Россия и Запад находятся в разных весовых категориях
Для того, чтобы понять, зачем, как и с какими целями наши противники пытаются совершить эти действия, давайте посмотрим статью Бориса Джонсона. Во-первых, там без прикрас, дипломатического протокола, этикета и прочих вещей заявлена реальная позиция стран Запада. Во-вторых, потому что, на мой взгляд, он является не самым блестящим, а именно усредненным персонажем современной западной элиты.
Сама статья начинается со слов: "Нас пугали, что, если мы поставим танки, будет эскалация. Нас пугали, что, если мы поставим самолеты, будет эскалация. Различные ракетные системы – тогда будет эскалация. Но это бряцание оружием со стороны России, как вы видите, ни к чему не привело, потому что они эскалации боятся". Примерно в том же духе высказывался Столтенберг. Это очень наглое высказывание, надо сказать. Ведь Столтенберг знал, что он делает, и использовал именно такие же фразы про то, что "нас боятся, никакой эскалации не будет, все эти угрозы пустые", отмечает эксперт.
Если бы для них эти удары были нацелены на то, чтобы решить какую-то военную задачу, они бы сейчас об этом не говорили. А если бы и говорили, то речь шла бы не о провокации такой в наш адрес. Скорее, речь шла бы о том, чтобы с отсылками на международное право, какие-нибудь выдуманные нормы проводить какие-то обсуждения, потом устроить провокацию, сказать, что Россия сейчас угрожает чему-то. Они именно делают заявления провокационного характера.
"На мой взгляд, это делается с одной целью. Я с первого дня начала СВО говорил, что их цель – стратегическое поражение России", – заявляет Сардарян.
А стратегическое поражение России для Запада реализуемо только при свержении конституционного строя в стране. Другой никакой возможности нет. Нет ни одного доклада, ни одного документа, в котором всерьез бы рассматривались сценарии военного поражения России или военной капитуляции. Речь шла о том, что необходимо различными способами довести ситуацию до политического кризиса и в конечном счете получить Россию, в которой будут царить анархия и безвластие.
Они использовали для этого разные сценарии. Сначала они говорили про изоляцию нашей страны. Во-вторых, что мы совершаем военные преступления. И ничего не приводило к действенным результатам. На заключительном этапе они приняли для себя очень понятный политический язык – постоянное педалирование темы того, что Россия якобы не справляется с теми задачами, которые перед ней стоят. И очевидно, что, если будет нанесен удар по Москве, по Сочи, по Санкт-Петербургу, это вызовет в обществе достаточно резкую реакцию, как бы общество ни было к этому готово, как бы мы об этом ни говорили, какие бы действия потом не предпринимались. "Это создаст очень существенный разрыв шаблона, к чему нам надо быть готовыми и с чем нам надо работать. Это их, на мой взгляд, первая причина", – говорит Генри Сардарян в эфире программы "Вечер с Владимиром Соловьевым".
Вторая причина, по которой звучит эта риторика, в действительности отражает их ощущения, их точку зрения на счет того, как с Россией они могут себя в настоящий момент вести. Здесь очевидно, что на каждом витке наше восприятие мира и то, как мы его видим, очень сильно отличалось от того, как они видят нас. То есть везде, где мы пытались предстать сторонниками законности, это воспринималось как слабость. Везде, где мы пытались проявить себя как люди ответственные, это воспринималось как страх. Везде, где мы пытались проявить хоть какое-то благоразумие для того, чтобы уберечь мир от тотального взаимного уничтожения, они это воспринимали как призыв к действию, как к возможности оказывать еще большее давление на наше государство.
Почему так происходит? Они сумели увести весь вектор противостояния в такую сторону, что они используют Украину для борьбы с нами, а мы им отвечаем тем, что мы боремся с Украиной. Все равно все происходит на территории Украины. Им абсолютно плевать, сколько украинцев погибнет, сколько русских погибнет, сколько городов Украины исчезнет с лица Земли. Они абсолютно плевать на это хотели. Чем больше – тем лучше. Какая разница? Это все равно часть России. Они-то это знают. Они же знают, что это наша территория, что это наша земля, что живущие там люди зомбированы. Но это наша историческая территория. Они добились того, что мы боремся с самими собой, и эта борьба еще несколько десятилетий назад, отмечает эксперт.