Любить нельзя воспитывать Выпуск 176

Д.ЗИЦЕР: Добрый день, дорогие друзья. Я желаю вам прекрасного вторника, ну, вернее, прекрасную вторую его половину или его окончания. Это программа «Любить нельзя воспитывать».

Есть уже несколько сообщений, очень постараюсь ответить и не забывать, как иногда со мной бывает. Ну, что же, давайте начинать с музыки, послушаем, да и за наши разговоры.

Ну, послушали мы музыку, и теперь на линии у нас Марина из Москвы. Здравствуйте.

МАРИНА: Добрый вечер.

Д.ЗИЦЕР: Привет, привет. Слушаю вас.

МАРИНА: Здравствуйте, Дима. Во-первых, хотела поблагодарить вас за все, что вы делаете. Я, несмотря на то, что я, можно так сказать, недавно присоединившийся слушатель, благодаря моей маме педагогу дошкольного образования. Она мне посоветовала ваш канал. Ну, не буду долго предысторию, просто хочу сказать, что большое спасибо, правда, уже активно поглощаю ваши советы.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большущее, мне приятно это слышать. А, главное, мама какая у вас замечательная. Дело не в том, что она меня популяризирует, дело не в этом, просто обычно все наоборот. Обычно дочери звонят и говорят – как бы мне маме дать это послушать. А у вас, видите, вектор в обратную сторону. Прикольно, маме поклон. Я вас слушаю, Марина.

МАРИНА: Спасибо вам большое. Дим, я вот молодая мама, если можно так сказать, ребенку 1 год и 5 месяцев. Есть несколько вопросов, но первый, вот один из тех, на который пока я не нашла ответа сама, это соблюдение ребенком требований, соблюдение мной неких условностей. Например, наверное, приведу пример, чтобы было понятно, то, что не проходит. Это я обязательно должна быть в тапочках везде дома, даже в кровати. Это, сразу оговорюсь, что это распространяется только на меня из членов семьи. То есть папа у нас освобожден от этих…

Д.ЗИЦЕР: Конечно. Имеет право ходить в той обуви, в которой ему удобно, да?

МАРИНА: Да, босиком, не важно. А я, если ребенок видит меня босиком или, не дай, бог, я пошла в душ, а ему надо, конечно же, посмотреть в любом случае, она несет мне эти тапки, кидает их в ванну. Это, например, первый такой момент. Началось это вот, наверное, в 1 год и 3 месяца, сейчас ей 1 год и 5, или в 1 год и 2 даже. Плюс там ездили на отдых, маска, сейчас это очень актуально, она просто не давала мне снимать маску везде, даже, опять же, в душе. То есть ее могло это довести до истерики буквально. Там домашняя одежда. Вы уже поняли, на что…

Д.ЗИЦЕР: Да все я понял, уже.

МАРИНА: Может быть, это глупый вопрос, но иногда это доводит до…

Д.ЗИЦЕР: Нет, это вообще не глупый вопрос, почему? Это вообще не глупый вопрос. Но только из любопытства я спрошу вас, как же вы выходите из положения-то, на самом деле?

МАРИНА: Вы знаете, я вот, почему как раз начала беспокоиться, потому что с утра, например, в 7 утра, ты просто сдаешься и говоришь – ладно, пусть она одевает мне эти тапки, я полежу, ничего страшного. Потом я начинаю думать – а вдруг ребенок будет расти со временем, хотя она у меня, честно, очень понимающий такой человечек, и, в принципе, все, что я ей объясняю, она понимает уже.

Д.ЗИЦЕР: Марин, ну, давайте, я готов дать вам ответ. Я думаю, что вы будете от него не в восторге, но я вам его дам. Ну, во-первых, нечего волноваться, все в порядке, не волнуйтесь, конечно, до 50 лет она не будет на вас тапки надевать. Но мне кажется, вы не обязаны соглашаться. Вот я обычно рассказываю, как, на самом деле, нужно там компромисс, не компромисс, тут и есть компромисс, но вы не обязаны соглашаться. Вернее, я-то рекомендую вам совсем не соглашаться. Ну, просто сказать «нет».

Я объясню, почему и заодно объясню, мне кажется, то есть я не знаю, насколько я прав, но мне кажется, это тот самый случай, когда у вас с ней, естественно, очень сильная эмоциональная связь. Вот именно поэтому вся эта штука относится только к вам. Не относится к папе и не относится к разным другим людям, а относится к вам. Это такая эксплуатация, в хорошем смысле слова эксплуатация, не волнуйтесь, эксплуатация этой эмоциональной связи. Тем более что вы на это эмоционально реагируете.

Теперь смотрите, если вам кажется, что эта игра зашла слишком далеко, это игра с ее стороны, но, если вам кажется, что эта игра зашла слишком далеко и перешла некоторые границы, очень мягонько, очень аккуратненько, обнимая, целуя и шепча на ушко, и поглаживая, и так далее, но все-таки нужно сказать «нет», кажется мне.

МАРИНА: Наверное, поэтому я и обратилась, потому что начала понимать, что уже очень стало тяжело. То есть, конечно, когда меня покидают силы, и я ей говорю «нет, все», я объясняю, почему. Я, например, показываю в спокойные моменты, что, говорю, вот смотри, мы же не надеваем туфельки, когда ты лежишь в постели или еще что-то. Но иногда, конечно, понимаю, что, может быть, легче согласиться, потому что получаешь…

Д.ЗИЦЕР: Нет, легче согласиться, но соглашаться, мне кажется, что в данном случае соглашаться не стоит. Теперь, может ли быть на первый раз реакция на это истерика, как вы это называете? Слушайте, теоретически может быть. Но я на эту тему вас успокою, у нее истерика не от этого. Это очень косвенный повод, очень-очень косвенный.

На самом деле, это вот такая эксплуатация, еще раз, в хорошем смысле слова и в кавычках, конечно, но эксплуатация ваших отношений, когда вы на нее реагируете, когда она продвигает эту связь и так далее. Поэтому, если она очень-очень огорчится на эту тему, вы обязательно ее пожалейте, обязательно ее обнимите, обязательно ее успокойте, обязательно дайте попить водички. Но нет, нет.

Я объясню еще, Марин, почему мне кажется, что ответ «нет», потому что она ведь, ну, так сказать, умничка полуторагодовалая учится у вас еще тому, что такое человеческие границы. И тут, конечно, она переходит ваши человеческие границы. У любого человека они есть. И нам же надо, чтобы у нее они тоже были, чтобы она тоже умела сказать «нет» в какой-то момент. Нет, со мной так нельзя, со мной так не следует. Поэтому очень спокойно, очень мягко, очень любя, мы просто говорим – нет, котик, нет, я тебя очень люблю, в тапочки поиграем, нет, сейчас я их сниму, мне жарко, мне плохо, мне неудобно, не знаю, там все, что верно, то и подставляйте. Вот так.

МАРИНА: Хорошо. Ну, прямо, видимо, моя интуиция меня в правильном вела, и мне, наверное, хотелось, чтобы кто-то это озвучил уже, чтобы я нашла силы начать…

Д.ЗИЦЕР: Ну, и отлично. Нет, нет, спокойно, ничего страшного, все бывает, это не вопиющая ситуация, и бывают такие. Конечно, у одного в тапках она проявляется, а у другого в еде. Прощаюсь с вами, желаю вам удачи.

МАРИНА: А еще один вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте быстро, скорей-скорей.

МАРИНА: Несколько секунд. Скажите, по поводу истерик вы говорили много, вот хотелось уточнить еще один момент. Сейчас начался вот этот период «я сама, я сама, я все сделаю сама», но вдруг, когда начинает что-то не получаться, она начинает выходить из себя. И сразу же, первое, что я говорю – иди сюда скорей, я тебя обниму, пожалею, помогу, но помощь она отвергает, она сразу начинает кусать, бить, опять же, именно меня. Если вдруг даже что-то произошло, когда они играли с папой, она бежит, бросается ко мне и идет меня именно, извиняюсь, колотить. Хотя ребенок в остальных моментах…

Д.ЗИЦЕР: И вы говорите в этот момент, нет, Марина, в этот момент вы говорите твердо, не жестко, но твердо, твердым голосом говорите – нет, я не согласна, я тебя очень люблю, но я не дам тебе меня обижать, я сама никого не обижаю, у нас в семье никто никого не обижает, нет. И все, и физически не давать, прямо не давать. Не делать ей больно ни в коем случае, не давать. Ну, что, взрослая женщина, а она девочка полутора лет, просто не давать. Вот и все.

МАРИНА: Спасибо большое. Согласна.

Д.ЗИЦЕР: Все, не волнуйтесь. Еще раз, это никакая не вопиющая ситуация. Но это ситуация, конечно, когда рамки надо поставить. Это оно, второй пример относится к первому на сто процентов, это тоже нарушение границ. Когда мне плохо или когда у меня тяжелое эмоциональное состояние, я иду нарушать границы другого, потому что у меня сложилась такая традиция. Нет, нарушаем традицию и изобретаем новую. Пока.

Владивосток у нас на линии, Мария, здравствуйте. Доброй ночи во Владивостоке-то.

МАРИЯ: Да, доброго времени суток. Спасибо огромное вам за вашу работу и вашей команде всех благ и дальнейшего процветания. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большущее.

МАРИЯ: В общем, вопрос у меня такой. Я педагог дополнительного образования. Ребенку моему, девочке 15 лет. Ее проблема не решается уже около двух лет. В школе ее мальчик обозвал толстой и с тех пор она худеет. У нее уже были обмороки, она принимала какие-то таблетки для похудания, попадала из-за этого в больницу. И с мамой на этом фоне развились проблемы в отношениях, конфликты по поводу еды, по поводу того, что она не ест. Мама у нее работает на высокой должности в прокуратуре. Но, возможно, проявляется жестокость, ну, как бы по рассказам ребенка, но я стопроцентные доказательства никакие, ничего не видела. С папой они в разводе.

Ну, и не так давно опять у нее был вот этот эмоциональный всплеск, она ко мне обратилась и до сих пор у нее одна вот эта проблема, она твердит, что до сих пор толстая, хотя весит, ну, она как бы очень худенькая, весит около 45 килограмм. Ну, вот я хотела бы от вас помощи. Скажите, пожалуйста, как помочь ребенку наладить, во-первых, с мамой как-то отношения, и поверить в себя, понять, что она худая, на самом деле?

Д.ЗИЦЕР: Марин, вы знаете, что, я скажу вам, но тут ведь какая штука, надо бы с мамой разговаривать нам вообще-то. Потому что я очень хорошо понимаю и разделяю ваш порыв, но она не может односторонне наладить отношения с мамой. И вы правы, и очень вероятно, действительно, что вся эта история с ее похуданием связана с отношениями, и не только с отношениями с мальчиком. Но в этом смысле ничего не получится, она не может в одну сторону, в одни ворота, так сказать, ну, невозможно вечно мячом стучать. Ну, мама-то вообще, она в курсе, что у нее та себе отношения? Она понимает? Она внутри этой истории или не очень?

МАРИЯ: Ну, вообще да. И то есть я ей даже как-то советовала, не знаю даже, правильно, не правильно, но вот как бы тоже по интуиции чувствовала с мамой выйти на разговор. Говорю, если ты переживаешь, напиши на листке бумаги, сядьте вместе с ней, обсудите какие-то проблемы, конфликты. В принципе, она говорила, иногда получалось у нее, она выходила с ней в нормальные отношения. Потом опять срывались, видимо, у той, может быть, что-то на работе складывается не так, не знаю. Ну, и недавно она тоже с ней. Я говорю – ну, попробуй сменить обстановку, попробуй пригласить ее куда-то. Говорю, если у вас дома угнетающая такая обстановка, попробуйте погулять с ней. Ну, вот они выходили, гуляли.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Марин, ничего не получится, нет, нет. Если, смотрите, если у вас хорошие отношения с этой семьей, если мама, хотя бы минимальные шансы есть на то, что мама вас услышит, надо встречаться с мамой. Потому что ничего не поделаешь, когда речь идет о девочке 15 лет, тем более, о девочке, в общем, в непростом психологическом состоянии, судя по всему, сила на 100 процентов, ну, на 90 процентов на маминой стороне. И в этом смысле эта 15-летняя девочка, не обладающая силой, она может сколько угодно попытаться поменять эту ситуацию, мама первый раз сорвалась, наехала и все, понимаете.

То есть мы с вами, давая советы, я разделяю ваши советы абсолютно и поддерживаю, но только в этом случае мы ничего не можем сделать, к сожалению. Так что, если давать совет, мне кажется, звать маму. Звать маму в такую поддерживающую беседу, не говоря, естественно, ей о том, какая она, так сказать, нехорошая, и как она все делает не так. А, напротив, говорить ей о том, что вы хотели бы, как педагог, как профессионал, вы хотели бы с ней поговорить, что есть какие-то вещи, которые вы угадываете, вещи, которые вас волнуют. И вам кажется, что, может быть, можно было бы попробовать поступить вот так, и, возможно, вы можете какую-то помощь оказать, и так далее. Потому что, слушайте, в этой ситуации…

МАРИЯ: А мне ей говорить, что она ко мне обращалась? Ну, вот девочка подходила, обращалась и не единожды.

Д.ЗИЦЕР: Нет.

МАРИЯ: Нет, не говорить, да? Просто со стороны вроде бы как.

Д.ЗИЦЕР: Не говорить. Я вам скажу, при каком условии вам можно это говорить. Во-первых, если девочка вам разрешит. Вот просто, если она разрешит, если вы сочтете нужным ее спросить. Потому что иначе вы ее, извините за выражение, закладываете. И мы же не знаем, если мы предполагаем, что у них в семье тяжелые отношения, это может вернуться к ней бумерангом. Это не тот случай.

Знаете, я всегда советую разговаривать, потому что человек должен себя уметь защищать, но тогда человек сам имеет право решить, к кому и как он обращается. Нет-нет, напротив, вам карты в руки. Напротив, вы говорите, как педагог, я вижу, я подозреваю, мне кажется, мне кажется, что я могу помочь и так далее. Так что вот так. Я думаю, что вот так.

МАРИЯ: Поняла. Спасибо вам огромное. Спасибо большое.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Всего вам доброго, до свидания.

Попробуем успеть сообщение за минутку. «Обычно слушаю в подкастах, поэтому слышу в записи. Вопрос. Сыну 6,5, дошкольник. Домашний мальчик, очень музыкальный, любящий петь. С большим удовольствием ходит в первый класс музыкальной школы, отделение сольного вокала. Сегодня неожиданно педагог написала, что в субботу у него будет экзамен по специальности, надо прийти нарядным и т.п. Мальчик впечатлительный, очень переживающий чужие оценки, не любящий конкурсы, публичных испытаний, теперь в слезах, не хочет идти на этот экзамен.

Как его поддержать? Как не спугнуть подобными аттестациями любви к музыке? Добавлю, с первых дней занятий в музыкалке дети получают оценки в дневник». О, господи. «А по одному предмету, слушание музыки регулярные домашние задания, что очень огорчает моего сына и меня, поскольку задания весьма скучные. Заранее благодарна за ответ. Мария из Ногинска».

Мария, вот, что я вам скажу. Мне кажется, судя по этому сообщению, вы знаете ответ. Ну, во-первых, нужно поговорить с учительницей, конечно, и послать ей сообщение позитивное – нельзя ли случайно обойтись без этого самого экзамена? Почему? У вас есть самые сильные в мире аргументы – потому что человек расстраивается, потому что это человека отвращает от любимого занятия.

Теперь, предположим, вы решите, что нет, на экзамен надо идти, и учительница скажет вам «нет», и вы решите при этом оставаться в этой музыкальной школе и так далее. Тогда выхода нет, нужно вместе с сыном придумывать замечательное приключение. Ну, например, чтобы он пошел на этот экзамен и посмотрел вокруг, и посмотрел, как там что устроено, и вам потом рассказал, как немножко, как разведчик.

То есть заменить ему вот этот страх оценки на приключение расследователя. Чтобы он пошел туда, условно говоря, за другим. Не за тем, чтобы его оценили, а за тем, чтобы получить удовольствие от того, что он такой сыщик. Вот буквально придумать вот такую игру. Не знаю, что вам сказать, злюсь очень. Сейчас мы уходим на новости, а потом, пожалуй, еще скажу пару слов вообще на эту тему.

Как и обещал, хочу договорить несколько слов в продолжение комментария, к сообщению Марии из Ногинска. На тему оценок 6-летнему мальчику за походы в музыкальную школу, вернее, за то, что он делает то, что любит. Слушайте, действительно, ну, мне хочется в очередной раз это упомянуть, это, конечно, портит нам все удовольствие, это, конечно, портит нам весь интерес. И, вы знаете, что, Мария, и все остальные, попавшие в такую ситуацию, еще раз, мне кажется, что все равно первый шаг должен быть – постараться поговорить с учительницей, постараться убедить учителя.

Вы знаете, вот буквально час назад мы записывали программу «Педагогические итоги года», которая прозвучит в самом конце месяца, это, кстати, будем считать анонсом. И там я разговаривал с академиком Александром Асмоловым, которого я очень-очень уважаю. И он упомянул о том, что, действительно, система образования, она поменяется, и она меняется тогда, когда меняются учителя. И добавлю от себя, когда мы помогаем учителям поменяться. И поэтому не опускайте руки, разговаривайте. Если же не получается, Мария, то, еще раз повторяю, делайте все, для того чтобы облегчить вашему мальчику эту самую задачу.

И совсем уж от себя добавлю – если суждено ему играть, если любит он играть на музыкальном инструменте, он будет играть, поверьте мне. Как третий шаг – можно просто искать другую школу и другого педагога. Понимаю, что Ногинск город небольшой, тем не менее, уверен, что педагоги еще есть. Удачи вам.

Елена из Троицка, здравствуйте.

ЕЛЕНА: Дима, здравствуйте. Я к вам с таким вопросом.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ЕЛЕНА: У меня среднему сыну, его зовут Артем, ему 10 лет. У нас трое детей в семье, он у нас в серединке. И где-то последние, наверное, около года я замечаю, что он в разговорах, мы с ним разговариваем много и на разные темы, и уже несколько раз он поднимал тему того, у него проскакивали такие фразы, что он боится, что я, наверное, не смогу найти работу, я не знаю, кем я буду работать, я не уверен, что у меня будет семья и дети, то есть, я не знаю, мне кажется, у меня не будет своего жилья. То есть у него вот такие страхи глобальные о будущем. И, если честно, я не совсем понимаю, я понимаю, что раз он их озвучивает, значит, он от меня ждет чего-то. Но как вот правильно с ним поговорить и разубедить, сказать просто «все хорошо», это не сказать ничего.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, ну, что вы, это скучно, кроме всего прочего, зачем же нам такое.

ЕЛЕНА: Ну, да, наверное.

Д.ЗИЦЕР: А скажите мне, пожалуйста, когда у Артема это началось?

ЕЛЕНА: Ну, вот у него началось, наверное, где-то лет, ну, последний год я замечаю.

Д.ЗИЦЕР: Последний год. А скажите мне, пожалуйста, нет ли случайно, давайте мы проверим это, нет ли случайно какого-то источника, из которого исходит такой немножечко заниженный уровень самооценки? Если вы понимаете, о чем я говорю, я думаю, что понимаете.

ЕЛЕНА: Да, я понимаю.

Д.ЗИЦЕР: Кто-то, кто транслирует ему – ты недостаточно хорош, ты недостаточно успешен, ты недостаточно стараешься, я не знаю, и так далее? Нет?

ЕЛЕНА: Да, вы знаете, у нас такая ситуация с самооценкой немножко, у меня ребенок заговорил поздно, в районе 5 лет. И соответственно, когда он пошел в школу, ну, то есть он подрос до какого-то возраста и начал задавать вопросы, почему мы ездим куда-то на обследование, у нас вот есть установленный диагноз. И, видимо, на этой почве, возможно, у него вот есть вот эта недооцененность себя.

Д.ЗИЦЕР: Какой диагноз, если не секрет?

ЕЛЕНА: У него поставлено было специфическое развитие экспрессивной речи. То есть, он плохо выражает свои мысли. Он долго не мог начать разговаривать. То есть он как бы копил, копил, копил, но вот именно разговаривать нет.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, во-первых, это тот случай, знаете, когда я говорю, что все-таки специалист, медицинский специалист в этом понимает лучше, чем я, в этой части. Теперь, если я пробую абстрагироваться от этого, при этом вы с ним разговариваете, ему 10 лет, но при этом у вас хорошая связь? То есть вы разговариваете довольно часто на разные темы и так далее?

ЕЛЕНА: Да. Но, тем не менее, я вижу, что иногда он закрывается и не договаривает. То есть, возможно, у него есть какие-то проблемы, которые он не хочет рассказывать.

Д.ЗИЦЕР: Это я понимаю. Нет, нет, я не о том. Я спрашиваю о том, сейчас технически он говорит хорошо, Елен?

ЕЛЕНА: А, есть огрехи, но, в целом, да, все хорошо у нас.

Д.ЗИЦЕР: В целом, да, и вы можете с ним разговаривать на самые-самые разные темы, любые и так далее?

ЕЛЕНА: Да, да, абсолютно.

Д.ЗИЦЕР: Тогда я посоветовал бы вам вот, что. Тогда я посоветовал бы вам поговорить с ним на такую тему. Ну, во-первых, высказать свою точку зрения, насколько я понимаю, вы не разделяете его точку зрения, его взгляд на то, что он будет не успешен. В этом смысле довольно важно высказать ему поддержку для начала. Это только первая часть, меньшая. И сказать, что, нет, слушай, а мне не кажется, мне кажется, что вот из этого следует это, а из этого это, а, смотри, а это тебе удается, нет, мне кажется, ты найдешь, та-та-та.

А дальше наступает вторая часть. А именно – слушай, а какой бы реакции ты от меня хотел? 10 лет, вот такой прямой вопрос можно задать. Но аккуратненько, только аккуратненько. Ну, я думаю, что в 10 уже можно. Слушай, ну, условно говоря, зачем ты это говоришь? Ну, так говорить нельзя, чтобы человек не подумал, что вы хотите его заткнуть.

ЕЛЕНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, что ты имеешь в виду? Вот смотри, я абсолютно уверена, что ты будешь успешен, и уверена, действительно, в том, что у тебя будет хорошо и с этим, и с этим, и с этим. Слушай, а ты хочешь, чтобы мы об этом поговорили? Ну, вот ты чего от меня, ты мне не веришь, ты чего от меня ждешь? Ты какой реакции от меня хочешь? Ну, давай проверим, я тебе ее дам, я мама твоя, мне вообще не сложно, не сложно тебя обнять, не сложно тебя разубеждать. Если тебе важно время от времени об этом говорить, чтобы слышать контраргументы, я буду давать тебе контраргументы, нет проблем. Мне важно, чтобы ты имел в виду, что я так не думаю. Прямо вот так.

ЕЛЕНА: Я вас поняла. То есть он, скорее всего, просто просит подтверждения того, что с ним все в порядке.

Д.ЗИЦЕР: Вероятность такая есть. Нет, я не знаю, не буду гадать, но вероятность такая есть, и она вообще-то очень высокая. Что в этот момент в силу разных причин он, видите, не похож на других многим, в силу этих причин, а, может быть, дополнительных причин ему нужны подтверждения больше, чем другим людям, больше, чем другим детям. И в этом смысле перед нами стоит интереснейшая материнская задача – просто давать ему это подтверждение. Иногда по собственной инициативе лишний раз, знаете, обнять и сказать, какой он у вас прекрасный. А иногда просто, когда он говорит – мама… Ну, знаете, есть же дети, которые впрямую говорят – мама, ну, слушай, ну, меня там никто ни любит. А мама говорит – да ты что, да я тебя люблю. И он знает, что мама это скажет, но ему важно это лишний раз услышать, бывает такое. Ну, ничего, нормально, говорим.

ЕЛЕНА: Дима, а скажите, пожалуйста, насколько уместно в такой ситуации, вот, если я, например, буду ему говорить, ну, образно, ну, мы же тебя из дома не выгоним, ну, то есть у тебя всегда будет крыша над головой? Например, это не катит, да?

Д.ЗИЦЕР: Нет, мне кажется, говорить так можно, страшного ничего нет. Но, если вы говорите «мы тебя из дома не выгоним», вы косвенно подтверждаете, что он прав. Понимаете? То есть вы говорите – не волнуйся, даже, если у тебя не будет работы, не будет жены и не будет дома, ничего не поделаешь, будешь жить с нами, понимаете?

ЕЛЕНА: Да, да, я поняла.

Д.ЗИЦЕР: Мне кажется, я не могу отгадать, так сказать, на сто процентов, но, мне кажется, он ждет от вас другого. Он ждет от вас, еще раз, не волнуйтесь, дайте ему это просто. Посмотрим, если я не прав, вы позвоните мне через неделю и скажете – Дим, я попробовала, давай еще подумаем. Я с удовольствием с вами подумаю.

Но это очень-очень частая детская такая история. Чуть пораньше, но, видите, вот вы рассказали об этой задержечке, может, как раз и докатилось до этого возраста. Часто у детей бывает, когда они говорят там – мам, я, там, не знаю, что, вот, у меня никогда не будет там такой-то игрушки. Да у тебя же есть это игрушка. Нет, ну, мам… Ну, такая, знаете, эмоциональная такая чуть-чуть эксплуатация, мы про это капельку говорили сегодня. Ничего страшного, дайте ему это.

ЕЛЕНА: Да, да. Я поняла вас, спасибо большое.

Д.ЗИЦЕР: Желаю вам удачи. Действуйте и звоните в случае чего.

ЕЛЕНА: Спасибо. До свидания.

Д.ЗИЦЕР: Архангельск на линии. Ирина, добрый вечер.

ИРИНА: Добрый вечер, Дима. Вопрос такой. Ситуация у нас, в общем, такая не очень приятная получилась. Ну, начну с предыстории.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ИРИНА: Дочка 10 лет дружит с одноклассником, с мальчиком. Вроде как все нормально, все хорошо, вот пока тут осенью у нас был первый звоночек такой неприятный. Он был в гостях, то есть никого взрослых не было, и получилось так, что вечером я, когда пришла, она поделилась, сказала, что такое чувство, что у меня пропала там какая-то мелкая игрушка. И она, говорит, точно была. Я говорю, ну, может, ну, бывает, может, потерялась где-то, затерялась, давай посмотрим. Ну, в общем, все переискали, нет. Я говорю, ну, тогда, может быть, стоит аккуратно спросить там, на следующий день она пошла, говорю, спроси, может быть, он брал, не брал. В общем, выяснилось так, что он сначала отпирался, а потом она ему так сказала, что я знаю, что ты точно взял.

Д.ЗИЦЕР: Сознался.

ИРИНА: Да, сознался, да. Ну, там тоже не возвращал, это даже не принципиально было, вот сам поступок просто нас интересовал, что так получилось. А получилось так, что он не возвращал долго, и мы, в общем-то, уже как-то так на семейном совете решили, что, если там до какого-то периода он не вернет, то, может быть, имеет смысл его родителей подключить, ну, сказать, что так-то было. И в итоге пришлось неприятно мне звонить. Звонила его родителям, в общем, как бы выяснилось, что они даже не знали, что он у нас в гостях был, то есть он им там приврал, сказал, что я не ходил никуда. Ну, не суть. В общем, да, к основному.

На той неделе вот они шли из школы вдвоем и еще одна девчонка, втроем, в общем, получается, зашли в магазин. У нас такая есть история, то есть они заходят, там что-то, бывает, могут покупать. А тут получилось так, что у него не было денег с собой. Ну, вроде как девчонки говорят – ладно, мы тебе купим, выбирай, что хочешь, мы тебе купим. Он пошел выбирать, они тут куда-то на свое отвлеклись, потом, говорит, смотрим, он уже выходит из магазина. Встретились на улице, идут, где-то полдороги прошли, он достает из кармана «Чупа Чупс».

Д.ЗИЦЕР: Догадываюсь, что было дальше.

ИРИНА: Да. Они с девчонкой – как, ты что взял его без спроса, так получается?

Д.ЗИЦЕР: Ну, да, понимаю.

ИРИНА: Он такой, как бы делает вид, говорит – да, у меня так получилось, я теперь не знаю, как так получилось. Ну, он еще такой, конечно, актер такой сам по себе, такой харизматичный парень.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Ирин, давайте к вопросу, потому что у нас время летит.

ИРИНА: Да, вот вопрос такой. Потому что не знаем, как сейчас поступить. И дочка говорит, что, может быть, мам, как так, боимся, чтобы хуже не стало. То есть один случай, второй, чтобы не пошло, ну, по накатанной. Плюс как-то за своего ребенка тоже переживаем, потому что, ну, как говорится, такой случай. Ну, вот как быть?

Д.ЗИЦЕР: И что? А за своего-то, чего переживаете, подождите?

ИРИНА: Переживаем то, что, ну, он видит, она, получается, общается с ним. А вдруг это не первый случай, и как-то еще что-то.

Д.ЗИЦЕР: Нет, это не первый случай, но ничего страшного нет. Слушайте, они друзья? Ваша дочка с ним друзья?

ИРИНА: Они друзья, да. Они друзья, после школы вместе, да.

Д.ЗИЦЕР: Они друзья. Значит, смотрите, безусловно, надо разговаривать с ним. И вы с дочкой поговорите. Более того, вы дочке предложите поговорить с ним вместе, если она сама не может, не решается или силенок у нее не хватает, и не знает, как это сделать. И разговаривать с ним нужно не о том, что нехорошо брать чужое, нехорошо воровать. Разговаривать с ним нужно о мотивах. Но при этом у нас сейчас, мы уйдем на рекламу, но потом обязательно продолжим с вами. А пока подумайте, на самом деле, о том, какие у него родители, потому что об этом я очень захочу с вами поговорить через две минутки.

Напомню, Ирина из Архангельска на линии у нас. Ну, так, Ирина, что за родители-то у него? Вы же с ними пообщались, что за отношения у них, может, вы знаете?

ИРИНА: Родители, ну, вот он…

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, мы не будем их ругать, я, в первую очередь, про отношения с сыном.

ИРИНА: Про отношения. Ну, вот я скажу, что они много работают, то есть фактически он предоставлен сам себе, ну, по большей части времени, поэтому там, да.

Д.ЗИЦЕР: Жесткие, не жесткие, этого мы не знаем, да?

ИРИНА: Ну, больше, наверное, ну, как сказать, то есть тут вот какое-то выяснилось, что тоже я тут была дома, они пришли, что он обманывает все равно. То есть он им говорит, что он дома, например, а у нас в гостях.

Д.ЗИЦЕР: Ну, естественно.

ИРИНА: Ну, я у него спросила, говорю, а зачем ты так делаешь? Он говорит – а меня, потому что не отпустят, ну, скорее всего. Я говорю – а ты попробуй поговорить и по-хорошему отпроситься, я думаю, что не будут против, ну, то есть так.

Д.ЗИЦЕР: Нет, к сожалению, Ирина, тут ситуация не простая. Значит, смотрите, вот мне параллельно задают вопрос: «А почему дети воруют?» Дети не воруют, это называется иначе, сейчас я, Полина из Ростовской области, сейчас попробую прокомментировать, может, вы услышите в нашем диалоге с Ириной ответ.

Смотрите, надо разговаривать с ним. И надо разговаривать с ним, мне-то кажется, что, может быть, достаточно даже вашей дочки. Почему я спросил, друзья они или нет, потому что друзей мы слушаем внимательнее, правда? Даже, если нам 10 лет.

ИРИНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: И в этом смысле с ним поговорить нужно вот, о чем. Ну, вот не знаю, насколько девочка 10 лет, я могу на нее это взвалить, но я скажу, а дальше вы подумаете. Говорить нужно вот, о чем, говорить нужно о том, что, слушай, я тебя понимаю, так бывает, что тебе хочется какую-то вещь. И даже бывает, что с собой очень трудно совладать. Но мы же с тобой друзья, ты, если тебе чего-то захочется, ты ко мне подойди, я тебе помогу с этим справиться. Помогу тебе не взять чужое. Это не значит, что я смогу тебе все купить или подарить. Но я смогу, ну, как-то тебя укрепить, в этом смысл.

Теперь, нет ничего, на мой взгляд, страшного, ничего страшного, если вы поможете ей этот разговор провести. Если она скажет – мам, давай вместе, особенно, если он бывает у вас дома, и он вас не боится, и не будет это воспринято, как нотация.

Теперь, смотрите, не стоит, Ирина, спрашивать его, зачем ты это делаешь. Не стоит, он не знает, зачем он это делает. А я знаю и могу вам рассказать, зачем он это делает. Он это делает, вероятнее всего, давайте стопроцентную гарантию этому давать не будем, потому, что он предоставлен сам себе, как вы говорите. Потому что он, ну, брошен, не брошен в кавычках, нехорошо так говорить, поэтому давайте я аккуратные буду какие-то употреблять слова. Но, во всяком случае, он, ну, не должен быть человек 10 лет один, короче говоря.

Теперь, если, например, мои самые плохие предположения верны, а какие мои самые плохие предположения, я вам расскажу. Что, если родители много работают, а он, действительно, в той или иной мере предоставлен сам себе, когда они встречаются вместе, родители, ну, давайте не о его родителях говорить, а вообще о том, что бывают такие ситуации, чтобы никого не обидеть. Родители могут пытаться восполнить этот педагогический провал, и вместо того, чтобы с ним дружить, вместо этого его воспитывать в кавычках, и где-то наезжать на него, и где-то читать ему нотации, и так далее. Приводит это ровно к тому, к чему это привело.

Это, в первую очередь, приводит к тому, что человек говорит неправду. А какой смысл ему правду говорить? Понимает? Вот еще раз, мы обобщим сейчас, чтобы не об этом мальчике была речь, а, в принципе. Человек 10 лет хочет пойти куда-то, точно зная, что родители его не отпустят. Нужно им говорить правду или нет? Это вот вопрос на подумать, если хотите, слушателям.

Первый ответ взрослый, который у нас крутится на языке, конечно, да, нужно говорить правду. Но только тут мы задаем вопрос с точки зрения ребенка – зачем? Чтобы меня не отпустили? Странная история, да? При том, что я, безусловно, за то, чтобы мы говорили друг другу правду, и отношения были открытыми и так далее.

Теперь, к чему я еще спрашивал про родителей. Про родителей я спрашивал вот, почему, потому что, если, конечно, у вас есть возможность с ними поговорить, может, и надо. Но я так понимаю, что вы с ними не друзья.

ИРИНА: Ну, да, больше, наверное, вот такая формальная, такое общение. Получает так пока.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот тогда я бы на этом остановился, как ни странно. Смотрите, ничего страшного в том, что вы рассказали, нет пока, действительно. Этот мальчик не вор-рецидивист, поверьте мне. Эта ситуация очень-очень типичная для вот тех рамок, которые вы рассказали. Помочь ему постараться нужно, конечно. И берет он чужое пока, во всяком случае, не потому, что он хочет украсть что-то, а потому, на самом деле, что он, действительно, чувствует себя очень-очень одиноко, вероятнее всего.

Я вот не знаю, ответил ли я на вопрос слушательнице, которая писала мне в чате, но думаю, что да. То есть, если мы говорим об этом возрасте, Полина, то говорим мы о том, что дети берут чужое, потому что такой странный и сложный способ обратить на себя внимание взрослых большей частью. Есть исключения.

ИРИНА: Ясно, да. Спасибо, Дима, спасибо огромное.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот, желаю вам удачи.

ИРИНА: Будем работать в этом направлении.

Д.ЗИЦЕР: Работайте аккуратненько, спокойненько.

ИРИНА: Да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Не исключено, Ирин, что, действительно, в вашей девочке и отчасти в вас этот мальчик найдет какие-то ответы, которые для него очень-очень важны. Я желаю вам удачи.

ИРИНА: Спасибо вам большое.

Д.ЗИЦЕР: Давайте быстренько попробую, за минутку что-нибудь найду? Найду. «Богатые и бедные». Определяет тему Юлия. «Что делать, если в детском саду в подготовительной группе дети состоятельных родителей выбирают себе друзей по принципу – одежда и игрушки? Моей дочери 7 лет, она очень хочет дружить с этими девочками. А я спрашиваю у нее – ты понимаешь, что это несправедливо по отношению к тебе? Разве дружбу можно измерить одеждой и игрушками? Она говорит – да, я понимаю, что это несправедливо, они обижают меня, но я хочу с ними дружить».

Слушайте, Юлия, я скажу вам. Мне кажется, это замечательно, если ваша дочь хочет дружить с кем-то. Мне кажется, ну, так сказать, на мой, во всяком случае, взгляд, не стоит грузить ее тем, что эти девочки ее обижают. Эти девочки ее не обижают, у них, видимо, такая модель в семье. Мне кажется, что стоит поговорить с воспитательницей, потому что вот тема «Почему мы разные», которая идет не через одежду, находится в руках воспитательницы. Ну, вот, собственно, и все. Ну, давайте скажу еще пару слов в начале следующего часа.

Начинаем второй час, друзья. Тема очень интересная, которой мы закончили предыдущий час о так называемых богатых и бедных, как слушательница ее обозначила. Напомню, речь идет о старшей группе детского сада. Так вот, что я хотел сказать. Я хотел сказать, что вам, безусловно, на мой-то взгляд, нужно поговорить с воспитательницей, потому что ключики от этой ситуации находятся у нее в руках.

Знаете, вы, возможно, удивитесь, но не исключено, что дети, которые кичатся какими-то там, скажем, какой-то одеждой и так далее, они делают это не до конца сознательно. Вы знаете, я встречал довольно много людей состоятельных, которые очень-очень стараются, чтобы дети не кичились материальными всякими благами и так далее. Так что, может быть, они это читают где-то из воздуха, может, они это где-то подглядывают и так далее. Что я имею в виду. Я имею в виду, что совершенно не обязательно такая позиция поддерживается семьей, поддерживается родителями.

Поэтому наводим порядок в том, что я сказал десять минут назад и сейчас. Во-первых, я бы не говорил вашей дочке – не дружи с кем-то. Потому что, если она хочет с ними дружить, лучше, как мама, поддерживающая мама научить ее, как подружиться с кем-то. И как сказать человеку про что-то «мне неприятно», если ей что-то мешает.

А, с другой стороны, мне кажется, что нужно, безусловно, поговорить с воспитательницей, потому что это симптомчик. Это, действительно, симптом того, что дети не очень понимают, по каким признакам человек отличается, и что это значит, и что с этим делать, с этой разностью, в которой мы живем. Ну, вот, собственно говоря, и все. Я думаю, что мы ответили. Действуйте, будет очень-очень интересно на эти темы разговаривать, поверьте мне.

У нас на линии Марина из Москвы ждет уже очень-очень давно нашего разговора. Марина, здравствуйте.

МАРИНА: Добрый вечер, Дмитрий, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Да, Дима достаточно. Я слушаю вас.

МАРИНА: У меня такой вопрос. У меня ребенок, мальчик, ему 7 лет, он единственный ребенок в семье. Соответственно очень хороший мальчик, умный, нет никаких таких моментов, чтобы я сказала, что он как-то не очень в чем-то. Но есть проблема, и эта проблема, она меня периодически просто вводит в ужас, и я не знаю, как на нее реагировать, пробовала по-разному.

Мой вопрос будет состоять из двух частей, возможно, они взаимосвязаны. Первая часть вопроса. То есть ребенок, он может проходящему человеку вот просто мимо, мы идем, гуляем, он может проходящему человеку сказать – я сейчас тебе там, не знаю, снежком залеплю куда-нибудь или ударю тебя, или еще что-то в этом духе. Я говорю – почему ты так говоришь? – Ну, мне так захотелось. Может подножку, например, подставить.

Ну, наблюдая со стороны, как он с детьми общается, он может подставить подножку, например, человеку. Я ему тоже говорю – почему ты так делаешь, с тобой же никто не будет дружить. Кто захочет, ну, ты сам бы захотел дружить с мальчиком, который тебе подставил подножку? – Ну, нет. Ну, да, я больше так не буду делать. Но это все повторяется. То есть слова «это недостойно, у нас так не принято», они, ну, как-то не находят отклика, и все снова и снова повторяется.

И второй момент. Муж у меня появился где-то 2,5 года назад, и соответственно, когда муж дома, он его называет папой и все хорошо в этом плане. Но когда муж дома, он почему-то решил, что меня надо в этот момент обижать. И вот он меня обижает в эти дни, когда муж дома, он меня очень жестко обижает. И когда я его спросила…

Д.ЗИЦЕР: Это как?

МАРИНА: Ну, отойди, я не хочу с тобой разговаривать сейчас или я не хочу заниматься, или там пойдем кушать, отстань от меня. То есть, ну, какие-то вот такие вот моменты. И когда я говорю – ну, почему ты со мной, ну, естественно, это было вне мужа этот разговор, то есть я задала вопрос, а почему ты со мной, когда вот папа дома, почему ты со мной разговариваешь вот так, почему ты меня стараешься обижать? И его ответ тоже вверг меня в шок, то есть он сказал, что, если я так с тобой разговариваю, то папа тогда со мной хорошо общается и у нас все хорошо. И я вообще три дня с тобой хорошо разговариваю, а три дня я с папой хорошо разговариваю. И какое-то непонимание, это мои слезы.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, это очень интересно, в первую очередь, правда. Извините, что я так реагирую на вашу проблему, но, действительно, очень интересно. Самые интересные вопросы, знаете, на которые сразу не приходит ответ, и у меня на данный момент ответа нет. Но давайте разберемся вместе. Скажите мне, во-первых, пожалуйста, как у него отношения с мужем-то вашим?

МАРИНА: Вы знаете, в целом, нормально. То есть он его воспринимает, как отца. Он не знает своего биологического отца, так получилось.

Д.ЗИЦЕР: Он не знает своего биологического отца, но он знает, что ваш муж ему не родной отец, правда?

МАРИНА: Нет, он не знает об этом. Вернее, он не задает таких вопросов.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, ему сейчас 7 лет. Появился он в вашей жизни, следовательно, когда ему было 5, да или нет?

МАРИНА: Да, да, ну, примерно, да.

Д.ЗИЦЕР: И чего, не помнит совсем-совсем ничего?

МАРИНА: Ну, первый супруг ушел, когда ребенку было полгода. И, собственно, он ушел и больше не появлялся в нашей жизни, спасибо ему огромное за это. Потому что ребенка ломать, да, наверное, в этой ситуации, не будем, давайте, наверное, уходить, а то очень долго будет. Но в этой ситуации…

Д.ЗИЦЕР: Нет, так далеко мы уходить не будем. Я спрашиваю, как его отношения с вашим мужем, вот это единственный вопрос, который я задал.

МАРИНА: Да, он хорошо к нему относится, то есть это его папа, это его радость, это человек, с которым можно поиграть, это человек, с которым можно погулять, что-то собрать.

Д.ЗИЦЕР: И он не жесткий, правда, муж ваш?

МАРИНА: Вы знаете, временами бывает очень жесткий. То есть временам он прямо душка-душка такой с ним, играет и все позволяет, не знаю, залезть к нему на спину, допустим, пообниматься, пообжиматься. Но периодически он говорит – мне сегодня это не нужно, я не хочу, отойди от меня. И он его так вот немножко от себя отодвигает.

Д.ЗИЦЕР: Так, а еще примерчик?

МАРИНА: Еще примерчик, ну, допустим, он говорит, что пора взрослеть и там, не знаю, мыть посуду, например. А я говорю, что у каждого возраста свои обязанности.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, подождите, я не про ваши отношения, я про его отношения с сыном. Я представляю себе, что вы говорите, или не верно, может быть, представляю.

МАРИНА: Нет, нет, это именно ребенку он говорит.

Д.ЗИЦЕР: Ему с ним? Он говорит ребенку – пора взрослеть?

МАРИНА: Да, да, пора взрослеть.

Д.ЗИЦЕР: А ребенок что отвечает?

МАРИНА: А ребенок ничего не отвечает, он ждет моей поддержки. И в этот момент, да, возникает мама, которая начинает говорить – так, ты иди в свою комнату, все хорошо, взрослеть не надо, мы играем, у нас свои обязанности, у тебя свои обязанности.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, подозреваю я, я не знаю, может, вы меня, конечно, Марина, исправите, но подозреваю я, что это не все примеры. Ну, ладно.

МАРИНА: Это не все примеры, конечно, наверное, я сейчас немножечко волнуюсь.

Д.ЗИЦЕР: Нет, не все. Не волнуйтесь, вы же звоните, для того чтобы мы попробовали разобраться, мы и пробуем разобраться, все в порядке. Почему я говорю, что не все примеры, потому что…

МАРИНА: Я просто понимаю, что…

Д.ЗИЦЕР: Если мы доходим до того, что мы их разводим по комнатам, то, в общем, есть там что-то еще, есть какая-то история. Чего вы понимаете?

МАРИНА: Я понимаю просто, что на долю ребенка вот этого 7-летнего очень много выпало, потому что, да, он не помнит того, что произошло там с первым супругом, но, тем не менее, это были мои переживания и, наверное, он тоже это как-то впитал в себя.

Д.ЗИЦЕР: Это правда. Подождите, Марин, скажите мне, пожалуйста, теперь следующее, вся эта история с тем, что он может подножку подставить или гадость кому-то сказать, ей сколько времени? Тоже пара лет?

МАРИНА: Вы знаете, наверное, да, года три, вот как не стало моего папы, то есть его дедушки. Как-то у нас так все это произошло очень, как бы события последовательно произошли. То есть ушел из жизни мой папа, который его воспитывал, как вот он мужскую линию ему прививал. То есть он его полностью воспитывал, ну, в смысле ребенок жил со мной, но папа приходил каждый день и ребенку уделял все свое внимание.

Д.ЗИЦЕР: Ну, папа был значим, я понимаю.

МАРИНА: Да, и папа умер, и после этого появился муж.

Д.ЗИЦЕР: Папа умер. Ну, последний вопрос, ну, такой, правда, это очень-очень интересная тема. Скажите мне, пожалуйста, папа ваш умер, мальчик знал, что дедушка умер?

МАРИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Мальчик знал.

МАРИНА: Это случилось…

Д.ЗИЦЕР: Какой вопрос вы мне задаете?

МАРИНА: Я задаю вопрос, как вообще вести себя в такой ситуации? И как вообще это разрешить, можно ли как-то скорректировать его вот это вот поведение такое, потому что оно ему, действительно, мешает?

Д.ЗИЦЕР: Можно. Хороший ответ – можно. Значит, смотрите, но путь будет непростой. Значит, во-первых, вам нужно разговаривать с мужем. Это, во-первых. Почему? Потому что, мне кажется, что без соратника в виде мужа и без, так сказать, попутчика на этой дороге в виде мужа ничего не получится. Потому что так и будет вот эта ситуация на разрыв, когда есть папа, а есть мама, и мама вроде всех разводит, и мама меня жалеет, и так далее. Ну, в общем, все вот это вместе.

Теперь, я думаю, что поскольку это по времени совпадающие все события, я думаю, что так получилось, не важно сейчас, почему так получилось и откуда взялась именно эта модель, но это был его способ переживать вот тогда, 2,5 года назад. Это был его способ переживать. И способ переживать понятный, если мы с вами подумаем, правда?

МАРИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Мне плохо, я не умею это выразить, я сделаю тебе плохо. Вот так способ этот устроен. Который, конечно, бывает у детей. У взрослых он приобретает дикие формы, а у детей, в общем, не настолько дикие чаще всего, однако с этим, действительно, приходится справляться.

Теперь смотрите, я приведу вам сейчас один примерчик, и постараюсь сделать это мягко, чтобы вас не задеть. Ну, вот смотрите. Когда он приходит, например, и у него есть там привычка с вашим мужем, значит, играть как-то, залезать ему на плечи и так далее. И вдруг ваш муж говорит – мне сегодня это не нужно, давай, вали отсюда в свою комнату. Как вам кажется, как мальчик себе объясняет, почему это произошло?

МАРИНА: Он меня спрашивает.

Д.ЗИЦЕР: И что же вы отвечаете?

МАРИНА: Он считает, что он что-то сделал не так, и поэтому папа с ним так общается.

Д.ЗИЦЕР: И несет это дальше. Вот и все. Разве не так он поступает по отношению к человеку, которому он делает подножку? Ну, чуть пожестче, но вообще-то в этом же идея, нет?

МАРИНА: Ну, в общем, он несет эту модель мужскую, он понимает, что так нужно делать периодически, правильно?

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Значит, теперь нам надо понять несколько вещей. Во-первых, нам надо понять, как произошло так, что у него это называется мужской моделью, ваши слова, я их только цитирую сейчас. Потому что, конечно, никакого отношения к мужской модели это не имеет. Не знаю, что такое мужская модель, но точно не эта.

МАРИНА: Я согласна, да.

Д.ЗИЦЕР: Во-вторых, мне кажется, что нужно договариваться с мужем. Нужно обозначать эту проблему, чтобы он ее видел, и чтобы он заподозрил хотя бы, что это может быть связано с их отношениями. Это связано не только с их отношениями. Но там есть большой кусок, и кусок вот этого переживания, и проверьте, слушайте, вот я не знаю, сейчас я супер интуитивно говорю и простите меня ради бога, что я туда лезу, но проверьте, не знает ли он, что это не его родной отец. Я не хочу вас пугать, и я не думаю, что он знает, я говорю – проверьте на всякий случай.

МАРИНА: Вы знаете, дети достаточно, ну, бывают жестоки, и есть двоюродные братья, которые ему-то и сказали, что, а твоя мама была уже замужем. И когда он мне задал такой вопрос, я к нему была готова, и это была моя заготовка, я ему сказала, что, ты знаешь, когда ты сможешь понять, а я смогу тебе это объяснить, я тебе обязательно все расскажу. Но сейчас я не готова об этом говорить, потому что он не поймет этого.

Д.ЗИЦЕР: Я не сказал, что вам надо об этом говорить, подождите. Я сказал – убедитесь в том, что он не знает этого. А, если он это знает…

МАРИНА: Я думаю, он предполагает, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так, слушайте, тогда зачем мы так много времени с вами тратим, Марин? Тогда в этом разгадка.

МАРИНА: То есть он его не воспринимает, как родного, поэтому?

Д.ЗИЦЕР: Нет, я этого не говорил. Но, если вы правы, не дай, бог, если вы правы, то там очень много, чего намешано. Я не буду это разбирать сейчас педагогически, это будет очень долго, а нам, конечно, надо заканчивать разговор. Но тогда он считает, еще раз, только, ради бога, не сделайте эту ошибочку, пожалуйста, я не утверждаю, что это так, Марин. Я немножко наугад же разговариваю. Если вы говорите мне – нет, может такое быть. Я же просто, вы помните, это первый вопрос, который я вам задал.

МАРИНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Он знает, что это не его родной отец? И вы ответили – нет, не знает. А сейчас мы понимаем, что, может, и знает.

МАРИНА: Может, и знает, да.

Д.ЗИЦЕР: Если он знает, то тогда все очень сложно. Тогда, ну, как, смотрите, тогда возникает вопрос, кто мне этот человек? И в 7 лет это очень трудно понять. Мама хочет, чтобы это был папа, но вроде и не папа, двоюродные братья сказали и так далее, если сказали. Почему я с ним в таких отношениях? Это способ переживания, конечно. И тогда совсем-совсем все выстраивается в очень понятную линию. Понимаете, какая штука? Это абсолютно не исключает всего того, что я сказал до этого. Но какая разница. То есть нужно рулить отношения между папой и сыном. Точка. Точно абсолютно.

Параллельно с этим, конечно, можно ставить рамки и говорить – слушай, это мне неприятно, этого мы делать не будем и так далее. Но, если речь идет о том, что человеку больно, он не умеет это выразить, выражает это так, чтобы другим стало хуже, видит этому прямую или косвенную поддержку, ну, вот мы с вами просто, ну, просто у нас только что разложился пасьянс прямо.

МАРИНА: Я поняла. То есть та любовь, которую он показывает, это ни о чем не говорит, да?

Д.ЗИЦЕР: Я не знаю про любовь. Извините меня, пожалуйста, Марина, мы должны с вами прервать этот разговор, он очень длинный. Если захотите, еще раз мы можем с вами поговорить, только начинайте с главного. Главное в данном случае это то, что вы не уверены, что он не знает правды. Это главная точка. И тогда он живет, не исключено, что он живет, чувствуя, что что-то здесь не так, чувствуя, что есть где-то здесь искажение действительности, вот так я скажу. Я буду рад с вами еще раз поговорить, если понадобится. Всего доброго, до свидания.

Ольга ни линии у нас.

ОЛЬГА: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Здравствуйте, Ольга. Долго пришлось подождать, извините, но это тот случай, когда долго пришлось нам распутывать и понимать, что к чему.

ОЛЬГА: Ничего страшного.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю.

ОЛЬГА: Очень хочу услышать ваше мнение, ваши рекомендации и совет. Вопрос для меня волнительный.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ОЛЬГА: Дочка 17 лет.

Д.ЗИЦЕР: Взрослая.

ОЛЬГА: Считает себя взрослой, рассудительной. Это, на самом деле, так.

Д.ЗИЦЕР: А вы считаете ее взрослой, рассудительной? Еще не знаю, о чем речь, но уже хочу спросить. Она считает себя взрослой, рассудительной, а вы чего думаете по этому поводу?

ОЛЬГА: Мне тоже так кажется, что она становится рассудительной, взрослой, сама пытается принимать решения.

Д.ЗИЦЕР: Все отлично.

ОЛЬГА: Я всячески поддерживаю ее.

Д.ЗИЦЕР: Пока все в порядке.

ОЛЬГА: Что меня насторожило, несколько раз в разговоре промелькнуло, что я хочу сделать татуировку, и я ее сделаю. Видимо, может быть, ждет она совершеннолетия или какой-то там, школу закончит. Я боюсь как-то конфликтовать, резко показывать свой протест, потому как думаю, что это может спровоцировать, наоборот, обратную реакцию. И вот совет, что мне, как себя вести? По моему мнению…

Д.ЗИЦЕР: Для чего? Как себя вести для чего? Ну, давайте, отличная тема, ура, ура, новости и разговариваем про татухи.

Ну, что, возвращаемся к интереснейшему разговору с Ольгой на тему тату. Ольга?

ОЛЬГА: Да, я здесь.

Д.ЗИЦЕР: Вы здесь. Ну, что, надумали что-нибудь интересненькое?

ОЛЬГА: Ну, как мне кажется, с ее стороны это желание следовать современным тенденциям, подражать кому-то, чему-то. И это ведь на всю жизнь, поэтому это не волосы, которые отрастут и их перекрасить можно. Вот этот момент меня и пугает. Что вы порекомендуете?

Д.ЗИЦЕР: Я порекомендую с удовольствием. Слушайте, вопрос, чего мы хотим, на самом деле? Оль, вот мы чего хотим? Поставьте передо мной задачу.

ОЛЬГА: Я хочу, чтобы она не делала татуировку, потому что уверена, что через какое-то время она пожалеет об этом.

Д.ЗИЦЕР: А откуда у вас такая уверенность? Я знаю огромное количество людей, которые, сделав одну, делают вторую, а потом третью, и получают огромное удовольствие. И так лет до 78.

ОЛЬГА: Ну, в таком возрасте, наверное, нет. Может быть, позднее, когда уже полное становление личности произойдет.

Д.ЗИЦЕР: А у нее не произошло, да, пока?

ОЛЬГА: Ну, 17 лет, думаю, нет.

Д.ЗИЦЕР: Почему? Вы просто начали с того, что она-то считает себя взрослой, и я вас сразу попытался подловить. А тут вы такая и говорите – я считаю ее, в принципе, взрослой.

ОЛЬГА: Ну, как взрослый человек, я думаю, что еще нет, потому что еще школьница, еще…

Д.ЗИЦЕР: Так, когда да? Давайте так, когда да?

ОЛЬГА: Ну, мне кажется, что хотя бы лет 25 должно быть.

Д.ЗИЦЕР: Лет 25?

ОЛЬГА: Что скажете?

Д.ЗИЦЕР: Я скажу, я в шоке. Слушайте, мне кажется, что 25 лет это довольно много. Ну, не в смысле, что человек старичок, но, мне кажется, что в этом возрасте у многих, мне кажется, дети уже есть в этом возрасте, например, у меня первая дочь.

ОЛЬГА: Тогда человек осознанно уже понимает.

Д.ЗИЦЕР: Но мне кажется, подождите, Оль, я не буду вас уговаривать, как вы понимаете, чтобы она набила татуху. Но тут надо бы разобраться, потому что не получить бы нам одно за другое. Потому что, если речь идет о том, что вы хотите, чтобы она просто не делала тату, ну, что делать, ну, как бы это сказать, поманипулируйте, скажите – нет и все, ненавижу тебя, я тебя прокляну, из дома выгоню тебя, испорчу с тобой отношения навсегда, вот и решай, что тебе важно, отношения с матерью или татуха твоя.

ОЛЬГА: Так сработает?

Д.ЗИЦЕР: Так сработает. Вопрос, что вам за это будет. Так сработает. А что вам за это будет? Вам будут испорчены отношения за это.

ОЛЬГА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Да, ну, а как иначе? Я не случайно, ведь я хитрый, понимаете, я же не случайно вас несколько раз спросил, какой вопрос вы задаете, и какую задачу вы передо мной ставите. Если задача, чтобы она ни в коем случае не набила себе эту татуху, хотя я не понимаю, почему вас так волнует чужое тело, вот убейте меня, ну, совсем не понимаю. Тело не ваше. Слушайте, это ваша дочь, она, конечно, имеет к вам непосредственное отношение, но это ее тело, слушайте. Она целовалась у вас уже?

ОЛЬГА: Да. Думаю, да.

Д.ЗИЦЕР: И как? Вы не ревновали ее?

ОЛЬГА: Нет, я с пониманием отношусь.

Д.ЗИЦЕР: С каким пониманием? Это же то же самое, это ее тело. Вы, кстати говоря, это был личный вопрос про целовались, вы могли меня и к черту послать, но не послали и спасибо. Но это же то же самое. Она взрослая девушка, она взрослый человек. Причем, мало того, что она взрослый человек, ну, так сказать, любой человек личность, мы много про это говорим, и в 3 года, и в 5 лет, и в 12 лет. Слушайте, ей 17.

Теперь, в этом возрасте, я уверен абсолютно, что она человек, который осознает, что и как у нее в жизни происходит. Если ей хочется, я не знаю, набить тату, ну, конечно, вы, как лучшая на свете мама, должны с ней на эту тему поговорить. Поговорить про что? Помочь ей проанализировать эту ситуацию, но, не манипулируя ею, типа только попробуй, ты пожалеешь и так далее. Потому что мы-то с вами понимаем, Оля, что она может и не пожалеть, и тогда мы с вами оказываемся такими убогими. Правда?

ОЛЬГА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Вот представляете, вы ей скажете – ты пожалеешь. Исполнилось 25, она к вам приходит и говорит – мам, ну, мне 25, я не пожалела, у меня еще 4. Зачем нам туда ходить? Может ли такое быть, что она сделает это? Да, может. Я не хочу вас обманывать. Но в этой ситуации, во-первых, вы, действительно, можете помочь ей принять решение более верное и более взвешенное. Первое.

Во-вторых, вы, действительно, можете поддержать ее в этой ситуации и, извините меня, пожалуйста, найти тот тату-салон, в котором работают аккуратно и так далее. Вот честно я говорю. Я понимаю, что вам, может, даже больновато это слышать, но в этом наша поддержка. Может быть, дать ей совет, какого размера и на каком месте. Может, действительно, речь может идти о том, что мы начнем с чего-то маленького и так далее.

Вот смотрите, мне пишет Александр из Орла, он не услышал то, что я говорю. «Добрый вечер, Дима. Но и мама имеет право выразить свои опасения и свои переживания. А вы почему-то про это не говорите. С уважением». Как, Александр, я говорю об этом, только и делаю, что об этом говорю. Но одно дело высказывать свои опасения, которые как звучат? Вот давайте подумаем, Александр, я сейчас с вами не разговариваю, но Ольга поможет нам. Я боюсь, что? Можете закончить фразу, Ольга? Точно, я тоже не могу. Я боюсь, что тебе потом не понравится. – Мам, так много, чего потом может не понравиться. Поэтому, конечно, нужно говорить правду, и, конечно, можно говорить о своих переживаниях, вопроса даже нет. Но в этой ситуации ей нужна поддержка и поддержка вот такая. Слушайте, ну, вот, в общем, мы это, мне кажется, со всех сторон рассмотрели уже.

ОЛЬГА: Тоже нельзя же идти на поводу, вот хочу и всячески поощрять, говорить – да, хорошо, давай выберем, какую, куда. Так же тоже нехорошо. Может быть, как-то убедить ее, ну, какой-то должен быть способ другой.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Олечка, нет. Смотрите, идти на поводу в данном случае не применимо, потому что речь идет о ее теле. Вот идти на поводу не пойдет, она же не на вас хочет татуху набить, правда?

ОЛЬГА: Да.

Д.ЗИЦЕР: И не араукарию купить домой и поставить в большую комнату. Она хочет что-то про себя. Теперь, в этом смысле нет, не нужно никуда бежать, не в этом дело. Обязательно нужно поговорить с ней, обязательно нужно сказать, помочь ей проанализировать эту ситуацию. Может, действительно, она в середине разговора скажет – слушай, мам, ты знаешь, что, я, действительно, подражаю какой-то подружке, и, может быть, не стоит этого делать. Но она ни за что эти выводы не сделает, если вы будете долбать ее на тему того, что это вам не нравится и это нехорошо. Мам, так тебе не должно нравиться, мам, тело-то мое. Понимаете? В эту ситуацию входить глупо, жалко.

И в этом смысле, еще раз в продолжение моего диалога короткого с Александром, нет, я не согласен с тем, что мама должна манипулировать, но согласен с тем, что мама, конечно, может поделиться собственными чувствами, а как же, почему нет.

Слушайте, тут у меня такое происходит, это прямо удивительно. Ну, я вам почитаю даже. Наталья из Ростовской области, пожалуйста: «А нельзя сказать – закончишь институт, получишь диплом, потом, что хочешь?» Наталья дорогая, ну, нет, слушайте, это сложная штука, нет у нас монополии на тела наших детей. Мы должны сделать так, чтобы наши дети понимали, как к собственному телу относиться, понимали, как нужно прочерчивать границы, понимали, как, на самом деле, нужно относиться к собственной жизни.

Ну, как же можно такое сказать – закончишь институт, получишь диплом, потом, что хочешь? Совсем, что хочешь, Наталья? Вот у меня на языке вертится многое, но я сдержусь. Разве можно с людьми быть в таких отношениях? Ну, разве можно людей за таких скотов считать, что считать, что пока их держишь на поводу, вот они, на самом деле, будут молодцами. А отпустишь, они в разнос пойдут, отдадутся первому встречному, забьют тело татухами и так далее. Это не так. Вот поэтому, когда мы говорим с Ольгой, я рекомендую строить самые доверительные отношения на свете. Самые доверительные.

Нет, Наталья, Наталья пишет – но это ее судьба. Нет, это не ее судьба, это ее тело. И, слушайте, еще раз, дальше начинается дело вкуса. У меня нет ни одной татуировки, вот скажу вам правду. Но при этом я еще одну правду вам скажу, Оля и все остальные, для финала темы – вообще-то мне нравится, красиво бывает, нет? Вы никогда красивых не видели, Оль?

ОЛЬГА: Нет, я видела много, но лично мне никогда не кажется красивым.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, это дело вкуса. Ну, с мальчиком вы бы тоже не загуляли, с другой стороны, с которым она целовалась, правда?

ОЛЬГА: Ну, не знаю.

Д.ЗИЦЕР: Все, прощаюсь с вами. Не буду вас больше ставить в сложные ситуации, не буду. Но, на самом деле, честный и искренний совет вы услышали. Конечно, мне пишут, что можно сделать временные тату. Ребята, вы правы, все это можно. Но речь идет о том, как нам быть, обобщая, в ситуации, когда 17-летний человек приходит и говорит – мама, это мое тело, я с тобой советуюсь. Это хорошо, когда ребенок советуется с мамой, правда же?

Если он нарывается на категорическое «нет», то из этого есть, к сожалению, не так уж и много выходов. Главное написала Наталья – тогда только силой, на самом деле, остается их держать. Только силой, потому что он уже поделился своим желанием, ища поддержки, ища помощи в разговоре, ища помощи в анализе. Все, пока, Ольга, желаю вам удачи.

Татьяна из Ижевска. Ух, сегодня прямо у нас разговоры такие, хочется разговаривать и разговаривать. Не всегда так бывает, между прочим. Татьяна, здравствуйте.

ТАТЬЯНА: Здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю.

ТАТЬЯНА: Сразу перейду к делу. У нас мальчик, сын Федор, 3 года, в этом году начал ходить в детский сад. И в один из дней он сообщил о том, что его обижает там один парень. Ребенок у нас общительный, он много, чего рассказывает. Дома у нас не принято драться, и свои границы его учим отстаивать словесно.

Д.ЗИЦЕР: Да, понимаю.

ТАТЬЯНА: Ну, до последнего момента это все работало. Но 3-летний ребенок, сверстник его на словесные вот эти вот выстраивания границ он не реагирует, и поэтому, то есть там такой человек, мальчик, при мне это было, он может просто подойти и, ну, просто вот ему так, он чувствует так, и втащить, грубо говоря.

Д.ЗИЦЕР: Я понял, давайте вопрос.

ТАТЬЯНА: Вопрос такой, как научить ребенка отстаивать свои границы, то есть не дать себя в обиду?

Д.ЗИЦЕР: Никак.

ТАТЬЯНА: Потому что наши…

Д.ЗИЦЕР: Никак не научить 3-летнего ребенка сделать так, чтобы взрослые выполняли свои прямые обязанности, за которые они получают деньги, я имею в виду воспитателей, и ребенка защищали. Никак.

ТАТЬЯНА: По поводу воспитателей, я поняла, о чем вы говорите.

Д.ЗИЦЕР: Самое глупое, что мы можем сделать, это сказать человеку в 3 года – защищай себя. Это непонятная формула, это сложная формула.

ТАТЬЯНА: Вот я и хочу узнать, как.

Д.ЗИЦЕР: Да, дорогая, вы правильно делаете, что разговариваете на эту тему. И это опасная формула. Теперь, поэтому то, что нам нужно сделать в этот момент, железно сделать так, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Теперь смотрите, к счастью, и второй мальчик, тоже он не бандит, поверьте мне, и не преступник в 3 года, и, конечно, это изменяемо. И, конечно, воспитательница справится и изменит это.

Это, кстати, совершенно не значит, что у него дома драки одни сплошные. Может, и да, а, может, и нет. Может, он где-то это увидел, подглядел, с этим сам столкнулся и так далее. Так что на эту тему продолжайте, мне кажется, транслировать своему сыночку, что, действительно, отходи, если тебе нужна помощь, обращайся за помощью, останавливай, если у тебя хватает силенок и так далее. Так что вот так.

ТАТЬЯНА: Понятно. И второй вопрос, и еще один вопрос, Дима.

Д.ЗИЦЕР: У нас полминуты.

ТАТЬЯНА: Полминуты, хорошо. Ребенок очень любит пиратов. И он очарован вот эти вот злом, и иногда входит в раж. То есть для него это иногда бывает не приключение, а именно, что пиратство.

Д.ЗИЦЕР: Давайте вопрос.

ТАТЬЯНА: Как ребенку объяснить, что пираты это только романтичное такое? Не опасно ли это…

Д.ЗИЦЕР: Никак в 3 года ему это не объяснять, не давать ему смотреть мульты одному, садиться рядом с ним, и вместе с ним обсуждать, и про что-то смеяться, и на другие мультики переключать, чтобы он научился воспринимать искусство, как искусство. Вот, собственно говоря, и все, на самом деле. Мы закончили, у нас двухминутная реклама. Ох, какие сообщения сейчас пойдут.

Еще один звонок возьмем. Не терпится мне на сообщения кое-какие ответить. Но на линии у нас Екатерина из Москвы. Екатерина, здравствуйте.

ЕКАТЕРИНА: Дима, здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю.

ЕКАТЕРИНА: Я думала, что прервалась связь.

Д.ЗИЦЕР: Нет, не прервалась.

ЕКАТЕРИНА: Все отлично. У меня замечательная дочка Мила, ей 7 лет. И у меня родительская тревога, что она вырастет у меня не самостоятельной. Потому что я ей во многом помогаю. Она просто у меня с самого детства, с сада, она тяжело встает по утрам, она медлительная утром. И чтобы она не опоздала в сад, теперь уже в школу, так как мы пошли в первый класс, я ее кормлю, как вот маленького ребенка с ложечки, чищу зубы, если она попросит.

Д.ЗИЦЕР: Зачем?

ЕКАТЕРИНА: Она просит – у меня там ручки устали, можешь почистить? Хотя только проснулся ребенок. Помогаю ей одеваться. Еще причем зимой такая фишка, что из-под одеяла не хочет вылезать, она просит меня, чтобы я подогрела одежду на батарее, и она тепленькую одежду одела. Помогаю ей собирать портфель.

Д.ЗИЦЕР: Ну, я понял, все, дальше можем не перечислять. В чем вопрос-то?

ЕКАТЕРИНА: Я боюсь, что из-за моей помощи ей, ну, мне это в радость делать, мне не сложно, что она у меня вырастет не самостоятельной.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, я, конечно, не знаю, я не пророк, я не знаю, какой она вырастет, это я не знаю совсем. И, если вы хотите от меня услышать, что нет прямой зависимости, нет прямой зависимости. Однако мне кажется, что вы лишаете ее, любя, но, тем не менее, лишаете ее удовольствия, знаете, вот этого, когда пробегаю утром зимой, согревшись под одеялом, босиком по полу, и чувствую вот это ощущение, знаете, такое бодрящее. И когда я сам себе чищу зубы и получаю от этого большое-большое удовольствие. Это же такой момент становления. Так что мне кажется, что это другая история. Мне кажется, жалко. Что будет, я не знаю, пророчествовать не готов.

ЕКАТЕРИНА: Но просто, если я не буду ей помогать, когда она меня просит об этом, то мы просто будем опаздывать. Ну, в садик ладно, в садик мы не принципиально, мы могли опоздать.

Д.ЗИЦЕР: Нет, она не будет опаздывать. Почему она будет опаздывать?

ЕКАТЕРИНА: А вот в школу.

Д.ЗИЦЕР: Нет, ее мама возьмет на себя ответственность взрослой женщины, мамы и будет вставать раньше ровно на то время, которое необходимо, для того чтобы не опоздать. Почему это она будет опаздывать?

ЕКАТЕРИНА: Мне просто жалко ее очень рано будить, допустим, это надо встать в 6.30, чтобы она в своем темпе все успела.

Д.ЗИЦЕР: Ну?

ЕКАТЕРИНА: Вставать в 6.30.

Д.ЗИЦЕР: А как вы встаете? Я не напугался. А так, во сколько вы встаете?

ЕКАТЕРИНА: В 7, в 7.10. В 8.10 мы выходим.

Д.ЗИЦЕР: Ничего не поделаешь, вопрос, чего мы хотим. Дружище, вопрос, чего мы хотим? Теперь, если бы, действительно, вот на уровне, ну, такого спокойного рассуждения немножко совета, нет, мне кажется, что это отличная история вставать самому и так далее. И рассчитывать на мамину помощь. Но мы не во всем можем рассчитывать на мамину помощь, ничего не поделаешь. И мамы не во всем могут рассчитывать на помощь детей. Так что, да, встаем раньше. Ей 7 лет, вы можете принять это решение вместе, и спокойненько, не подгоняя друг друга, все дела сделать. Вот, что я думаю.

ЕКАТЕРИНА: При этом мы с ней даже пробовали ставить будильники, ну, чтобы были какие-то такие грани, что нужно уже…

Д.ЗИЦЕР: Нет, слушайте, грань очень простая – это ваша ответственность. Точка. Из вас двоих это ответственность ваша. Екатерина, ваша.

ЕКАТЕРИНА: Хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Так что в этом смысле, я даю вам честное слово, вы, вероятнее всего, получите от этого большое-большое удовольствие. От этой грани материнства.

ЕКАТЕРИНА: Ну, я получаю удовольствие, что я ей помогаю. Мне от этого не сложно, но боюсь, что…

Д.ЗИЦЕР: Я повторюсь, вы получите большое удовольствие от того, что вы помогаете вот этому становлению, что она становится в чем-то другой, в чем-то пробует что-то новое и так далее. Вот и все. Я думаю так.

ЕКАТЕРИНА: Все, Дима, спасибо большое. Прислушаемся.

Д.ЗИЦЕР: Я с вами прощаюсь, всего вам доброго.

ЕКАТЕРИНА: Все, всего доброго. До свидания.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам. Ну, что, друзья, сколько же у нас сообщений на тему татуировок. В основном, поддерживающие. Вот, вы знаете, что такое поддерживающие? Я их попробую объединить в одну группу. Очень много рассказов о том, что, когда дети вырастали и превращались во взрослых мужчин и женщин, им очень трудно было забыть, когда мама или папа сказали жестко «нет». И вот до сих пор люди пишут и в 30 лет, и в 40 лет – до сих пор не понимаю и не могу забыть это.

С другой стороны, есть вот такое прекрасное сообщение, вот люблю такие. «Дима, зря вы за татуировки. Вы не любите молодежь и хотите ее развратить». Интересно, зачем бы мне это было нужно, Владимир? Но я вам скажу вот, что. Нет, Владимир, если вы подумаете немножечко, вы придете к выводу, что в этот момент я защищаю вас, родители дорогие. Почему? Потому что я точно знаю, как это устроено. Вот знаю в большинстве случаев. Когда мы уже выросли и вспоминаем, слушай, а почему вот это-то, в этой точке меня мучили, а почему вот этого меня лишили, а зачем меня вот это заставляли делать?

Вы скажете мне, есть вещи, за которые мы благодарны. Очень мало и очень редко. Они, конечно, есть. И очень трудно быть благодарным за насилие. Вот, если, действительно, родители меня поддержали, сделали так, что я подумал, сделали так, что я засомневался, может быть, и убедился в другой точке зрения, ну, конечно, я благодарен. А, если мне сказали, как мне пишут, «делай, что хочешь, уйдешь из моего дома, делай все, что хочешь», одновременно говоря – это не твой дом, ты здесь никто, мне наплевать, что с тобой будет через несколько лет и так далее. Это зачем?

Так что нет, друзья, не думаю, что я развращаю молодежь. Думаю, что, напротив, в этот момент у нас с вами появляется шанс, когда мы думаем выстроить человеческие отношения с близкими.

И еще, пожалуй, я на одно сообщение отвечу. Пишут мне на тему защиты в 3 года. «Не согласен, – пишет человек. – Я научил дочь в 3 года защищаться». Это хорошо, если человек умеет защититься. Но еще раз, мне кажется, что в 3 года мы имеем право на помощь близких, на помощь взрослых. Потому что, не дай, бог, найдется кто-нибудь в этой группе, кто тоже научил своего сына защищаться, например, 5-летку, и он окажется сильнее. Не желаю никому выходить на это силовое поле с детьми.

Не просто было сегодня, ребята, но очень-очень интересно. Спасибо вам большущее. Я традиционно желаю вам любви. До завтра. Завтра в начале шестого, как всегда «Любить нельзя воспитывать».