Любить нельзя воспитывать Выпуск 225

Д.ЗИЦЕР: Горячо приветствую вас, дорогие радиослушатели, дорогие друзья.

Ну, несколько новостей чуть-чуть, я бы сказал, такой саморекламы. Во-первых, мне тут сетуют время от времени на то, что я редко появляюсь в Москве. Это правда, я много, где редко появляюсь, но время такое. Но зато 24 октября у меня будет, действительно, очное выступление в Москве. Буду очень-очень рад вас видеть. Информацию вы легко найдете в интернете.

А еще вот, что, еще сегодня последние полчаса у нас будут не совсем обычными, потому что довольно много вопросов возникало у меня по поводу разных фильмов, которые я смотрел или которые родители смотрели вместе с детьми. И, поскольку вот-вот выходит уже, кстати говоря, в очередной раз на экраны сериал «Контакт», мы решили поговорить о нем.

Вы, наверное, слышали уже об этом сообщении. И последние полчаса в нашей программе сегодня мы будем заниматься вопросами, которые поднимаются в этом сериале. Те, кто не смотрели, слушайте внимательно. Те, кто смотрели, слушайте, тем более, надеюсь, что будет прикольно и интересно.

Поэтому, поскольку у нас на диалоги времени сегодня чуть меньше, давайте начинать, но не раньше, чем мы послушаем музыку.

На линии у нас Егор из Москвы. Егор, здравствуйте.

ЕГОР: Здравствуйте, Дима. У меня такой вопрос к вам. Как помочь ребенку? Ему 6,5 лет, зовут Саша, он ходит в частный сад, грубо говоря, с малышей, с 1,5 лет и все время у него была одна и та же воспитательница, так сложилось. Но с сентября, ему 6,5, мы решили его в школу отдать чуть попозже, с полных 7. Но вот в этом сентябре ушла воспитательница, ушли друзья его, основная такая масса, и он как-то стал защищаться.

Д.ЗИЦЕР: Я понял.

ЕГОР: Быть таким агрессивным, с детками не очень находит общий язык. И также с новой воспитательницей, она еще, видимо, подход к нему не нашла и есть всякие споры, разногласия, что даже доходит до того, что она пишет нам, маме, как правило, помогите Саше, ну, скажите ему то-то, се-то, вот он с детками немножко агрессивно себя ведет. И вот как нам быть, как поддержать ребенка, что делать?

Д.ЗИЦЕР: А что, собственно говоря, не так, давайте поймем? Надо понять, что говорит Саша и что говорит воспитательница. Вот давайте с Саши начнем. Саша сам-то чего про это говорит? Как он это объясняет?

ЕГОР: Ну, он говорит – мне не нравится, во-первых, я не хочу в сад идти. Сейчас это стало достаточно проблемой его уговорить туда собраться. Он говорит – меня воспитательница не понимает, с детками, ну, я не знаю опять же, как там, просто не в контексте, не знаем, что там происходит. Ну, он не делит там игрушки какие-то такие вот бытовые садовские вещи. Он очень отстаивает свое место, грубо говоря, в столовой, что кто-то занял, вот ему прямо обидно, если занимает его кто-то другой, а не он. В общем, такая бытовая история.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, помощь-то нужна не ему, а вам, получается.

ЕГОР: Наверное.

Д.ЗИЦЕР: Ему-то, в чем помощь нужна? Он помощи не просит, он вполне себе выражает, ну, исправьте меня, если это не так, вполне себе выражает свою точку зрения. Моя точка зрения, мама, папа, что в сад я ходить не должен. Потому что, говорит он, ну, потому что мне не нравится воспитательница, потому что у меня новые люди какие-то вокруг меня, не вижу причин это делать.

ЕГОР: Ну, да, плюс еще у нас началась подготовка к школе, и все это на него как-то одним скопом навалилось.

Д.ЗИЦЕР: А что такое подготовка к школе? Это отдельный какой-то курс?

ЕГОР: Отдельный класс, да, ходит к учительнице, ну, группа деток около 20 человек, и вот он там два раза в неделю вечером после садика ходит еще туда.

Д.ЗИЦЕР: Жесть.

ЕГОР: Но с подготовкой особо проблем нет, туда он прямо рвется и там задания, все это ему пока интересно. Но с садиком как-то, либо он перерос, может быть, уже его.

Д.ЗИЦЕР: Может быть. Но уже перерос, что уж поделаешь. Если бы вы, вот я скажу вам правду, если бы вы позвонили мне месяц назад, я бы сказал – попробуйте попасть в школу, в которую попали его одногруппники. Потому что я понимаю ваше желание пойти в 7 полных, я понимаю, прямо понимаю хорошо. Но, с другой стороны, если человек сам говорит – я готов, это, в общем, серьезнейшая мотивация.

ЕГОР: Нет, как раз, наоборот.

Д.ЗИЦЕР: Что, нет? Исправьте меня.

ЕГОР: Он говорит – я в школу не хочу. Извините, что перебил. Ну, его фраза – в школу я не хочу, и вообще не трогайте меня со школой.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, а чего хочет-то? Ну, вот, если мы с Сашей сядем и поговорим. Саша как себе представляет свою жизнь?

ЕГОР: Он хочет быть дома. Он говорит, что мне комфортно дома, мне тут интересно, у меня тут мои игрушки, иногда мультики, в общем, мне с вами классно, а в садике мне грустно.

Д.ЗИЦЕР: А у нас есть такая возможность? А у нас есть возможность быть дома?

ЕГОР: Местами появляется, но постоянно держать его дома, к сожалению, возможности нет такой.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, вы понимаете, в чем штука, получается, в общем, такая ситуация одновременно простая и сложная. Простая, потому что все понятно, а чего нам непонятно-то здесь. И вам, мне кажется, все понятно. И Саша не говорит – папа, помоги мне, или, мама, помоги мне. И Саша говорит – я, в общем, понимаю, что со мной происходит.

Другое дело, что модели, которые, вероятно, он там демонстрирует в этом детском саду, они не идеальные, наверное, но это, в общем, находится в руках, конечно, воспитательницы и, не знаю, прошлой воспитательницы отчасти и так далее. Ну, то есть я не знаю, как у них там устроено место в столовой, как это решается или не решается, чего происходит. Но на лицо одно, вот я скажу вам это абсолютно точно, еще раз, это секрет Полишинеля, я думаю, что вы понимаете это и без меня.

Если раньше ничего подобного не было, не было агрессии, не было желания отстоять свое место в столовой, не было желания отнять у другого игрушку, а сейчас это появилось, это значит, что это появилось вследствие каких-то событий. Единственное событие, поскольку это та же территория, с которым вы это связываете и связываете справедливо, я с вами согласен, это новая воспитательница, новые дети и вот эта вот история немножко, ну, не знаю, меня забыли в пионерском лагере. Я слышу, что он не хочет в школу, но все-то пошли куда-то, а он как бы подзавис, возможно.

Теперь, ну, что мы с вами можем с этим сделать? Ну, мы можем пойти, очевидно, только двумя путями. Либо изменить эту ситуацию и сказать – окей, ну, что, мы уходим, мы уходим в другое пространство. Не знаю, другой ли это сад, ну, звучит странно, вряд ли. Ну, или не идем в сад или, не знаю, делаем что-то другое днем, днями. Либо мы садимся и разговариваем с воспитательницей, с Сашей, возможно, связываемся со старой воспитательницей, я не знаю, и принимаем решение, как мы проводим время в саду.

Потому что, ну, очевидно, что ему там, ну, как это сказать, не интересно, как он вам говорит, или нечего делать, или его там ничего не цепляет, сказали бы мы чуть более взрослым языком. Или он не видит причин там находиться. А, если единственная причина это, потому что, ну, что, потому что удобно родителям, мало, конечно.

ЕГОР: Понятно. Попробуем поговорить сначала с воспитателем, чтобы она как-то посодействовала.

Д.ЗИЦЕР: Вот, вот, потому что мне кажется, что это очень важная часть. А мы не обладаем информацией, вы говорите, что вы там не очень знаете, что там не так, но мне кажется, что надо бы с ней поговорить. Если, действительно, речь идет о том, что это совсем новое явление, ну, еще раз, не грех связаться и со старой, если она с ним была четыре года, я уверен, что она с удовольствием с вами поговорит, где бы она сейчас ни была.

Если это новое явление, то, в общем, конечно, воспитательница профессиональная с этим справится. Справится и сядет с ним вдвоем, и вдвоем с ним побеседует, и заинтересуется им, и попробует заинтересовать его. То есть, иными словами, создаст ему повод ходить в детский сад. Ну, что делать-то? До этого был, сейчас нет, он исчез, надо создавать.

ЕГОР: Самая проблема, что новая воспитательница достаточно юная девочка, я не знаю, был ли у нее опыт вообще в саду, скорее всего, нет.

Д.ЗИЦЕР: Так тем более. Это не минус, это очень часто плюс. Ну, так вы поговорите с ней, господи, Егор. Вы с ней так и поговорите. Вы скажите – вы же юная девочка, и это прикольно, это такой, знаете, огромный-огромный плюс, который, между прочим, довольно быстро меняется, как мы знаем, в силу возраста. Ну, так позвольте себе быть с ним спонтанной, позвольте себе с ним подружиться, позвольте себе с ним посмеяться, похихикать, пощекотать, не знаю, друг друга, побегать и так далее. Именно, именно.

ЕГОР: Понял, хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Если она, например, ну, это такие уже сейчас спекуляции, но, если, например, она, будучи молодой девочкой, пытается вести себя, как опытная воспитательница, которая работала много лет, то, в общем, конечно, он чувствует, что это место, которое было занято, ей занять не удается. Извините, пожалуйста, что не даю конкретного ответа, сам чувствую, что не даю, но, в общем, действительно, спекулировать не хочу, а информация эта вся, которая у нас есть.

ЕГОР: Хорошо. Ну, с воспитателем…

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Ладно, договорились.

ЕГОР: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Продолжаем общаться с Москвой. Мария, здравствуйте.

МАРИЯ: Здравствуйте, Дима. Спасибо вам большое за вашу работу.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо.

МАРИЯ: Очень многие вещи ставят мозг на место, но все равно он еще не до конца на месте. Остаются какие-то, ну, вот непонятные моменты. У меня сын подросток.

Д.ЗИЦЕР: Подросток, это кто? Что это значит?

МАРИЯ: Сын подросток, 14 лет.

Д.ЗИЦЕР: Человек 14 лет.

МАРИЯ: Да. Понимаю, что курит. Есть, ну, там какие-то дают ему карманные деньги. И осознаю то, что, на что он их потратит.

Д.ЗИЦЕР: На что?

МАРИЯ: Ну, понимаю, что купит сигареты, мне же приходит…

Д.ЗИЦЕР: Только? Сколько же вы ему денег даете, если ему ни на что больше не хватает, бедняге?

МАРИЯ: Ну, так скажем, в первую очередь он это купит.

Д.ЗИЦЕР: Не знаю. Ну, давайте, ладно, все, не буду приставать. Скоро пристану, пока не буду. Так, понимаете, что он купит сигареты на эти деньги.

МАРИЯ: Да. Ну, то есть много вот таких каких-то ситуаций, когда я понимаю, что он действует не в своих интересах. И как вот в этот момент, как поступать? Как стоять и молчать, и смотреть, как он во что-то вляпается, тяжело.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, сейчас у нас с вами какое-то, подождите, мы перешли к какому-то драматическому обобщению такому, Мария, что я прямо даже потерялся. Окей, курит, я понял. А что, о каких поступках вы говорите, когда он вредит собственным интересам, а вам приходится стоять и смотреть? Это про что?

МАРИЯ: Ну, какие-то, ну, вот то, что он курит, все-таки мне кажется, что он себе вредит.

Д.ЗИЦЕР: Нет, про курение я понял. Все остальное это что? Или это просто, действительно, вы обобщили так лихо?

МАРИЯ: Ну, я обобщила, наверное, ситуации. То есть у него хорошие очень способности к учебе, просто делает одной левой ногой, он как бы держится. А я понимаю, что когда, ему очень некомфортно, когда он оказывается в дурацких ситуациях. И он не делает уроки, сидит в YouTube.

Д.ЗИЦЕР: Ужас, ужас.

МАРИЯ: Или смотрит какие-то ужасные, ну, как бы я это все наблюдаю, но я не знаю, то ли как мне себя уравновесить, то ли как ему помочь.

Д.ЗИЦЕР: Я не понял. Слушайте, вы можете обозвать меня любым словом, я не понимаю, о чем вы говорите, я даю вам честное слово. Я про курение понял. Дальше я понял, что он человек способный, и он для того чтобы держаться на плаву, он мало времени тратит на домашние задания. Это я тоже понял.

МАРИЯ: Ну, потом он теряет нить, начинает плыть на занятиях, и я понимаю, что вот этот момент, то есть я знаю…

Д.ЗИЦЕР: Это вы откуда знаете?

МАРИЯ: Ну, из опыта нашего взаимодействия. То есть я понимаю, что…

Д.ЗИЦЕР: В смысле? Ну, вы же не знаете, что у него в школе происходит?

МАРИЯ: Ну, как, он все рассказывает.

Д.ЗИЦЕР: Чего говорит? Мама, я сегодня поплыл?

МАРИЯ: Мам, говорит, я ничего не понимаю. То есть я понимаю, что сегодня он как бы был в теме, проходит еще раз, он не делал задание, потом он что-то там прослушал, еще что-то…

Д.ЗИЦЕР: Предмет какой? О каком предмете мы говорим?

МАРИЯ: Ну, химия, например.

Д.ЗИЦЕР: Нет, не, например, а химия. Давайте, нет, нет, если химия, то химия, меня устраивает. Что скажете. Просто смотрите, Мария, почему я к вам пристаю. Потому что у нас получается постепенно с вами картина такого какого-то ужасного непотребного подростка. Слово «подросток» сказали вы. Ну, просто какой-то кошмар. Вообще за что ни берется, все валится, еще и курить начал. Мне не кажется, что ваш сын таков, вот мне не кажется.

МАРИЯ: Мне тоже не кажется.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Поэтому я вас… Ну, браво, я подозревал нечто подобное. Поэтому я и стараюсь всеми силами вывести вас на конкретику. Потому что конкретика важна. Потому что, если у замечательного, лучшего на свете, любимого 14-летнего молодого человека в чем-то бывают сбои, я с удовольствием с вами про эти сбои поговорю. А, если он, так сказать, на все забивает и курит, и плавает в знаниях, и забил на все, и занимается только YouTube, то я прямо не знаю, за что хвататься.

МАРИЯ: Так скажем, он держится на хороших способностях. Но я понимаю, что…

Д.ЗИЦЕР: Ну, поздравляю вас.

МАРИЯ: Не сделал несколько раз уроки, потом где-то что-то прослушал, и потом он же переживает, он же потом говорит, что все, я в школу не пойду, не хочу, мне плохо, все.

Д.ЗИЦЕР: Так круто, переживает, хорошо. Хорошо, если переживает, делает выводы наверняка.

МАРИЯ: Но я не вижу в нем силы, чтобы вот это вот собраться…

Д.ЗИЦЕР: А вы-то на что? А вы как раз на то, чтобы ему эти силы дать. А вы как раз на то, чтобы подсесть к нему в тот момент, когда он расстраивается и сказать то, что вы говорите сейчас. Слушай, мне так тяжело, когда ты расстраиваешься, давай придумаем, как сделать так, чтобы у тебя не было повода для расстройства, чтобы ты был сильнее. Нет? Я не прав?

МАРИЯ: Ну, я могу дальше развернуть историю. Дальше – давай придумаем…

Д.ЗИЦЕР: Сейчас развернемся. Сейчас, как только мы с вами послушаем новости и новости спорта, у вас будет возможность развернуть эту историю еще минуты на три.

На линии у нас Мария, которая обещала за время новостей подумать и дальше расширить ту историю, которую она нам представляла. Давайте, Мария.

МАРИЯ: Ну, основная суть вопроса, то есть я опять обобщаю, наверное. Ну, вот, допустим, не делает уроки, и я осознаю последствия его вот этих вот действий. Как не нудить, потому что слушать он не будет? Как не заставлять?

Д.ЗИЦЕР: Ну, Мария, ну, вы же исходите все равно, я вас все равно помучаю. Вы почему-то исходите из того, что вы осознаете последствия, а он нет. Ну, разве это так? Ему 14 лет. Ну, как так получилось, что человек 14 лет не понимает, что, если он не сделал уроки и придет в школу, его спросят домашнее задание и он скажет – я не сделал, то не настанут последствия? Этого не может быть, так не бывает просто.

МАРИЯ: Ну, я имею в виду на немножко более длительный период времени.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

МАРИЯ: То, что сейчас происходит, вроде бы поддерживается, и потом, когда он совсем поплыл, что называется, он уже не хочет ни в школу ходить, и он уже вообще, все гори синим пламенем, он не хочет ни дружить, ему все не нравится, и он сердит вообще на все на свете.

Д.ЗИЦЕР: Потому что?

МАРИЯ: Потому что он не чувствует себя на той роли, на которой бы он хотел, потому что ему нравится…

Д.ЗИЦЕР: А это какая роль?

МАРИЯ: Ну, знающего товарища такого, который…

Д.ЗИЦЕР: Вы серьезно говорите? Ему в 14 лет важно, что он знает химию лучше других, честно?

МАРИЯ: Нет, ну, так скажем, есть сильные позиции, когда тебе есть, чего сказать, а есть более слабая позиция, когда…

Д.ЗИЦЕР: По химии?

МАРИЯ: Это не важно.

Д.ЗИЦЕР: Это важно. Нет, и по физике то же самое, Мария, это важно. Он-то, что говорит? Вы с ним-то говорили на эту тему?

МАРИЯ: Он говорит, что он любит физику, ему нравится, ему интересно, он учится в физмат классе, он туда собрался и пошел сам, и он не учит эту физику…

Д.ЗИЦЕР: Ну, потому что не хочет, видимо. И что же?

МАРИЯ: Не знаю, как вот сделать так, чтобы и не нудить? Чем себя-то уравновесить?

Д.ЗИЦЕР: Никак. А, это другой вопрос, это я вам расскажу, пожалуйста, чем себя уравновесить. Завести себе хобби. Я не шучу, я не троллю вас.

МАРИЯ: Я поняла. То есть просто отвлечься и, грубо говоря…

Д.ЗИЦЕР: Ну, отвлечься, конечно. Ну, подождите, Мария, честно, чтобы у вас не было ощущения, что я, ну, как-то смеюсь над вами. Я даю вам слово, что это не так.

МАРИЯ: Нет, нет, ну, просто я не знаю ответ на вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Человеку 14 лет. Человек в 14 лет абсолютно точно понимает последствия каких-то действий, тем более что действия это не ужасные, ну, в основном, вы ничего ужасного не перечислили. Курение не очень приятно, но про это сейчас скажу одно слово.

Значит, теперь, что делать маме? Мама нервничает и понимает, что что-то может привести к чему-то. Это правда. Мария, я даю вам честное слово, так поступают все мамы на свете, все, вы не одиноки, я даю вам слово. Все мамы и большинство пап нервничают, потому что, ой-ой-ой, из этого может что-то выйти. Ну, мы так устроены, так устроены родители.

Должны ли мы говорить об этом нашим детям? На мой взгляд, да, имеем полное право об этом говорить, только отделять при этом собственный ужас от происходящего. Мне кажется, что, если у вас хорошие отношения с вашим сыном 14 лет, нужно сказать ему правду.

И правда эта заключается в следующем – сыночек мой дорогой, ты знаешь, у меня такие порывы, я внутри чувствую, что мне прямо что-то хочется сделать за тебя, иногда хочется тебя предупредить, а иногда я понимаю, что я хочу предупредить тебя, я не должна этого делать, потому что я буду нудить. Сынок, научи меня, как мне поступать в таких случаях. И все.

И в этот момент он партнер по отношениям. И в этот момент он садится и думает вместе с вами. И в этот момент замечательная мама Мария включила рефлексию и для него, и для себя. И в этот момент он взвесит и скажет – мам, иногда, ты знаешь, мне по попе надо дать сильно, и я в этот момент, фигурально, естественно, выражаясь, и я в этот момент пойду и выучу физику, потому что всем нам надо иногда, чтобы нас мобилизовали. А иногда, мам, слушай, ну, не выучил я физику, да забью, получу «трояк» и так далее. Вот и все. Мне кажется, что такой разговор изменит все.

МАРИЯ: Он не отвечает на вопросы. Я пыталась задавать такой вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Не хочет? Какие вопросы?

МАРИЯ: Я говорю – а мне-то, что делать, когда я понимаю, что вот ты сейчас совершаешь действие или бездействие, у него будет вот такое последствие, и опыт мне подсказывает…

Д.ЗИЦЕР: Мария, вы честно не слышите разницу между тем, что говорю я и тем, что говорите вы ему? Честно не слышите? Этого не может быть. Честно не слышите?

МАРИЯ: Честно не слышу. Я задаю вопрос, что мне делать.

Д.ЗИЦЕР: Нет, вы не задаете вопрос «что мне делать», вы в своих речах хотите быть Кассандрой в его глазах. Вы говорите, что мне делать, если я понимаю, что ты идешь к пропасти. Вот, что вы говорите. Что мне делать, если я понимаю, что у твоих действий будут такие-то последствия.

Но правду давайте мы с вами скажем – да вы понятия не имеете, какие последствия будут у каких действий, и я понятия не имею. Может, он скатает все завтра утром и получит «пять» с отличием, как я когда-то по физике, не зная физики вообще, на экзамене получил «пять» с отличием, потому что скатал хорошо. Понимаете? Я советую вам совершенно другое.

МАРИЯ: Да, я поняла разницу.

Д.ЗИЦЕР: Я советую вам сказать ему, что вы, ну, говоря на его языке, вас колбасит, и вы не знаете, вы ему оказываете помощь, когда вы нудите, как вы говорите, или вы ему мешаете. И в этом смысле вы просите помощи. Еще раз, вместо этого, вы только что это сказали, вместо этого вы говорите ему совершенно другое – я знаю, что ты обалдуй, и что же мне с этим делать. Это вообще другой вопрос. Он не обалдуй, он прекрасен.

МАРИЯ: Нет, нет, там не совсем так.

Д.ЗИЦЕР: Ну, как не совсем так? Еще раз, вы правду сказали, когда вы процитировали себя?

МАРИЯ: Я не могу дословно сказать, говорила ли ему о своих чувствах…

Д.ЗИЦЕР: А надо.

МАРИЯ: Или о своих ожиданиях.

Д.ЗИЦЕР: Не надо о своих чувствах. Еще раз, Мария, давайте, и мы должны на этом заканчивать, вы потом можете переслушать этот кусочек, и вы сами услышите разницу. То, что я вам советую сделать, я советую вам собраться с мыслями, сесть с вашим мальчиком и задать ему вопрос совершенно другого толка.

А именно – слушай, у меня бывают, у меня, не у тебя, у меня, у мамы, у мамы Маши бывают разные ощущения. Иногда мне кажется, что тебе нужна моя помощь. Иногда мне кажется, что мне не надо соваться. Иногда я просто боюсь. Я не утверждаю, что то, что я говорю, правда. Я не утверждаю, что, если ты не сделаешь уроки, будет так-то и так далее. Слушай, тебе помогает или мешает то, что я делаю? Все, это все, серьезно. Потому что в противном случае мама Маша выступает в очень странной роли, она только ходит и рассказывает, что будет из чего.

Теперь, Мария, я вам слово даю, вы не знаете. Не потому что вы недостаточно умная. И я не знаю, и он не знает, никто не знает. Люди так устроены. Если бы мы знали, наша жизнь складывалась бы иначе, ну, совсем иначе. Ну, что, это разве факт, что из-за того, что человек не делает уроки, у него «двойки» будут? Вообще не факт, ну, вообще не факт. Иногда факт, иногда не факт, иногда по-разному может сложиться. Мне кажется, об этом надо с ним говорить. Вот об этом. Про курение вы знаете от него? Давайте еще двадцать секунд.

МАРИЯ: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Что, он говорит – я курю?

МАРИЯ: Ну, так скажем, у меня было все время требование – давай, пожалуйста, без вранья как бы.

Д.ЗИЦЕР: Ну, все, не надо предысторию. Он вам сказал – мама, я курю. Правильно я понимаю?

МАРИЯ: Ну, он не очень прямой человек, он как бы…

Д.ЗИЦЕР: Да или нет?

МАРИЯ: Красноречиво, когда выпала зажигалка из кармана.

Д.ЗИЦЕР: Ну, выпала из кармана зажигалка. А вы, что сделали в этот момент?

МАРИЯ: Тоже посмотрела красноречиво.

Д.ЗИЦЕР: Мария, нет времени, быстренько ответы, мы с вами разговариваем долго прямо, давайте мы приведем это к концу. Просто вопрос, ответ. А вы, что сделали?

МАРИЯ: Я знаю это от него. Он знает, что я знаю. Мы друг от друга…

Д.ЗИЦЕР: Что вы сделали в тот момент, когда выпала зажигалка? Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

МАРИЯ: Округлила глаза.

Д.ЗИЦЕР: Ну, ребята, тогда, если у вас принято не разговаривать впрямую, а он посмотрел на вас красноречиво, а вы округлили глаза, то я, к сожалению, не могу ничего сделать так на одной ноге в данную секунду. Не могу, не умею. Потому что нужно разговаривать про все, про собственные ощущения, про его ощущения.

МАРИЯ: Нет, мы разговаривали про зависимость, про все.

Д.ЗИЦЕР: Мария, он знает это в 14 лет. Надо поговорить впрямую. Впрямую рассказать о том, что вас волнует и подчеркнуть при этом, что у него своя жизнь. И подчеркнуть при этом, что вы рядом, и вы готовы ему помочь. Помочь, если он захочет бросить курить. Помочь, если он захочет сделать уроки. Не соваться, если он попросит не соваться. Что вы оставляете за собой право сунуться, когда вам кажется, что он в опасности и просите заранее прощения. Вот какой это должен быть разговор про все.

МАРИЯ: Курение это еще в опасности, правильно?

Д.ЗИЦЕР: Курение это еще не в опасности, нет.

МАРИЯ: Хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Курение это еще не в опасности. Я прощаюсь с вами, Мария. Но я чувствую, что последнее заявление должно, требует кое-какого объяснения.

Значит, смотрите, дорогие друзья, Мария и дорогие друзья. Я, мягко говоря, не фанат, если дети начинают курить, и, если взрослые начинают курить. Я думаю, вы мне верите. Но история в том, что, когда ребенок или человек 14 лет начал курить, зная, что у этого есть определенные опасности, правда, зная и понимая это, наша помощь ему может быть только, если он понимает, что мы огорчены, что мы вместе с ним, что мы готовы помочь ему избавиться от этой привычки.

Наша помощь не может заключаться в том, что мы скажем ему – мы лишим тебя денег на еду, чтобы ты не мог покупать сигареты, к сожалению. Мы с вами понимаем, что в этот момент он найдет сигареты другим способом. Это неприятно? Неприятно. Это опасно? Опасно. Это приводит к плохим последствиям? Не всегда. Если бы приводило всегда, был бы другой результат. И в этом сложность этой и других ситуаций, ребята. Мы не можем говорить – если ты сделаешь так-то, то ты получишь такой результат точно особенно с людьми 14 лет.

Юлия из Москвы, здравствуйте. Поздороваться я с вами успею до рекламы. Извините, что пришлось ждать долго, но как-то хотелось мне закончить эту беседу каким-то образом. Я вас слушаю.

ЮЛИЯ: Дима, здравствуйте. У меня к вам просьба мне как-то помочь, сориентировать, потому что я в какой-то растерянной такой ситуации, сама с таким не сталкивалась, но вот дочь моя столкнулась. Ей почти 6 лет и второй год она ходит на различные секции, разные там, и шахматы, и английский у нее был, и гимнастика. Сейчас она ходит на фехтование и айкидо, и еще там раз в месяц на робототехнику. И вот все эти секции, как бы все без исключения, там еще фигурное катание было, детям ставят оценки по итогам урока.

Как бы у меня в моей жизни такого не было, какая-то, мне кажется, новая мода. Когда она была маленькая, она меня спрашивала – мама, нам сказали принести блокноты, чтобы нам там выставляли оценки.

Д.ЗИЦЕР: Давайте успеем задать вопрос, у нас десять секунд до рекламы. Вопрос.

ЮЛИЯ: Мне не нравится, что детей маленьких оценивают.

Д.ЗИЦЕР: Вопрос, Юлия, вопрос.

ЮЛИЯ: Как реагировать, как, не знаю, поддержать ребенка, чтобы у нее не испортилась мотивация?

Д.ЗИЦЕР: Окей, все. Через полторы минуты ответ обещаю.

Юлия у меня на линии из Москвы. И у меня вопрос к Юлии. Юлия, а зачем она ходит на фехтование и айкидо?

ЮЛИЯ: Ой, ну, это долгая история. Ну, в общем, ее желание.

Д.ЗИЦЕР: Откуда она знала, что есть такая история айкидо? Почему она не ходит у вас на шахматы и на лыжи?

ЮЛИЯ: Значит, история с айкидо. Есть такая певица Миа Бойка, вот она, ребенок не зря ходит в сад, она узнала эту певицу. И там есть (неразборчиво) «самурай». И вот она говорит – я хочу тоже, кто такие самураи, я хочу тоже стать самураем.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Фехтование, давайте историю про фехтование. Посмотрела «Три мушкетера»?

ЮЛИЯ: Нет, сначала были «Пираты Карибского моря», а потом, да, «Три мушкетера».

Д.ЗИЦЕР: Робототехника?

ЮЛИЯ: Ну, она делала роботов из ниток, из бумаги, и вот она переживала, что она не может заставить их двигаться. Я говорю, ну, есть специальные там...

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, хорошо. Нет, история отличная, я не к тому, что не надо никуда ходить. Ну, во-первых, так, первое, мне кажется, это перебор. Это просто, вы про это не спрашивали, если хотите, я про это не говорил. И второе. Она зачем ходит туда на фехтование и на вот это айкидо и все остальное?

ЮЛИЯ: Нравится.

Д.ЗИЦЕР: Нравится, что?

ЮЛИЯ: Нравится ей фехтование и айкидо, не знаю, нравится ей. Она там с девочками общается и с мальчиками, ей нравится двигаться, нравится там какие-то кувырки делать, кувыркаться.

Д.ЗИЦЕР: Обалденно, отличный ответ. Юлия, в прекрасном огромном городе Москве ищем айкидо и фехтование, возможно, и робототехнику, где дети занимаются этим, потому что им нравится, потому что им важно, потому что им важно двигаться и нравится двигаться, и овладевать разными техниками. Все.

ЮЛИЯ: Ну, то есть как бы вот таких вариантов, что они тут тебе, как ей сказать, тут ставят тебе оценки, поэтому мы отсюда уходим, идем в другую секцию. Или как правильно это подать?

Д.ЗИЦЕР: Нет, смотрите, подождите, еще раз, вот еще раз, я вернусь назад. Если вашей дочери ничего не мешает, если вы не видите, что у вашей дочери на ваших глазах, на глазах изумленной публики одна мотивация меняется другой, а именно, мотивация заниматься айкидо, двигаться, чувствовать собственную энергию, меняется на мотивацию победить кого-то, оказаться лучшей и так далее, то вообще ничего не надо делать. Зачем? Тогда все в порядке.

ЮЛИЯ: Вдруг появится. Потому что она, в целом, побеждать любит лучше всех.

Д.ЗИЦЕР: Она, в целом, уже любит побеждать. Это же странно. Кого побеждать?

ЮЛИЯ: Ну, даже она, как сказать, ну, просто у нее такое, что вот я, не знаю, должна быть, не должна быть, ну, ей нравится в каких-то, не знаю, соревнованиях, играх участвовать.

Д.ЗИЦЕР: Я должна быть, что, лучше других? Ну, договорите.

ЮЛИЯ: Да, да. Даже не то, что должна быть, просто как-то я…

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Вопрос, Юль. Откуда это взялось? Точно вы знаете.

ЮЛИЯ: Откуда это появилось?

Д.ЗИЦЕР: Вы знаете, знаете мои вопросики гадостные.

ЮЛИЯ: Клянусь, не знаю. Я понимаю.

Д.ЗИЦЕР: Я знаю зато. Зато я знаю, Юль. Я знаю и не потому, что я волшебник, потому что нет других вариантов – ее кто-то этому научил, представляете себе? Ее кто-то этому научил. Теперь я не буду сейчас устраивать пытку в прямом эфире, это было некорректно. Сами выберите – научили вы или кто-то из вашей семьи. То, что было в семье, упало на благодатную почву оценивания детей в 5 лет в разных секциях и так далее. Не учили вы, но ее научили в секциях. Выберите любой вариант.

Теперь, мне кажется, вот, дорогой друг, я с вами говорю совершенно искренне, мне кажется, что человек в 6 лет должен, вот это слово я говорю и не боюсь его, получать удовольствие от себя, от общения, от энергии, от всего, что вы сказали. А не от того, что он кого-то победил, не от того, что он оказался лучше кого-то. Это дополнительный, ну, наворот, который бывает в определенных условиях. Я совершенно не собираюсь отрицать все соревнования на свете и так далее, не об этом речь. Вот, собственно, и все.

Поэтому, ну, как-то, видите, мне приходится вас раскалывать все время немножко. Если речь идет все-таки о том, что у нас соревновательность есть и присутствует, и усиливается, я не знаю, это вы знаете, то, возможно, в ваших опасениях что-то есть.

ЮЛИЯ: Ну, вот, если есть уже такая благодатная почва, вот я не знаю, зуб даю, что не от меня, но оно есть как бы, и меня это волнует. И тут такая благодатная почва, на которую накладывается. Что мне, как лучше, не знаю, узнавать заранее, не ставят ли оценки?

Д.ЗИЦЕР: Ну, во-первых, при выборе, конечно. Ну, конечно, при выборе секции для ребенка этого возраста, конечно, узнавать заранее. Это я говорю даже не для вас, а для всех остальных. Конечно, узнавать заранее, обязательно, просто непременно. Не то, что ставят ли оценки, а как это организовано, как вы видите мотивацию. Конечно, а кто же это узнает, если не мы с вами?

Именно мы имеем полное право, родители имеют право на любые вопросы, в том числе, дурацкие, да, собственно, родители не могут задавать дурацкие вопросы. Они задают вопросы от волнения, от желания понимать, что происходит с их детьми. Дети не всегда могут это рассказать и не всегда вообще рассказывают по целому ряду причин. Так что, да, конечно.

Второе. Что делать? Да мне кажется, вам надо с ней разговаривать. С ней поговорить о том, зачем она туда ходит, и что ей нравится, и что ее вдохновляет, на самом деле. Вот сейчас вы мне рассказали от себя, а вечерочком поговорите с ней, вот интересно, что бы она ответила. Почему стоит идти на айкидо?

ЮЛИЯ: Вообще я веду такие разговоры, прямо постоянно.

Д.ЗИЦЕР: И чего? Минута. Постоянно не надо.

ЮЛИЯ: Я думаю, она все-таки…

Д.ЗИЦЕР: Почему стоит идти, ее ответ, почему стоит идти на айкидо, ее ответ.

ЮЛИЯ: Я поняла. Это я ее спрашиваю. Я имею в виду, кроме разговоров еще что-то…

Д.ЗИЦЕР: Мне дайте ее ответ. Дайте мне ее, Юлия, что она вам отвечает.

ЮЛИЯ: А, что она отвечает? Почему нравится ходить на айкидо?

Д.ЗИЦЕР: Почему стоит идти на айкидо?

ЮЛИЯ: А, почему стоит? Ну, вот она, у нее сейчас топ номер один, у нее там подружка веселая.

Д.ЗИЦЕР: Окей, если подружка идет на шахматы, переходим с айкидо на шахматы?

ЮЛИЯ: Я так не задавала ей.

Д.ЗИЦЕР: Дарю.

ЮЛИЯ: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Не для того, чтобы ее прижать к стене, а для того чтобы понять мотивчики.

ЮЛИЯ: Я поняла.

Д.ЗИЦЕР: Ну, еще раз, потому что, Юлия, я вначале заподозрил, хотя вы меня об этом не спрашивали, что многовато этого всего. Может, это значит, что она ищет дополнительные причины быть там из-за подружки. Это очень здорово, что она посмотрела что-то такое, фильм какой-то и сказала – я хочу, как эта актриса или этот герой. Но вообще-то у людей в 5-6 лет это довольно часто меняется. Ну, захотела полгода назад, а сейчас уже не хочу, а хочу чего-то другого. Короче говоря, болтайте, проверяйте, беседуйте, действуйте.

ЮЛИЯ: Я поняла. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот и все. А мы станем слушать новости и перейдем на второй час нашей программы. Пока.

У нас, между прочим, Франция на линии. Аня, здравствуйте.

АННА: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Рад вас слышать.

АННА: Я тоже. В первую очередь, хотела сказать спасибо радио «Маяк» и спасибо, что программа существует. Я ее стала слушать с самых первых выпусков. Тогда я была уже мамой двух девочек 11 и 8 лет. И программа изменила мое материнство, я думаю, что она изменила детство моих детей.

Д.ЗИЦЕР: Здорово.

АННА: И у меня как раз родился третий ребенок, она изменила и его детство, его жизнь. Так что спасибо всем, кто выпускает эту программу.

Д.ЗИЦЕР: Здорово. Спасибо вам большущее за такие слова приятные. Но к делу.

АННА: Дима, у меня вопрос, вот я слушала сейчас конец первого часа, бывает ли слишком много секций. Я немножко объясню. Речь о моей старшей дочке, 14 лет, 9-й класс. В школе она находится 9 часов в день, 8 часов уроков, плюс у нее в среднем еще 2 часа кружков каждый день. Ей все это очень нравится. То есть я задавала параллельно себе вопросы – так, а почему она этим занимается, а как она начала этим заниматься. А когда я спрашиваю, зачем она туда ходит, вроде бы на все вопросы я могла себе ответить, и они казались мне, ответы довольно-таки внятными, логичными.

Как мне понять, нормально ли для нее вот такой вот ритм, для подростка 14 лет? У меня возникают сомнения, что, может быть, это мы, как родители создаем такую атмосферу, в которой она не может себе позволить расслабиться. Как мне понять, вот, на самом деле, она является таким человеком… Да, говорите.

Д.ЗИЦЕР: Давайте, давайте.

АННА: Ну, вот вопрос, я просто пыталась понять, что меня в этом тревожит. Вот, на самом деле, она такой человек, которому нужно очень-очень много, и который все это тянет, и для которого это не сложно? Или она вот вогнала себя в такой ритм с самого детства раннего, мы ее, не знаю, и сейчас она уже не может рефлексировать по поводу нагрузки. Как завести с ней разговор, у меня не получается, я пробовала, она говорит – все нормально, меня все устраивает, у меня все хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Шикарно. А скажите мне, пожалуйста, Ань, да нет, ну, у страха глаза велики. А вы с ней дружите?

АННА: Очень.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и все. В общем, конец беседы.

АННА: Дима, но она постоянно, ну, вот смотрите, 9 часов в школе, 2 часа еще плюс к этому.

Д.ЗИЦЕР: Ужас, ужас, ужас.

АННА: Современный балет и авиашкола. И в августе она говорит – мама, папа, я хочу играть на скрипке. Мы такие – о-па, слушай, а зачем, а почему, ну, давай поищем, нашли.

Д.ЗИЦЕР: Обалдеть.

АННА: Потом мы между собой говорим – слушайте, это лишнего, но не знали, как ей сказать. Она, в конце концов, сама сказала – наверное, не потяну в этом году, но очень хочется. Мы говорим – ну, давай отложим. Проходит две недели, она говорит – мама, папа, в хореографической школе мне преподаватель сказал – Настя, ходила бы ты еще вот на анатомию танцевальную, там так классно. Но это прибавляет еще последний вечер в неделю, в который она, значит, уходит домой в 7.30, и приходит домой в 10.30. А ей всего 14 лет.

Д.ЗИЦЕР: Аня, вы прямо звучите в хорошем смысле слова, как хвастунишка сейчас. Сейчас, знаете, сколько родителей облизывается, когда вас слышат, на самом деле?

АННА: Я представляю. Но суть не в этом.

Д.ЗИЦЕР: Я скажу вам, я скажу, что я про это думаю неожиданным образом, наверное, а, может, и ожидаемым. Слушайте, да мне кажется здорово. Ей 14, ей не 6. Вот вы говорите, вы слышали прошлый мой разговор с Юлией, с мамой 6-летней дочери. Это разные вещи. Ей 14. Я абсолютно уверен в вашей дочери, как вообще в любом человеке 14 лет. Она понимает, вероятнее всего, ну, нет, она понимает не вероятнее всего, а она абсолютно точно понимает сама, чего она хочет, чего она не хочет.

Значит, теперь смотрите, может ли, ну, давайте мы с вами пофилософствуем, раз вы настолько издалека звоните.

АННА: Давайте рассмотрим худшие ситуации. Чего мы можем не видеть.

Д.ЗИЦЕР: Худшая, это какая?

АННА: Что мы ее загнали в такой ритм, что она…

Д.ЗИЦЕР: Не можем, нет. Ее нет, это как раз, подождите, это ровно то, что я хотел сказать. Давайте представим себе, что изначально, предположим, говорю я, изначально вы, действительно, как вы говорите, ее загнали, не знаю, как вам это удалось, но, предположим, вы говорили, что человек должен заниматься всем на свете и сами занимались всем на свете, и она эту модель приняла. Окей. Ей 14 лет.

Теперь, речь, насколько я понимаю, в вашей семье не идет о насилии. Насилии даже не физическом, а любом насилии – если ты не будешь ходить на хореографию, я не знаю, тебя мальчики не будут любить.

АННА: Нет.

Д.ЗИЦЕР: Отлично.

АННА: С тех пор, как я стала слушать вашу программу, даже намеков на это в нашей семье нет.

Д.ЗИЦЕР: Мои поздравления, ура. Значит, мы имеем дело с человеком 14 лет, который выбрал себе такую жизнь. Вот такую жизнь. Мне нравится, я скажу вам правду, мне нравится, я сам такой. Мне нравится, когда время расписано, мне нравится, когда есть совсем-совсем разные увлечения, и тебя кидает и туда, и сюда, и ты чем-то начинаешь заниматься серьезно. Мне кажется, что это здорово.

Теперь, как папа, я понимаю вас, как маму. В этот момент чего надо делать? Надо в лобик целовать, ну, что поделаешь. Ой, котик, ты устала, а она так раздраженно, как и положено человеку 14 лет – нет. А вы такие – ну, ладно, а я тебе приготовила, не знаю, кашку или супчик, или что-нибудь.

АННА: Да, да, именно так.

Д.ЗИЦЕР: Все. Ну, работа у нас такая, когда им 14, а равно15, работа такая. Ну, вот, да, облегчать их жизнь, насколько это возможно. Делать им приятное. И нет, нет, Ань, не приставать к ней с вопросом – а не слишком ли ты перетрудилась?

АННА: А, может, перегорит. А может такое, я вот слышу у коллег, что вот так вот жила, жила, занималась, занималась, а потом в 18 лет сказала – все, я ухожу, целый год буду сидеть дома и смотреть телек.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что? Ну, и отлично. Ну, а почему нас с вами это волнует? Но это все равно будет ее жизнь. Ну, вот смотрите, вы жили, жили, жили холостой, а потом замуж вышли. Ну, и что? Ничего, правда?

АННА: А может такое быть, что она не умеет расслабляться? Что ей это нужно, но она вот…

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет. Все может быть. Но у вас точно, судя по маме, у вас замечательная, умная девочка. Ну, действительно, ну, что, ну, может ли такое быть, что она умеет расслабляться? Ну, может теоретически такое быть. Но у нее появится запрос на эту тему вне зависимости от вас. Она придет и скажет – мама, научи меня расслабляться, мама научит. Или скажет – давай научим вместе. Ну, и что? Еще раз, это круто. Это, знаете, проблемы, в кавычках проблемы богатых то, о чем вы говорите сейчас. Правда, правда. Может такое быть? Может.

АННА: Ну, проблема, да, для родителей проблема.

Д.ЗИЦЕР: Вот, ура. А я-то, чего вам говорю? А я говорю – посмотрите на это с другой стороны. Я понимаю, что вы волнуетесь. Внимание, анонс, волноваться вы будете еще больше с каждым годом, тем более что у вас младшие подрастают. И чего делать? Ну, во-первых, находить себе применение не только в детях, вы это понимаете, да?

АННА: Я понимаю. Я работаю, я тоже увлекаюсь.

Д.ЗИЦЕР: Нет, я не про работу. Именно про увлечения, развлечения, я не знаю, любовь и так далее. Это штука номер один. И штука номер два, уж про человека 14 лет точно, волнуйтесь, ну, конечно, волнуйтесь, и целуйте, и облегчайте ее жизнь, и сетуйте, боже мой – ты, наверное, так устаешь. Ну, и будьте уверены, что вы нарветесь – да, мам, да кончай уже, я с тобой столько раз про это говорила. Ну, что поделаешь, жизнь такая.

АННА: Поняла. Буду расслабляться.

Д.ЗИЦЕР: Прощаюсь? Да классно, это вообще классно.

АННА: Дима, одну секунду, не вопрос, а просто такая тема. Когда у вас будет время, расскажите о том, как родители должны относиться к среднему ребенку. Вот термин «ребенок-сэндвич», вот у меня есть такое ощущение…

Д.ЗИЦЕР: Сэндвич.

АННА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Расскажу как-нибудь, если хотите, на следующей неделе в чат пришлите вопрос, и я вспомню об этом, если будет время, просто про это расскажу. Прямо из сообщения.

АННА: Буду слушать. Отлично, спасибо, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Прощаюсь с вами. Всего вам доброго, до свидания.

Мы возвращаемся в Москву, друзья. Катя на линии, добрый вечер.

КАТЯ: Добрый вечер, Дмитрий. Очень приятно…

Д.ЗИЦЕР: А я, кстати, вас не обзывал. Я Дима, Дима, если хотите полное имя, то Вадим. Если хотите выказать мне какое-то неведомое мне почтение, то Вадим Семенович. Но достаточно Дима. Для вас уж точно. Слушаю вас, Кать, да ладно.

КАТЯ: Вы знаете, у меня ребенок 13 лет, мальчик, украл у меня деньги, достаточно большую сумму. Ну, как бы очень неприятно. То есть не первый раз, уже было такое, была еще больше сумма. Но это было давно.

Д.ЗИЦЕР: Когда был первый раз?

КАТЯ: Класс 3-й, наверное.

Д.ЗИЦЕР: В 3-м классе был первый раз. Подождите, я не просто так спрашиваю, подождите. На что потратил? В 3-м классе на что потратил?

КАТЯ: В школе детям раздал.

Д.ЗИЦЕР: Досрочный ответ у меня практически. Ну, давайте, что произошло недавно и, я думаю, что поймем…

КАТЯ: Вот украл, значит, эту сумму. Ну, как бы я не ругалась, не кричала, просто спокойно с ним поговорила. Оказалось то, что он потратил эту сумму с одноклассником, ходя с ним в различные рестораны. Ну, то есть проел, грубо говоря.

Д.ЗИЦЕР: Ясно.

КАТЯ: Ну, я, в принципе, догадываюсь, почему, ну, он мне даже это сказал.

Д.ЗИЦЕР: Ну-ка, скажите?

КАТЯ: Ну, как бы я догадалась, он, конечно, мне этого не сказал, но я считаю, что просто, ну, наверное, времени как бы у меня мало, и вот как бы не оказываю ему должного внимания.

Д.ЗИЦЕР: Катя, ну, так, Кать, вы можете писать учебник по педагогике, вы знаете это? Я не шучу.

КАТЯ: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, Кать, в чем же вопрос тогда у нас?

КАТЯ: Вопрос в том, что определенную какую-то сумму он, его друг, якобы друг в кавычках, попросил у него как бы, и он ее дал. Ну, не то, что мне хочется вернуть эти деньги, я как бы, в принципе, и не хочу, потому что, разговаривая, ну, как бы из-за денег…

Д.ЗИЦЕР: Кать, вопрос, пожалуйста, у нас мало времени, просто я еще хочу одного успеть до перерыва.

КАТЯ: Вопрос в том, что стоит мне звонить маме этого мальчика, разговаривать с ней об этом? И разговаривать ли с учителем про это? Вот у меня, я просто хотела…

Д.ЗИЦЕР: А учитель тут причем?

КАТЯ: Ну, чтобы как бы, ну, не знаю вот как-то.

Д.ЗИЦЕР: Что, еще давайте сообщим, напишем в Администрацию президента и в детскую комнату милиции тоже, чтобы до кучи уже.

КАТЯ: Я думаю, что не стоит и вообще не стоит, у меня отличный ребенок. Просто я понимаю, что что-то не так, но это не так серьезно, это мелочь.

Д.ЗИЦЕР: Кать, это серьезно, я не хочу вас пугать, пугать нечем, это серьезно. Вы абсолютно правы в вашем анализе, абсолютно, я с вами совершенно согласен. Если человек берет чужие деньги у родителей и раздает это друзьям, это значит, деньги жгут ему карман, значит, он хочет чего-то другого. Он не на велосипед эти деньги взял, он взял эти деньги, сам до конца не понимая, что он делает.

Он взял эти деньги, для того чтобы, конечно, обратить на себя внимание. Ребенок чувствует, что деньги эмоционально заряжены, у всех у нас деньги эмоционально заряжены, по-разному, но эмоционально заряжены. И в этот момент он вас цепляет за больное место, вы точно отреагируете. Вы и реагируете.

Чего делать? Первое, что делать до того, как решать звонить ли маме второго мальчика, первое, что делать, на мой взгляд, разговаривать с ним. И говорить, что вы понимаете, в чем штука, и говорить – прости, дорогой, я это поменяю. И давай мы с тобой поймем, как мы с тобой можем чуть-чуть изменить жизнь, потому что мне тебя не хватает и так далее. Это первое и главное, Кать, я вам слово даю.

КАТЯ: Именно это я уже сделала, разговаривали. Ну, я разговариваю, у меня это все, я как-то начинаю с вопроса…

Д.ЗИЦЕР: А почему же вы тогда не посоветовались с ним, что делать с деньгами, если вы с ним так откровенно разговаривали?

КАТЯ: Не знаю. Я просто сказала – давай, я поговорю, он говорит – не надо говорить.

Д.ЗИЦЕР: Катя, чем отличается глагол «посоветоваться» от двух глаголов «давай я поговорю»?

КАТЯ: Ну, не то, что, как ты думаешь…

Д.ЗИЦЕР: Да, или, извините, от глагола «поговорю»?

КАТЯ: Нет, я сказала – я поговорю.

Д.ЗИЦЕР: Чем отличается? Чем отличается «посоветоваться» от «поговорю»?

КАТЯ: Что я это сделаю и как бы давай…

Д.ЗИЦЕР: Ну, все, а я чего говорю? А я говорю, если у вас откровенный разговор не когда вы рассказываете ему, что так, что не так, как вы будете себя вести и так далее. А когда – сыночек, давай вместе подумаем, вместе подумаем, я ошибаюсь, ты ошибаешься, мы ошибаемся. Это первая часть, она огромная, и она очень важная, Кать.

И вторая часть. Посоветуйтесь с ним. Он точно понимает, я слово вам даю, он точно понимает, что для вас эти деньги важны. Посоветуйтесь с ним, как, не ставя его под удар, эти деньги вернуть. Ну, вот. Посоветуйтесь. Создайте ситуацию, когда он позволит себе говорить то, что думает.

КАТЯ: Вы знаете, я у него спросила, говорю – ну, хорошо, если ты не хочешь, давай я как бы не буду. Но тогда давай как-то компенсировать, ну, как бы эти денежные средства.

Д.ЗИЦЕР: Это совет? Это вы считаете, что вы советуетесь сейчас? Давай так – если ты не хочешь, я звонить не буду, но компенсируй мне это бабло, давай. На счетчик вы его не ставили еще?

КАТЯ: Ну, пока нет.

Д.ЗИЦЕР: Пока нет.

КАТЯ: Я не буду это делать.

Д.ЗИЦЕР: Катя, слово «посоветоваться», Катя, услышьте себя со стороны сейчас, вы мама 13-летнего мальчика.

КАТЯ: Я же мать, ну, да.

Д.ЗИЦЕР: В том-то и дело, вот оставим хэштеги сейчас. Слушайте, что-то здесь не так, если вы не можете просто расслабиться и создать для него ситуацию, когда он будет говорить, вы тоже, но он будет говорить, понимаете? Спокойно, услышьте меня, я вас умоляю, спокойненько. Спокойненько сели и спокойненько поговорили. Вот так, именно посоветоваться. Я прощаюсь с вами, потому что у меня есть еще три минуты, между прочим, а на линии Анфиса. Катя, я желаю вам удачи. Точно получится, точно, только спокойно, не учите его жить.

Анфиса, здравствуйте.

АНФИСА: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Уложимся в 3,5 минуты?

АНФИСА: Не знаю, давайте попробуем.

Д.ЗИЦЕР: А давайте пробовать.

АНФИСА: Спасибо вам большое за то, что вы делаете, нашей семье…

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет, это уже не укладываемся. Давайте.

АНФИСА: Хорошо. Последние две недели мы находимся на самоизоляции. У нас двое детей, 3 года и 1 год малышу, и старший ребенок как-то активно отыгрывается на младшем ребенке, пока мы четырех стенах. Толкает его, кидает что-то, кусает. Если до этого было более-менее нормально, и они играли и ладили, то сейчас как-то все плохо стало.

Д.ЗИЦЕР: А что изменилось принципиально? Ну-ка, сформулируйте быстренько. Что принципиально изменилось в жизни старшего? Изоляция это вещь внешняя, я понимаю. Но что изменилось в его жизни в отношении к вам, в отношении к младшему?

АНФИСА: Ну, прежде всего, поскольку я болела, мне было достаточно плохо, то я на него как-то начала кричать. То есть я раньше не кричала, но тут начала кричать то, что он плохо себя ведет.

Д.ЗИЦЕР: Раз.

АНФИСА: И потом он перестал выходить иногда на прогулки с папой без меня или со мной, наоборот, без малыша, и сейчас хочет быть без малыша. Он прямо говорит – хочу без ребенка.

Д.ЗИЦЕР: Два. Отлично. Все? Или что-то еще добавим?

АНФИСА: Наверное, все.

Д.ЗИЦЕР: Ну, дайте ему это, да и все. Ну, я объясню. Значит, у вас есть папа, вы и двое детей, правда?

АНФИСА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, для него, для человека 3-х лет ситуация очень-очень сложная. Вот давайте мы быстренько себе ее представим. Я оказался в новой системе координат, правда же? Я всех этих людей знаю, я их очень люблю, но это новая система координат.

Теперь, внимание, это важный момент, у меня мама болела. Понимаете, что это такое для 3-летнего ребенка? Не в том дело сейчас, не казните себя, кричали, не кричали, мы не судим человека, когда он болеет, мы понимаем это. Но мама болеет. Слушайте, у него, знаете, сколько волнений на эту тему было, вам даже не передать. Я вам это гарантирую. Человек 3-х лет чаще всего не может это в слова облечь, но абсолютно точно он волновался и волновался прямо по полной программе.

Оно много, чего уже пережил за эти там, не знаю, две недели или три недели. Чего делать? Попробовать дать ему то, что вы можете дать. Выше головы прыгать мы не будем. Ну, во-первых, мы с папой устанавливаем некоторое дежурство, ничего не поделаешь. У нас больше времени, чем обычно, вы потом вернетесь назад, не волнуйтесь, будет сложновато, но вернетесь. Максимум, еще раз позвоните, и мы еще раз поговорим. Есть время, когда он с папой без малыша, не волнуйтесь, ничего не произойдет в их отношениях, он с мамой без малыша.

Не в том дело, что он маленького невзлюбил. Ему нужно вернуть себе вот те силы, которые он потерял за время вашей болезни, которые он потратил на осознание вот этих новых рамок, новой системы координат. Все в порядке, ничего страшного вообще. Но прямо вот так вот и придумывайте.

Внимание, конечно, при этом будет время, которое вы будете проводить вместе за прекрасным вечерним, я не знаю, ужином. Отлично, нет проблем. Но дайте ему побольше вот этого, не торгуйтесь с ним. Вот и все. Если есть вопрос, быстро успеем, вопрос – ответ.

АНФИСА: Да, да. Раньше он, ну, оставим эту изоляцию, он себя вел хорошо со мной, когда просто я и мы втроем. А когда кто-то приходил, то ли дедушка с бабушкой, то ли папа, он сразу начинал атаковать малыша. То есть мы не понимаем, почему это происходило. Но вот тоже к вам вопрос, почему так?

Д.ЗИЦЕР: Еще раз, давайте еще раз, я сейчас могу не успеть, к сожалению. Но давайте все равно еще раз. Значит, когда вы втроем, нет проблем.

АНФИСА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Когда приходят дедушка или бабушка, он атакует малыша?

АНФИСА: Да.

Д.ЗИЦЕР: А что такое атакует? Быстренько.

АНФИСА: Ну, допустим, он пробегает и пихнет его так, что тот упадет. Или, ну, да, какое-то вот физическое насилие применит.

Д.ЗИЦЕР: Я думаю, слушайте, если на одной ноге надо бы поразмышлять и поспрашивать вас еще, но я думаю, что он хочет в их глазах быть каким-то другим. Я думаю, что по той или иной причине он, таким образом, с одной стороны, добивается от них какой-то эмоциональной реакции, интересно было бы знать, какой, но времени нет. Либо, на самом деле, он угадывает, что им почему-то важно видеть его именно таким. Извините, пожалуйста, вынужден я прощаться.