3 сентября 2013, 18:51 3 сентября 2013, 19:51 3 сентября 2013, 20:51 3 сентября 2013, 21:51 3 сентября 2013, 22:51 3 сентября 2013, 23:51 4 сентября 2013, 00:51 4 сентября 2013, 01:51 4 сентября 2013, 02:51 4 сентября 2013, 03:51 4 сентября 2013, 04:51

Танцующая с ведьмами (Аэрофлот)

Мария Гулегина об объемных образах и умных постановках, одесском языке и японской кухне.

Мария Гулегина об объемных образах и умных постановках, одесском языке и японской кухне.

- Мария Агасовна, вы приняли предложение телеканала «Культура» войти в жюри второго конкурса «Большая опера». Почему? Насколько я знаю, вы никогда не соглашались участвовать ни в каких жюри.

- Я решила проверить, можно ли сделать все честно. На своей шкуре я однажды узнала, что такое несправедливость, и поэтому буду пристально следить за тем, чтобы в конкурсе соревновались именно певцы, а не члены жюри. С другой стороны, я страшно благодарна за то третье место на конкурсе Чайковского в 1986 году. Ведь если бы я в 24 года получила золотую медаль, имея в кармане контракт с Ла Скала, представляете, как бы я задрала нос? А так я сказала себе: «Все равно докажу, что они не правы».

- Вы смотрели предыдущую «Большую оперу»?

- Конечно.

- Победительница Вероника Джиоева изначально была лидером?

- Как же могло быть иначе, если она профессионально и очень успешно поет в театре? У другой девочки-сопрано, Евгении Ширинянц, очень большие способности, но надо учиться. Иногда вредно выходить на сцену в таком виде. Кажется, ну вот же успех, и непонятно, что успех этот только сегодня и только за красоту и молодость. Владению голосом нельзя научиться за год или два. Певец становится певцом, когда он может выразить голосом чувства, а не просто спеть верхние и нижние ноты.

- Этому учат педагоги?

- Нет, научить этому невозможно. Педагог должен давать импульсы, чтобы молодой человек начинал думать.

- А в каких терминах он это делает? «Больше страсти»?

- К каждому ученику – свой подход. Заниматься нужно индивидуально, ежедневно, как со своим ребенком. Вот тогда что-то получится.

- А может быть хорошим педагогом человек, который сам никогда не выступал перед большой аудиторией?

- Может, но все равно лимит его сознания меньше, чем у того, кто пел на большой сцене.

- Какой у вас рекорд?

- В каком смысле? Самое большое количество зрителей – даже не на «Арене ди Верона», где я без подзвучки пела для 20 тысяч человек. Тысяч семьдесят было на стадионе в Корее, где я исполняла Аиду, и в один момент отключились микрофоны. Слава богу, на репетиции, но я не потерялась и продолжала петь. Все удивились, что все равно слышно.

- Для оперного певца слушать, как другие поют, – напряжение?

- Да, связки-то работают. На чужие спектакли я никогда не хожу в театр. Вдруг там кондиционеры или рядом кто-то чихнет. А люди уже купили билеты на твое выступление, летят из других стран – это обязывает. Часто, даже когда чувствуешь, что больна и надо отменить, все равно стараешься выйти на сцену. У вокалистов борьба с бронхитом – это борьба всей жизни.

- Мне иногда говорили артисты, что сцена лечит.

- Помню один случай. Это был юбилейный концерт Пласидо Доминго в Ковент-Гардене, и я должна была с ним петь Федору. Но накануне у меня обнаружили двустороннее воспаление легких. Увезли в больницу. Замену найти за такой короткий срок нереально. Юбилейный концерт под угрозой срыва. Я подумала: «Ну ладно, все равно же не меня приехали слушать. Если так просят, надо выйти». А мне в это время в госпитале делают процедуры. Я говорю: «Пожалуйста, побыстрее». Они на это: «А куда вы торопитесь?» Я отвечаю: «Как куда, у меня спектакль сегодня». Они: «Правда?» Решили, наверное, что мне уже в психушку пора. Во время спектакля мне кашлять нельзя было – я ж не Виолетту пою чахоточную, а Федору, а у нее со здоровьем все в порядке. И я кашель как-то задерживала и пропевала. Когда потом пришел врач, который там дежурил, и посмотрел связки, оказалось, что они даже не такие красные, как до спектакля. Да, сцена лечит. На следующий день мои фото были на первой странице вместе с Матерью Терезой и Мадонной. Но что важнее, сцена лечит от душевных переживаний. Если бы, когда не стало мамы, Пласидо Доминго не настоял на моем приезде в Лос-Анджелес, я бы до сих пор рассматривала ее фотографии, сидя дома на ковре. Он сказал: «Я тебя понимаю. Жить не хочется. Но единственный выход из положения – работать».

- Вы родились в Одессе. Часто про нее вспоминаете?

- Что значит вспоминаю? Я одесситка.

- А язык одесский знаете?

- Шо вы хотите, шоб я не говорила на своем языке?

- А почему интервью не даете на одесском?

- Если серьезно, стараюсь сохранить чистый русский. Я не хочу когда-нибудь приехать в Россию и начинать «гофорить» с таким вот немножечко французско-немецким акцентом: «Я не знаю, как там у вас по-рюсски, но я вся такая иностранка. Не знаю, как вы тут в лаптях ходите, медведи у вас тут».

- К счастью, вы довольно часто приезжаете в Москву, чтобы заметить отсутствие медведей.

- Я ж замуж вышла в Москву, мой муж Вячеслав Мкртычев – государственный тренер сборной России по греко-римской борьбе. Я тут бываю и из-за него.

- А когда будете петь в Москве в ближайшее время?

- 20 октября в Большом зале консерватории концерт в честь 200-летия Верди.

- Вы говорили, что пели девятнадцать его опер.

- Думаю, больше уже. Я не пела самые колоратурные. Джильду из «Риголетто». А Виолетту из «Травиаты» спела. Ничего. Шесть спектаклей продержалась, через день. В Японии.

- У вас там мощный фан-клуб.

- Японцы такие трепетные. Я как-то захожу в театр и говорю: «Коничива» (японск. «привет» – прим. ред.). Низким таким голосом. Они сразу заволновались: что такое, что случилось, почему Гулегина-сан сегодня в плохом настроении. А я просто сказала «коничива» на пару тонов ниже обычного.

- Вы знаете много слов по-японски?

- Что вы, в Японии в любом суши-баре я буду заказывать себе еду на чистом японском, полностью называя блюда.

- Любите японскую кухню?

- Обожаю. Для того чтобы понять вкус суши или сашими, нужно пробовать это все в Японии.

- А в Люксембурге, где вы живете, как с японской кухней?

- Хуже. Японский ресторан у нас всего один. Мы туда ходим по субботам с сыном. После сольфеджио его забираю и везу кормить. Если я дома, конечно. Ребенку нужен праздник – мама приехала.

- Я знаю, что у вас дома целый зоопарк – несколько собак и кошка.

- Одно время собак было пятеро, сейчас три. И одна кошка. Я даже тигра хотела купить, переговоры шли. Но передумала, когда завела мастино наполетано. Я тогда пела в Ла Скала «Манон Леско». По дороге в отель был зоомагазин. А там – она. Смотрит на меня голубыми глазами. Я каждый день заходила и спрашивала: «Можно я ее потрогаю?» Мне не разрешали. И однажды я ее не увидела. У меня случилась истерика. Стала выяснять – ее пообещали отдать другим. Как другим? Я ее люблю, она мне как родная! В общем, мы договорились, и я увезла ее с собой. Назвала Манон. По-нашему – Маняшей. И вот тогда я поняла, что такое иметь опасного зверя в доме. Осознала, что тигра заводить не надо.

- Вы активно ведете фейсбук (запрещена в РФ).

- Меня заставили. И веб-сайт завести тоже заставили. Я говорила: «Ну зачем? Я певица, зачем мне это надо?» Я ж не кетчуп и не стиральный порошок, чтоб себя рекламировать. Раньше это вообще считалось неприличным. И от интервью тоже отказывалась – не понимала, как можно рассказывать о том, какая я замечательная. А потом поняла, что можно просто давать информацию. Без восхваления. Опять же, общение с поклонниками. Читать отзывы приятно, причем любые, но живое общение все равно лучше. Лет 6–7 назад в Метрополитен-опера можно было заглядывать к нам в гримерки без разрешения. Когда это запретили, многие перестали ходить в оперу, потому что им было интересно зайти и сказать: «А вот вы сегодня Скарпиа убили по-другому». Один раз ко мне пришла мисс Массачусетс в короне, уже старенькая бабушка. Очень важно, что человек пришел лично высказать свою любовь. Поем-то мы для зрителей. Хоть один слушатель есть – всё, появляется азарт. Старейшей моей поклонницей была бабушка Инноченца. Ей было 96 лет, когда она умерла, и незадолго до этого она ко мне прилетала в Ла Скала.

- В рецензии на ваше недавнее выступление в Питере леди Макбет в вашем исполнении охарактеризовали следующим образом: «Такая – зарежет». Если делать подборку опер по этому принципу, много найдется?

- У драматических сопрано – почти весь репертуар. Норма, Тоска, Макбет, Абигайль из «Набукко», в какой-то степени Турандот. Но образ должен быть объемным, его нужно рассмотреть со всех сторон.

- А в случае с хорошими героями тоже нужен баланс?

- У меня хороших-то и не было. Разве что Лиза из «Пиковой дамы». Чистый ангел. В ней ничего плохого искать не надо. Наоборот, Лиза должна быть такой, какой ее создали Пушкин и Чайковский. Я даже не хочу рассказывать, что в одной постановке делает Лиза, когда ей Герман говорит «Остановитесь, умоляю». Вообще-то она должна убегать.

- Вы не любите эксперименты в театре?

- Постановки должны быть умными. Не обязательно, чтобы все было в золоте, бархате и пыли. Фелида Ллойд поставила гениального «Макбета», я его пела в Париже, в Ковент-Гардене и в Барселоне. Потрясающий «Макбет» был у Эдриана Ноубла в Метрополитене. Гениальный «Макбет» – Франческо Негрин. Мне предложили перед самой тяжелой сценой не отдыхать, как обычно, а танцевать с ведьмами. И я сказала: «Да! Изумительная идея!».

Полина Сурнина
Аэрофлот, сентябрь 2013

Читайте также

Видео по теме

Эфир

Лента новостей

Авто-геолокация