На сцене Александринки состоялась премьера спектакля "Мамаша Кураж и ее дети"
-
На сцене Александринки состоялась премьера спектакля "Мамаша Кураж и ее дети" -
Пятьдесят лет назад в Греции к власти пришли "Черные полковники". Теодорос Терзопулос, ныне выдающийся режиссер, а тогда юнец, перешел границу с поддельным паспортом, скитался по Европе, пока не оказался на востоке Германии. Выучил немецкий и буквально "заболел" Брехтом, в театр которого "Берлинер ансамбль" ходил, как в храм. То ли это предание, то ли правда, но когда его приняли туда на стажировку, он выпросил маленькую роль – солдата, которого сбрасывают с 15-метровой высоты. Ему говорили: "Ты убьешься!" А он отвечал: "Ради Брехта я готов умереть!".
В Петербурге на основной сцене Александринского театра – первая премьера года. Спектакль "Мамаша Кураж и ее дети" по пьесе Бертольда Брехта. История из времен Тридцатилетней войны XVII века, растерзавшей Германию. История маркитантки, сопровождающей войска, и теряющей сыновей и дочь на этой нескончаемой войне. Режиссер-постановщик – Теодорос Терзопулос.
Теодорос Терзопулос говорит, что с юности несет Брехта в своем сердце. О нем он часами спорил с женой и дочерью драматурга. Пьесы Брехта он ставил не раз, – с конца восьмидесятых в разных театрах мира. Но с тех пор изменился и сам Терзопулос, и мир вокруг.
"Тогда я еще не видел этих войн последних лет. Конечно, готовились уже Балканские войны и так далее. Но сейчас мы стали свидетелями огромного количества войн, и это на меня повлияло очень сильно", – говорит режиссер Теодорос Терзопулос.
Поэтому сегодня Брехт для Терзопулоса – не сентиментальный пацифист. И не коммунист, мечтающий об обществе всеобщей справедливости. Его Брехт – "сумрачный германский гений". С пессимистическим взглядом на природу вещей и с одержимостью смертью. Поэтому фигуры непогребенных мертвецов на заднем плане, гильотина, словно отсекающая все человеческое, и красно-черная гамма. Сценографию Терзопулос создал сам. Костюмы – художник Анастасия Нефедова.
"Когда мы работали с Теодоросом, только начинали, он говорил о "священном монстризме", мне очень понравился этот термин, потому что он довольно емкий и отражает такую метафизику. То есть это костюмы метафизические. Они не являются ни бытовыми, ни историческими, ни реальным, ни нереальными. Они являются продолжением смысла", – рассказывает художник по костюмам Анастасия Нефедова.
А смысл у Терзопулоса – глобальный. Под стать эпическому театру, изобретенному Брехтом. Войны, которые ведет человечество, бесконечны. Потому что главная война не на поле боя, а внутри каждого человека. Одержимого алчностью, завистью или жаждой власти.
"Позиция Брехта здесь во многом перекликается с позицией Гегеля – это классическая модель: "отрицание отрицания". Это становится и моей позицией – отрицание отрицательного", – объясняет Теодорос Терзопулос.
К слову, "отрицательное" в спектакле Терзопулоса вполне привлекательно, – чтоб героям было что отрицать. Артисты Александринского театра играют зло ужасное, но симпатичное. С ними режиссер уже ставил пьесы Софокла и Беккета. Но здесь актеры раскрылись с неожиданной стороны.
"Они стали "брехтовскими". Они внутри концепта брехтовского театра! И кроме того, они были очень рады, что они еще и поют. В общем, вы видите, как Брехт объединяет мир, объединяет людей!", – отмечает Терзопулос.
В этих словах режиссера не только признание в любви к драматургу, здесь есть более глубокий подтекст. Как сказал бы солдат другой, более современной, войны: в чем сила, Брехт? Сила в правде. Правде искусства.
Читайте также:
В Александринке готовятся к премьере спектакля "Мамаша Кураж и ее дети"
