Любить нельзя воспитывать Выпуск 189

3 февраля 2021, 17:00

Д.ЗИЦЕР: Я приветствую вас, дорогие друзья. Второй раз на этой неделе мы вместе. Сегодня среда, начало шестого, и, действительно, программа «Любить нельзя воспитывать», как обычно с вами. Звоните нам, пожалуйста, пишите нам, пожалуйста, мы вам очень-очень рады, будем разговаривать. И даем возможность, как обычно немножечко вам сосредоточиться. И в этой паузе мы послушаем музыку.

Дорогие друзья, мы начинаем. Первая у нас сегодня Инна из Иваново. Инна, здравствуйте.

ИННА: Здравствуйте, Дима. Я прошу у вас не совета, а помощи. Я звоню вам с вопросом, как вести себя, если ребенок, ей 13 лет, мечтает уехать на ПМЖ в Америку. Вы меня успокоили…

Д.ЗИЦЕР: Я помню, я помню такой вопрос.

ИННА: Спасибо вам огромное, да. Но недавно у нас ситуация изменилась. Мы ходили к одному хорошему доктору, и мы разговорились на эту тему. В результате общения врач сказал ей, что у тебя ничего не получится, декларацию ты не заполнишь, девушек туда не берут. Чтобы стать актрисой, надо было с 5 лет петь и танцевать.

Д.ЗИЦЕР: Ой, какой гаденыш врач-то вам попался, извините за выражение, если вы говорите правду.

ИННА: Вы знаете, может быть, он это делал, для того чтобы понять, есть ли у нее конкретный план.

Д.ЗИЦЕР: Зачем это врачу? Это врач, по какому профилю, простите?

ИННА: Это психотерапевт. Мы ходили по поводу фобии уколов.

Д.ЗИЦЕР: Лучше я не буду реагировать. Я слушаю вас.

ИННА: Мы ходили по поводу фобии уколов, и вот зашел разговор как бы. На свою тему еще разные вопросы задавал. И английский ты не выучишь, у нас с этим проблемы, у нас очень туго идет это дело. И вот слова этого человека, авторитетного чужого человека, ну, упали глубоко, она сникла. И, ну, я, как понимаю, те не в авторитете сейчас родители, слово родителей, не слушает, не воспринимается. А ваши золотые слова могли бы вот очень помочь в этом деле. Прошу, чтобы вдохновили человека.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, так пусть человек позвонит в программу.

ИННА: Ой, знаете, подростки это тяжело.

Д.ЗИЦЕР: Что именно вы пообещаете подростку, как вы называете свою дочь, что вы уйдете куда-нибудь, или, что вы не будете рядом. Конечно, пусть позвонит. Вы можете ей сказать правду, можете сказать, что вы со мной советовались, что я очень-очень буду рад с ней поговорить, это чистая правда, я буду очень рад с ней поговорить.

Если, вот сейчас это «если» очень-очень важное, потому что дальше прозвучат жесткие слова. Если то, что вы говорите, дословно является правдой, к сожалению, вы были на визите у шарлатана. Ни один уважающий себя человек, вы знаете, гуманитарной профессии, даже я не буду выделять сейчас психологов, психотерапевтов и так далее, никогда не станет, вот я скажу такое слово не эфирное, обламывать человека, который с ним разговаривают. Врачи, педагоги, психологи существуют, для того чтобы помочь человеку обрести крылья, а не для того, чтобы эти крылья этому человеку обрезать. Вот, что я думаю.

И я с удовольствием про это поговорю с вашей дочерью. Я не буду, я все, я больше не буду, с этой секунды я не буду ругать человека, о котором идет речь. Еще раз я оговариваю, я реагирую на ваши слова. Но, если ваши слова точны, я ни одного своего слова не беру назад, я бы еще много, чего добавил, но добавлять не буду. Вот, собственно, и все.

Я не могу сказать вам, что я на сто процентов помню наш разговор, который был у нас, видимо, несколько месяцев назад. Но поговорим, поговорим о том, как прекрасно, когда у человека есть мечта, поговорим о том, что двигаться к этой мечте очень-очень здорово, поговорим о том, что не врачу, не мужу, не папе, не маме решать, какая у человека будет мечта. Не отцу, не мужу, не врачу, не маме, не дочери, наоборот, говорить человеку, что у него получится, и что у него не получится. Это только господь бог, может быть, знает, но, как вы понимаете, время пророков прошло, и он с нами напрямую не разговаривает. И это очень понятная мысль. Самое главное, что я абсолютно искренен сейчас. Я не то, что сейчас манипулирую и выдумываю, я абсолютно уверен, что это так.

Мне кажется, что ни одному человеку в мире, ни одному, ни, как это сказать, ни с какими целями нельзя говорить – ты недостаточно хорош, у тебя ничего не получится, ты ничего не достигнешь, и так далее. Не о чем тут говорить. Так что, вот, что я думаю. Но мне кажется, что, если у вас план дать вашей дочери послушать мои рассуждения, ну, вы можете, конечно. Но мне кажется, ей самой будет очень-очень любопытно, очень-очень интересно поговорить и поболтать, и поспорить, возможно, и не согласиться с чем-то, а с чем-то согласиться. Вот и все.

ИННА: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Все будет в порядке, на самом деле. Слушайте, я, кстати, чем больше говорю, тем больше вспоминаю подробности, которые у нас были тогда. У вас замечательная дочь, у вашей дочери замечательная мама, все будет отлично. Но вы не ходите, пожалуйста, к людям, которые вашу дочь будут обижать или будут, вот еще раз произнесу это слово, обламывать, или будут лишать ее надежды. Ну, эти люди никуда не годятся. Ни к кому, ни к врачам, ни к профессорам, ни к преподавателям, ни к учителям, ни к кому, правда, ну, вот, ей богу. Не волнуйтесь. Пусть звонит, счастлив буду с ней поговорить.

ИННА: Спасибо. Спасибо большое.

Д.ЗИЦЕР: Если решит написать, пусть напишет, мы любым способом свяжемся. Пока. Я желаю вам удачи.

Оксана, Ямал, вот, откуда. Здравствуйте, Оксана.

ОКСАНА: Здравствуйте. Да, меня зовут Оксана, я живу на Ямале, в Ямало-Ненецком автономном округе, город Надым такой есть.

Д.ЗИЦЕР: Город Надым. А вы знаете, что, я могу ошибаться, но мне кажется, у нас вообще Ямал впервые на линии. Вот мне кажется, что за три года впервые я разговариваю с Ямалом напрямую. Я очень-очень этому рад. Да, правду говорю. Если я не ошибаюсь, конечно. Я вас слушаю.

ОКСАНА: Ну, да, у меня вопросы такого характера. Моему сыну 16 лет, и он впервые пошел из школы в медицинскую комиссию проходить в военкомат. И, вы знаете, принес направление от психиатра, в психоневрологический диспансер. Я, конечно же, заинтересовалась, говорю, что это такое у тебя здесь, какое-то там, ну, что здесь такое. Диагноз там, в общем, был F-60 под вопросом. Мы стали, конечно, гуглить.

Д.ЗИЦЕР: Я не знаю, что это такое, но я и не должен, поскольку это не моя профессия, так что идем дальше.

ОКСАНА: (неразборчиво) тяжелое расстройство личности. И дала направление. Я говорю, скажи, пожалуйста, что произошло там, что ты там не так ответил и так далее, стала расспрашивать. Он мне рассказывает, со слов моего ребенка. Он говорит, когда все писали вот эти вот тесты, 160 вопросов, он болел в это время, находился на больничном. И она говорит – давай, беги быстрей, 160 вопросов все заполняй и придешь ко мне, в общем, зайдешь ко мне в кабинет. Он зашел. Она говорит – ага, ну, вот такие дежурные вопросы – выпиваешь, пьешь, куришь, чем развлекаешься, чем, в общем, что поднимает тебе настроение. Он поотвечал как бы. И она открывает характеристику и говорит – ага. А в характеристике из школы пишут, что как бы может проявлять импульсивность поведения, настроение может зависеть от обстоятельств, вот там такая фраза есть, ну, к которой можно вроде как, потом уже анализирую я, прицепиться. И еще написали в школе, что в классе отмечаются случаи нарушения подростком дисциплины. И она ему как бы это направление выписывает.

Я, конечно же, естественно, я стала задавать вопросы школе. Я говорю – ребята, а что, ну, вот военкомату характеристику психолого-педагогическую, нужно написать вот именно, что импульсивность в поведении, в настроении. Они как бы недоумевают. Мне говорят – у него нормальная характеристика. В принципе, у него обычная, средняя характеристика. То есть с неба звезд не хватает, ничего.

Д.ЗИЦЕР: Да я понимаю, я понимаю.

ОКСАНА: (неразборчиво) на характеристику. Она его, значит, послала как бы на обследование. Стала интересоваться у психиатра. Пошла и говорю, разве можно на основе характеристики поставить такой диагноз под вопросом – тяжелое расстройство личности? Она говорит, она, естественно, просто отказалась со мной говорить.

В общем, я столкнулась с такой ситуацией, потом уже, когда разбираясь в этом, школа говорит, что это психиатр не имеет права, основываясь на характеристике, психиатр говорит, это как бы, извините за выражение, а вы, школа, что написали. Я обязана послать как бы, то есть, как мы можем такого человека психически взрывного, я не знаю, импульсивного послать в армию. В военкомате говорят, что вы там такое в школе сделали, что они вам дали такую характеристику. Вы знаете, что как бы, чем это может грозить, что ему никогда, если он даже и пойдет служить, не доверят оружие, какое-то важное дело.

Д.ЗИЦЕР: Не доверят, ну, и что?

ОКСАНА: Вы можете забыть с такой записью как бы об обустройстве в какой-то военный вуз и так далее.

Д.ЗИЦЕР: А мальчик ваш собирается в военный вуз? Подождите, чего-то я, чего-то у нас все свалено вместе получилось в большую-большую кучу.

ОКСАНА: Да, все свалено вместе, почему, потому что такая ситуация…

Д.ЗИЦЕР: Подождите секунду, дайте я, ну, пожалуйста, дайте я, пожалуйста.

ОКСАНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Значит, давайте я позадаю вам вопросы, и мы попробуем вместе выстроить логику. Ваш ребенок собирается сделать военную карьеру? Собирался до этого момента?

ОКСАНА: Не военную, нет. Он хочет на юридический факультет поступать. Не в военный вуз.

Д.ЗИЦЕР: Он хочет на юридический факультет поступать. Значит, ну, это чистая логика сейчас, даже не педагогика, а чистая логика. Люди говорят вам – он не сможет поступить в военный вуз. Ну, и не сможет, ну, и хорошо, ну, и не надо, если он туда не собирается. Ну, и что? В чем вопрос-то, на самом деле?

ОКСАНА: Вопрос, знаете, как, например, смотрите, юридическое образование, может, впоследствии, да. Я не знаю, как у вас там, в Санкт-Петербурге, в Москве и так далее, вот у нас, например…

Д.ЗИЦЕР: Как в ваших столицах, я не знаю.

ОКСАНА: Да, да. У нас, например, при устройстве на государственную службу, в газодобывающую компанию, у нас там есть такие вот, как вот службы корпоративной защиты, то есть проверяются вот эти вот все документы.

Д.ЗИЦЕР: Это логично. Так.

ОКСАНА: Да. Документы проверяют как бы не только у тебя, но у твоих родственников, у твоей семьи, что вот там привлекался, ну, это, в общем-то, большая тягомотина такая.

Д.ЗИЦЕР: Ну, это не логично и, мне кажется, немного не законно. Но опять, эта программа по другому профилю. Оксана, задайте вопрос, чтобы я понял, в какую сторону нам идти.

ОКСАНА: Вопрос, значит, такой. Понятно, что кто-то говорит, что эта запись может повредить, что мы доказывали, что он не идиот. Ну, вот сейчас мы прошли еще одно обследование, и с 16 февраля ему на призывную комиссию нужно принести эти документы. Кто-то говорит нам – повредит запись, кто-то говорит… В общем, я столкнулась с тем, что две совершенно системы, которые как бы, школа, да, наше образование и военкомат…

Д.ЗИЦЕР: Да, понимаю, так бывает, к сожалению.

ОКСАНА: Они совершенно как бы несогласованные действия производят, они врут друг на друга.

Д.ЗИЦЕР: Оксаночка, вопрос, Оксан, все, ситуация ясна абсолютно.

ОКСАНА: В результате пострадает мой ребенок. Вот, как я могу защитить ребенка-то в этой ситуации, понимаете? Потому что они сейчас отписками занимаются друг на друга.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю.

ОКСАНА: И они уже там, (неразборчиво), что ребенок опубликовал эту характеристику в соцсетях, и все такое. Виноватого ребенка делают.

Д.ЗИЦЕР: Оксана с Ямала, только остановитесь на секунду. Я понимаю, что у вас многой эмоций.

ОКСАНА: Я все, закончила.

Д.ЗИЦЕР: Но мы совершенно с вами не сможем поговорить вообще. Значит, смотрите, во-первых, надо понять, от чего защищать ребенка. Это, во-первых. Безусловно, ситуация, которую вы описали, мне представляется неприятной, но она не представляется мне критичной. Почему? Ну, не важно сейчас, мы не будем оценивать, правильно поступила доктор в военкомате или неправильно, не знаю, это вообще не мое дело, и я ничего в этом не понимаю. Ну, послали его на психоневрологическую экспертизу.

ОКСАНА: Да, я тоже с этим впервые.

Д.ЗИЦЕР: Ну, пошел, ну, и что, ну, он пошел на психоневрологическую экспертизу. С высочайшей степенью вероятности то, что я слышу от вас из вашего рассказа, ему скажут, что он здоров. Ну, и что? А чего такого-то?

ОКСАНА: Да, ну, вот я говорю, сейчас две структуры эти сцепились между собой, делают виноватого как-то вот ребенка, а я не знаю, что сделать, как теперь его…

Д.ЗИЦЕР: Подождите, Оксана, я не понимаю, я не могу зацепиться за что-то, что вы имеете в виду. А где они делают виноватым ребенка? Где ребенок-то виноват, в чем? Смотрите, вот давайте я поговорю, а вы мне возразите, подождите. Я понимаю ваше негодование на тему того, что сделала школа, и, кстати, разделяю его, опять-таки, если я пытаюсь объективно и отстраненно смотреть на эту ситуацию. Но вот давайте мы предположим с вами сейчас неприятную вещь. Давайте?

ОКСАНА: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Мы предположим неприятную вещь. И, предположим, у вашего замечательного, я уверен, сына есть какая-то особенность. Ну, вот, предположим. Хотите, будем говорить не про вашего сына, про кого-то другого, если вам неприятно.

ОКСАНА: Конечно, есть особенность.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Если у него есть какая-то особенность, вы, как мама должны об этом знать или нет?

ОКСАНА: Конечно, да, я знаю, да.

Д.ЗИЦЕР: Вы предпочитаете знать? Отлично. Если вы предпочитаете об этом знать, тогда, вне зависимости от того, что побудило доктора отправить его на это обследование, туда надо идти.

ОКСАНА: Мы уже сходили, да. Да, прошли это обследование.

Д.ЗИЦЕР: Отлично, вы сходили. И что? И получили, какой результат?

ОКСАНА: Ничего мы не получили. Сейчас как бы, почему, все почему-то боятся, что я подняла этот вопрос. Одна структура защищается по-своему, другая структура защищается по-своему.

Д.ЗИЦЕР: Оксана, нет, нет, подождите, мы не будем сейчас повторять это еще раз. Я говорю сейчас только о том, что вы сходили к доктору, к психиатру, вероятно, и получили результаты обследования. Они вас удовлетворяют, результаты этого обследования?

ОКСАНА: Нет, мы не получили. Эти результаты обследования нам не дают ни на руки, со мной никто не говорит на этот вопрос, на эту тему.

Д.ЗИЦЕР: Эти результаты отправляют в военкомат?

ОКСАНА: В военкомат, да, 16-го числа он пойдет в военкомат на повторное.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Мне кажется, что 16-го числа нужно прийти в военкомат и узнать, я думаю, что не будет никакой беды, если вы как-то его поддержите. Не думаю, что надо идти с ним, потому что он почувствует себя неудобно с другими ребятами. Ну, как-то, не знаю, может быть, рядом, может, назначить встречу с этим доктором. И узнавать, каковы результаты этого самого обследования. Это же делали другие врачи.

ОКСАНА: Вы знаете, так самое интересное, я не могу понять как бы, где законность. Потому что доктор со мной без сына не разговаривает. В военкомат меня так же как бы не допускают.

Д.ЗИЦЕР: Отлично, с сыном вместе, идите вместе с сыном.

ОКСАНА: В-третьих, они говорят, это совершенно незаконно, что вы залезли и увидели характеристику. А он мне просто сфотографировал, ну, на телефон характеристику.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, да все законно, перестаньте. Это неправда, что это незаконно. Подождите, но я, Оксана, вы поймите, с кем вы говорите, вы говорите не с юристом, не с врачом, вы говорите с педагогом. Ничего не поделаешь, у меня есть свои слабые стороны. Мои слабые стороны, что я не знаю законов. Иногда знаю случайно, если я с этим сталкивался.

Я не знаю, что говорит закон, поймите меня правильно. Но, если мы говорим с вами по-человечески, и все-таки мы концентрируемся на той области, в которой я что-то понимаю, мне кажется, что эта ситуация неприятная, но не ужасная. Нет, насколько мне известно, не может быть такого, что человеку, личности не дают ознакомиться с медицинским освидетельствованием на его тему. Не может такого быть, такого не может быть. Значит, мы оставим сейчас, оставьте закон.

ОКСАНА: Мне тоже это удивительно.

Д.ЗИЦЕР: Нет, ничего удивительного тут нет. Оставьте закон. Может ли такое быть, что вашему сыну говорят – мы скажем вам результат 16-го? Значит, скажем 16-го. Но вы поймите, Оксана, пока нечего опасаться. У нас есть только два варианта, правда? Он придет к доктору, и доктор скажет – дружище, у тебя все в порядке, я зря волновалась, зря тебя волновала. Или доктор скажет – слушай, есть какой-то пункт, который звучит вот так-то, на тему которого у меня есть определенные опасения.

Ваш сын придет домой к замечательной маме Оксане, расскажет ей об этом. Мама Оксана пойдет с ним к врачу по своему выбору, для того чтобы понять, о чем идет речь, и как с этим быть. Вот и все.

Что касается поведения школы, это, в общем, отдельно от этого. Они, может, неправильно себя ведут, ну, что же делать, они уже так себя повели. Сейчас же надо решать ситуацию, в которую вы попали, а не ситуацию, которая могла бы быть, понимаете, какая штука?

ОКСАНА: Ну, да, ситуация такая. Мне, знаете, как бы обидно, как маме, что ли, что вроде как человек еще не начинал жить, а ему вот как бы какие-то пути тут рубятся сразу. Что кому-то что-то показалось…

Д.ЗИЦЕР: Ему ничего не рубится? А что ему рубится-то? Ну, Оксан, ну, смотрите, ну, давайте я уже не буду никого брать, у нас скоро новости, давайте мы еще минутку с вами договорим. Вот смотрите, я понимаю, что вам обидно, я понимаю, все в порядке. Но нам, для того чтобы помочь вашему мальчику, вам нужно отделить эмоции от реальной ситуации, понимаете?

ОКСАНА: Понимаю, да.

Д.ЗИЦЕР: Мне пишут сейчас, видите, что результаты психологического исследования часто бывают закрытыми, когда пациент не может с ними ознакомиться. Может быть, пишет Максим, может быть, я, действительно, не знаю закона, я на этом настаиваю. Но это не важно. Вы в любом случае узнаете результат, тем или другим способом, безусловно. Вот, собственно говоря, и все. Сходите параллельно, если результат будет не тот, который вас устраивает, сходите спокойно к врачу. Все.

Еще раз, вопрос школы, это вопрос отдельный. Я тоже не до конца понимаю, если у человека все в порядке, зачем писать ему какие-то странные вещи, особенно, если до этого никаких разговоров от школы не было. Вот и все. Но, Оксан, самое главное, вот в последние несколько секунд я говорю вам, не волнуйтесь, постарайтесь на эту ситуацию посмотреть максимально спокойно и даже немного отстраненно. Ждем 16-го числа, смотрим результат, который приходит, и, либо он вас удовлетворяет, либо с этим результатом вы идете вместе с вашим сыном к доктору, которому вы доверяете. Удачи вам.

Друзья, надо сказать, очень много ответов или версий, я бы сказал, на тему последней истории, которая была у нас в эфире, с военкоматом. Я надеюсь, Оксана нас слышит по-прежнему. Ну, вот очень многие пишут, проверяйте, еще раз, не принимайте это на веру на сто процентов то, что я сейчас говорю, но люди, вероятно, пишут по собственному опыту. «Все, что связано с подростками военкоматам по закону нельзя без родителей решать». Это звучит логично. Это звучит логично, но у закона могут быть свои тонкости, свои нюансы, поэтому, пожалуйста, проверьте.

Пишет мне, вот еще один человек пишет, что нет, в военкомате вся информация должна быть открытой для родителей. Опять-таки я должен вам сказать, что это кажется мне логичным. Логичным, потому что речь идет о несовершеннолетних. Речь идет о людях, которые, так или иначе, связаны с родителями. Родители, безусловно, с точки зрения закона являются отвечающими за них. Так что в этом смысле я думаю, что информация быть должна. Вот смотрю еще, люди пишут – надо смотреть нюансы закона. Согласен абсолютно, все в порядке.

Ладно, все, хватит тянуть, давайте будем разговаривать. Женя из Петербурга, добрый вечер.

ЖЕНЯ: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю.

ЖЕНЯ: Я хотела, во-первых, вас поблагодарить за вашу передачу. Слушаю, наверное, больше года, очень мне все нравится, очень откликается. И вот у меня такой вопрос. У меня четверо детей, и вопрос про среднего сына, ему 8 лет. У него такой очень взрывной характер. Ну, вот хочется понять, как с ним взаимодействовать, чтобы не вызывать в нем такую бурю эмоций каждый раз. Могу привести какой-то пример.

Д.ЗИЦЕР: А расскажите, что вы называете взрывным характером?

ЖЕНЯ: Ну, например, какие-то обычные просьбы, ну, просто какие-то ежедневные, например, я ему говорю – Рома, пожалуйста, помой посуду. И в этот момент он может пойти помыть посуду, а может, например, упасть, зарыдать, закричать или уйти, хлопнуть дверью. Ну, то есть какие-то вот такие очень странные, неадекватные реакции периодически бывают. Что с этим делать, как на это реагировать? Ну, и это касается вообще всего, учебы, ну, вот разных вещей.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Пара вопросов. Скажите мне, пожалуйста, был ли он таким всегда? Или у нас есть какая-то точка отсчета? Это первый вопрос.

ЖЕНЯ: Ну, вот я об этом думала. Но как-то я не могу понять, когда вот эта точка отсчета появилась. Ну, в принципе, он всегда был такой эмоциональный. Ну, не знаю, когда, нет, даже не могу сказать, что когда-то.

Д.ЗИЦЕР: А второй вопрос такой, Жень, а как вы реагируете?

ЖЕНЯ: Как я реагирую? Я начинаю как-то с ним, ему объяснять, и как-то с ним пытаться…

Д.ЗИЦЕР: Ну, так вот, подождите, вот человек такой, мама говорит – ну, помой, дружище, посуду. А он такой, валится на пол и начинает орать, если я верно вас понимаю. Вот вы чего делаете?

ЖЕНЯ: Да, я ему говорю – Ром, ну, успокойся, ну, что, я же тебя просто прошу помыть посуду. Ну, у нас все в семье моют за собой посуду, в этом нет ничего такого странного. Как-то пытаюсь, видимо, взывать к его разуму. Вот как-то так.

Д.ЗИЦЕР: Ну, в этом состоянии он, разумеется, не слышит.

ЖЕНЯ: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: А скажите мне, пожалуйста, как часто это бывает?

ЖЕНЯ: Ну, в принципе, каждый день какие-то такие инциденты бывают. Ну, бывают какие-то более-менее спокойные…

Д.ЗИЦЕР: Серьезно? Это я прямо так, вау. А скажите мне, пожалуйста, еще одну штуку. Жень, а вот вы наверняка пробовали разговаривать с ним на эту тему не когда он в таком состоянии, а когда он в состоянии обычном? Пробовали?

ЖЕНЯ: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: И чего говорит?

ЖЕНЯ: Он особо ничего не говорит. Ну, как сказать.

Д.ЗИЦЕР: Как это?

ЖЕНЯ: Ну, он вроде понимает, что, ну, он как-то, в том-то и дело, что вроде как он считает, что это, то есть он после этого как-то не оправдывается, не извиняется, не объясняет, что произошло.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Жень, подождите, вы меня не поняли, или я плохо объяснил, может быть. Значит, давайте так, сегодня вы попросили его помыть посуду, он плюхнулся на пол, начал орать и все остальное. Наступает завтра, завтрашний день. Сегодняшний день закончился, все, вы это обсудили или не обсудили, это не важно. Наступает завтра. И завтра, сейчас мы с вами будем играть, как я люблю, я буду мамой Женей, а вы будете вашим сыном. И мама Женя на следующий день говорит – слушай, дружище, ты знаешь, я очень хотела с тобой поговорить. А вот, что такое вчера было-то, можешь объяснить? Может, я что-то не так сделала? Что отвечает наш мальчик?

ЖЕНЯ: Нет, так мы не разговаривали. Ну, так, наверное.

Д.ЗИЦЕР: Ну, отлично, мы сейчас с вами придумаем все. Значит, смотрите, первое. Вне зависимости от того, как мы разговариваем и не разговариваем, мне кажется, вам надо бы сбегать к неврологу, в любом случае. Просто, чтобы быть уверенными, что нет чего-то, что ему мешает изнутри. Невролог, вы вообще когда-нибудь у невролога были с ним? Женя? Нет Жени. Ну, разговариваю, надеюсь, что Женя меня слышит.

Значит, Жень, смотрите, я объясню свою позицию. Я говорю еще раз, хорошо бы сходить к неврологу. Я говорю это довольно часто в нашей программе не потому, что я думаю, что ваш мальчик чем-то болен. А потому что, если у него бывают такие реакции, не исключено, что есть что-то, что ему мешает. И надо бы тогда понять, что. Потому что вы тогда намного легче ему поможете.

Теперь, вне зависимости от этого, если бы вы сейчас были на линии, я бы спросил, как устроены ваши отношения с ним, и часто ли вы разговариваете, но не могу сейчас этого спросить, ничего не поделаешь, буду говорить, как будто вы общаетесь с ним довольно часто. Нужно отдельно от ситуации, отдельно совсем, это значит… Вот мне говорят, что Женя вернулась. Женя, вы вернулись?

ЖЕНЯ: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: А вы слышали все мои разговоры в промежутке?

ЖЕНЯ: Нет, пропустила. Но я переслушаю потом.

Д.ЗИЦЕР: Вы пропустили. Ну, давайте я кратко, в одно предложение. Я обосновал, пока вас не было, почему к неврологу хорошо ходить, это сводится к тому, что ходить хорошо не потому, что я думаю, что он чем-то болен, а потому что я думаю, что, если вы можете оказать ему какую-то легкую помощь, вы ему ее окажете. В этом смысле лучше знать, если человека что-то тревожит, лучше узнать это.

Теперь самое-самое главное. Вне зависимости от вашего визита, мне кажется, сделать нужно следующее. На другой день, не в день этой истерики или этого проявления, нужно подсесть к нему, и ровно так, как я начал, можно другими словами, естественно, можно другим тоном, естественно, но сводиться это должно к тому, что, честное слово, вы хотите понять, что происходит.

Ведь смотрите, тут, может быть, разные и, может быть, очень-очень интересные причины. Ну, вот, предположим, что-то есть из того, что вы говорите, и это действует, как триггер. Я не знаю, что, я понятия не имею. Не то, что вы поступаете неправильно. Но так же бывает? Предположим, вы его о чем-то просите и топаете ногой, я уверен, что этого нет, но я привожу сейчас самый банальный пример, который мне в голову приходит. И это его оскорбляет. И когда вы не топаете ногой, то он с удовольствием моет посуду, а когда топаете, он чувствует унижение, валится на пол и орет. Например, я просто пример привожу, еще раз.

ЖЕНЯ: Да, хорошо, я поняла.

Д.ЗИЦЕР: В этом смысле с людьми надо разговаривать. И нужно в этом смысле сказать ему – слушай, давай, во-первых, давай поймем, что это такое, слушай, это вообще-то очень странно, это никуда не годится, у нас так не принято разговаривать. Что, что не так, чем помочь тебе? Теперь, чем помочь тебе, это вопрос второй, если вы заметили. Этот вопрос, он сопряжен и с третьим.

А третий вопрос следующий, я скажу его впрямую, а вы найдете форму. Слушай, тебе самому с этим удобно, прикольно, комфортно? Ну, лежать на полу и орать, я имею в виду.

Теперь, если ответ «да», предположим, которого не будет на 99 процентов, как мы понимаем, но оставим один процент, если ответ «да», тогда вы с ним договариваетесь о том, что он очень близкий для вас человек, ну, если ему так важно орать, слушай, делай это, но я очень-очень прошу тебя делать это не при мне, например. Мне очень неприятно, я очень нервничаю, и так далее. Это смешной разговор сейчас, естественно. Но, как мы понимаем, мы рассматриваем этот один процент.

А, если ответ будет «нет», а, скорее всего, ответ будет «нет», потому что для человека очень некомфортно и кричать, и напрягаться, и плакать, и так далее, нужно говорить о том, что нужно сделать, чтобы этого не было, как тебе помочь? И вот опять мы возвращаемся к этому вопросу.

ЖЕНЯ: Да, я поняла.

Д.ЗИЦЕР: Просто сейчас, Жень, я не то, чтобы вас сейчас покритикую, я не покритикую, но я просто объясню свою позицию. Сейчас получается так – у нас имеется близкий, любимый человек, у которого время от времени случаются припадки, а я прошу их прекратить, эти припадки и вообще не понимаю, почему это происходит. Ну, это, мне кажется, неправильно.

ЖЕНЯ: Ну, да, я тоже не понимаю, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так спросите.

ЖЕНЯ: Да, но, возможно, с его стороны есть какая-то на это объективная причина, я просто даже об этом не догадываюсь.

Д.ЗИЦЕР: Спросите, спросите.

ЖЕНЯ: Потому что вроде как на поверхности этого не видно, а, может быть, правда, есть что-то, что его задевает, просто надо с ним об этом поговорить. Да, сейчас я все поняла.

Д.ЗИЦЕР: Тютчев, как нас учит с вами? «Как сердцу высказать себя? Другому, как понять тебя? Поймет ли он, как ты живешь? Мысль изреченная есть ложь». И так далее. Значит, смотрите, это важный момент. Вы не поймете, нам не дано понять. Мы не понимаем, как устроена, «чужа душа потемки», как вы знаете, есть более простая пословица. Нам не дано понять, мы можем только спросить, вот и все. Он в том прекрасном возрасте, когда он с удовольствием вам про это расскажет. Поговорите про это спокойно, не пугая его, не дергая его, он расскажет, никуда не денется. Мы прощаемся?

ЖЕНЯ: Да, спасибо вам огромное. Спасибо, всего хорошего.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большущее. Получится, я уверен.

Ольга из Липецка, добрый вечер.

ОЛЬГА: Здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Рассказывайте.

ОЛЬГА: Рассказывать о проблеме?

Д.ЗИЦЕР: Ну, а чего нет.

ОЛЬГА: Дочь, 5 лет, едим просто очень-очень плохо.

Д.ЗИЦЕР: Вы обе?

ОЛЬГА: Постоянно у нас… Нет, ну, я тоже худенькая, но я более-менее нормально ем, а она, конечно…

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте тогда, если можно, в единственном числе, потому что иначе вы путаете меня. А то вы говорите – едим плохо, я думаю, может, это семейная проблема какая-то.

ОЛЬГА: Ладно.

Д.ЗИЦЕР: Плохо ест. Давайте.

ОЛЬГА: Плохо ест, да. То есть, как бы нам 5 лет.

Д.ЗИЦЕР: Это как?

ОЛЬГА: Три, четыре, пять ложек она съедает сама, дальше она наелась, все. Остальное просто я уже сижу ее, можно сказать, пичкаю, докармливаю, заставляю.

Д.ЗИЦЕР: Зачем?

ОЛЬГА: Мы пробовали, да, что мы пробовали держаться неделю, я ее не буду кормить, пусть, сколько съест, аппетит…

Д.ЗИЦЕР: Как не буду кормить? Она же ест? Ну, так и что? Пять ложек съела, отлично.

ОЛЬГА: Пять ложек, больше она не ест, все. Три раза в день по пять ложек.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что? А сколько ложек надо съесть? Три раза в день по пять ложек, это пятнадцать, подсказывают мне мои знания по математике. А норма ложек в день, какая, Оль?

ОЛЬГА: Ну, я не считала. Но это слишком мало.

Д.ЗИЦЕР: Правильно.

ОЛЬГА: А весит она у нас 14,5 в 5 лет при росте 110. Представляете, это такой достаточно худенький ребенок.

Д.ЗИЦЕР: Да, понимаю. Ну?

ОЛЬГА: Даже с учетом того, что я ее докармливаю. Пробовали мы такое, что мы ее не докармливали. То есть поела, как говорят, потом дальше должен аппетит развиться, у нас это не происходит. То есть ребенок начинал только худеть сильнее. Потом опять нервы у мамы не сдали, мы начали опять ее кормить.

Д.ЗИЦЕР: В смысле?

ОЛЬГА: Дальше у нас проблема появилась где-то несколько месяцев тому назад, то есть ребенок ест, там, опять же, чуть-чуть съела, начинаешь докармливать. Она, чтобы как бы не есть, она выплевывает…

Д.ЗИЦЕР: Подождите, Оля, вы меня путаете, что вы называете словом «докармливаю»? Это что значит?

ОЛЬГА: Ну, сижу, кормлю ее, кормлю ее ложкой, с ложки кормлю ее.

Д.ЗИЦЕР: И чего? А она ест в этот момент, когда вы ее с ложки кормите?

ОЛЬГА: Ну, она вредничает, не всегда ест. Просто это уже…

Д.ЗИЦЕР: Как вредничает?

ОЛЬГА: Не ест. Вот я вам рассказываю, было такое, что, ну, как…

Д.ЗИЦЕР: А как вы ее заставляете?

ОЛЬГА: Ну, как, открываю рот, кладешь ложку в рот, все, ешь, сиди.

Д.ЗИЦЕР: Какой ужас, боже мой.

ОЛЬГА: А как еще?

Д.ЗИЦЕР: Жесть. Ну, давайте, сейчас я расскажу, как. Давайте, 20 секунд, приведите примерчик какой-нибудь, послушаем мы рекламу и дальше поговорим. Пример.

ОЛЬГА: Пример, как ест?

Д.ЗИЦЕР: Ну, да, пример, как ест, пример, как вы сходите с ума на эту тему. Вот какие-нибудь такие примеры.

ОЛЬГА: Нет, ну, вот, допустим, фрукты, овощи она может есть безгранично, это у нас даже никаких…

Д.ЗИЦЕР: Ужас какой. А это плохо?

ОЛЬГА: Это очень хорошо. Но главное, что остальное, все, мясо, это вообще она…

Д.ЗИЦЕР: Все, Оля, потерпите полторы минуты. Мне не терпится с вами поговорить на эту тему.

Я напомню, у нас на линии Ольга, мы разговариваем о питании, у меня прямо нет другого слова, человека 5 лет. Оль, вы прямо под начало рекламы выбросили мне такую информацию, что я просто страдал эти две минуты, потому что очень хотел задать вам следующий вопрос. Вы сказали, что фрукты и овощи она ест, сколько хотите, вот, сколько влезет, безгранично. А чем же вы ее еще кормите-то? Вот, когда вы с ложками ей в рот вот это суете? Там что, в этих ложках?

ОЛЬГА: Мясо, супы, каша, обычная еда.

Д.ЗИЦЕР: Нет, это не обычная еда. Есть люди, которые не едят каши, есть люди, которые не едят мясо, есть люди, которые ненавидят супы. Слушайте, вот, что я вам скажу…

ОЛЬГА: Ну, получается, что она не любит все, кроме овощей и фруктов.

Д.ЗИЦЕР: Нет, у ее мамы просто на этой теме, в этой точке невроз, вот, что получается. Получается, что она все любит. Получается, что у нее все в полном порядке. Если человек какие-то типы еды может есть, как вы говорите, безгранично, тем более, заметьте, не худшие – овощи и фрукты. У меня много звонков и много не только звонков, а обращений – боже мой, мой ребенок совершенно не ест фрукты, он с утра до вечера готов есть только макароны, Дима, помогите, что же делать. Слушайте, она ест полезную еду. Ну, слушайте, наверное, хорошо бы к этому добавить еще чего-нибудь, это правда.

Но, если в 5 лет она сталкивается с маминым насилием, если мы насильно суем человеку в рот ложку, это называется насилие, у нее, естественно, на эту тему, ну, как это сказать, происходят такие поведенческие нарушения, если хотите. Чего ей делать-то, бедной? Она ест, она сыта, ну, пусть съест еще одно яблоко, пусть съест еще два огурца, один помидор, перец красный и добавит к этому чего-нибудь еще, хлебушка черного, знаете, ох, хорошо, с солькой и сверху маслицем.

ОЛЬГА: И что, не стоит вот это ничего давать? Просто на овощах и фруктах целыми днями?

Д.ЗИЦЕР: Да она не будет целыми днями на овощах и фруктах у вас, она не будет, ей 5 лет. Теперь, если она сталкивается с ситуацией, когда ее желудок подсказывает ей, это произошло не вчера, я это гарантирую, что у вас это произошло не месяц назад.

ОЛЬГА: Конечно, нет, это у нас почти с самого начала.

Д.ЗИЦЕР: Конечно, нет. Олечка дорогая, вы меня простите, что я вас так называю, но я очень-очень хочу вам помочь. Так это сделали вы, а не она, это же сделали вы. Вы очень-очень волновались, что она ест недостаточно разнообразную еду и сформировали случайно, конечно, не специально и не со зла, сформировали вот эту игру в кошки-мышки, когда главный способ отстоять саму себя для этой 5-летней девочки это закрыть рот. Мам, я буду решать, что я ем, мам. Это базисное право любого человека решать, когда я ем и решать, когда я идут в туалет, и что я ем, и так далее. Ну, разве нет?

ОЛЬГА: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: Это же базисные человеческие, это почти инстинкты, Оля, почти инстинкты. Теперь, этот разговор был бы для меня намного сложнее, если бы вы не добавили вот эту фразу про то, что овощи и фрукты, она с ними в прекрасных отношениях. Мне кажется, делать надо следующее.

ОЛЬГА: В замечательных.

Д.ЗИЦЕР: Ну, отлично. Мне кажется, от нее надо отстать, причем резко, Оль.

ОЛЬГА: Даже вот она ест…

Д.ЗИЦЕР: Да я понял уже, слушайте, я понял уже.

ОЛЬГА: Она ест, нет, она поела, то есть она очень плохо ест, но тут же она не отказывается, даже вот сегодня после еды редисочку походить, погрызть, это просто замечательно.

Д.ЗИЦЕР: Дружище, подождите секунду, Оля, подождите. А редиска это не еда, на ваш взгляд?

ОЛЬГА: Ну, все равно там нет же столько полезностей и всего такого. От чего полнеть? Там чего, вода…

Д.ЗИЦЕР: Сколько в чем? Сколько в супе? Суп у вас мясной, я надеюсь?

ОЛЬГА: Ну, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так диетологи говорят многие, между прочим, что это называется трупный отвар то, что вы называете супом.

ОЛЬГА: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: Правда, я, честное слово… Да ничего там серьезного нет. Слушайте, давайте, знаете, что, дело такое, договорю с вами вот эти две, три минуты, не буду прыгать тоже на следующего слушателя. Ну, давайте, это просто может быть актуально и для других. А, может, актуально, действительно, какие-то новые актуальности откроются и для вас. Значит, смотрите, дружище. У вас есть, в первую очередь, ребенок, который ест, она ест. Она может съесть любое количество овощей, еще раз, фруктов и так далее. Первое, первый факт.

Второй факт. У этого ребенка есть замечательная мама Оля, ну, каждого из нас клинит на своем. Маму Олю клинит на том, что овощи и фрукты это не еда. Я боюсь, подозреваю маму Олю, что она даже говорит это словами – это не еда. Ничего не говорите сейчас, я почти уверен в справедливости своей догадки. Значит, в этот момент у 5-летней девочки начинается когнитивный диссонанс или очень-очень сильная путаница – мам, я кладу это в рот, у меня полный желудочек, я чувствую себя сытой, а ты говоришь, что еда. Это полная жесть, мама, думала бы она, если бы была чуть постарше и так формулировала.

Я понимаю, что вы хотите добавлять к этому какие-то вещи. Это прикольно добавить к этому что-нибудь. Я почти гарантирую, ну, вот я кровью не распишусь, но я близок к этому, что, если вы от нее отстанете, и у вас спокойно дома будет лежать, ну, я не знаю, хлеб будет лежать, то, что едите вы, может, мясо, может, она вообще не мясной человек, всякое бывает, она непременно к вам присоединится. Потому что она не делает этого, вероятнее всего, она не делает этого сейчас, потому что она чувствует насилие. А это самое-самое главное и самое неприятное ощущение. И ей очень важно противостоять. «Докармливаю», ребенку 5 лет, вы чего, Оль? Докармливаю.

ОЛЬГА: Ну, мне, что, мне посадить ее за стол, положить еду, будет есть – будет, не будет – не будет, так получается?

Д.ЗИЦЕР: Вам вообще перестать, вообще перестаньте разговаривать о ней, как о предмете. Что значит посадить ее за стол? Она, что, сама не ходит у вас, не дай, бог?

ОЛЬГА: Пригласить ребеночка. Слава богу, ходит.

Д.ЗИЦЕР: Сядет, она сядет. Вы сядете обедать, вы скажете – подруга, давай обедать, что ты будешь есть? Она вам скажет, что она будет есть. Ей заново надо вспомнить, что ей вкусно, что ей невкусно, заново. С замечательной мамой приготовить обед, возможно. Если она скажет – я буду есть, я не знаю, овощи и фрукты, добавьте к этому орехи какие-нибудь калорийные, заменяющие углеводы, и вообще успокойтесь. Я не вегетарианец, я люблю все и все трескаю. Но я понимаю, что то, о чем мы с вами говорим, может, и стоит пугаться, но пугаться стоит не того, что она недоест, не дай, бог, а того, что у нее на этой почве будет невроз самый настоящий. Невроз, когда она будет бояться рот открыть.

ОЛЬГА: А вот то, что на этой почве, то, что она уже как бы плохо ест, у нее там с гемоглобином, допустим, проблема? Или то, что она творог тоже плохо ест, у нее нервные, глазные нервы расслаблены…

Д.ЗИЦЕР: Олечка, я с вами разговариваю, я слышу, какая нервная эта тема для вас.

ОЛЬГА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Это идет оттуда. Попробуйте сделать то, что я вам советую. Две недели покоя, овощи, фрукты и то, что лежит на столе. Попробуйте. Потом позвоните нам обязательно, я буду очень рад услышать, что произошло.

Начинаем второй час программы, друзья. Юлия из Петербурга, здравствуйте.

ЮЛИЯ: Здравствуйте, Дима. У меня такая проблема.

Д.ЗИЦЕР: Ну, рассказывайте.

ЮЛИЯ: Даже не у меня такая проблема. Это касается класса моей дочки, где учится мой ребенок. У нас в классе есть мальчик, очень такой шебутной ребенок. Ну, очень добрый мальчик, я с ним лично знакома, ну, не очень хорошо, ну, как с одноклассником.

Д.ЗИЦЕР: Юль, а о каком классе мы говорим?

ЮЛИЯ: О втором. Детям 8 лет. И у него есть такая неприятность, проблема одна, мальчик иногда ругается с одноклассниками, обзывается матом, ругается матом. И еще, как говорит одна там родительница, постоянно устраивает истерики. Хотя я у дочки спросила, она говорит – да, он плачет, когда ему ставят плохие отметки. В общем, очень бурно выражает свои эмоции. Мальчик добрый, хороший мальчик.

Вот у нас одна мама на прошлой неделе решила пойти в атаку. Она решила написать коллективное письмо на имя администрации школы с требованием, либо отчислить этого ребенка из нашего класса, потому что он срывает учебный процесс и не дает учиться другим детям. Либо вообще его из школы отчислить.

Д.ЗИЦЕР: Либо расстрелять, еще есть вариант.

ЮЛИЯ: Да, вот. Как бы никто не отрицает, что ругаться… А просто он в прошлую пятницу от обиды, что ему поставили «два», значит, учительница, он ей показал кулак, на «ты» и повел себя не очень красиво, как 8-летний мальчик. И вот мама начала разгонять у нас одна молодая, молодая мама, скажем так, что вот, значит, вот этого ребенка надо убрать, он всем мешает, вот такой вот, давайте напишем в администрацию. Я сначала, часть родителей удалились из этого чата сразу. А я сначала думала, что я буду молчать, думаю, может, получится ее убедить как-нибудь, но у меня не получилось. По ходу они, знаете, сходили с этими письмами. Но я надеюсь, что писем-то было немного.

Просто мне хочется у вас такой вопрос, ну, как бы задать, как можно попробовать переубедить эту родительницу и других родителей, которые, может быть, встали на ее сторону, и понимают ее позицию, тоже считают, что вот надо непременно изгнать этого ребенка. Хотя я думаю, что, может быть, конфликт какой-то, ну, ругаться матом плохо, это как бы мы отдельно. Ну, учительница у нас молодая, она только второй год после института, хорошая очень учительница, дети ее любят. Ну, вот конкретно вот этот мальчик, вот его реакции, как-то не хотелось…

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, подождите, вы спрашиваете меня, как изменить ситуацию с мальчиком? Или, как маму эту выключить немного?

ЮЛИЯ: И с мальчиком, и маму. В принципе, я думаю, знаете, там дети маленькие еще, они, знаете, только учатся друг с другом общаться, ну, по большому счету, так самостоятельно, без воспитателя, без такой вот опеки родительской.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Юль, мне вот, что кажется. Значит, ну, во-первых, нам надо понять, что за ситуация. Вот давайте я сейчас ее немного огрублю так, чтобы я мог сказать и с одной стороны, и с другой стороны. Если бы речь шла о том, что имеется в классе мальчик, например, который, не знаю, бьет детей, ругается матом, срывает уроки, действительно, я не знаю, швыряет учебники на пол и так далее, я бы и в этом случае не посоветовал его выгонять.

Но я бы, безусловно, сказал, что, конечно, родители должны поднять вопрос о том, как этому мальчику помочь, это важно. Потому что, естественно, абсолютно естественно, что, если есть такая деструктивная обстановка в классе, конечно, другим детям тоже тяжело учиться и так далее. Поверьте мне, есть тысяча путей решить эту проблему без вот этих самых таких жестких поворотов направо или налево.

Теперь, поскольку, по вашим словам, получается, что ситуация вообще не такова, ну, значит, вот он ругается матом, он вот как-то может отреагировать ярко, но речь не идет о том, что он срывает уроки или обижает других детей, я, в принципе, не понимаю, почему нужно писать какие-то коллективные кляузы в этот момент.

ЮЛИЯ: Я тоже не понимаю.

Д.ЗИЦЕР: Это повод для волнения, но повод для волнения за мальчика, в первую очередь. Я сейчас буду фантазировать, и я совсем-совсем не утверждаю, что мои догадки верны. Но вообще-то, если человек ругается матом и плачет, когда ему ставят плохие оценки, вероятно, дома у него ругаются матом, и ругаются матом в те самые моменты, когда он приносит эти плохие оценки или еще похуже, чего. Потому что человек реагирует на плохие оценки во втором классе, это важно, таким образом, только, если за этим следует что-то очень-очень неприятное для него.

ЮЛИЯ: Ну, с одной стороны, да. Он матом, говорят, ругается только на одноклассников, понимаете, не на учителя.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, он эти слова-то, где взял? Ну, откуда эти слова? Они откуда появились? И сейчас не надо мне говорить, что все дети во втором классе знают все слова. Это неправда.

ЮЛИЯ: Ну, многие.

Д.ЗИЦЕР: Кто-то знает. А те, кто знают, хорошо понимают, что и когда можно употреблять, а что и когда нельзя употреблять. Нет, нет, ситуация более сложная.

Значит, теперь, стоит ли об этом поговорить с учительницей? Ну, конечно, стоит, ну, конечно, стоит, ничего себе. Пусть она хотя бы подумает, ваша молодая учительница, о том, что я сказал. Пусть она допустит эту мысль, вот допустит. Я не утверждаю, что это так. Но пусть она себе представит вот такую ситуацию, я говорю иногда молодым коллегам это. Вот пусть она себе представит, что она ставит ему «пару», а дома его головой об стенку за эту «пару». Вот она хочет ему «пару» ставить или нет?

Ведь, если она учительница, во втором классе это классная руководительница, она вообще-то для него очень близкий человек потенциально. И вообще-то во втором классе, я говорю вам со стопроцентной ответственностью, можно и не поставить «двойку», и можно и оценку не поставить, и можно завести с ним особые отношения какие-то, когда он получает обратную связь другим способом. Все бывает, человеку 8 лет.

ЮЛИЯ: Да, я тоже считаю, что, наверное, не стоит так радикально в 8 лет решать проблему.

Д.ЗИЦЕР: Отлично.

ЮЛИЯ: С 8-летним мальчиком.

Д.ЗИЦЕР: В том-то и дело, ну, это звучит дико, если честно. Мне кажется, что не надо учительницу учить жить, конечно, но мне кажется, что было бы здорово, если бы она озаботилась…

ЮЛИЯ: Даже больше не учительница…

Д.ЗИЦЕР: Подождите, я дойду до мамы, я вам обещаю, я дойду. Но меня волнует сейчас этот мальчик больше, чем эта мама, вы меня простите за это. Мне кажется, что можно с ней про это поговорить, вот вас это волнует, вы и поговорите о том, что, действительно, это такая, знаете, красная лампочка зажигающаяся время от времени о каком-то очень серьезном неблагополучии, честно.

Да, я понимаю, что любой ребенок расстроится, если он получит плохую отметку, это я понимаю. Но, если ребенок реагирует так, причем только на это он реагирует так, это значит, что это какая-то болевая точка очень важная и не исключено, что очень страшная. В общем, честно говоря, мне кажется, что учительнице надо бы с родителями надо бы повстречаться, надо бы поговорить, надо бы понять, и так далее.

Теперь, что касается мамы и вообще всей этой кампании антимальчиковой и так далее. Слушайте, мне кажется, что говорить, во-первых, хорошо бы повстречаться и на эту тему побеседовать. Чат это, я говорю вам, слушайте, говорю вам, с одной стороны, как родитель, с другой стороны, как директор школы, это такая чепуха, это такая взаимная невротизация, это вообще, ну, правда, я полагаю, нас сейчас очень-очень многие поймут.

ЮЛИЯ: Я согласна.

Д.ЗИЦЕР: Ну, что, вот мы друг друга заводим на какую-то тему, а решения там, в общем, никакого нет. Потому что в чате по-человечески обсудить, глядя в глаза друг другу, ничего невозможно, как мы с вами понимаем. Значит, мне кажется, что это повод встретиться и повод поговорить. Вряд ли эта мама хочет, чтобы ее дочь или сын, там, я не знаю, кто выучили способ общения следующий – если человек мне не нравится, или человек мне мешает, его выкидывают. Ведь в 8 лет мы именно это транслируем. Деточка, а, тебе сложно с этим человеком? Мамочка сделает так, что этого человека не будет в твоей жизни. Ничего себе, сильно.

ЮЛИЯ: Да, как бы это именно так выглядит.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Мне кажется, что мама просто таким образом про это не думала, и не надо ее обижать, не надо идти с ней на конфликт. Надо помочь ей подумать об этом с этой стороны.

ЮЛИЯ: У меня не получилось.

Д.ЗИЦЕР: Еще один момент. А у вас получится. Еще один момент, чего мы хотим…

ЮЛИЯ: Вы знаете, она мне сказала – что вы так печетесь за чужого ребенка, вы печетесь за него больше и плюете на интересы своей собственной дочки, которой этот мальчик мешает учиться в классе. На что я просто открыла рот.

Д.ЗИЦЕР: Юля, а вы не открывайте рот. То, что вы только что рассказали, это пример простейшей манипуляции.

ЮЛИЯ: Ну, да, она сманипулировала.

Д.ЗИЦЕР: Вами манипулировали. Простейший пример манипуляции.

ЮЛИЯ: Да, она попыталась мной сманипулировать.

Д.ЗИЦЕР: И судя по всему, у нее получилось немного. Когда вам говорят неправду, оборачивая это в бумажку пафосной правды. Она – вы знаете, вы не думаете о своем ребенке? Ну, подруга, ты не будешь мне рассказывать о том, думаю я о своем ребенке или не думаю, и вообще, как мне о нем думать. Она мешает учиться моей дочке. Нет, не мешает. Понимаете, это манипуляция.

Еще раз, это не делает эту маму плохим человеком. Это говорит о том, что она, действительно, на эту тему очень разнервничалась и, может быть, у нее так сложилась жизнь, что она не знает других способов решения проблем, кроме, как вычеркивания человека из жизни. Мне кажется, что есть другие способы.

Есть еще один очень важный аргумент у меня, во всяком случае. Ведь в тот момент, когда рядом с нами оказывается человек, который, по той или иной причине, делает нам что-то неприятное, вообще-то хорошо бы, чтобы мы научились, да, да, во втором классе научились с этим взаимодействовать. И взаимодействовать можно не только, взяв стул и дав по лбу, но можно научиться говорить – слушай, мне неприятно, можно научиться говорить – я прошу тебя этого не делать. И, между прочим, учить этому во втором классе должны учителя, помимо родителей, должны учителя. Это очень важная атмосфера.

Вот, знаете, когда атмосфера, разные дети бывают, разные люди бывают, все мы бываем в ситуации, когда мы, так сказать, близки к нервному срыву и говорим какую-то чепуху. Но очень важно, чтобы в классе, в коллективе, я не очень люблю это слово, но в данном случае оно употребимо вполне, чтобы в коллективе были инструменты для взаимодействия, были сигнальные кнопки. Послушай, ты сейчас меня обижаешь, прости, пожалуйста, я не хочу продолжать этот разговор, мне неприятно, прекрати и так далее. И мне кажется, что этому наши дети должны учиться. Вот, собственно говоря, и все.

А еще наши дети хорошо бы, чтобы учились состраданию. И чтобы в тот момент, когда человек, который ведет себя подобным образом, даже делает мне неприятное или ведет себя как-то странно, чтобы первая мысль, которая приходила нашим детям в голову, мне бы очень хотелось, была не «я хочу этого человека вычеркнуть из своей жизни», а «возможно, я могу ему чем-то помочь, возможно, что-то у него не так, возможно, ему нужна помощь».

Теперь, я не считаю, что 8-летних детей нужно этим грузить, но я считаю, что именно в этом заключается одна из очень важных ролей их родителей. Их родителей, которые скажут – деточка, в такой ситуации мы поступаем вот так, и мама тебе поможет, и папа тебе поможет, и взрослые встанут горой за вас, но при этом постараются не обидеть одного из вас, то есть человека слабого. Ну, вот примерно вот так я бы разговаривал, примерно вот так, примерно на эту тему.

ЮЛИЯ: В принципе, я потом подумала, что я, наверное, с такой позиции и стала защищаться на подсознательном уровне.

Д.ЗИЦЕР: Вам нечего защищаться. Я понимаю, а защита, к сожалению, в этой ситуации, я вас понимаю, я, может, и сам встал бы в эту позицию, но защита позиция слабая в данном случае, мне кажется.

ЮЛИЯ: Я согласна.

Д.ЗИЦЕР: Позиция сильная как раз, Юль, чего мы хотим достичь и чего мы достигнем в этот момент. Давайте поймем, давайте подумаем, давайте поанализируем, давайте поищем разные пути и разные инструменты для решения этой проблемы, это задачи. Ну, вот, как-то так.

ЮЛИЯ: Да, я согласна. Только единственное сейчас одно усложняется, сейчас родительских собраний не проводят в школах из-за коронавируса.

Д.ЗИЦЕР: А я скажу вам. А я скажу, Юль, поскольку мы живем с вами в одном городе, мы знаем, что у нас есть определенные послабления, а совершенно не обязательно в школу тащиться, для того чтобы поговорить о судьбе собственных детей. Ну, не знаю, соберитесь в кафе, сядьте, расставьте столики, сядьте на безопасном расстоянии, будьте в масках, ну, все решается. Опасаетесь? Окей, сделайте Zoom встречу, подумайте, как сделать ее удобной. Ну, что это за такое, мы идем только обязательно в горком партии разговаривать. Мне кажется, это странно, нет, не обязательно.

ЮЛИЯ: Ну, да, не только насчет 8-летнего мальчика, который, конечно, повел себя некрасиво, никто не спорит.

Д.ЗИЦЕР: Да я все понимаю, Юль. Ну, да, все понятно.

ЮЛИЯ: Не стоит его высечь позорно на площади.

Д.ЗИЦЕР: Да, мы поговорили уже. Юль, действуйте, я желаю вам удачи. Здорово, что вы так неравнодушно к этому отнеслись. Буду вам очень благодарен, если вы нам пару строчек черкнете на эту тему, а, если будет время, то и позвоните. Интересно, как эта ситуация разворачивается. Уверен, что это интересно не только мне, но и слушателям. Спасибо вам большое и удачи.

ЮЛИЯ: Спасибо вам тоже большое. До свидания.

Д.ЗИЦЕР: Остаемся в Петербурге, друзья. Ирина на линии у нас.

ИРИНА: Здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Ирина, здравствуйте.

ИРИНА: Да, здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Ну, что расскажете вы?

ИРИНА: Я очень часто слушаю вашу передачу, но тут пришла пора обратиться к вам самой. Я бабушка девочки 7-летней. Иногда меня просят забирать ее из школы. И последний раз получилась такая история. Я ее забрала с продленки, потому что она там ходит на кружки. Обычно она раньше как-то засыпала в машине, и, ну, видимо, как-то отдыхала, таким образом, пока по пробкам доберешься до дома. Она очень просится всегда к нам, чтобы я ее везла, а не домой. Тут, значит, я ей сказала, что надо будет выучить уроки, она согласилась – да, да. Приехали домой, она, значит, говорит – можно я немножко отдохну, пока ты мне приготовишь поесть, а я посмотрю фильм, который не досмотрела дома. Стала досматривать фильм, поела...

Д.ЗИЦЕР: Извините, пожалуйста, Ирина, у меня вопрос коротенький. А сколько времени на часах в это время, в этот момент?

ИРИНА: На часах было уже, ну, мы приехали где-то половина седьмого вечера, пока то, да се, уже был где-то уже 10-й час. Нет, это было в начале, около 9. Сын позвонил, спросил, выучили ли уроки.

Д.ЗИЦЕР: О, господи.

ИРИНА: А там нужно было сделать, оказывается, три урока, и английский, и русский, и математику. Ну, и, значит, выяснилось, что, как потом я поняла, все это произошло, потому что она забыла дневник, где было домашнее задание. Ну, события развивались таким образом, она смотрит фильм, я ей, значит, говорю, слушай, давай уже уроки начинать делать. Дай мне пять минут. Пять минут прошли, дай еще пять минут. Проходит еще пять минут, я выключаю телевизор, как мы договаривались, как мне кажется. Она начинает возмущаться…

Д.ЗИЦЕР: Вы вряд ли так договаривались, но «кажется» это верное слово.

ИРИНА: Да, да. Она меня больно ударила по руке. Я, значит, стала ей объяснять, что, ну, как-то это не очень, по-моему, красиво и почему ты дерешься, а она стала возмущаться и еще раз меня ударила. Тут пришел дедушка с работы, начал ее отчитывать. Ну, я дедушке глазами показала, чтобы он отошел, так как конфликт развивался без него, и он, ну, как бы всей ситуации не знал. Ну, и, в общем-то, потом я вышла, было очень смешно, потому что она вроде как непонятно, сама с собой или кому-то говорит – ну, ребята, ну, в конце концов, сколько же можно задавать уроков детям, они же тоже хотят с бабушкой, с дедушкой побыть и посмотреть телевизор.

Д.ЗИЦЕР: Ой, Ирина, это не смешно, это вообще-то не смешно. Я понимаю, что вы, наверное, улыбнулись, но это, в общем, это трагично, я бы сказал. Ну, давайте досказывайте.

ИРИНА: Ну, нет, ничего, она успокоилась, потом мы сделали уроки. И, в общем-то, все закончилось тихо. Но у меня вопрос даже, ну, понятно, что нельзя допускать, чтобы она дралась, но у меня вопрос, откуда вот эта агрессия берется? Потому что раньше я замечала, что она истерила дома с родителями, с другой бабушкой. Она была поменьше и била, и кусалась. Но к нам она никогда этого не…

Д.ЗИЦЕР: Подождите секунду, Ирина, давайте я попробую, мы не успеем до новостей закончить этот разговор. Но я один вопрос вам задам. А скажите, пожалуйста, сколько она провела времени в школе в этот день, вот когда она так нехорошо себя повела? Это я серьезно говорю, искренне, конечно. Сколько?

ИРИНА: Ну, целый день, с 9 и я ее забирала уже полшестого. С 9 до полшестого вечера.

Д.ЗИЦЕР: Предлагаю вам сейчас в ближайшие пять минут новостей подумать, откуда у нее агрессия? С 9 до полшестого.

ИРИНА: Ну, понятно, да.

Д.ЗИЦЕР: Напомню, на линии у нас Ирина. Говорим мы о трудной детской жизни. Ирин, ну, так откуда агрессия-то у девочки нашей?

ИРИНА: Да, я здесь. Ну, я думаю, что она устает, я в этом уверена.

Д.ЗИЦЕР: Вы уверены в том, что она устает, я с вами совершенно согласен.

ИРИНА: Но не все же дети так реагируют на усталость.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, нет, нет, до этого я вас никуда не отпущу, вы даже не думайте, что сейчас мы с вами поговорим полминутки и все, и вы свободны. Нет, нет, все, вы попали ко мне в лапы, понимаете, какая история. Значит, смотрите, итак наша девочка проводит в школе 9 часов, судя по вашим словам, может быть, 8,5. Я правильно вас понял?

ИРИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Чем они занимаются, если не секрет, на продленке?

ИРИНА: Дело в том, что, почему она, я спрашивала, почему ты не успеваешь сделать уроки. Она говорит, что она ходит в кружок такой-то, в кружок такой-то, ей интересно, и поэтому она уроки не успевает сделать. То есть у них идут уроки, а потом она идет на продленку, где их водят по разным кружкам, как я понимаю ситуацию.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и очень хорошо. Теперь скажите мне, пожалуйста, сейчас будет такой вопрос скользкий, но я его задам. Она сама выбрала на продленку ходить?

ИРИНА: Нет, не сама.

Д.ЗИЦЕР: Да нет, конечно, я знаю ваш ответ. Конечно, нет. Да, она ходит на продленку, потому что это удобно родителям. Я ни в коем случае, кстати, не то, что не осуждаю, я понимаю такую ситуацию, все в порядке. Значит, она на протяжении 9 часов…

ИРИНА: Да, для этого выбиралась хорошая школа, чтобы ребенок был хорошо…

Д.ЗИЦЕР: Ир, не знаю про хорошую школу, увольте, но я сейчас, подождите, я не говорю, что школа плохая, но у меня есть кое-какие вопросы. Значит, смотрите, человек 9 часов в день, вдумайтесь в это, маленькая девочка 7 лет 9 часов в день, так или иначе, делает что-то по чьей-то воле. Я не говорю, что это воля злая. Но делает что-то по чьей-то воле. Надо ходить в школу, надо оставаться на продленку, надо делать уроки после этого, надо, надо, надо.

Значит, вопрос, давайте порассуждаем вместе, а как человек 7 лет может научиться, ну, наверняка ваша семья хочет, чтобы она умела выбирать, чтобы она умела принимать собственные решения, чтобы она была сильной личностью, чтобы она была свободной личностью. Она когда успевает этому учиться, если из 24 часов 9, сейчас еще к этому добавлю уроки, и вам мало не покажется, и сколько-то еще она проводит в рамках чужой воли. Она когда этому учится?

ИРИНА: Ну, до этого-то она не ходила в школу, и то у нее были…

Д.ЗИЦЕР: До этого она была маленькая.

ИРИНА: Приступы агрессии.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, я поговорю с вами про агрессию, я все слышу про агрессию. Но у вас внутри этого есть много, чего интересного внутри этого вопроса. Все в порядке, мы поговорим про агрессию, не волнуйтесь. Еще раз, я представляю себе жизнь вашей внучки замечательной, несмотря на то, что она, конечно, повела себя очень некрасиво и это надо исправлять.

Теперь смотрите, сейчас я вам скажу одну не очень приятную вещь, и вы меня простите за это, и, может быть, я понял вас неправильно. И вот эта внучка находится у вас, и ее папа звонит, и спрашивает, не от чего она сегодня смеялась, и не какое у нее сегодня настроение, а сделала ли она уроки. Я правильно услышал?

ИРИНА: Ну, не совсем так. Он просто позвонил как раз не он, а позвонила я, и она по громкой связи сказала, что нет домашнего задания. На что он сказал, что…

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Еще раз, ну, какая разница, ну, подождите секунду. Я знаю, это неприятный аспект, но сейчас мы быстренько про это поговорим, и я уйду оттуда. Ну, какая разница, поговорили вы, но и там она столкнулась с необходимостью выполнять чужую волю, правда же, с уроками?

ИРИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Не, так сказать, если она у бабушки, мы отдадим это бабушке, бог с ней, бабушка разберется. А, на самом деле, мы еще на пульте дальнего управления мы тоже, так сказать, кстати, деточка, у тебя нет свободного времени, ты про это не думай, тебе уроками надо заняться. Я серьезно говорю.

Теперь я добавлю сейчас к этому еще один момент. Подождите, я сейчас сделаю окончательно тяжело, а потом, все, про агрессию, обещаю, я помню, для чего вы позвонили. Теперь смотрите, она находит дырку в своем это дне очень сложном. Вы правы, что у других детей тоже так, у большинства. Я-то считаю, что это довольно ужасно, что у детей это так. Она находит дырку и говорит – бабушка, я хочу посмотреть фильм. Сейчас не будем говорить «хорошо смотреть фильм, плохо смотреть фильм». Я хочу посмотреть фильм, я хочу получить час жизни на саму себя, говоря простым русским языком.

Теперь, лучшая на свете бабушка Ира, я уверен в этом, Ирина, я даю вам честное слово, я ни в коем случае не думаю, что вы ведете себя правильно или неправильно, я пытаюсь смотреть на это изнутри, изнутри вашей внучки как бы. Лучшая бабушка Ирина говорит – нет, котик, я решу, как устроено твое свободное время, это иллюзия, что у тебя есть свободное время. Более того, вот сейчас тебе хорошо, я вижу, что тебе хорошо, ты фильм хочешь смотреть, а я сейчас выключу телевизор, потому что я сильнее, и сделаю тебе плохо.

Как ей надо было поступить? Я ни в коем случае не оправдываю сейчас этого, что она вас стукнула, это вообще никуда не годится, мы это сейчас исправим. Как ей надо было поступить?

ИРИНА: Ну, я думаю, что побыстрей сделать уроки и потом как-то отдохнуть, ну, как я бы сделала.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, как это отдохнуть? Подождите, оставьте, сделала. Я так не думаю. Я имею в виду из этой ситуации. Она смотрит фильм, подходит бабушка, выключает телевизор. Что должна сказать внучка хорошая? Спасибо, бабушка, за мое счастливое детство?

ИРИНА: Нет, но я же перед этим проговорила.

Д.ЗИЦЕР: Что?

ИРИНА: Нет, я проговорила, что пять минут ты смотришь, потом мы делаем уроки.

Д.ЗИЦЕР: А она согласилась? Вы назвали это договором, а она согласилась?

ИРИНА: Она сказала – да, хорошо. Потом еще пять минут.

Д.ЗИЦЕР: Вы это обсудили? А что ей делать-то оставалось, Ира? Она, что, могла сказать – нет, бабушка, я буду смотреть 20 минут, и ты не будешь решать, сколько мне смотреть телевизор? У нее же нет такой возможности.

ИРИНА: Логично.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Значит, в этот момент происходит что-то, вот он этот триггер. У нас имеется девочка уставшая, у нее трудный день, и я бы не оправдывал эту ситуацию тем, что многие дети живут так, это правда, но этого недостаточно. Она эмоционально сейчас находится в каком-то действии, которое делает она, и вдруг это действие прерывается. И она поступает очень неправильно, очень некрасиво, но она насилием противостоит на насилие, извините. Ну, не выключают людям телевизор в середине просмотра. Вам выключают, Ирин? У вас забирают еду, пока вы не доели?

ИРИНА: Нет.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. И она тоже, мне кажется…

ИРИНА: Иногда (неразборчиво).

Д.ЗИЦЕР: Ну, прекратите. И она тоже имеет право на это рассчитывать. Теперь, значит, одно предложение, что с этим делать. Слушайте, мне кажется, вам надо поговорить всем со всеми. Вам надо поговорить с дедушкой, с папой и вообще со всеми вместе, как устроена жизнь этой замечательной девочки, как она устроена.

ИРИНА: Я пыталась, на что мне папа сказал, что она сама. Я понимаю, что она устает, но она сама хочет эти кружки и не может выбрать, и выбирает все. Она сама.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и правильно, и молодец. Так она молодец, она молодец, только не надо ей мстить за то, что она это делает сама. Она это делает сама, но рядом находится отличный, замечательный, я уверен, папа, который должен ей помочь выбрать. Не надо бросать человека в воду и говорить – он как-нибудь выплывет. Помочь ей выбрать, сесть рядышком, помочь ей с этими уроками, будь они неладны, и так далее.

Теперь, мне кажется, Ирина, воля ваша, решать вам, но мне кажется, бабушка существует, для того чтобы человека ба́ловать. Ну, балова́ть, грамотно надо сказать, а то Татьяна Гартман даст мне по шее.

ИРИНА: Да, да, она сейчас поправит.

Д.ЗИЦЕР: Ну, балова́ть, я точно знаю, я же тоже училка, понимаете. Ничего не поделаешь, в народе говорят ба́ловать. Бабушка существует, для того чтобы человека баловать. Вот я честно, родители, пусть они занимаются воспитанием своим. Ну, так сделайте вы уроки вместе с ней, господи, ну, помогите вы ей. Ну, вы же понимаете, что такое 9 часов для ребенка 7 лет? Ну, помогите, бог с ним.

ИРИНА: Ну, так я так и сделала, так и помогла.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так и поэтому в этот момент обставили все вокруг, здесь положили сладкий пирожок, здесь поцеловали ее в головочку, здесь поставили ей приятную музычку и сказали – слушай, я тебя понимаю, меня саму от этих уроков тошнит, я тебя понимаю, тебя, наверное, тоже подташнивает. Давай мы быстро сейчас их сделаем, я тебе помогу всем, чем могу. Ну, все, ну, чего тут говорить, чего тут пилить? Мне не кажется, что жизнь человека должна быть устроена так.

Теперь, внимание, про агрессию. Все, мы близимся к финалу. Приведите мне еще один пример, кроме того, который вы привели.

ИРИНА: Ну, это было раньше. Дело в том, что у нас она ведет себя несколько по-иному, чем с родителями. Там она очень часто поднимает голос, особенно, ну, как бы, когда…

Д.ЗИЦЕР: Не знаю, это происходит не у нас, это пусть родители звонят. Ира, нет, это пусть родители мне звонят. Давайте про вас и про вашу жизнь.

ИРИНА: У нас она такого никогда не позволяла. Но я видела, была свидетелем, как она, ну, поменьше, когда была и укусила другую бабушку, и бабушка рассказывала, что она ее по лицу била, и я сама видела пару раз. Я не вмешивалась.

Д.ЗИЦЕР: Ну, поменьше, это когда?

ИРИНА: Ну, ей лет 5 было.

Д.ЗИЦЕР: Ну, лет 5, слушайте, это было давно. Для человека, которому 7, это четверть жизни назад, мы говорим в этом возрасте. Окей, ну, мы не будем сейчас обсуждать, что было пять лет назад. Вы говорите, что дома она повышает голос. Спорим, на нее дома повышают голос? Спорим, на нее повышают голос?

ИРИНА: Я не знаю, я не была свидетелем.

Д.ЗИЦЕР: Хотите, поспорим? А я знаю.

ИРИНА: Ну, я предполагаю, что может такое быть.

Д.ЗИЦЕР: Вы предполагаете, ну, так все. Это тот случай, когда опять, я говорю так уверенно и немного нагловато даже сейчас, я понимаю, я кровью не распишусь. Но это, вероятнее всего, идет оттуда. Откуда берется агрессия, слушайте, если у нее один случай за последние два года…

ИРИНА: Получается, что это зеркальное поведение взрослого?

Д.ЗИЦЕР: Абсолютно, я абсолютно уверен в этом. Она защищается, девочка ваша. Теперь смотрите, на тему агрессии, Ир, теперь серьезно, последнее, у нас осталось сорок секунд, но последние пару серьезных строчек. Значит, смотрите, если это один случай за последние два года, вы говорите, в 5 лет что-то было, это не проявление агрессии, это частный случай. Это важно. Теперь, железно нужно с ней поговорить и железно нужно ей сказать, что вы не позволите себя бить, вы не позволите бить и ее, вы не согласны, это не годится никуда, вы никому не позволяете…

ИРИНА: А срочно можно? Или это нужно…

Д.ЗИЦЕР: Можно, можно, только спокойно, конечно, можно, только спокойно. И сказать – внученька моя дорогая, я вспоминаю этот случай, слушай, мне было очень обидно, мне было больно, мне было неприятно, я очень хочу тебя попросить, не делай этого. Это недопустимо, для меня это красная граница и для тебя, я надеюсь, тоже, это тоже будет красной границей. Вот и все. Ир, но я вас умоляю, про все остальное подумайте и поговорите с родственниками.

ИРИНА: Да, хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо.

Последний, я думаю, на сегодня радиослушатель, это Олег из Москвы. Добрый вечер, Олег.

ОЛЕГ: Здравствуйте, Дима. Спасибо вам огромное за передачу, очень интересно, познавательно, действительно, есть, что поменять в себе.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам.

ОЛЕГ: С вашим вещанием, скажем так. У меня вопрос следующего характера. Есть сын Даниил, 5 лет вот скоро будет в феврале. Вопрос следующий. У нас есть, скажем так, невротические реакции. То есть, в чем это выражено, вернее, как это проявляется. Когда ребенок получает большие положительно заряженные эмоции, он начинает, ну, как бы прыгать на носочках и руками машет, как птичка, ну, так, то есть пытается взлететь. При этом у него такие звуки, ну, непонятные, что-то пытается произнести. У меня вопрос, как можно, скажем так, вот эту реакцию ослабить, либо вообще свести на-нет, ну, какими-нибудь там…

Д.ЗИЦЕР: А зачем? Подождите, Олег, расскажите сначала, зачем? И почему вы это называете невротическими реакциями?

ОЛЕГ: Ну, были у невропатолога, он, скажем так, такой диагноз поставили.

Д.ЗИЦЕР: Ну, это не диагноз.

ОЛЕГ: Ну, не знаю, так врач сказал.

Д.ЗИЦЕР: Ой, подождите, тогда, Олег, скажите мне два дополнительных слова, но вряд ли, что, основываясь на этом одном факте, о котором вы рассказали…

ОЛЕГ: Хорошо. Еще есть момент, скажем так, ребенок, когда ночью спит, иногда просыпается и начинает сильно плакать. Пытаемся его успокоить там, либо пробуждением, либо там лаской, ну, помогает. Когда маленький был, было чаще, сейчас пореже. Плюс, скажем так, ситуация такая в семье произошла не очень хорошая, то есть мы с женой, скажем так, разъехались, ребенок остался при жене. Редко с ним стал видеться. И на фоне этого, возможно, у него стали тики. То есть он, когда идет, вернее, стоит в лифте, либо смотрит там телевизор, мультик, как правило, он просто сидит, головой как бы кивает в левую сторону, подергивания такие вот.

Д.ЗИЦЕР: А скажите мне, пожалуйста, извините за личный вопрос. Когда вы расстались с бывшей женой?

ОЛЕГ: Три месяца назад.

Д.ЗИЦЕР: Не так давно.

ОЛЕГ: Да. Я заметил, что как раз, когда…

Д.ЗИЦЕР: И вы говорите, что вот эти вот тики, не знаю, они это или не они, но вот эти тики, они появились после этого, вы считаете, да?

ОЛЕГ: Я, да, вот сопоставляю вот этот временной промежуток и факты, возможно, скажем так, они с этим связаны. Ну, не факт, ну, как бы такую параллель провел, скажем. Вот у меня вопрос, возможно ли как-то это сгладить, вот именно вот эти вот то, что он руками так трясет. Ну, скажем так, это именно тогда, когда вот мы играем, допустим, что-то у него получилось такое, эдакое, восхитительное, он начинает вот так выражать, скажем, всплеск положительных эмоций.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что? Подождите, Олег, я попробую вас убедить просто в том, что делать этого не стоит. Давайте я попробую пойти с другой стороны. Ну, вот давайте, смотрите. Вы говорите, что это было давно. Это не связано с вашим расставанием, я правильно понимаю?

ОЛЕГ: Да, не связано было.

Д.ЗИЦЕР: Не связано, это было до этого. Значит, у человека откуда-то появилась такая привычка. Эта привычка не раздражающая, заметьте, эта привычка, не опасная для него и для других. Это, так сказать, ну, вот ребенок прыгает, слушайте, ну, дети вообще часто прыгают от хорошего настроения и от восторга, и так далее. Бывает.

ОЛЕГ: Да, неординарное поведение, скажем так. У нас, скажем так, обеспокоенность, нормально ли это, и то есть, не будет ли это, ну, взрослому, понятно, когда там чуть повзрослеет, может быть, будет уже сам понимать, что он делает немножко неправильно, ну, как бы, скажем, ненормальное поведение, скажем. Не будет ли это, скажем так, какой-нибудь, как вот тик там постоянный, или вот, как люди заикаются. Вот такие опасения.

Д.ЗИЦЕР: Смотрите, я не смогу однозначно ответить на этот вопрос, потому что вы правильно совершенно поступаете, что вы на эту тему советуетесь с доктором. И доктор в этом понимает намного лучше, чем я. Теперь, если я смотрю на это сейчас не как доктор, а как педагог. Вот из того, что вы рассказываете, во всяком случае, про вот это вот проявление, в этом не просто нет ничего страшного, мне кажется, это забавно.

Мне кажется еще, что этот мальчик, он сейчас нуждается в покое. Вот вы рассказали, что для него была, на ваш взгляд, довольно сильная встряска три месяца назад. Ну, собственно, не вы сказали, а и так понятно. Даже, если вы расстались супер мягко и супер бесконфликтно, все равно, конечно, для него это…

ОЛЕГ: Без скандала, без ничего, просто ушли как бы друг от друга, и все.

Д.ЗИЦЕР: Молодцы, очень-очень хорошо. Но для него, тем не менее, был шок. Значит, если вы говорите, что после этого у него появились какие-то такие проявления новые поведенческие, проверьте, пожалуйста, вместе с вашей бывшей женой, я так понимаю, что вы расстались без скандала, вы можете с ней и поговорить на эту тему.

ОЛЕГ: Ну, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Проверьте с вашей бывшей женой, хорошо ли он понимает, что произошло.

ОЛЕГ: Мы с ним на эту тему не говорили, он еще не понимает, то, что я его забираю к себе в гости, скажем так, далеко живу от Москвы…

Д.ЗИЦЕР: Олег, забудьте. Мы только что с вами нашли корень очень-очень важный, может, не всего, а происходящего. Он отлично понимает, что произошло. Он отлично понимает. И пока с ним не поговорили любимые родители, он придумывает ответы сам. А, знаете, какой самый частый ответ придумывают дети? Я даю вам честное слово, к сожалению, это исследовано и меня можно проверить.

ОЛЕГ: Да, знаем.

Д.ЗИЦЕР: Какой?

ОЛЕГ: Почему папа был, теперь папы нет, значит, я повел себя как-то неправильно, вот поэтому папа ушел.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Ну, так дорогой мой друг новый, ну, так бегите бегом про это разговаривать. Потому что сейчас ваш 5-летний сын с очень высокой степенью вероятности, я не могу гарантировать это на сто процентов, с очень высокой степенью вероятности, думает именно так. Он думает, что родители расстались из-за него. И он на своих хрупких плечиках 5-летнего мальчика несет эту ношу. Это надо сделать быстро, срочно.

ОЛЕГ: Каждый день…

Д.ЗИЦЕР: Не хватит времени у меня рассказать вам, как про это поговорить, но в подкастах это было. Вы откопаете, вы найдете абсолютно точно.

ОЛЕГ: Поищу, поищу обязательно.

Д.ЗИЦЕР: Покопайтесь в подкастах. Теперь, таким образом, у нас возникло два ответа. Ответ первый, что касается новых этих явлений. Умоляю вас, я прямо умоляю вас, позвоните жене, очень спокойно с ней поговорите, сядьте вместе втроем и вдвоем, спокойно расскажите ему…

ОЛЕГ: Мысль такая уже есть, да.

Д.ЗИЦЕР: Не тяните, тянуть нельзя, ну, день, два, три, но не месяцы. И расскажите спокойно, что вы оба его любите…

ОЛЕГ: Планируем завтра, да.

Д.ЗИЦЕР: Послушайте меня, у нас 20 секунд. Вы оба его любите, вы абсолютно так же, как и раньше остались его родителями, которые его обожают. Но вы поняли, как взрослые, что у каждого своя дорога. Помните, пожалуйста, о том, что вашему мальчику сейчас нужен покой, комфорт, тепло. И вот, как папа, который с ним видится, дайте ему это по максимуму, и мама тоже пусть даст. Все будет хорошо. Идите этим путем, поверьте мне.

Друзья дорогие, спасибо вам. Мы прощаемся до следующей недели. Любви вам.

Любить нельзя воспитывать. Все выпуски

Все аудио
  • Все аудио
  • Итоги года
  • Любить нельзя воспитывать

Видео передачи

Популярное аудио

Новые выпуски

Авто-геолокация