Любить нельзя воспитывать Выпуск 221

Д.ЗИЦЕР: Как точно сказано, это проект Димы Зицера «Любить нельзя воспитывать», и это я, Дима Зицер.

Друзья, я предлагаю устремляться к началу, потому что у меня, знаете, чем дальше идет программа, тем больше у меня ощущение, что надо успевать больше, потому что вопросов много. Я и на сообщения-то не на все успеваю отвечать. Короче говоря, музыка, настраиваемся и начинаем.

Итак, друзья, мы начинаем. Ирина, город Петербург, я вас приветствую.

ИРИНА: Здравствуйте, Дима. Тут у меня даже, скорее, не вопрос, это реплика такая, наверное, не знаю, комментарий про школу. После последнего родительского собрания я как-то совсем загрустила. Причем надо сказать, что я вообще школу, как институцию люблю, потому что мне повезло, я училась в очень хорошей школе, наверное, судя по всему, похожей чем-то на «Апельсин». И я, поэтому школу обожаю. Но постепенно, вот 6-й год мой сын учится в школе, я как-то становлюсь оппозиционером. Я прямо наблюдаю за своей трансформацией.

Д.ЗИЦЕР: Сын, стало быть, в 6-м классе, да?

ИРИНА: Да, он сейчас в 6-м классе петербуржской школы. И вот вначале все было более или менее. Ну, если рассказывать, там, конечно, это не на одну передачу, ну, я так вкратце. Но вот последнего собрания…

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте суть, а мы попробуем из этого сделать, в общем, может, даже и вопрос какой-то, а, может, и нет. Слушаю вас.

ИРИНА: Да, суть, не займу эфир, безусловно. И обсуждался вопрос о том, что школа хочет ввести, точнее, она ввела не форму, а стиль одежды, но назвала это формой. Там вышло три документа, и они все немножко противоречили, даже не немножко, где-то друг другу, где-то можно носить галстук, где-то нужно, но два раза в неделю, где-то совсем не обязательно. Ну, в общем, понятная история.

И, естественно, происходят перегибы на местах. То есть учительницы начинают делать такие вещи, например, публично измерять девочкам длину юбки до колена, делать замечания в такой очень грубой форме. Это касается, на самом деле, не только вопросов с одеждой, это вообще происходит именно так.

И вот на собрании, когда мы попытались разобраться, все же грамотные люди, все работают, знаете, в общем, в компаниях больших, умеют разговаривать, нам, на нас, то есть это было совершенно бесподобно, абсолютно какими-то хамскими, базарными голосами на нас стали кричать учителя вот буквально фразой, которую я сейчас процитирую: «Учитесь подчиняться!». И меня это настолько потрясло…

Д.ЗИЦЕР: Это в смысле родители должны учиться подчиняться тоже, заодно?

ИРИНА: Да, мы должны учиться подчиняться, да, заодно. Потому что мы говорили, что, ребят, ну, вы нам сказали это все только в сентябре, мы уже что-то купили, какую-то форму. И потом, какая разница, ну, хорошо, у девочки розоватая кофта, или там были претензии к мальчику – у тебя недостаточно черные брюки. Дети стали страшно нервны. Ну, вот что делать, ну, вот почему? Я вот хочу, вот вопрос такой конкретный, почему нет ни хорошей коммуникации со школой, ни самое главное, хорошей коммуникации учителей с учеником?

Ведь смотрите, что можно сделать. Вот, когда девочка пришла в мини-юбке, ну, понятно, 12 лет, она хочет ходить в мини-юбке, абсолютно нормальная история. Вместо того чтобы ее измерять публично, это вообще за гранью добра и зла, ты же можешь, как классный руководитель потратить пять минут, сесть и сказать – слушай, ты вот, знаешь, наверное, по новым правилам ты не можешь носить такую юбку. Давай посмотрим, вот скажи, что у тебя есть еще хорошего, такого делового стиля, что ты можешь носить, давай разберемся. Или, если нет, то я вообще не понимаю, что должен делать классный руководитель.

Д.ЗИЦЕР: Ирин, подождите секунду. А как была введена эта школьная форма? Просто в один прекрасный день вы получили бумажку на эту тему?

ИРИНА: Да, мы получили презентацию.

Д.ЗИЦЕР: И второй вопрос, а что происходит, если, например, ваш сын приходит не в той форме, которую хотели бы увидеть его преподаватели?

ИРИНА: Да в том-то и дело, что ничего.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и все.

ИРИНА: Это понятно все. Но создается атмосфера такая, его начинает клевать эта учительница, он там нервируется. Понятно, что это все просто неприятно очень.

Д.ЗИЦЕР: Ир, мне кажется, для того чтобы все-таки этот вопрос не был риторическим, мы можем попробовать с вами все-таки понять, что с этим делать-то. А делать с этим есть, что, безусловно. Ну, вот смотрите, значит, во-первых, тут, действительно, ситуация амбивалентная, потому что, с одной стороны, образовательное учреждение, если оно приняло устав, и если в этом уставе это записано, и если устав принят при содействии родителей и так далее, образовательное учреждение может принять школьную форму, это правда, с одной стороны.

ИРИНА: Конечно, да.

Д.ЗИЦЕР: С другой стороны, по закону об образовании, я вот, пока вы говорили, сейчас сверился еще раз с законом об образовании, чтобы глупость не сказать. Нет, не скажу. По закону об образовании ваш сын, а равно все остальные дети не могут быть лишены права на образование.

ИРИНА: Да, я это знаю.

Д.ЗИЦЕР: Значит, теперь в этой ситуации… Ну, так слушайте. Мне кажется, что, ну, вот хочется спросить – вам помягче или пожестче? Ну, ладно, я попробую средненько.

ИРИНА: Пожестче давайте.

Д.ЗИЦЕР: Пожестче, вы любите пожестче, ну, получите тогда. Слушайте, если ваши дети сталкиваются с таким хамством и унижением, ну, они зачем туда ходят, в эту школу?

ИРИНА: Я уже это поняла. То есть я ищу другую школу и младшую дочь я в эту школу, конечно, не отдам. Но у меня вот, знаете…

Д.ЗИЦЕР: Найдете?

ИРИНА: Ну, я, конечно, найду. Но просто, знаете, ну, я не знаю, в каком-то вот, что можно это как-то вообще изменить и почему это так происходит?

Д.ЗИЦЕР: Можно. Я расскажу, как, в очередной раз расскажу вам, как. Вы простите меня за нескромный вопрос, сколько вам лет?

ИРИНА: 41.

Д.ЗИЦЕР: Значит, я сейчас делаю не сложные вычисления и понимаю, что вы застали краем юности поздние 80-е, таким образом, правильно?

ИРИНА: Да, да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Теперь, возможно, вы помните, а, если вы сами не помните, вам точно про это рассказывали старшие друзья и родители, что удивительным образом в Петербурге, например, в Ленинграде тогда, в нашем с вами прекрасном городе было 4-5 ресторанов всего. Слышали об этом? Ну, я могу их перечислить.

ИРИНА: Нет, потому что родилась не здесь.

Д.ЗИЦЕР: А, ну, хорошо. Ну, так, а у вас, там, где вы родились, был один, вероятно, или два.

ИРИНА: Да, вообще никаких не было.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Зато были столовые, которые, в общем, в большинстве случаев старались избегать, ну, то есть бывали разные повара, естественно, бывали и хорошие, бывало и такое, что, а я знаю одну столовую такую-то и там все прекрасно. Это не к тому, что люди плохо относились к своим производственным обязанностям. Ну, как-то все было так немножко шаляй-валяй.

А потом, Ирина, произошло какое-то чудо вдруг. И это чудо вы тоже, вероятно, помните и застали. Когда вдруг стали появляться самые разные кафе, кухня стала улучшаться. Что произошло, Ирин?

ИРИНА: Ну, подул ветер свободы, видимо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, что это за ветер свободы? В чем заключается ветер свободы?

ИРИНА: Ну, Союз развалился.

Д.ЗИЦЕР: Нет, это произошло до того, как развалился Советский Союз.

ИРИНА: Нет? Тогда что вы имели в виду?

Д.ЗИЦЕР: Это я вас спрашиваю, давайте мы вместе поанализируем. Что это, в чем, ну, ветер свободы, он не залетел в кастрюлю к повару, не заменил плохого качества масло на масло хорошего качества.

ИРИНА: Безусловно. Не знаю, почему они изменились.

Д.ЗИЦЕР: Нет, это были те же самые люди. Я расскажу вам, что произошло, на мой взгляд, а вы со мной поспорите, если захотите.

ИРИНА: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Появилось право выбора, вот, что произошло. И замечательная Ирина или ее родители, при том, что стало открываться, действительно, больше ресторанов и кафе, сказали – мы не пойдем в плохое кафе, мы не пойдем в кафе, где нам хамят, мы не пойдем в кафе, где нам дают плохую еду, мы не пойдем в кафе, где интерьер нас раздражает.

И дальше удивительным образом Ирина и ей подобные сделали так, что появились хорошие. Почему? Ну, по понятной причине, правда же? Потому что хорошие хотели, чтобы к ним ходили. А потом постепенно, действительно, я согласен с вами и люди потихонечку менялись, потому что это стало доставлять удовольствие и одной, и второй стороне, и так далее. Теперь, вы не поверите мне, но со школой это устроено абсолютно так же.

ИРИНА: Я поняла вас.

Д.ЗИЦЕР: Если родители вашей школы, действительно, если вы не одна, судя по всему, вы не одна, встанут и скажут – пока, мы уходим, вот мы уходим просто, что, вы думаете, произойдет? Думаете, школа закроется? Нет.

ИРИНА: Нет, конечно.

Д.ЗИЦЕР: В этот момент сядут люди, которые в этой школе работают, возможно, прибавятся к ним люди, которые отвечают за то, чтобы эта школа работала, и скажут – надо что-то делать, если от нас клиенты уходят. Клиенты, клиенты, я знаю, что есть люди, которых раздражает слово «клиенты» в системе образования. Ну, замените это любым другим. Но ваш сын и вы являетесь клиентами, как ни крути, ничего тут нельзя поделать. Заказчиками образования, между прочим, по закону об образовании.

Теперь, если заказчик не заказывает ничего, а только говорит в этот момент, что, смотрите, меня обидели, ко мне плохо отнеслись, ну, и все.

Теперь, что надо делать, Ирина, мне кажется? Мне кажется, что надо формулировать заказ срочно. Формулировать заказ, садиться вместе с родителями, не надо выдумывать для начала ничего особенного. Для начала, мне кажется, заказ может быть, чтобы наших детей не унижали. Для начала заказ может быть, чтобы девочкам не залезали под юбки, понимаете? Это вопиюще то, что вы говорите.

ИРИНА: Да, это так и есть. И получается, что, в целом, они их унижают, а не поднимают…

Д.ЗИЦЕР: Да, конечно. И я призываю вас и всех, кто меня слышит, прекратите это. Это находится, Ир, ну, я вам слово даю, это находится на вашей стороне, мяч на вашей половине поля, клянусь. Не надо жаловаться, не надо скандалить, не надо ничего. Надо просто тихонечко встать и уйти. Знаете, как в плохом театре, зрители встают и тихонечко уходят, и артисты вдруг обнаруживают – ой, мы одни. И в следующий раз будет другой театр, другой спектакль. Ну, в театре, может, это чуть сложнее устроено, но приблизительно так. Вот, собственно, и все.

Я категорически против скандалов, поверьте мне. Я категорически против, не знаю, революций. Но ожидать, что придет хороший дяденька или хорошая тетенька в конкретную школу и скажет – ну, ну, ну, изменитесь, этого не будет.

Вот я, вы знаете, в программе уже говорил, вы можете мне не верить, но я даю вам честное слово, вот так сложилось у меня, что последние пару лет я очень много встречаюсь по всей России с директорами из департаментов, с теми, кто отвечает за образование в регионах. Слушайте, я клянусь вам, Ир, хотите – верьте, хотите – нет, замечательные люди среди них есть.

ИРИНА: Конечно, есть.

Д.ЗИЦЕР: Замечательные, творческие, сетующие вместе с нами, вот с вами и со мной – что ж в конкретной школе-то так не задалось. Для того чтобы задалось в конкретной школе, нужны мы, нужны родители. Вот и все.

ИРИНА: Родители, которые уходят. И тогда они…

Д.ЗИЦЕР: Родители, которые уходят или которые хотя бы говорят между собой. Ну, это же какая-то кабала, это же какое-то крепостное право, если вам сообщают, родителям, будет так и так…

ИРИНА: Абсолютно.

Д.ЗИЦЕР: А родители говорят – да, ой, барин, прости нас. Ну, что это, ну, куда это годится?

ИРИНА: Нет, нет, мы, конечно, так не говорим. Вот смотрите, как наша учительница, кратко скажу, объяснила…

Д.ЗИЦЕР: Давайте, полминуты и мы пойдем дальше.

ИРИНА: Она сказала, что есть губернатор, есть потом директор школы, потом есть она, среднее звено, и самое низшее звено в школе это дети. Вот я просто, у меня вскипает голова. Где Януш Корчак, Макаренко, и все остальные просто перевернулись и не останавливаются. То есть, куда вообще, почему…

Д.ЗИЦЕР: Да они не перевернулись абсолютно, поверьте мне, потому что эта учительница никакого к ним отношения не имеет, вот и все. Но, с другой стороны, ну, как это можно терпеть, ну, как? Ну, это же такая, только что вы провозгласили такую дискриминационную схему, ну, которая просто, мне кажется, ну, да, ну, развести руками, ну, посмеяться, ну, и, конечно, сделать выводы. То есть, не знаю, мне кажется, нет, мне кажется, не должны ваши дети там учиться, извините.

ИРИНА: Да, абсолютно. Спасибо, да, вы подтвердили мои мысли, что борьба не поможет.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Я думаю, что это было очень-очень полезно, в принципе, для тех, кто нас слышит. Удачи, Ирина.

Мурманск на линии. Елена, здравствуйте.

ЕЛЕНА: Здравствуйте, Дима. Помню, что Дима, но почему-то хочется в знак уважения…

Д.ЗИЦЕР: Ну, Дима, потому что имя такое, ну, что поделаешь. Я вас слушаю.

ЕЛЕНА: Вообще огромное уважение к вашему труду. Просто я в районе месяца беспрестанно смотрю и слушаю вас, и прямо вот супер, круто. Ну, вот это такая идеальная вещь, до которой как-то дойти интересно, когда вот можно. Я имею в виду в масштабе, вот в продолжение того разговора. Конкретная школа, конкретные родители, то есть могут что-то делать против одной-единственной школы. А так бы хотелось движения Зицера, и вот я была бы где-нибудь рядом.

Д.ЗИЦЕР: Так, а я скажу вам, движение Зицера не надо, мы не будем заниматься мегаломанией меня, не знаю, что, возвышать слишком. Но, Елена, это же история следующая. Действительно, продолжая предыдущий разговор о законе об образовании, замечательном российском законе об образовании, не нравится, всегда можно, вместе объединиться в учебную группу всегда можно в городе Мурманске, в городе Петербурге, в городе Москве, в городе Челябинске. Есть хорошие учителя и их много. Вот, собственно, и все. Это вопрос самоорганизации.

ЕЛЕНА: У нас есть группа, даже называется «свободная школа», но там катастрофически не хватает учителей, то есть старшеклассников там нет. А у меня, допустим, дочь в 6-м классе. И я бы, вот честно, была бы у меня возможность, я бы сейчас поменяла место жительства на Питер, и у меня когда-то дочь хотела быть педагогом. И я думаю, вот в вашей школе можно быть педагогом, а в той системе, которая сейчас существует, ну, сложно, особенно молодежи.

Д.ЗИЦЕР: А вы сделайте, организуйте свою систему, системку небольшую, где ваша дочь с удовольствием будет учить детей. Ну, правда, ну, честное слово. Я, действительно, все это рассказываю и рассказываю, мне кажется, мне слушатели не верят. Ну, многие знают, что это так, ну, а кто-то не знает. Ладно, давайте, Елена, к вопросу, а то мы ничего не поспеем с вами.

ЕЛЕНА: Вопрос. Дочь, 12 лет. И как бы я совершила в своей жизни всевозможные, наверное, ошибки воспитания, которые только можно совершить. И вот на данный момент ребенок, ну, вот в гаджетах. Я слушаю вас и слышу о том, что как же вы умудрились это сделать? Вот умудрилась такое сделать. И я понимаю, куда нужно двигаться. Ну, я понимаю, я слушаю вас и понимаю, куда нужно двигаться. Но вот конкретно в моменте, то есть, когда нужно, ну, хочешь, не хочешь, ну, надо сделать эти уроки, надо пойти в школу, и вот это все прочее, что называется, в моменте, когда я понимаю, что компьютер интереснее.

Д.ЗИЦЕР: А скажите, Лен, до такой степени она в гаджетах, что она в школу перестала ходить, что ли?

ЕЛЕНА: Нет, она ходит, но, допустим, вот она сейчас была на больничном, и вот она в ночь перед школой делала свои «хвосты» письменные. То есть это же ненормально, а утром пошла, не спавши в школу. А все это время предыдущее она играла. Ну, причем я пытаюсь разговаривать, и как-то так ненавязчиво. Мы даже с ней договорились, что я к ней не пристаю, а она делает сама, распределяет время сама.

Д.ЗИЦЕР: Давайте поймем, Лен, давайте поймем, первое, в чем наша задача. Вот, как бы вы сформулировали задачу? Что мы должны сделать? Что мы решаем?

ЕЛЕНА: В моменте или вообще? Вообще-то я понимаю, что нужно показать ей интерес к жизни, помимо гаджетов, интернета и прочего.

Д.ЗИЦЕР: Точно. Включая гаджеты, возможно, но просто есть много-много чего, много аспектов, действительно.

ЕЛЕНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: А конкретно, чего мы хотим?

ЕЛЕНА: Да, да, это я поняла. Нужно радоваться самим, показывать, как здорово, как прекрасна жизнь.

Д.ЗИЦЕР: Так, ура, все, Елена выучила уроки. Теперь скажите мне, пожалуйста, а конкретно, вот конкретно, что бы вы хотели в этой ситуации с «хвостами»?

ЕЛЕНА: Я бы хотела, чтобы она заботилась о своем здоровье, спала какое-то необходимое количество часов, и не делала их ночами, не переживала.

Д.ЗИЦЕР: Ну, это же было всего один раз, если я верно понимаю?

ЕЛЕНА: Ну, так вот это, честно, триггерит меня, когда я вижу ее за компьютером, с телефоном. Ну, я стараюсь, над собой работаю, стараюсь ее не трогать.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Лен, вы правы, действительно, в мире есть очень много интересного, помимо гаджетов. Гаджеты тоже интересно. Но очень-очень жаль, если человек занимается только ими. Но, если мы решаем вот конкретную задачу, как это делать вообще, вы мне сказали, 12 лет, вы еще успеете вместе с ней заразить ее своим интересом, и вместе с ней сказать ей – айда куда-то. Я увидела такое, давай посмотрим. Или – ты таким интересуешься, я хочу поинтересоваться вместе с тобой, а теперь ты вместе со мной. Это, действительно, это такое макро.

Теперь, что касается микро. Ну, вот скажите мне, у нее было там, предположим, три дня, она оставила все на последний. А вы в предыдущие ей как-то это напоминали?

ЕЛЕНА: Ну, это было две недели. Нет, сначала я молчала, но я не вижу ее за уроками.

Д.ЗИЦЕР: Напоминали или нет?

ЕЛЕНА: Мы договорились с ней даже. То есть она меня просила – не подходи…

Д.ЗИЦЕР: Как договорились? Договориться нельзя.

ЕЛЕНА: Не подходи ко мне, я не хочу, ну, как бы я сама разберусь. Я говорю – хорошо, но я волнуюсь, я не вижу тебя за уроками.

Д.ЗИЦЕР: Задача, в чем была? Задача была, в чем, чтобы она сделала уроки без этого? Подождите, ну, смотрите, Лен, это же, в общем, довольно просто. Она просит вас, вас не дергать. Если вы принимаете эти условия, вы автоматически, мне кажется, принимаете условия про последний вечер. Ничего хорошего в этом нет, но это же такая, это же, ну, общий договор тогда какой-то.

Либо, даже, если был договор, вы подходите к ней, целуете ее в лобик и говорите – котик мой дорогой, давай, слушай, я понимаю, что тебе в лом, давай сядем вместе, чайку нальем, я сама тебе помогу сделать все, что угодно. И все. А дальше на следующий день на выставку. Ну, это же не черное или белое, понимаете, какая штука?

ЕЛЕНА: Это все, ну, то, что вы говорите, все так правильно, и так бы хотелось, чтобы сказала – да, давай, мам, помогу.

Д.ЗИЦЕР: Так действуйте.

ЕЛЕНА: Так я предлагаю, а она не берет.

Д.ЗИЦЕР: Не хочет.

ЕЛЕНА: Ну, я понимаю, что уже было…

Д.ЗИЦЕР: Не хочет. Ну, смотрите, вы же срываетесь на какой-то мелочи, это же, правда, мелочь. Ну, что, да, она сделала уроки? Сделала. Одну ночь меньше спала? Ничего страшного. Давайте, знаете, что, на полминутки мы останемся с вами на после новостей.

Ну, что, Елена из Мурманска, что вы мне возразите?

ЕЛЕНА: Я здесь. Что возразить? У меня такие же мысли за эти пять минут. Я просто, как бы сейчас эта тема очень актуальна гаджетозависимость у детей. Я учусь у психологов, у коучей, все это прочее, и вот она, то, что она делала уроки, я думаю, что она бы, возможно бы, делать и не стала. И, как вы скажете, ничего бы страшного не было, ребенок на больничном.

Д.ЗИЦЕР: Конечно, не стала бы.

ЕЛЕНА: Ну, мне кажется. И вот у нас был, значит, такой договор с ней. Опять же, может быть, это даже не договор, как мы бы меня смущает в этом. То есть она хочет, я спрашиваю – что ты хочешь? Она мне говорит – я хочу, чтобы ты меня не трогала, я сама хочу разобраться. Я говорю – хорошо, ну, вот я такая сумасшедшая мать, мне страшно, я боюсь, что ты оставишь на последний день или вообще ничего не сделаешь. Вообще страхи есть, я просто ей не озвучиваю, что как бы так вообще она у меня была отличницей, на доске почета висела.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что?

ЕЛЕНА: И что я ей предлагаю, ну, как бы я говорю, что я вижу, что тебя засасывает этот интернет, и ты не можешь распределить свое время.

Д.ЗИЦЕР: И что? Ну, подождите, пожалуйста, Лен, я не могу, сил моих нет, ну, подождите. Вы предлагаете ей из-за вашего страха сделать уроки? То есть вы предлагаете ей модель, когда учиться надо только потому, что мама боится?

ЕЛЕНА: А как?

Д.ЗИЦЕР: Если мама перестанет бояться, учиться не надо? Не знаю.

ЕЛЕНА: А что делать? Тут еще страх помимо этого гаджеты.

Д.ЗИЦЕР: А я не знаю. В чем ваша цель? Чтобы она уроки сделала?

ЕЛЕНА: Я, если честно, я боюсь, что вот, учитывая то, что мотивации-то нет познавательной, к сожалению, ну, с учетом всех обстоятельств много было по жизни, мне страшно, что вот, если она, допустим, пойдет спустя две недели и там что-то пропустит, много пропустит, наполучает «двоек», предположим. Фиг с ними, с этими, я извиняюсь, с этими «двойками».

Д.ЗИЦЕР: Лен, короче, короче. Ну, и что? Ну, вы себя пугаете. Ну, и что дальше-то? Я не понимаю, все равно нет мотивации.

ЕЛЕНА: А, если она вообще не захочет ходить в школу, и скажет – да, ну ее.

Д.ЗИЦЕР: Еще немного и она не захочет ходить в школу.

ЕЛЕНА: Начнет прогуливать.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, Лен, единственная причина сейчас вот из того, что я у вас услышал, единственная причина ходить в школу, это, чтобы мама не боялась. Ну, это странная причина. Она, конечно, перестанет. Если это единственная причина, то она, конечно, перестанет. В тот момент, когда она поймет, что мама вообще-то немного манипулирует, она поймет, что в школу ходить не обязательно. Ну, что? Если есть еще причины, давайте.

ЕЛЕНА: Вот эти вот все договоры это манипуляция все-таки?

Д.ЗИЦЕР: Это не договор. Ну, какой же это договор? Ну, это же договор на уровне приказа, который декорирован под договор. Давай, ты сейчас сделаешь уроки, договорились? Она с вами про ваше время тоже договаривается? Нет. Значит, это не договор. Я могу сказать вам – Лен, сделай уроки, договорились? Это договор от того, что я сказал «договорились»?

ЕЛЕНА: Нет, подождите, я хочу их сделать, но я хочу их сделать в свое время. Ну, то есть я хочу сейчас играть.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и все. В чем проблема-то? Она хочет их сделать в свое время, это время вас не устраивает, но это другой договор и другой разговор. Она абсолютно на сто процентов выполнила обещание. Подождите, у вас рождается новый страх какой-то в этот момент. Ну, а ей-то, бедной, что делать?

ЕЛЕНА: Нет, подождите, вот, если это не договор, то есть она говорит – я сделаю, я тебе обещаю.

Д.ЗИЦЕР: Ну, она же делает.

ЕЛЕНА: Она делает под угрозой чего, что санкции наступают на меня, если я пойду к ней, пристаю, она сама придумала…

Д.ЗИЦЕР: Я понял, Лена, у нас время заканчивается. Санкции наступают. А вы бы хотели, чтобы она, почему делала уроки? Потому что это увлекательно? Попробуйте один раз сделать вместо нее, и вы поймете, какая это тошниловка.

ЕЛЕНА: А как это сделать увлекательно-то?

Д.ЗИЦЕР: Нет, никак, это не увлекательно. Лена, это не увлекательно. Уроки делать не увлекательно. Вы ее хотите обмануть, вы хотите, чтобы она проснулась утром и стала единственным ребенком в мире, который мечтает делать уроки в 12 лет? Таких детей нет. Не бывает таких детей. Поймите меня, Лена, поймите меня и все остальные, поймите меня, не бывает детей в 12 лет, которые мчатся домой и все подряд делают уроки. Не бывает, этого быть не может.

ЕЛЕНА: Согласна, а что делать?

Д.ЗИЦЕР: Теперь, вы можете хотеть, сколько угодно, чтобы она у вас переродилась в монстра, который будет любить делать уроки. Она не перерождается, к счастью, пока.

ЕЛЕНА: То есть просто оставить ее в покое, заниматься собой.

Д.ЗИЦЕР: Чего вы хотите? Вы не говорите мне, чего вы хотите. Вы ни разу не сказали мне, чего вы хотите. Вы только рассказываете, что вы чего-то боитесь. Вы ни разу мне не ответили на вопрос, чего вы хотите?

ЕЛЕНА: Я хочу, чтобы она понимала сама для себя, что для нее хорошо, и как…

Д.ЗИЦЕР: Нет, про себя, чего вы хотите, а не про нее. Ну, вы можете хотеть, чтобы я был высоким голубоглазым блондином, но это невозможно, это не вашей власти. И про другого человека сделать так, чтобы он понимал, не в нашей власти. Себе, про себя, чего вы хотите?

ЕЛЕНА: Про себя, что я хочу? Я хочу, если в глобальном смысле…

Д.ЗИЦЕР: Полминуты максимум. Нет, конкретно.

ЕЛЕНА: Если в глобальном смысле, чтобы она просто была счастлива.

Д.ЗИЦЕР: Так сделайте ее счастливой. Все.

ЕЛЕНА: А как же я уберу вот эти все трудности в школе?

Д.ЗИЦЕР: Смотрите, вот сейчас все, мы должны, действительно, заканчивать разговор, но последнюю фразу я скажу, для того чтобы это завершить, это будет ответом, ну, вот честным ответом с моей стороны. В том-то и дело, что мы, родители, устроены так, что нам очень тяжело, это не то, что я вас ругаю, мы все так устроены, нам очень тяжело сформулировать конкретный запрос, конкретную задачу.

Мы говорим – мы бы хотели, чтобы наши дети были счастливы, а когда наши дети счастливы, нам это мешает по самым разным причинам. И мы делаем их несчастными, обманывая себя, что в один прекрасный день они будут счастливы именно потому, что мы их сейчас мучаем.

Значит, теперь смотрите, очень не хочется делать уроки. Я говорю вам это, как учитель, как директор школы, как бывший ученик, говорю это с полной уверенностью. Если мы хотим, чтобы дети делали уроки, сейчас мы не будем с вами говорить об отмене домашних заданий, хотя и в государственных школах во многих это пробуют. Вы можете ее только укрепить, вы можете только сесть рядом и сказать – деточка моя, я понимаю, что тебе не хочется, давай мы поймем, на самом деле, в какой мере тебе это нужно, и в этой мере я сделаю тебя сильнее, я тебе дам яблочко, я тебе дам печенюшку, я тебе дам чайку, я тебе спою песенку.

Она выполняет в этот момент трудную и очень часто никому не нужную работу, на самом деле. Лен, понимаете, какая штука? И когда вы говорите – я хочу, чтобы она хотела делать уроки, это невозможная задача, это очень высокого уровня манипуляция. Делать этого не нужно.

Самое последнее. Поскольку я услышал, что ваша дочь сказала – мам, слушай, ну, отстань, я обещаю тебе, что уроки будут сделаны. Все, она уроки сделала. Дальше у мамы начинается другое волнение – она сделала уроки за счет своего сна. Ну, что делать, так мама попросила. Мама попросила не спать, а уроки делать, вот она и сделала уроки. А попросила бы мама спать, она бы спала, возможно. Я уверен, что вам есть, о чем подумать, Лена.

Я прощаюсь с вами. Я с огромным удовольствием поговорю с вами еще раз. Я обрываю разговор сейчас просто, потому что есть другие слушатели, надо идти дальше. Даю вам честное слово искренне, ловите меня на слове, если вы подумаете, и возникнут новые вопросы, и продолжение беседы, через неделю прямо в эфире я вас жду, и мы пойдем дальше. Удачи вам.

Наталья из Калининграда, здравствуйте.

НАТАЛЬЯ: Здравствуйте, Дима. Очень рада.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю, Наталья. А я только на прошлой неделе у вас был в Калининграде.

НАТАЛЬЯ: А я с вами разговаривала.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так и что тогда? Мы не договорили?

НАТАЛЬЯ: Я не смогла задать свой вопрос, потому что я была с сыном.

Д.ЗИЦЕР: Я вас слушаю, давайте.

НАТАЛЬЯ: Моему сыну 7 лет, он первоклассник. И вопрос у меня не про него, а вопрос, наверное, про меня больше.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

НАТАЛЬЯ: Я педагог по образованию. Я училась давно, и тогда преподаватели все, что нам несли, это было новое веяние, которое сейчас вы пропагандируете на весь мир. И я абсолютно разделяю ваш подход к детям. И сталкиваюсь с тем, что все, как вы учите общаться с детьми, я это делаю по наитию, потому что меня так учили. Я живу, для того чтобы мой…

Д.ЗИЦЕР: Ну, так давайте к вопросу.

НАТАЛЬЯ: Да. Я живу, для того чтобы мой ребенок был счастлив. Я столкнулась с тем, что я все время получаю давление от окружающих, что я его разбаловала, что он у меня растет, неизвестно, что из него получится, потому что нельзя спросить, ты будешь на завтрак…

Д.ЗИЦЕР: Быть на свете красивой такой.

НАТАЛЬЯ: То есть я все время даю ему выбор с рождения в еде, в одежде, в игрушках, в играх. И общество вокруг не привыкло так мыслить. На меня очень многие там, бывший муж…

Д.ЗИЦЕР: Наталья, давайте к вопросу, я понял, уверен, что слушатели тоже поняли, время-то бежит, жалко. Жалко, мы же не сможем ответить с вами вместе.

НАТАЛЬЯ: Вопрос такой. Растет ребенок счастливый, уверенный в себе. Не стесняется сказать учителю – я думаю по этому поводу так. Есть ли какие-то звоночки, какие-то рамки, когда можно сказать, что, да, вот этот ребенок, уже его надо построже держать в ежовых рукавицах, потому что уж больно он…

Д.ЗИЦЕР: Отличный вопрос, Наталья, отличный вопрос. Я скажу вам, какие рамки я предлагаю. Мне кажется, эти рамки очень и очень понятны. Я не знаю, надо ли его будет держать построже, но, может быть, что-то нужно корректировать будет. Это в случае, если этот замечательный ребенок делает жизнь других людей хуже. Иными словами, если он сам не понимает, что такое граница другого человека.

Пока человек, я не знаю, ну, вот, имея в виду предыдущий разговор, который был, пока человек одевается определенным образом, ну, естественно, без оскорбления окружающих, мне кажется, что все в порядке. В тот момент, когда человек требует определенного поведения от другого, пользуясь силой, или, пользуясь, я не знаю, инструментом давления, есть проблема.

В тот момент, когда человек поет песню и получает от этого удовольствие, все в порядке. Как только этот человек поет песню, в то время как другие слушают симфонический концерт, есть проблема.

В тот момент, когда человек может сказать учителю – я не согласен, это прекрасно и чудесно. Если в этот момент он начинает, ну, такую интервенцию в жизнь других, не учителя, а детей, мешает им, я не знаю, что, учиться, воспринимать так, как им удобно и так далее, это проблема. Вот и все. С детьми и со взрослыми это абсолютно одинаково.

НАТАЛЬЯ: Вот это золотая фраза. Потому что я считаю, что он прекрасно знает границы и очень корректно себя ведет.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и все.

НАТАЛЬЯ: Вы меня успокоили.

Д.ЗИЦЕР: Так что в этом смысле я вас могу только поздравить. Теперь, если вы хотите, как мама, за чем-то следить, я бы следил вот за этим, я вас понимаю. Насколько в этот момент он понимает, что вот дальше начинается жизнь другого человека. Все в рамках его жизни к удовольствию окружающих он может быть любым. Прощаемся?

НАТАЛЬЯ: Да. Большое спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи, Наталья. Ура, ура.

У меня много довольно сообщений на тему уроков. Если останется чуть-чуть времени, зачитаю вам с удовольствием, поговорим.

На линии у нас Юлия из Астрахани. Юлия, здравствуйте.

ЮЛИЯ: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Слушаю вас.

ЮЛИЯ: У меня такой вопрос. Значит, ребенку 8 лет. Мы очень часто переезжаем по работе мужа, (неразборчиво) сейчас у нее уже вторая…

Д.ЗИЦЕР: Юль, я вас не слышу. Подождите, вы пропадаете, Юля. Вот сейчас, например, не слышу совсем. Раз, два, три, четыре, пять. Нет, не слышу я Юлю, к сожалению, сейчас попробуем, может, мы с ней еще разочек связаться. Давайте я вам пока расскажу про домашние задания.

«Дима, добрый день. Я с 7-го класса и до 3-го курса университета не делал домашних заданий. Успешно закончил и то, и другое. На работе тоже все прекрасно. Домашние задания, в целом, это издевательство над детьми».

Леночка, Узбекистан. «У меня первоклассник, в школе задают уроки по всем предметам. Бедные дети, ни побегать, ни попрыгать, сиди весь день. Учителя мотивируют это тем, что нужна усидчивость, внимание и что-ото там еще».

С другой стороны, вот человек, интересно, почему люди, которые рефлексируют, подписываются, а люди, которые не рефлексируют, не подписываются. Вот, например: «Не устану повторять – хотите вырастить поколение дебилов, отмените домашние задания».

Ребят, эта ведь история, как устроена. У нас есть определенные привычки. Нам очень-очень трудно допустить, что жизнь может быть устроена не так, как привыкли мы, не так, как было в нашем детстве. Теперь, понаблюдайте за собственными детьми, вспомните себя и понаблюдайте за собственными детьми. Наша голова работает приблизительно так – ну, я-то отмучился, я-то делал домашние задания, наверняка это было для чего-то нужно. О, я не вырос дебилом, как пишут мне слушатели, или не вырос, так сказать, давайте будем чуть более этичны, не вырос человеком, я не знаю, что, не соображающим, не знаю, кем.

Ребят, спокойно, немного рефлексии. Может, вырос, может, не вырос, во-первых, у нас нет шкалы. Во-вторых, нет, может, это было и не нужно. Нам трудно допустить, что когда-то мы выполняли какую-то ненужную работу. Знаете, я приводил этот пример и приведу его еще раз. Иногда люди, которых избивали в детстве родители, говорят – вот меня отец порол и я вырос человеком. Потому что очень-очень трудно сказать – я рос в семье насильника или это происходило зря.

Теперь, я не человек, между прочим, который говорит – все, давайте отменим уроки. Мне кто-то пишет: «Давайте референдум общероссийский», было бы любопытно, кстати. Нет, ну, я не говорю – давайте отменим уроки, все изменим, все переменим и так далее. Я говорю – ребята, надо думать. И, если наши дети говорят нам, что им трудно, сложно, неприятно, дают понять, может, что-то надо поменять все-таки?

Теперь, я даю вам честное слово, я, как вы знаете, ну, а те, кто не знает, просто поверьте мне на слово, я человек с опытом, большим опытом преподавания в школе, в разных школах и государственных, и не государственных, и так далее, я даю вам честное слово, если уроки классные, если дети на урок бегут, если они на уроке понимают, чем они занимаются, домашнее задание не влияет на уровень и глубину их знаний. Потому что, если нам что-то интересно, мы хотим это продолжать. Потому что я не раз, и не два, и не сто видел ситуацию, когда человеку было так интересно на уроке, что он пришел домой и открыл книгу, потому что он хочет остаться с этим ощущением.

Ну, да ладно. Как у нас там с Юлией? Нет Юлии у нас? Нет у нас Юлии.

ЮЛИЯ: Алло.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Юлия, вы здесь?

ЮЛИЯ: Да, я с вами.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте скорей к вопросу, господи, я вас потерял. И говорю, говорю, говорю…

ЮЛИЯ: Мы очень часто переезжаем по работе мужа. Пять садиков поменял ребенок, вот вторая школа у нее. Учится она там с прошлого года. И все было до этого нормально, а сейчас с этой школой началась апатия. Ребенок часто плачет, перед школой очень тяжело…

Д.ЗИЦЕР: Возраст скажите, пожалуйста, еще раз, если можно, Юль.

ЮЛИЯ: 8 лет, 3-й класс.

Д.ЗИЦЕР: 8 лет, 2-й класс. 3-й класс?

ЮЛИЯ: Да, мы ее пораньше отдали. И полнейшая апатия, не знаем, как с этим справиться. Говорит, что с одноклассниками нет проблем, мы видим, что ей звонят дети, и в группах она общается.

Д.ЗИЦЕР: Апатия только по отношению к школе или по отношению…

ЮЛИЯ: Все верно. Только к школе.

Д.ЗИЦЕР: Только по отношению к школе. Ну, чего, вывод напрашивается сам собой, нет? Вдруг вы замечаете, что у вашего мужа апатия по отношению к его работе. Что делать, Юль?

ЮЛИЯ: Менять работу.

Д.ЗИЦЕР: Класс, Юля, ну, каждое слово золото.

ЮЛИЯ: Просто дело в том, что мы не можем себе позволить поменять школу, потому что мы с трудом в них попадаем из-за переездов. И учитель тут хороший, и отношения с учителем хорошие.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю, ну, Юлечка, ну, смотрите, вы простите, что я вас так называю. Подождите. Вот, вот, это второй пункт. Если, действительно, учитель хороший и у них хорошие отношения, вы идете к учителю и говорите, что вы наблюдаете вот такую картину, что вы взволнованы. Прямо учителю это говорите, вы не волнуйтесь, хороший учитель никогда в жизни на это не обидится, он не решит, что вы говорите, что учитель плохой, не решит, все будет нормально. И вы говорите о том, что очень-очень жалко, если он сейчас потеряет вот этот самый драйв на тему учения.

И говорите – слушайте, давайте мы придумаем, ведь можем выполнить, если у вас есть какие-то идеи, мы можем их воплотить, мы можем вместе поболтать. Давайте придумаем, как сделать так, чтобы школа, ну, извините, была праздником. Вот и все.

ЮЛИЯ: Хорошо, а со стороны родителей, как мы ее можем поддерживать сейчас? Это разговор с учителем. А ее…

Д.ЗИЦЕР: Именно поддерживать. Вы ее можете поддерживать. Все, ничего, спокойно. Вам не надо, если вы слышали предыдущий разговор, мы об этом только что говорили. Невозможно сделать так, чтобы другой человек захотел. Это сделать невозможно, это нереальная задача. Ну, просто нереальная.

Дорогие слушатели, если у кого-то есть примеры такого волшебства, звоните, я с удовольствием вас послушаю. Невозможно. Что можно сделать? Можно человека укрепить. Можно разговаривать с ней бесконечно, и можно узнавать у нее, что ее интересует больше, а что меньше. Можно просить у нее обратную связь на тему того, что ей удалось сегодня, что сегодня ее заинтересовало, приятно удивило. Вот так. И не пилить ее, конечно, на тему того, что, ну, я надеюсь, что вы этого и не делаете, на тему того, что, смотри, надо учиться, надо себя заставлять.

ЮЛИЯ: Спасибо огромное за ответ. Спасибо большое.

Д.ЗИЦЕР: Действуйте, спокойненько, все будет хорошо. Надеюсь, что, действительно, очень-очень хорошая учительница. Ну, что, а я особо не успею уже, в общем, к сожалению, ничего прочесть. Очень много, как прикольно, как прикольно, учителя задают уроки по всем предметам и так далее. Ну, поговорим еще про уроки, чувствую, вам интересно. Ребята, мы слушаем новости и после этого у нас второй час.

Галина из Воскресенска на линии. Добрый вечер.

ГАЛИНА: Добрый вечер, Дима. У меня сын, 11 лет. Проблема такая, то есть ребенок не общается со взрослыми, кроме близких, то есть мама, папа и бабушка. Со всеми другими взрослыми он просто молчит. То есть он не отвечает на приветствия, не вступает в контакт. Возникли проблемы в школе, потому что нужно отвечать учителю и соответственно он молчит. Вот такая у нас ситуация. Нужна помощь или совет.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, давайте попробуем разобраться. Это всегда так было?

ГАЛИНА: Да, это было всегда. Причем с детьми он общается прекрасно, то есть абсолютно никаких вот таких вещей нет, и так же он ведет свои каналы в YouTube, где-то еще, на каких-то интернет-площадках. То есть там он раскрепощен.

Д.ЗИЦЕР: А опишите, пожалуйста, ну, подождите, опишите, пожалуйста, ситуацию. Вот учитель говорит – здравствуй, не знаю, как его зовут. Как его зовут, давайте для простоты?

ГАЛИНА: Андрей. Ребенка зовут Андрей. Нет, вот ситуация самая простая. То есть выходим, например, во двор из подъезда, соседи к нему обращаются, он молчит.

Д.ЗИЦЕР: А соседи обращаются, с какой целью?

ГАЛИНА: Ну, здравствуй, здороваются, спрашивают, как дела.

Д.ЗИЦЕР: Это простая история, это мы можем потерпеть вместе с соседями. Давайте какую-нибудь историю сложную, потому что это мы разрулим на раз.

ГАЛИНА: История сложная у нас возникла два года назад в начальной школе. То есть пришел новый учитель, молодой специалист, вызвал его к доске, задал какой-то вопрос, ребенок промолчал, и учитель начал говорить – ребята, скажите ему, пусть он ответит. То есть пыталась найти помощь в зале из 30 детей. Мне просто дети уже потом рассказывали, вот он молчал. И сейчас, как мне рассказывает тоже учитель, что вызывает к доске и ребенок молчит, то есть не отвечает на вопрос.

Д.ЗИЦЕР: А письменно отвечает на вопрос?

ГАЛИНА: Ну, вообще, то есть в контакт с учителем, то есть не вступает в контакт, то есть он замыкается и все.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, а письменно отвечает на вопрос?

ГАЛИНА: Да, письменно, да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и договоритесь с учителями, чтобы было письменно.

ГАЛИНА: Ну, они настаивают то, что ребенок перешел в 5-й класс, и настаивают…

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, значит, смотрите, ну, давайте я поразмышляю так, как будто это не про вашего ребенка, а про какого-то отвлеченного ребенка. Давайте?

ГАЛИНА: Да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Значит, смотрите, если бы речь шла о том, что человек, в принципе, не выходит на связь, то я совершенно другое бы сказал и сказал бы, что вообще надо бы посоветоваться со специалистами.

ГАЛИНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: И так беды не будет, если вы там сбегаете к неврологу, но я думаю, что вы были, если честно.

ГАЛИНА: Ну, конечно, были, никаких проблем нет.

Д.ЗИЦЕР: Конечно, вы были, никаких проблем нет. Значит, смотрите, если он прекрасно и беспроблемно контактирует с детьми и с близкими, это значит, что, на самом деле, есть какая-то причина в этом во всем. Теперь, какая причина? Если бы вы мне сказали, что все началось со второго класса, когда учитель таким образом решил его поунижать, то вообще-то совсем все просто было бы. Но, если вы говорите, что это было и до этого, это было каким-то продолжением…

ГАЛИНА: Да, в детском саду, да.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, спокойно, мне кажется, во-первых, что в этом случае человек, как ни странно, имеет право, он всего лишь в 5-м классе, он не уже в 5-м классе, а всего лишь в 5-м классе, он имеет право потихонечку адаптироваться. Я вас подозреваю, я расскажу вам, в чем, а вы сейчас с гневом мне возразите.

ГАЛИНА: Хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Я подозреваю вас и других его близких, на самом деле, подозреваю в том, что на него довольно сильно давят на эту тему, понимаете, какая штука?

ГАЛИНА: Да, есть такое, я соглашусь, да.

Д.ЗИЦЕР: Да, спасибо, что не спорите. Потому что вот, как бывает, давайте сейчас мы вернемся в возраст трех лет, а то еще и двух можем, что пошибче. Значит, почему-то всем взрослым очень-очень важно, чтобы ребенок постоянно здоровался и постоянно говорил «спасибо», постоянно, постоянно и так далее. Теперь, если взрослые слишком доминантны, то он замыкается на эту тему.

Значит, еще раз, я говорю сейчас не о возрасте вашего сына, я говорю о возрасте 2-3 года. Когда бабушка приходит, и вместо того, чтобы его обнять и поздороваться, она говорит – ну-ка, скажи бабушке «здрасьте», ну-ка, скажи бабушке «спасибо, пожалуйста, до свидания, какая погода в Магадане, погладил ли ты шнурки» и так далее, слушайте, есть люди разного характера. Ну, взрослых это бесит просто, а младших это, ну, немного травмирует, немного, не будем преувеличивать.

Почему человек начинается здороваться, прощаться и говорить «спасибо». Вы будете потрясены. Он делает это потому, что это делают люди вокруг него, вот поэтому, больше ни почему. Если человек не говорит «спасибо», проверьте, говорит ли «спасибо» его папа, мама, бабушка, дедушка и все остальные. Точно. Потому что семейная норма это штука, да это я даже с вами не полемизирую, я в данный момент говорю что-то, в чем я уверен. Это абсолютно точно. Так работает семейная культура в любой семье на сто процентов.

Если, я не знаю, папа не закидывает галстук на люстру, ребенок не будет закидывать на люстру собственные трусы или сделает это один раз из озорства и вполне себе поймет, что, в общем, это не норма. Теперь, ровно то же самое со «спасибо, пожалуйста, до свидания».

Парадоксальный совет даю я вам, как ни странно или как обычно. Во-первых, отстаньте, вот просто отстаньте, отстаньте, поверьте мне. Если, вне зависимости от того, пристаете вы к нему или нет, он, в любом случае, не выходит на контакт с давящими, на его взгляд, взрослыми, он не начнет это делать, если вы скажете еще 14 раз. Отстаньте. Я знаю, что вам тяжело в этот момент бывает. Дышите глубоко, водичку пейте, носите с собой фляжечку, отстаньте. Это раз.

Теперь второе. Надо пойти к учителю, я надеюсь, что у вас очень-очень хорошие учителя, и поговорить с учителем, поговорить на тему того, что вы просите не вызывать его к доске. Так бывает, между прочим. Бывают дети с особенностями, это я не про вашего сына сейчас говорю, которых не вызывают к доске. Если человек, я приведу вам простой пример, например, заикается, ну, зачем его вызывать к доске и давить на него и унижать его, это же очень странно.

Если у человека, я не знаю, дефекты речи, предположим, какие-то, зачем его, так сказать, насмехаться над ним подобным образом? У учителя нормального и профессионального есть очень много инструментов, поверьте мне. И среди этих инструментов есть, например, письменная работа или, например, поговорить один на один, или, или, есть много-много, чего.

Вот я в обратную сторону приведу вам пример. Если мы говорим с вами о дислексии, например, то вполне себе есть норма, когда ребенок отвечает устно, а не письменно. А у вас обратная ситуация. Он отвечает не устно, а письменно. И все. И все дела. А дальше вы вернетесь ко мне…

ГАЛИНА: Я согласна.

Д.ЗИЦЕР: Вы вернетесь ко мне через полгодика, и скажете – Дима, нам это не помогло.

ГАЛИНА: Хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Но, на самом деле, мой прогноз противоположный.

ГАЛИНА: Я с вами соглашусь.

Д.ЗИЦЕР: Он просто, его поддостало.

ГАЛИНА: Да, его достало. Потому что я помню, 4 годика ему было, заведующая детским садом подошла ко мне с претензией, что она заходит в группу детского сада и все дети бегут к ней, здороваются, обнимают ее, показывают свои новые игрушки, только один ваш не подходит ко мне. То есть это была суть претензии. То есть, да, то есть давление…

Д.ЗИЦЕР: Надо было сказать, господи, я немедленно несу своего мальчика обратно в роддом и прошу другого, господи. Дорогая заведующая простите, что наша семья не смогла вас удовлетворить. Ну, в общем, вот и все. Я думаю, что помимо этой заведующей в его жизни были и есть еще люди, которые поступают подобным образом.

ГАЛИНА: Тюкают, да, есть такое.

Д.ЗИЦЕР: С соседями? Ну, прикройте его, если у него такая особенность, прикройте его, не пилите его. Поздоровайтесь за него и все, и прикройте, он будет вам благодарен. Он начнет, он начнет, честно. Как только спадет давление, и он не будет чувствовать, что это такая сильнейшая эмоциональная завязка для всех, все нормально. Удачи вам.

ГАЛИНА: Я благодарю вас. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Пока, всего вам доброго. До свидания.

Александр из Москвы, я вас приветствую.

АЛЕКСАНДР: Добрый вечер. Дима, вот смотрите, я живое доказательство правильности вашего подхода. Объясню. Мне 40 лет.

Д.ЗИЦЕР: Да что вы.

АЛЕКСАНДР: Мама интуитивно воспитывала меня только в любви, честно. Никаких претензий к уборке комнаты, никаких вот. Отец у меня очень рукастый дядька, он починить может, наверное, все, что угодно, никогда меня не заставлял помогать что-то сделать. Итог. Сейчас, наверное, в плане уборки я, наверное, дам фору многим даже клининговым компаниям.

Д.ЗИЦЕР: Страшно с вами разговаривать.

АЛЕКСАНДР: Ну, а в детстве у меня был взрыв в комнате, сразу скажу, это просто нечто. К 15 годам это начало исчезать, а сейчас я получаю кайф от этого, потому что родители показали своим примером. Так же и рукастости, я почти все делаю своими руками, это крайний случай, когда я обращаюсь к специалистам. Ну, это просто мама действовала на интуиции, но она была права.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, мама вас любила, наверное. И тут дело не только в интуиции, наверное, и тут дело не только в интуиции, наверное, действительно, она вас любила, она вас берегла. Но вы понимаете, в чем проблема наша, Александр, я очень-очень рад это слышать, как вы понимаете. Но все равно люди, которые говорят – надо заставлять, они нам с вами не поверят, к сожалению. Хотя мне бы тоже очень хотелось, чтобы они попробовали и, возможно, получили такой результат, как у вас.

АЛЕКСАНДР: Ну, и могу много еще примеров привести, но, бог, с ним. Сейчас, какая, не то, что проблема, вот вопрос. У меня сын, есть сын и дочь, сыну 10 лет, дочери 4 года. Вот у сына есть некая свобода, да. Но он понимает, что он многие вещи не то, чтобы не успевает, а его увлечения, они затмевают какие-то другие. То есть, в каком плане. Ну, телефон, я прекрасно понимаю, я сам люблю это все, я знаю, во что он играет, в какие игры играет, какую музыку он слушает, музыку он прекрасную слушает, вы не поверите, «Beatles», «Bee Gees», то есть такие вещи слушает.

Д.ЗИЦЕР: Поверю, почему это я не поверю, еще как поверю. С таким папой, а чего не слушать.

АЛЕКСАНДР: Но он слушал, знаете, он слушал и Моргенштерна. Я говорю – ну, как тебе? Он его слушал где-то месяц, он сказал – пап, мне кажется, он глуповат. И все, и на это закончилось. Я не кричал – какая катастрофа. Нет, пожалуйста, попробуй.

Д.ЗИЦЕР: Да, понимаю.

АЛЕКСАНДР: Так вот, по поводу какого-то некоего лимита по телефону. Когда это 24 часа в сутки, мне немножко его жалко.

Д.ЗИЦЕР: Я вас понимаю.

АЛЕКСАНДР: Можно ли с ним договориться, я ведь с ним пытаюсь договориться. Да, вот у нас после 10, у нас все гасят, отложено все, он согласился. То есть можно не то, чтобы торговля, а вот некая, чтобы ему не было обидно, что я в чем-то его ущемляю, и в то же время, чтобы смотрел по сторонам. Да, это целый мир – гаджеты.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, Александр, я вас очень хорошо понимаю и вообще разделяю, между прочим, ваши взгляды. Я думаю, что в вашем вопросе, это, как с вашей мамой, которая интуитивно все нащупывала, мне кажется, вы тоже интуитивно это нащупываете. Смотрите, если у вас в семье принято в 9 вечера откладывать гаджеты, это относится ко всем, и к вам, и к нему, и к маме, и к дочке, ко всем, ко всем. Если в 9 вечера у вас начинается какая-то другая волшебная жизнь, культура есть культура, он это примет. А почему это не принять-то?

Просто важно, мне кажется, в этот момент, чтобы это было не по принципу – ну, все, 9 часов, отложили гаджеты. А чего делать-то, пап? А это не важно, отложили гаджеты. Понимаете? То есть, чтобы на смену этому занятию приходило другое какое-то занятие. Это совершенно не обязательно должно быть что-то приключенческое. Может быть, вы ужинаете вместе, а, может, вы киношку вместе смотрите, а, может, вы читаете вслух, а, может, вы Lego собираете, я не знаю, что. Так что в этом смысле вы абсолютно его не унизите и не ущемите. Это первая часть.

И вторая часть. Ну, может быть, это чуть про попозже, а, может, уже и сейчас. Вот, если он, действительно, зависает, ну, 24 часа вряд ли он зависает, я полагаю, это преувеличение.

АЛЕКСАНДР: Ну, да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Но бывает такое особенно, знаете, с такими детьми осознанными и разумными, когда ребенок говорит – слушай, пап, да я сам не могу, я и сам рад бы отключиться, но не могу, вот не могу чего-то я. И тогда папа может сказать – слушай, ну, хочешь, я тебе помогу? И тогда возникает другой договор. Договор не на уровне запрета, а договор на уровне помощи. У нас есть стоп-слово, у нас есть игра, у нас есть волшебные щекоталки, я не знаю, что, у нас есть смсочка, которая тебе приходит, у нас есть напоминалка в телефоне, тебе, не мне, а тебе. Вот, собственно, и все. Я думаю, что все отлично. Звучит прекрасно, я должен вам сказать, то, что вы говорите.

АЛЕКСАНДР: И маленький подвопрос.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

АЛЕКСАНДР: Мы ему очень много предлагаем кружков и увлечений, он пробует, иногда сразу отказывается, иногда пробует, бросает. У меня жена немножко выбилась из сил, типа она такая устала – я тебе, чего ни предложу, тебе ничего не интересно, я скоро прекращу тебе, так скажем. Я ей тоже говорю, что, нет, наша работа это тысячу раз напоминать, тысячу раз предлагать.

Д.ЗИЦЕР: Ну, чего, разрулить вашу жену, вы про это? Что, сказать, кто из вас прав, что, царь Соломон? Вы в этой роли предлагаете мне себя попробовать?

АЛЕКСАНДР: Нет, нет, ну, она просто выбивается из сил и говорит, что ему ничего не интересно. Я говорю – нет, надо щупать.

Д.ЗИЦЕР: Александр, нет, нет, как связано в Священном Писании, «отпусти народ мой». Значит, смотрите, мне кажется, от жены надо отстать, она имеет право устать и имеет право некоторое время этим не заниматься. Другое дело, что его пугать не надо, мне кажется. Говорить – ну, ну, я больше не буду тебе что-то демонстрировать. Ну, не демонстрируй, господи, пусть отдохнет, все будет хорошо, честно. Она не должна, я искренне говорю. Она не должна. У вас мальчик…

АЛЕКСАНДР: Я ей это тоже говорю.

Д.ЗИЦЕР: Мальчик умный, мальчик развитый, он сам попросит. Потому что иначе, ну, слушайте, это может перейти в обратную крайность. Знаете, когда родители такие немножко фокусники, из одного рукава у нас птица вылетела, из другого, значит, волшебная лента, кролик из-под шляпы. Нет, спокойно, мы предложили, услышали что-то прикольное, давай посмотрим, давай попробуем. Попробовали, не хочу, да и не надо, до следующего раза. Вот и все.

АЛЕКСАНДР: Спасибо большое. Ну, мы же думаем, что волшебство, это через неделю поменяется. Это путь длинный.

Д.ЗИЦЕР: Да, конечно, это поменяется особенно в этом возрасте. Слушайте, я вам скажу в этом смысле и по личному, между прочим, опыту и по опыту детей, которых я наблюдаю, если дома спокойно, я, если я понимаю, что мой выбор будет поддержан или принят с уважением, рано или поздно я начинаю сам интересоваться много-много чем. Ребенок, я имею в виду, не я. Много-много чем.

АЛЕКСАНДР: Я понял.

Д.ЗИЦЕР: Прошло время, и ребенок пришел к маме с папой и сказал – слушайте, я хочу записаться на курс гитары. Какой гитары? Мы никогда этого ему не предлагали. Гитары. Я хочу записаться на курс японского языка, родители, пожалуйста, помогите найти или поспонсируйте, или, я не знаю, что. Это происходит так, честно-пречестно.

АЛЕКСАНДР: Спасибо, немножко успокоили.

Д.ЗИЦЕР: Прощаемся? Я прощаюсь с вами, пока.

АЛЕКСАНДР: Спасибо, хорошего вечера.

Д.ЗИЦЕР: До свидания. Слушайте, а у меня несколько минуточек, давайте я договорю про домашние задания. Домашние задания как обычно всех взорвали. Надо сказать, что не просто подавляющее большинство, а 99 процентов слушателей рассказывают о том, как они бьются с этим домашним заданием и, в общем, понимают, что это не очень нужно и не очень важно.

Но, вы знаете, вот одно сообщение Игоря, который пишет, что в эфире читать не обязательно, но я кусочками прочту, Игорь, вы знаете. Вы не просите не читать, вы говорите «не обязательно». Но вот Игорь говорит сначала всякие мне приятные слова, а потом говорит, что «в подавляющем большинстве, во всяком случае, в том городе, в котором он живет, не может идти речь ни о выборе школы, ни о выборе детского сада, потому что, в основном, трудно без денег и близкой прописки устроить и, тем более, перевести ребенка в другое образовательное учреждение».

Игорь дорогой, я вас очень хорошо понимаю. Но дальше есть вот большое-пребольшое «но». Это не значит, что наши, ваши дети должны мучиться. Ну, вот еще раз представьте себе ситуацию, любимой женщины, женщины представьте любимого мужчину, представьте себе любимого человека, не важно, который ежедневно ходит куда-то, откуда он возвращается в ужасе. И этот близкий любимый человек рассказывает вам, что ему плохо. Ну, неужели вы не поможете ему любой ценой? Неужели вы скажете ему – дружище, нечего делать, мучайся теперь до конца жизни. Мне кажется, вы будете искать варианты.

Теперь, варианты с детьми найти проще. Почему? Потому что, очередной раз говорю я, существует российский чудесный закон, федеральный закон об образовании. Ребят, нет школы в вашем городе хорошей? Ну, соберитесь вы десятком родителей и просто сделайте учебную группу. Пригласите учителя, вы имеете на это право. Сходите в школу, где вы будете проводить аттестацию. Поговорите, свяжитесь с какими-то людьми, которые это уже делают. Есть чаты, есть много-много, чего.

Вы поймите меня правильно. Я ведь не говорю вам – давайте переведем всех детей на семейное обучение, например, вовсе нет. Я говорю о тех самых обращениях, когда вы заявляете, что вашим детям очень-очень плохо. Я им очень сочувствую. А потом вы добавляете – но сделать с этим я ничего не могу. Вот нет, ребята, вы можете, это вопрос приоритета, это вопрос выбора.

Я даю вам честное слово, если кто-то хочет на эту тему конкретно поговорить, ну, звоните, пишите, я с огромной радостью поговорю с вами об этом в эфире. Но уже после новостей и новостей спорта.

Дмитрий из Петербурга, здравствуйте.

ДМИТРИЙ: Дима, здравствуйте. Это я Дмитрий, вы Дима, здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Да, да, я слушаю вас. Привет.

ДМИТРИЙ: Постараюсь быть максимально краток. У меня очень нестандартный такой вопрос к вам будет. Прожив в браке почти 8 лет, от первого брака есть любимый сын, которому 8 лет. Очень сложный процесс у нас был расставания с супругой, сын очень сильно переживал его, так как у нас была достаточно очень сильная связь. А сейчас нахожусь в другом браке, счастлив в нем. И у моей супруги нынешней от первого брака есть тоже ребенок, он чуть-чуть помладше на пару лет моего основного ребенка, первого, так скажем.

Суть вопроса заключается в следующем. Второй ребенок, Максим, который супруги моей второй, он достаточно такой вот мальчик, ему надо везде все знать, везде все узнать, а тут показать, что ты, Даня, это не знаешь, а я вот это знаю, а тут ты вот это, а у меня вот это, и тому подобное.

Данька у меня вроде как взрослый мальчик, он все понимает это как бы, но вот он на фоне всей вот этой суеты, которая происходит, когда он ко мне приезжает, он находится практически не со мной, а с моей новой семьей, он немного устает от этого. Ему не очень комфортно находиться с моей нынешней супругой, я так понимаю, все равно. Ему, хоть и Макс несколько импонирует ему, но ему все равно тоже какая-то вот у него ситуация такая, что ему не нравится.

И в последнее время получилось так, что, когда я начал забирать его, как у нас обычно договоренность, если я его забираю на выходные, он не хочет ехать. Точнее, он едет, но я вижу по его глазам, что делать он этого не хочет. И у нас последний разговор был такой, что я его, уже мы ехали в машине, я спросил – ты не хочешь ехать ко мне домой? Он говорит – я не хочу. Я говорю – а зачем ты поехал? А он говорит – ну, потому что мы с тобой договаривались, потому что ты хотел типа, и я, поэтому поехал.

И меня тогда это тронуло, и мы это все начали объяснять. И я вот просто не знаю, как бы всю эту ситуацию настроить на нормальный лад в дальнейшем. Я общался со своей нынешней супругой, она объясняла, что, может быть, есть смысл нам проводить время еще больше именно вдвоем, не привозить его домой.

Д.ЗИЦЕР: Она права. Да, заранее ответ, досрочный ответ. Она права.

ДМИТРИЙ: Досрочный ответ.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, дайте я, Дмитрий, я вас помучаю немножко, ладно?

ДМИТРИЙ: О, ради бога.

Д.ЗИЦЕР: Я задам вам вопрос не на прямую тему, которую вы заявляли. А вот, когда вы ехали с ним в машине, он говорит – я не хочу ехать. А вот вы его, зачем спросили «а зачем»? Извините за такой сложный вопрос. Вы сами-то, что хотели услышать?

ДМИТРИЙ: Ну, я хотел услышать от него правду, потому что…

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, вы же спросили не правду его, вы спросили, зачем ты поехал. Какие у него были варианты ответа?

ДМИТРИЙ: Нет, он скажет, в любом случае, именно ту истину, которую он скажет. Он не будет ничего придумывать, мне в этом плане говорить, он будет максимально искренен в этом. Просто он…

Д.ЗИЦЕР: А вам, зачем ответ на этот вопрос-то?

ДМИТРИЙ: Ну, как же? Наверное, даже не мне, наверное, ему, чтобы он это проговорил просто, и он проговорил и тем самым как бы сам как-то, может быть, спокойней относился к этой ситуации. Ну, потому что типа вот да, потому что тебе вот хочется этого.

Д.ЗИЦЕР: Ну, смотрите, ну, да, но это так странно, честно говоря. Это же немножко похоже на такой разговор с психоаналитиком. Я вот предложу вам другой вариант, я не говорю, что вы должны были так поступить. Но просто для сравнения. Едете вы в машине, видите, что он не очень хочет ехать. Можно его спросить – зачем же ты поехал? А можно сказать ему – слушай, старик, я тебе так благодарен, что ты поехал, для меня это так важно.

ДМИТРИЙ: Нет, у нас, конечно, такие разговоры ведутся, я его безумно люблю.

Д.ЗИЦЕР: Я уверен, Дмитрий, подождите, я уверен. Я просто имею в виду другое. Я не знаю, вы меня про это не спрашивали, еще раз, вы можете меня в любую секунду, естественно, прервать на эту тему. Но мне кажется, что подобные как бы заходы такие полуаналитические, мне кажется, для него довольно трудны, ему 8 лет всего.

Зачем он поехал? Он поехал, потому что чувствует себя обязанным. А что, вы не знали разве ответ на этот вопрос до вопроса? Он поехал поэтому. И каждый раз, когда он будет вынужден это повторять, это будет усиливать эту позицию. Я еду, потому что я должен. Мог бы не ехать, не поехал бы. Ну, вам это зачем проговаривать?

ДМИТРИЙ: Ну, я согласен, да, наверное, я сказал это в большей степени, как, знаете, как просто, как, знаете, стандартный…

Д.ЗИЦЕР: Назидание. Правильно. Поэтому мне кажется, что надо изменить вектор. Во-первых, я согласен с вашей женой, я должен сказать. Он едет к вам, у вас с ним отношения. Ваша жена нынешняя, я уверен, что она замечательная женщина, но статус ее отношений с ним невнятен, и это так у всех, это не то, что в вашей семье, это всегда так.

ДМИТРИЙ: Он винит, мне кажется, ее внутренне. Он ее винит в том, что она стала…

Д.ЗИЦЕР: Ну, тем более, слушайте, винит, не винит, оставьте психоанализ, поверьте мне, оставьте психоанализ, это вообще не важно. Но я уверяю вас, что едет он к вам. И отношения, мне кажется, которые связывают вас с ним, это и есть личные отношения. Все остальные люди, которые вокруг вас находятся, и вас, и его, это люди, в общем, в известной мере случайные, они дороги для вас, для каждого из вас. Но для партнера они, в общем, случайные. Ну, он же не скажет вам – папа, разведись, например. Но еще раз, его отношения…

ДМИТРИЙ: Он по-другому говорит, знаете, как он говорит, он говорит – я хочу вернуться в детство. Я говорю – в смысле, Данечка, почему? Потому что тогда я был счастлив.

Д.ЗИЦЕР: Так, а вам зачем? Зачем вы вообще, не ходите туда с ним в эти разговоры, не ходите. Ваша умная нынешняя жена советует вам то же самое.

ДМИТРИЙ: Не ходим, стараемся, но он прожимает эту тему. И он возвращается к ней. Он говорит – мне плохо, мне тяжело. Он просто находится, понимаете…

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте.

ДМИТРИЙ: Он находится тоже в состоянии таком не очень комфортно, когда живет с моей прошлой женой. То есть они переехали, и моя супруга тоже как бы бывшая нашла себе человека, он живет не на своей территории как бы, и он немного ревнует свою маму к этому человеку, хотя все понимает как бы. И у меня как бы такой момент и тут, и я понимаю, что он как бы один, получается, находится в этом плане. Но он очень похож в этом плане на меня, он очень терпит, топит это в себе, и я боюсь, чтобы…

Д.ЗИЦЕР: Дмитрий, подождите, эта история важная, но это такая психология на одной ноге. В чем запрос? Вы чего хотите? Из реального, конечно?

ДМИТРИЙ: Конкретно? Из реального? Я бы хотел, чтобы у нас сохранились с ним дружеские отцовские и сыновьи отношения.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Теперь так, в какой момент сохраняются с друзьями дружеские отношения? Что для этого нужно?

ДМИТРИЙ: Когда они поддерживаются.

Д.ЗИЦЕР: Когда они поддерживаются и еще? Давайте наоборот сделаем, от обратного. В какой момент друг перестает быть другом?

ДМИТРИЙ: Когда он предает.

Д.ЗИЦЕР: Когда он предает в большом или постепенно, как дружеские отношения меняются на приятельские. Когда я, в общем, не вижу особых причин с этим другом общаться, правда? Ну, может, он и считается номинально другом, но особых причин нет. Я общаюсь такой немножко по необходимости, так у детей бывает иногда, ну, в школу вместе, как в одном дворе живем, в школу вместе идем, ну, давай, друг, друг, ну, пусть будет друг.

Мне кажется, что поддержка отношений заключается в том, что когда он к вам приходит, у него начинается другая жизнь. Я не предлагаю вам сделать жизнь, чтобы в сравнении она была намного лучше, чем его жизнь дома. Я не об этом сейчас. Другая жизнь, чтобы у него появилось, зачем к папе идти. Причина должна быть. Я иду туда не потому, что я должен, потому что мне прикольно, потому что там творится такое, чего нет в моей основной жизни, понимаете?

ДМИТРИЙ: Ну, да, да, я понимаю, о чем вы. На самом деле, у нас было такое увлечение, мы ходили с ним на труды, мы из дерева делали всякие щиты, мечи…

Д.ЗИЦЕР: Ну, хорошо, не важно, что вы делали, это не важно. Вы можете даже, честно говоря, поплевывать в потолок с ним на пару, это вообще не важно, чем вы занимаетесь. Важно, как вы этим занимаетесь, и важно, что он может у вас позволить себе быть собой. И опять-таки, я третий раз говорю, поэтому я, в частности, и поэтому я соглашаюсь с вашей женой нынешней. Она права, он приходит к вам, а не к ней. И это здорово, что рядом с вами такая женщина, которая хорошо это понимает. Так не всегда бывает, поверьте мне. И, мне кажется, надо это использовать.

Сделайте так, чтобы и для вас тоже это было какой-то особой, другой жизнью. Может, вы будете ходить из дерева что-то делать, а, может, вы будете с горки кататься, а, может, вы будете рыбу ловить, я не знаю, может, вы в театр будете ходить увлеченно, может, вы будете круги наматывать вокруг соседнего парка. Все, что угодно.

Но мне кажется, что, во-первых, это должна быть зона, до поры до времени свободная от психологических всяких историй, воля ваша – как ты себя чувствуешь, как ты себя ощущаешь, скучаешь, не скучаешь. Оставьте, ему всего 8 лет. Он имеет право просто, как ребенок получать удовольствие от жизни, тусоваться, говоря на простом языке. И все.

ДМИТРИЙ: Спасибо, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам. Я желаю вам удачи. Уверен, что все будет отлично. Спасибо, всего доброго.

Москва на линии, Анна, здравствуйте.

АННА: Здравствуйте, Дима. Сейчас я выдохну, успокоюсь, я очень рада, что я до вас дозвонилась, сейчас эмоции так быстренько постараюсь…

Д.ЗИЦЕР: Так и я тоже рад. А вы не выдыхайте, давайте прямо жгите, как есть, да что вы.

АННА: Да я просто такая эмоциональная, я могу что-нибудь, знаете, сейчас поток мыслей…

Д.ЗИЦЕР: Ляпнуть.

АННА: Ситуация такая. У нас есть дочь, ей 3,3. И у нас дома, так сложилось как бы, у нас дома нет телевизора. Ну, вот никогда не было. То есть как-то мы с мужем живем, прекрасно обходимся без телевизора.

Д.ЗИЦЕР: Ну, класс. Поздравляю вас, мне кажется, что это хорошее решение.

АННА: Да, то есть прекрасно обходимся без телевизора, если что-то хотим посмотреть, включаем компьютер и смотрим. Но у нас ребенок где-то до, наверное, полутора лет, до двух даже, я, ну, ограничивала очень сильно мультики, а, скорее, можно сказать, вообще мы их не смотрели. Ну, вот где-то года в два, наверное, мы так понемножку где-то, когда мама хочет иногда отдохнуть, иногда убраться, мама включает мультики, ребенок как бы сидит, смотрит.

Д.ЗИЦЕР: И понеслось.

АННА: И у нас стало… Да. Вот смотрите, значит, у нас я стала замечать не каждый день, вот я включу, я стала замечать, что когда я ребенку в какой-то день включаю мультики, на следующий день она мне просыпается и сразу первым, то она говорит, видя меня – мама, включи мультики.

Д.ЗИЦЕР: Ну, да, конечно.

АННА: Да, я включаю мультики, то есть я включаю, и чем больше, получается, ребенок смотрит мультиков, тем больше он хочет их смотреть. И я не понимаю, как в этой ситуации лавировать. Мне проще, честно вам скажу, не показывать их вообще, что я сейчас, в принципе, и делаю. Я их просто не показываю. Она у меня просит, я говорю «нет».

Д.ЗИЦЕР: А зря. А я расскажу вам, я даже вам скажу, я могу, вас не травмирует, если я использую слово «ошибка» в анализе?

АННА: Конечно, нет, я очень самокритична.

Д.ЗИЦЕР: Тогда я скажу вам. Нет, это не про самокритику, эту ошибку совершает большинство. Я скажу вам, в чем ошибка, на мой взгляд. Вы с самого начала использовали мультики, как возможность заняться своими делами для вас. То есть я тебя затыкаю, как соской мультиками, а сама могу прибраться, могу, я уверен, что у вас есть дела, я совершенно на эту тему, я это не ставлю под сомнение. Но получается, что с самого начала мультики она не училась смотреть, она их просто смотрела. Вот, как соска, как мы воспринимаем видеоряд, видеоряд – это круто.

Теперь, чего делать? Да я скажу, что делать, начать смотреть мультики вместе. Я понимаю, что это с вас не снимет дела, а добавит. Но вот, если мы с мамой смотрим мультик, я не знаю, два раза в день, смотрим, вместе смеемся, вместе хихикаем, вместе, я не знаю, что, грустим, может быть, немножко даже капельку обсуждаем потом, тогда я учусь мультики смотреть сама. И тогда это превращается хотя бы в минимально осознанный процесс. Понимаете?

АННА: Да, понимаю. А по времени, то есть это…

Д.ЗИЦЕР: Не знаю, не знаю, вы решите, как по времени, вы решите. Но самое главное, что мультики, вот я, пользуясь нашим с вами диалогом, я говорю это всем, мультики это не повод отвязаться от ребенка. Мультики это прикольно, мультики это ярко, мультики это здорово, мы смотрим их вместе. Я с вами прощаюсь в пользу рекламы, ну, может, пару слов еще скажу после.

Ну, на всякий случай, действительно, добавлю еще пару слов к предыдущей теме мультиков. Вот смотрите, ребята, технический ответ, я думаю, что я дал. Теперь чуть-чуть философии и теории. Мы учим наших детей, и они учатся всему-всему-всему на свете.

И, как ни странно, смотреть мультики или смотреть фильмы тоже надо учиться, правда? Вот, как я их смотрю, вот зачем я их смотрю, вот когда я их смотрю, ну, и так далее. Что я при этом делаю, между прочим. И в этом смысле, если рядом садится любимая мама или любимый папа, или все вместе, и мы смотрим мульт какой-нибудь, у меня совсем, у меня, у ребенка, совсем другое ощущение от этого просмотра. Я тоже воспринимаю это, как часть нашей семейной культуры.

Теперь, ребята, я очень хорошо понимаю, что не всегда это великое удовольствие смотреть какой-то мультфильм для двухлетних детей. Но, с другой стороны, я не предлагаю вам получать удовольствие сумасшедшее от этого мультфильма, я предлагаю вам получать удовольствие от «вместе», мы делаем это вместе.

Помните, как во времена влюбленности у вас бывало и бывает, я надеюсь, до сих пор, когда вы говорили – а мне все равно, что с ней делать или с ним, главное, что мы делаем это вместе. Вместе гуляем, вместе сидим, вместе обедаем. Ну, еще раз, это одно из проявлений влюбленности. Мне кажется, что это очень-очень важно.

Так что про мультики, с одной стороны, не волнуйтесь, а, с другой стороны, ну, право, не устраивайте из мультиков для себя такую, знаете, такое поле свободы, его мультиками заткнули и поехали. Не буду вас критиковать, потому что я знаю, что еще бывают такие люди, которые во время еды ставят мультики, чтобы больше ложек в рот влезло, ну, и так далее. Ну, в общем, будем считать, что мы поняли.

Думаю, что последняя на сегодня Светлана из Петербурга. Светлана, добрый вечер.

СВЕТЛАНА: Здравствуйте, Дима. Я волнуюсь очень, извините, может, сбивчиво будет. У меня мальчик в 3-м классе…

Д.ЗИЦЕР: Мне кажется, все в порядке. Так, мальчик в 3-м классе.

СВЕТЛАНА: Да, спасибо. Очень спокойный мальчик, дружелюбный. Во 2-м классе произошел конфликт. Ну, дети, они обмениваются всякими мелочами и прочее. Ну, они обменивались и в 1-м классе с одним мальчиком, они дружили, мы ходили в гости друг к другу.

И тут получается, что они как-то обменялись какими-то маленькими машинками, и мой приходит однажды и говорит, ну, приходит со слезами на глазах, говорит – мама, вот этот пришел и сказал, что мама его наругала, ну, ситуация вообще, конечно, детская, наругала, что вот, мой ребенок облапошил его, отдал ему меньше машинок и так далее. И он со слезами, просто он очень восприимчивый такой мальчик, нервный. Ну, я, естественно, говорю, ну, зачем вмешиваться, ну, я маме написала, говорю – зачем ты вмешивалась, они уже год обмениваются, они сами разберутся и так далее. Она говорит – если ты боишься, что он его побьет, принесите просто.

Ну, и, в общем, слово за слово в переписке дошло до того, что давай мои игрушки. Ну, и отдали все, чем они менялись.

Д.ЗИЦЕР: И не писай в мой горшок дальше, да, по тексту, мы это помним. Так, и что же?

СВЕТЛАНА: Да, да. В итоге мальчик с такой злобой нас встретил с утра, когда происходил этот обмен этими машинками, всякими безделушками какими-то, извиняюсь, и все. Потом стал приходить через некоторое время и говорить, что вот этот мальчик начинает, когда дети затевают какую-то игру на перемене, то он говорит, что он не будет играть в эту игру, если будет играть мой ребенок. А в этом году, оказывается, я узнала, что в этот момент дети моего ребенка выталкивали. То есть в том году он мне об этом не рассказывал. Вот, хорошо.

Потом у них был период, он его задевал, ты идешь со мной в одну сторону, вот эти, знаете, такие поддевки там, где-то там не туда идет или уроки делаешь, и так далее.

Д.ЗИЦЕР: Да, да, я понимаю.

СВЕТЛАНА: Потом они пару месяцев были на карантине, весной выходим, все нормально, даже мы вместе ездили на экскурсию, они вместе сидели на сиденье, общались, ходили, все нормально было. Приходим в этом году осенью. Причем мы с мамой не общаемся, мы тоже в этой детской… Приходим осенью и буквально на второй или третий день у них урок, они какой-то там, причем он другого ребенка уже на свою сторону как бы сплотил. Он какую-то нелепую фигурку лепит и говорит – это мой ребенок. Мой приходит, говорит – мам, мне обидно. Ну, ладно, как-то мы обговорили эту тему.

Д.ЗИЦЕР: Светлана, движемся к вопросу, у нас программа заканчивается, могу не успеть.

СВЕТЛАНА: Да, да. Задевать начал на уроках его, хорошо, ладно. Потом начал перетаскивать его портфель, ты будешь сидеть там, я буду сидеть здесь. Мой муж поговорил с мамой, ну, вроде бы две недели было затишье. Сегодня мой приходит и говорит – мама, меня этот мальчик уже зовет, что, я извиняюсь, не эфирное слово, что ты говно, и он идет по, я говорю – как он сказал? Мы вышли из кабинета, говорит, и он шел по лестнице и несколько раз мне громко крикнул. Потом пришли в раздевалку, он снова крикнул.

Я не знаю, как говорить с ребенком, что ему сказать, как реагировать. Он говорит – мама, как реагировать? А я вот хочу у вас спросить.

Д.ЗИЦЕР: У вас, скажите, пожалуйста, а мы попробуем сейчас. Скажите мне, пожалуйста, хорошие ли у вас отношения с классной руководительницей?

СВЕТЛАНА: Да, но классная руководительница совершенно не вмешивается в наши дела, ни в какие, только в учебный процесс.

Д.ЗИЦЕР: Не пойдет. Я скажу вам, почему не пойдет. Потому что происходит это на территории школы. Теперь вот то, что вы рассказали, я не знаю, там сегодняшнее происшествие подходит к этому или нет, то, что вы рассказали про финал второго класса, это вообще-то похоже на такое начало буллинга. Не бойтесь, это не буллинг, я далек от того, чтобы так сказать.

СВЕТЛАНА: Ну, я примерно это…

Д.ЗИЦЕР: Но в тот момент, когда объединяются дети против одного, сейчас не важно, кто прав, кто виноват, я даже решать это не буду, и влезать в это не буду, это, ну, так сказать, это звоночек. Не страшный звоночек, первый звоночек, но это звоночек.

Теперь, поскольку происходит это на территории школы, безусловно, решать это школе. Любой ребенок, и ваш ребенок, и ребенок второй, и все остальные в школе должны чувствовать себя в безопасности. Поэтому мне-то кажется, что значит, она не принимает в этом участие? Хорошая учительница, поговорите, не наезжайте, я не об этом, не качайте права, нет темы качать права как бы. Поделиться и сказать, что он чувствует себя не в безопасности, и что вы очень-очень просите вместе подумать и решить, чего мы с этим делаем. Есть разные варианты и разные выходы, поверьте мне. Я не буду сейчас их произносить, потому что их, честное слово, много для учителя. Короткая реакция, потому что у нас 20 секунд.

СВЕТЛАНА: Дима, а как реагировать на обзывательства? Вот, что должен ребенок сделать, когда его обзывают? Как он должен отреагировать? Обозвать или игнорировать, вот как?

Д.ЗИЦЕР: Нет, он не должен обзывать точно, потому что насилие на насилие порождает новое насилие. Слушайте, запах, чем хорош, тебе пахнет – отойди, учит нас Михаил Михайлович Жванецкий. Можно отойти, можно сказать «я не готов», можно попросить защиты, вот это очень-очень важно. И поэтому я вас к учительнице и посылаю.

СВЕТЛАНА: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Попросить защиты, в этом нет стыда, в этом есть сила.

Ребята, любви. Прощаюсь с вами до следующей недели.