Александр Архангельский: "Есть принцип дятла: долби свое дерево, пока голова не отлетит"

На днях состоялось ежегодное награждение – журналисты, пишущие о телевидении, назвали лучших по итогам текущего сезона. За цикл документальных фильмов «Отдел» Клуб телекритиков присудил спецприз Александру Архангельскому – с формулировкой «За глубокое внимание к героям не нашего времени, к отдельному человеку как классу». С Александром Архангельским побеседовала телекритик Вера Цветкова.

- С заслуженной наградой тебя, Саша, за документальный сериал «Отдел»!
- Спасибо, но для меня это — скорее, роман. Сериал делают по другим законам драматургии. Роман, где герои незаметно разрастаются, становятся в центр эпохи; развязка, как всегда, трагическая, но светлая. Поначалу философская среда ругалась на «Отдел», а я думал: «Вы сейчас ругаетесь, потом привыкнете, потом вам будет казаться, что только так и можно, а когда кто-нибудь придет и сделает принципиально иначе, скажете: нет, надо делать так, как сделан «Отдел». – Прав будет тот, кто сделает принципиально иначе.

- Это твоя сквозная тема — интеллигенция?
- Пока — да. Не то чтобы я так уж сильно любил интеллигенцию, но про кого я еще могу рассказывать? Только про то, что понятно самому изнутри — со всеми плюсами и минусами. Про атеистов снял, теперь вот снял про верующих (цикл «Жара» пойдет с 17 октября, - прим. ред.) — в ближайшем будущем надо подумать об учителях – они гуманизировали жизнь, а значит, именно они разваливали тоталитарную систему.

- Почему именно эти герои – ранние «шестидесятники» в «Отделе» и поздние «шестидесятники» в «Жаре»? Потому что и те, и другие — фантастическое поколение?
- Это самая близкая к нам в истории эпоха, которая уже сложилась. Ты не можешь отстраненно рассказывать о современности — ты участник ее, ты ее конструируешь, и вольно-невольно будешь в какую-то сторону подталкивать рассказ. Ты не можешь построить параллель и аллюзию по отношению к эпохе, которая еще не завершилась. Герои «Жары» — это, условно говоря, переход от поздних «шестидесятников» к «семидесятникам». Все поколения — фантастические, у каждого своя невероятная судьба. В «Отделе» я шел за поколением, которое после войны — из небытия, из невозможности! — пришло на философский факультет. Представители его стали философами и вписались во все мировые контексты. В основном они были атеистами и марксистами. Герои «Жары» — ушедшие от шестидесятнических идеалов, более того, с самого начала не разделявшие тех утопических иллюзий, какие были у героев «Отдела». Это поколение раскрыло себя в истории принципиально новым образом — оно уходило в веру не от политической безнадеги — она их к этому моменту уже не волновала, — а совсем по другим причинам. Они стали первым поколением, которому просто оказалось не о чем разговаривать с властью. «Шестидесятники» с властью боролись, они верили в то, что общество может стать другим. Герои «Жары» исходили из того, что ничего другого, чем уже есть, не будет— живи иначе, параллельно. Кто-то стал диссидентом, кто-то не стал, кто-то, как отец Александр Мень, запретил себе даже думать о возможности политического диссидентства, потому что Бог его избрал не для того, чтобы бороться с властью. Завершаем, останавливаемся мы на 1984 – 1987 годах — на процессах, в которые мы сегодня все еще вовлечены.
Первая серия «Жары» заканчивается фрагментом из Венедикта Ерофеева «И только жаркий туман...», вторая Пастернаком «И чувствовал рук твоих жар», третья — Ахматовой «Дорога не скажу, куда», и четвертая — Кушнером «Времена не выбирают — в них живут и умирают». Гениальные строчки. Ясное спокойное понимание того, что история — это трагедия, в которой ты живешь свою жизнь. Весь фильм — про выбор.

- Ты хотел показать нынешним, как должно быть (и что «богатыри - не мы»)? Пытаешься ориентировать зрителя на благо?
- Мы — не судьи, мы — рассказчики. Зачем, к примеру, пишут книгу? Чтобы рассказать историю, как можно лучше. Вторая задача — достучаться до чужих — не для того, чтобы они уверовали. Чтобы показать им людей, которые прожили свою жизнь и встретились с верой, как со счастьем (вера — не долг, но счастье). Почему цикл называется «Жара»? Это метафора внутреннего выгорания. Люди начинают искать воздух — и находят. Я — свидетель, я должен не мешать фактам и людям течь сквозь меня, но я должен так подавать эти потоки, чтобы они считывались сегодняшним глазом. Моя задача в том, чтобы пример героев стал не инопланетным, а живым. Свои и так посмотрят, а чужие...

- А чужие смотрят НТВ.
- Но и там есть «ЧП», а есть «ЦТ». Есть принцип дятла: долби свое дерево, пока голова не отлетит. Не факт, что отлетит, а я — упрямый. Один достучался, другой... В конце концов кто-то и достучится. Что с «Отделом», что с «Жарой» - такое ощущение, что выходишь на непаханое поле. Световой день отработал, а назавтра тебе задают вопрос: почему только 10 соток вспахано, а остальные 120 гектаров? Ответ: друзья, не вспахано — так пашите. Взбудоражена тема — замотивирован интерес к ней — выходите в поле! Я в «Жаре» иду от человека, но когда отбираю, почему тот, а не этот, следую внутренней логике моделирования: должен быть тот, который, не враждуя с советской властью, но и не соприкасаясь с ней, жил параллельной жизнью — это отец Глеб Каледа, доктор геологических наук и тайный священник. Должен быть кто-то из тусовочного низового интеллигентского мира — это БГ и весь круг кафе «Сайгон». Обязательно должен быть тот, кого советская власть превратила в диссидента и протащила по психушкам — это правозащитник и создатель экуменического кружка Сандр Рига. Должен быть тот, кто оказался духовным лидером поколения — это Сергей Аверинцев, или духовным пастырем поколения — это отец Александр Мень. И тот, кто открыл смыслы — это владыка Антоний Сурожский (во время войны он был хирургом в сопротивлении). Кстати, знаешь, как Антоний говорил о смерти? Не боятся умирать убежденные атеисты и святые, для всех остальных смерть — проблема.
Невероятные истории, представить их невозможно, - а они были, и еще недавно — мы с тобой уже жили на свете.

- А вообще можно жить в системе? Как известно, с некоторых пор в обществе растут настроения «чемодан — вокзал».
- Нельзя жить в гостях. Жить нужно дома. Я живу внутри русской культурной среды, это моя жизнь. Надо задать себе вопрос: Господь для чего тебя предназначил? Был бы я химиком, я б еще в 90-х обязан был уехать, потому что не было реактивов, и я бы не мог исполнить свое предназначение. Но я-то не химик... Давай лучше вернемся к проектам. Хочу сказать, что снимаю шляпу перед продюсером Марго Кржижевской, которая сделала все, чтобы они состоялись. Сомневаюсь, что она с нами вышла хотя бы в ноль... Ей это было интересно — она на этом не зарабатывает, но она понимает, что это — нужно. Поэтому моя сердечная благодарность Марго, и это не формальная благодарность.
Мы живем в стране, где человек — равно институту. Все талдычат «телевидение ужасное», но на этом пространстве есть люди и люди, одни существуют по этим правилам — другие по другим. Это вопрос удачи, вопрос амбиций и вопрос смирения с жизнью — ты прыгаешь через планку или не прыгаешь. Цитирую Махатму Ганди: «Каждый идет в одиночку». Для того, чтобы ты мог идти в одиночку, кто-то тебе должен протянуть руку и дать шанс. Не было бы продюсера Марго Кржижевской, руководителя «Культуры» Сергея Шумакова, руководителя ВГТРК Олега Добродеева — не было бы и моей самореализации.