Елена Камбурова: «Я считаюсь неформатом...»
Каждая музыкальная композиция в ее исполнении — это небольшой спектакль. Песни Елены Камбуровой сопровождали жизнь не одного поколения советских и российских слушателей. Мы слышали, как ее голос пел «Спи моя радость, усни» в заставке программы «Спокойной ночи, малыши!», потом приглашал всю семью собраться у телевизора в заглавной песне тележурнала «Ералаш», звучал в известных композициях фильма «Приключения электроника» — «Крылатые качели», «До чего дошел прогресс...» и пр. Этот же голос слышен в фильмах «Раба любви», «Дульсинея Тобосская», «Чехарда», «Без семьи», «Гардемарины, вперед!», «Небеса обетованные», «Приходи на меня посмотреть» и многих других. Она исполняет городские романсы, баллады, серенады на русском, французском, английском и греческом языках и очень ревностно относится к своему репертуару.
11 июля Елена Антоновна Камбурова отмечает юбилей. Накануне этого события мы поговорили с удивительной актрисой о песнях, планах и о Театре музыки и поэзии, которым она руководит уже почти 30 лет.
— Елена Антоновна, где Вы проводите карантин?
Е. К.: Я нахожусь в деревне под Коломной. Еще до карантина я приехала сюда отдохнуть, но отдых затянулся. Все это время повторяю тексты двух будущих спектаклей — «Маленький принц» по Экзюпери и «12» Владимира Дашкевича по одноименной поэме Александра Блока. «Маленький принц» — премьера будущего сезона. С 1 августа мы планируем начать репетиции в нашем театре, а зрителей ждем уже в сентябре, если эпидемиологическая ситуация позволит.
Этот период заставил по-новому пересмотреть наш репертуар. Мы решили возродить некоторые спектакли. Например, «12» Дашкевича уже шел в нашем театре несколько лет назад, но сейчас он будет немного другим. А еще будет восстановлен потрясающий, глубокий, музыкально-поэтический спектакль Олега Кудряшова «Вот вам, в сотый раз, Россия». Это Россия в двух датах — начало XIX и начало XX веков. Между ними — сотня лет, но в это время произошли тяжелые, трагические события, которые оставили свой отпечаток. Я пою в этом спектакле строки из «Реквиема» Анны Ахматовой, а вообще в нем заняты почти все артисты нашего театра.
— Вы с раннего детства мечтали стать певицей?
Е. К.: У каждого человека, я думаю, есть свой внутренний голос. И мой голос с детства твердил о том, что я должна стать актрисой. Хотя ничего этого не предвещало. Мои родители были простые люди: папа — инженер, мама — врач. К тому же я была очень стеснительным ребенком! Непонятно, как во мне жила эта мечта. А как она осталась жить после того, как меня не приняли в Щукинское училище? Я тогда решила не терять времени и год переждать в Училище циркового искусства, где первый год набирали студентов на эстрадное отделение. Я готовилась стать чтицей, мастером художественного слова, а о пении даже и не думала и не занималась вокалом.
Однажды мой педагог Сергей Андреевич Каштелян предложил мне послушать песни Новеллы Матвеевой и с них все началось. Ее песни были мне по плечу, несложные вокально, почти разговорный жанр: «Летняя ночь была теплая как зола// Так незаметным шагом до окраин я дошла» и т. д.. Я почти проговариваю эти слова, чуть добавляю мелодию. Потом появились песни, которые потребовали уже вокальных возможностей и я начала заниматься частным образом.
— Кто был вашим кумиром в то время?
Е. К.: Я очень любила в детстве Гелену Великанову, Клавдию Шульженко. Но когда я еще совсем молодой услышала песни Жака Бреля в Театре эстрады в Москве, я была потрясена. Я увидела, что песня способна на многое, открывает фантастический мир. Это соединение прекрасных стихов, достойной музыки и потрясающее исполнение именно актерское… Тогда поняла саму суть песни.
— За столько лет наверняка у Вас сложились какие-то свои ритуалы перед выходом на сцену?
В день выступления я почти ничего не ем, потому что очень волнуюсь! Волноваться начинаю еще накануне вечером. Самый большой страх — что я забуду текст. Все-таки в моей голове так много текстов. Я не очень люблю пюпитры и никогда их не использую, потому что из-за него нужно стоять на одном месте, а мне важно двигаться. И все же побороть волнение за эти годы мне так и не удалось. Я завидую тем артистам, которые чувствуют себя спокойно. Саша Градский сказал мне как-то: «Я никогда не волнуюсь» — вот как он уверен в себе! Я так не могу, я все время переживаю.
— Разве хоть раз в Вашей жизни было такое, чтобы Вы забыли текст на концерте?
Е. К.: Вроде бы никогда... (смеется)
— Но кроме внутреннего состояния, что еще может заставить Вас нервничать?
Е. К.: Знаете, у меня был совершенно потрясающий опыт в Сан-Франциско. Мы уже готовились к выходу на сцену, и буквально за 10 минут до начала концерта вырубился свет. Зал уже полон и я в полной растерянности... Я же привыкла к микрофону, музыканты в полной темноте. Я была в ужасе — что делать? Это было трудно, но мы решили начать концерт. Зал был немаленький, но зрители очень тихо себя вели и каким-то чудом мы отработали первой отделение, а потом уже включили свет.
— Как часто появляются в Вашем репертуаре новые песни?
Е. К.: Раньше было такое обилие хороших песен, что я просто не справлялись. У Новеллы Матвеевой огромное количество песен, почти все я спела, у Окуджавы бесконечное множество. У Владимира Дашкевича очень много прекрасных песен на стихи Мандельштама, Ахматовой, Блока, Цветаевой, Маяковского. Это был какой-то нескончаемый поток. А сейчас песен стало меньше.
— Как же в этом потоке выбрать самое лучшее?
Е. К.: Я помню свою самую первую песню «Я тебя не люблю», которую написал Кирилл Акимов и я исполняла ее на радио. Но я сразу же почувствовала, что петь эту песню со сцены я не буду. Сразу определила для себя ту грань, через которую не буду переходить и потом больше не было таких песен. У меня очень строгий отбор, этому меня научили сами песни. Я всегда смотрю на стихи и если они мне интересны, то я берусь за исполнение.
И мне неважно, когда написаны стихи. Стихи вновь рождаются в тот момент, как только я начинаю их произносить. «Я ехал к вам: живые сны// За мной вились толпой игривой...» Понимаете, Пушкин звучит не архаизмом, а так, как будто это только что произошло. В этом прелесть стихов и песен, что они рождаются, как только их произносишь, они живые, нестареющие существа. Стареют только те песни, которые не привлекают ни музыкой, ни стихами.
— Как воспитать в молодежи понимание этой ценности?
Е. К.: Я уверена в том, что воспитателем могут быть конкретный человек и впечатления. Если по радио и телевидению одни и те же примитивные песни, и они звучат постоянно, то маленький ребенок не различает плохо это или хорошо, или средне. И после современных песен ему уже сложно понять другие, например, мои, они кажутся ему скучными и неинтересными. Если бы по тв или радио транслировали песни с хорошими стихами, окрыляющей музыкой, и все было подано интересно, но не только по каналу «Культура», но и в других СМИ... Вы слышите мои песни на других каналах?
— Нет.
Е. К.: Я считаюсь неформатом, а когда форматом будет такого рода песни, тогда вырастет другое поколение — думающее, понимающее. То есть, отвечая на Ваш вопрос, воспитателем являются семья и СМИ. А Вы посмотрите программы об артистах — обсуждается кто муж, кто жена, но об увлечениях, о творчестве, о поэзии почти не говорится... Но как это перевернуть, не знаю.
— У Вас есть Ваш театр и Ваш зритель, Вы воспитываете!
Е. К.: Мой театр — это просто какое-то чудо. Чудо прежде всего в том, что он вообще появился. Это была чистейшая авантюра с моей стороны, правительство Москвы просто поверило мне на слово. Я сказала, что необходим такой театр, в котором проживали бы одновременно и музыка, и поэзия. Появились помещение и стало легче. Почти случайно появился первый спектакль. Олег Синкин, который был моим аккомпаниатором, оказался хорошим аранжировщиком. И мы сделали первый спектакль — «P.S.: Грёзы», основанный на музыке Шуберта и Шумана. А потом его довел до ума Иван Поповски, он же стал режиссером театра и заместителем художественного руководителя.
Знаете, День рождения, это всегда подведение итогов. Я очень много не сделала. Например, я могла бы спеть «Песни и пляски смерти» Мусоргского, да и вообще многое чего. Хотела бы, чтобы в театре шли новые спектакли. Например, у нас есть спектакль «И снился мне сад», это история начала ХХ века, 1904 год. Люди не представляют, что случится революция, не верят в это. И мне хочется сделать что-то подобное, про канун Второй мировой войны, когда люди также не представляют, что мирное время кончится. Планов еще много.
Беседовала Дженнет Арльт
Фото из личного архива певицы
