Святослав Рихтер: "Это я. И я себе не нравлюсь…". Воспоминания Бруно Монсенжона. Часть 2

20 марта исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося музыканта Святослава Рихтера. В честь этого события на канале "Культура" будет показан документальный фильм "Рихтер непокорённый", созданный французским режиссёром Бруно Монсенжоном. В беседе по скайпу режиссер поделился с нами воспоминаниями о своей работе с Рихтером, предположениями, почему именно ему решил довериться этот немногословный гений, а также рассказал несколько историй, которые по разным причинам не вошли в его документальную ленту. 

Часть 1

- А вам было комфортно общаться с Рихтером?

- Очень! Во-первых, наше знакомство длилось достаточно долго. Впервые я услышал его в 1966 году в Париже. Потом он часто приезжал во Францию, у него был фестиваль в Турени в амбаре Мэле (летний фестиваль, учреждённый С. Т. Рихтером в 1964 году, проводился в помещении средневекового амбара Мэле близ Тура. Прим. ред.), я тоже бывал там много раз. Мы познакомились спонтанно, нормально, без всякой искусственности, если хотите.

Когда мы начали работу, я должен был постоянно находиться в его распоряжении, если он приезжал в Париж. Иногда он мог отменить наши сеансы, но делал это крайне редко и только когда чувствовал себя совсем уставшим. Всё остальное время он старался быть верным нашему расписанию. Мы решили, что каждый день я буду приходить к нему в гостиницу, а потом в Антибе мы вообще постоянно были вместе. Тогда он уже чувствовал, что это нужно. Я думаю, он даже получал удовольствие от наших бесед. И делал это с такой наивностью! Иногда вечерами он находился в прекрасной форме. Но мы не могли работать, так как он не хотел искусственного света. Мы могли снимать у меня в квартире только с 3-х до 4-х, максимум до 5-ти часов дня. Я ведь хотел, чтобы фильм был красивым. А для этого нам нужен был естественный солнечный свет, который входил в комнату в определённое время. Вечерами часто мы ужинали вместе в разных ресторанах. Я всегда был за рулем, а он сидел рядом и просто указывал, куда ехать. Весь Лазурный берег он знал наизусть. Просто говорил: сейчас направо, сейчас налево, и, в конце концов, мы приезжали в ресторан. Порой мы сидели там в полной тишине, но иногда он начинал рассказывать. Я прекрасно помню тот вечер, когда он вдруг спросил: «Я вам рассказывал о симфонии Шостаковича? Когда я с ним читал с листа, ещё с рукописи». Конечно, он уже рассказывал об этом год тому назад в Париже. «Маэстро, давайте завтра?» Я знал, что завтра у меня будет камера. «Нет-нет, сейчас!» И он рассказал этот чудесный эпизод, когда они читали новую симфонию и Шостакович постоянно наливал ему коньяк, после чего Рихтер ушёл совершенно пьяным. И он упал на тротуаре, и провел там пять часов в снегу, и только после этого вернулся к Нейгаузу, где супруга Нейгауза налила ему еще вина (Генрих Нейгауз, русский и советский пианист, педагог. В его классе в Московской консерватории учился С. Т. Рихтер. Прим. ред.). И потом под воздействием алкоголя он спал два дня! Это было очень живописно, очень интересно. На следующий день, когда мы работали уже с камерой, я хотел вернуться к этому эпизоду: «Маэстро, было бы хорошо, если бы вы мне рассказали ту историю с симфонией Шостаковича». Он посмотрел на меня как будто я последний дурак: «Я же вам уже рассказывал вчера!» Понимаете, ему было абсолютно всё равно, есть ли камера, есть ли микрофоны… Я всегда говорю, что с Рихтером было очень-очень легко работать при одном условии: если мы не говорили, что это будет фильм, что будет какой-то срок, не обсуждали длительность возможного фильма. Да, и ещё если не было ни микрофона, ни камеры. При соблюдении этих условий было очень просто! И он давал столько себя в этих разговорах! Хотя он был уже очень близок к смерти, но отдавал свою энергию. Иногда были такие сеансы, когда он вообще не говорил ничего. Я его спрашивал: «Какие были уроки? Что вам дал Нейгауз?» И он просто клал свою руку вот так и вот так (молча, изображая игру на рояле. Прим. ред.). Но его лицо было настолько выразительным! Поэтому я так страдал целый год, когда у меня не было камеры. Там были фантастические эпизоды, как, например, этот, когда мы говорили о начале сонаты Листа. «Вы знаете, в музыке всегда должен быть элемент неожиданности? Когда я играю сонату Листа, я выхожу на сцену и считаю внутри себя до 30 – раз, два… пять, шесть…» Едва слышно, до 30. А потом была эта нота соль. И без камеры! Когда звук, когда выражение лица существует! Это, конечно, нельзя использовать, это бесполезно... Поэтому я потом сделал гигантский монтаж того, что было возможно. И очень многое, вы знаете, в этом фильме оставалось за кадром. Я строил одну фразу после другой, чтобы достать повествование. При этом разнообразие тем, которые мы затрагивали, диапазон был просто потрясающий. Я должен был всё это собрать и построить, как настоящую эпопею. Я написал в книге, что, когда начался монтаж, я воспринимал этот фильм, как симфонию. Все темы были уже готовы, мне оставалось найти и построить какую-то солидную структуру, в которой они были бы использованы.

Однажды под конец работы, в апреле или мае 1997 года, Рихтер вдруг сказал мне: «А вы знаете, что у меня была маленькая любительская камера? Я купил её в Америке. У меня дома лежат 23 катушки съёмок». Никогда прежде он об этом не рассказывал! «Езжайте в Москву, вы можете всё это привезти, мы посмотрим записи вместе». Конечно, я сразу полетел в Москву. Рихтер точно описал мне, где находились эти катушки, в каком шкафу. Я привёз их в Париж, и мы провели с Маэстро в его комнате в гостинице, думаю, не меньше восьми часов. Большая часть была снята не им – любительские съёмки, его в кадре не было. Но иногда он был! И он говорил мне: «О, вы знаете, здесь я во Франции, и здесь, а это было в Америке...» Так что, благодаря ему, я идентифицировал всё, что мог.

Я монтировал свой фильм только после того, как собрал весь архивный материал, который мне был нужен. Для этого я очень много времени проводил в России. Может быть, вы помните, в фильме есть одна сцена, когда Рихтер рассказывает о том, что у него была учительница, очень строгая, но довольно красивая. Она говорила по-немецки, что Рихтер, самый ленивый из всех: «Du bist so faul!» Я нашел какую-то запись, это было очевидно в школе, и там был мальчик очень похожий на Рихтера. Я решил смонтировать этот маленький эпизод, как будто это сам Рихтер, и поставить туда немножко его музыки, которую он сочинил, как композитор.

А тот кадр, когда он говорит в 1953 году о смерти Сталина: «Сталин, auf Wiedersehen!» Здорово же! Одним словом он мог передать в 1000 раз больше, чем любой человек, который говорил бы в течение нескольких часов. Одним словом! «Сталин, auf Wiedersehen!»

Работа над этим фильмом была, конечно, огромным приключением. Даже после того, как Рихтер умер, я ощущал вдохновение, которое он излучал. И это было для меня очень важно.

- Рихтер каким-то образом повлиял на вас – как на музыканта, как на личность?

Часть 3 >>>
Часть 4 >>>

беседовала Ирина Будовнич
tvkultura.tu

К 100-летию со дня рождения Святослава Рихтера телеканал «Россия К» приурочил премьерный показ документального фильма из цикла «Острова» (18 марта, 19:30), документальной ленты «Рихтер непокоренный» (20 марта, 20:50) и концерты, объединенные в рубрику «Исторические концерты» (18 - 20 марта в 18:05 и 21 марта в 14:55).