысле "Остров", конечно, фильм для верующих, но, кроме того, этот фильм и для тех, кому больно. В нем сосредоточены два ощущения: в этом мире есть Бог. И если у тебя есть сознание греха и раскаяние, то ты - человек.

- Никита Михалков плакал на премьере "Острова", Дмитрий Дибров умилялся. Кажется, и самого известного буддиста страны Бориса Гребенщикова вам удалось потрясти?

- Гребенщиков, кстати, два раза смотрел фильм. Он сказал, что "Остров", наконец-то, примирил для него буддизм и православие, что он просто будто родился заново, он говорил мне такие слова, что я покраснел на полгода вперед от удовольствия. Но, по крайней мере, он был действительно очень взволнован. Он сказал: "Мне теперь все ясно". Что ему ясно, я так и не понял. Да словами этого и не скажешь.

- Для вас было важно, что отец Анатолий после войны оказывается в 1970-х?

- Так было в сценарии, и мы не стали менять. В принципе, эта история могла произойти и сейчас - и после афганской, и после чеченской войны. После любой бандитской разборки или пьяной драки. Человек может встать на путь зла случайно, неожиданно, оно подстерегает его за углом. Это не Раскольников, который долго сидел, размышлял, высчитывал, ставил над своей личностью эксперименты и совершил зло осознанно и разумно. Здесь наоборот: сделал шаг, и вдруг - или ты убил, или тебя убьют. Ты убиваешь, а сам до конца так и не понял, что произошло. И случайность этого подстерегающего нас зла является основой. Было что-то правильное в этой потерянности во времени. История отца Анатолия актуальна внутренне, а не внешне. В ней вообще нет никаких примет времени.

- Вы прожили в фильме год, и вам трудно быть беспристрастным. И все же есть в картине самые важные для вас сцены?

- Я не знаю. Кажется, что кульминация происходит на изгнании беса, хотя я до конца не понимаю, почему. А сам я всегда плачу, когда герой Мамонова, отец Анатолий, говорит, что он умрет скоро. И это признание, это приятие смерти, его смирение каждый раз меня поражают.

- В одном московском храме было обсуждение "Острова", где был вынесен вердикт: фильм хороший, только церковь предстает прекрасным, светлым, но обособленным островом, находящимся вне контекста мира...

- "Остров" - фильм не церковный, и не надо его воспринимать в контексте церкви. Я сам человек верующий, православный, но не воцерковленный. В церкви есть внутренние течения, полемика какая-то, этого я не понимаю. Наш фильм про остров спасения, и образ острова - это образ души и спасения человека. Если вы заметили, там показана система островов, от каждого острова виден следующий остров и дальше следующий. Эта цепь бесконечных островов и есть душа человека.

Но расшифровывать все до конца было бы неправильно, должна оставаться поэзия. Тем-то кино и хорошо, что его не может заменить лектор, который будет стоять возле экрана и обсказывать происходящее. Тут рождаются неясные до конца символы, но именно они и работают.

- Ощущение определенного внутреннего диссонанса вызывают Сухоруков и Дюжев, загримированные под чрезвычайно добрых Дедов Морозов в противовес Мамонову, снимавшемуся без грима. Нельзя ли было смягчить яркие образы положительных батюшек?

- А лучинки-то как раз были у Сухорукова свои, естественные. Ко мне пришел взрослый человек, похожий на младенца, - лысый, как яйцо, совершенно бритый и немолодой. И меня поразило, что с бородой, с седыми длинными волосами, он как будто сам внутренне переменился и вдруг превратился в дитя. Мне этот образ очень понравился, мы его обсуждали и нашли, что его герой будет не строгим игуменом, а, напротив, лучистым и безгрешным, но в то же время эгоистичным, любящим себя и свои удобства.

Да ведь и в Дюжеве под маской красавца-хозяйственника (может, прежде он был офицером?) скрывается реальная трагедия характера. Он пытается верить, хотя у него это не всегда получается, потому он и подменяет веру хозяйственной и административной деятельностью. Мне сказал отец Владимир Вегилянский, что успех "Острова" в том, что здесь все люди - живые характеры со своими слабостями, со своими реальными ситуациями. Они сумели выразить ту правду своего существования, которая, если есть в человеке, ведет к более высокой Правде. А высокая правда христианства и Христа будто спускается и осеняет их своей благостью. И тогда получается, что все актеры, несмотря на свои немножко волшебные облики, сыграли очень живые, жизненные характеры.

Ведь и отец Анатолий не совсем положительный герой, он не лишен гордыни. Этот человек бывает жесток и суров к другим людям, и иногда совершенно неоправданно. Зачем ему было жечь сапоги настоятеля? Они все трое абсолютно неидеальные, несовершенные люди, но от этого и рождается правда их хора.

- Отец Анатолий умирает примиренным с жизнью, раскаявшимся в грехах. И настоятель монастыря, и отец Иов осознали свои грехи, пытаются исправляться. Вы хотели именно хеппи-энда, когда добро побеждает зло?

- Так ведь не было зла и не было добра. "Остров" снят в житийной форме. Поначалу, когда ко мне попал сценарий, я думал: Господи, как же этот лжеумерший, неубитый капитан буксира превратился в адмирала? Это же неправда. Почему он не стал таксистом с одной рукой, никак не пострадал, не сидел по лагерям? А потом я понял, что в этом и есть житийная простота. Как клейма на иконах рассказывают о событиях, так и у нас должна была быть история с ясной и простой формой, чтобы в ней вместилась вся сложность бытия. Адмирал - зато несчастливый адмирал. Адмирал, но - ничего не понявший адмирал. Даже когда он увидел своего мнимого убийцу, он ничего не простил, ничего не понял. С чем пришел, с тем и ушел. Простота решений и позволила создать глубину.

Можно было уйти в мелкий психологизм и потерять главную мысль. Почему Иов внутренне становится учеником отца Анатолия? Нет ответа, но думаю, что его, как говорит современная молодежь, "пробило". Я даже знаю то место, когда он осознал что-то: вот он заглянул в грязный ящик, понял, что отец Анатолий хочет там лежать, и эта неизбежность и ясность смерти как-то вдруг пробила его броню.

Это не совсем хеппи-энд, потому что они осознают, какой огромной потерей для всех стала смерть неприметного истопника, а мучающийся нераскаянными грехами юродивый оказался настоящим старцем. С другой стороны, конец-то открытый, потому что смерть отца Анатолия не трагична, для него она - избавление. Вообще путь веры и путь монашества - не тот путь, где ты обретаешь счастье, он очень непрост.

- Вас лично работа над "Островом" и сам фильм изменили?

- Как все в жизни - и да, и нет. У Льва Толстого как-то раз спросили, какой момент его жизни был самым главным. Он ответил: главный момент жизни - это тот, которым я живу сейчас. Вот я сейчас с вами говорю, и этот момент самый главный, у меня другого такого не будет.

Превращения из Савла в Павла не произошло, но мы все исподволь подходим к чему-то. Конечно, сняв такой фильм, я уже иной, но что во мне изменилось, я точно не знаю. Я только знаю, что "Остров" научил меня огромному смирению, потому что фильм получился гораздо больше, чем я сам, я один. И Петя, и Витя Сухоруков, и наш оператор, и сценарист, мы все, сами по себе какие-то отдельные люди, вдруг собрались и превратились во что-то намного большее, чем его составные части. Так что "Остров" - это еще и школа смирения.