Профитроли Евгений Стеблов

СТАХОВСКИЙ: Сегодня у нас "Школьная анкета", куда к нам обычно приходят люди, не нуждающиеся в дополнительном представлении.

КУЗЬМИНА: Но не всегда. Вера Кузьмина может загадать желание при этом.

СТАХОВСКИЙ: Как сегодня?

КУЗЬМИНА: Да. Сидя между людьми, обладающими одним и тем же именем. Сейчас я буду пока его загадывать, а Женя скажет, кто у нас в гостях.

СТАХОВСКИЙ: Евгений Стеблов сегодня у нас в гостях. Евгений Юрьевич, здравствуйте.

СТЕБЛОВ: Здравствуйте.

КУЗЬМИНА: Здравствуйте, добрый день.

СТАХОВСКИЙ: Да, страшно рады вас видеть этим прекрасным, теплым весенним, московским во всяком случае, теплым днем.

СТЕБЛОВ: Взаимно. Да, предпраздничным.

СТАХОВСКИЙ: Еще и предпраздничным, да, для очень многих людей. Ну, первые пункты - понятно. Евгений Юрьевич Стеблов - день рождения 8 декабря 1945 года, Москва. Народный артист России. И, собственно, этим всем, наверное, сказано.

КУЗЬМИНА: Москва - столица нашей родины.

СТАХОВСКИЙ: Москва - столица, да. Кстати, ну вот сразу если о Москве немножко поговорить. У вас было какое-то ощущение, как сейчас у многих людей бывает, молодых, которым лет 20-ть, допустим, что они родились в Москве и думают: ну вот, хорошо, уже неплохо, я родился в Москве, как-то жизнь наполовину удалась. В вашей юности было что-то такое, ощущение?

СТЕБЛОВ: Ну, я не оценивал в детстве. Там, где родился, там и пригодился. Я жил себе и радовался жизни. Мы же воспринимаем в детстве все как есть. Я слышал звон колоколов, я у Рижского вокзала вырос, там рядом храм, где икона знаменитая Трифона Великомученика, и гудки паровозов. Вот звуки моего детства.

СТАХОВСКИЙ: Звуки детства?

СТЕБЛОВ: Да-да-да.

СТАХОВСКИЙ: А во дворе?

СТЕБЛОВ: Ну, двор всякий был. Я в интеллигентной семье родился, но в коммуналке, а в коммуналке разные были люди, а во дворе-то и тем более. И многие из ребят, из дворовой такой компании, они там потом многие сидели в тюрьмах.

СТАХОВСКИЙ: А, то есть все в порядке было с ребятней дворовой, да.

СТЕБЛОВ: Да, да. Я это часто уже говорил, это известно, что Володя Высоцкий тоже из нашего двора, только он на восемь лет меня старше. Ну вот в его песнях первого его периода такого обстановка нашего двора, атмосфера чувствуется.

КУЗЬМИНА: Это правда, что ваш дед на коммунальную кухню не выходил без галстука и при параде практически?

СТЕБЛОВ: Ну, это не парад, это нормально. Он же так воспитан был. Да, у него костюм-тройка был, и он выходил на кухню, ну покуда он был здоров. Конечно, когда у него уже проблемы старческие начались, тогда это уже другое дело. А как я запомнил, да, он всегда в галстуке.

КУЗЬМИНА: А какие традиции из вашей семьи с вашими родителями и с бабушками и дедушками перешли в вашу семью, уже нынешнюю?

СТЕБЛОВ: Да никаких особых традиций, кроме того, что семья... Ну как сказать, у меня дедушка Виктор Павлович Стеблов, папин папа, мы жили с папиными родителями в проходной комнате, а дедушка с бабушкой жили в запроходной комнате. И моя бабушка Марья Семеновна, она была его секреташей. Он ради нее бросил свою первую семью и там пять человек детей. Разница в возрасте была 25 лет.

СТАХОВСКИЙ: Серьезная, да. То есть он был старше на 25 лет?

СТЕБЛОВ: Да-да-да. И как-то у меня сложилось впечатление, что ничего из этого хорошего нету. Вот я даже не рассуждал, но это я просто видел. Потому что поначалу, может быть, это все неплохо, а потом, когда 25 лет разницы, с возрастом это, конечно, драма. И поэтому какое-то такое отношение к семье. Для меня, ну попросту говоря, измена супружеская, для меня это нонсенс, я никогда в такую ситуацию ни себя не поставлю, и никогда не свяжусь с той женщиной, которая на это способна.

СТАХОВСКИЙ: Я понял. Просто вопрос Веры, я представляю, откуда он растет, потому что если даже заглянуть, например, в «Википедию», у вас в графе "происхождение и семья" достаточно серьезно все расписано, аж до пра-пра-прадеда Павла Акинфиевича Стеблова, на заводах Демидова в Нижнем Тагиле крепостной служащий.

СТЕБЛОВ: Да, выдвинулся из крепостных.

СТАХОВСКИЙ: Вы сами прослеживали эту линию? Или как-то она действительно передавалась, и родители, дедушки-бабушки, они рассказывали о предках?

СТЕБЛОВ: Нет, ну я знал. Мой прадед Павел Павлович Стеблов, вот сын этого...

СТАХОВСКИЙ: Купец, написано, генерал.

СТЕБЛОВ: Да, да. Это прапрадед. А мой прадед Павел Павлович Стеблов, он получил дворянство. И даже у нас была эта грамота, сейчас не знаю, где-то у родственников по той линии, от которой отец ушел из той семьи. Я-то с ними потом поддерживал отношения, и сейчас нормальные совершенно, и с его бывшей женой, я к ней в гости ходил, она меня как-то привечала. Он получил дворянство, он был действительный статский советник в Рыбинске, это генеральный чин, это была редкость, при царе учителям не давали генеральских чинов, выше полковника не давали.

СТАХОВСКИЙ: А он заслужил при этом.

СТЕБЛОВ: А он, может быть, единицы таких людей в России было царской, действительный статский советник. И он был городской голова, ну городскую Думу возглавлял. И он был директор двух гимназий - женской и мужской. И как-то меня в Рыбинск, меня тогда много раз приглашали, но вот я в конце 90-х или где-то во второй половине 90-х, я туда поехал, была там моя встреча с интеллигенцией города в театре. Ну, в общем, я там, естественно, стоял два с половиной часа на сцене, потом с журналистами ездили, сохранились здания этих гимназий, и сохранилась домовая церковь, которую прадед построил. Но могилу не нашли. Но зато там очень хороший краеведческий музей в Рыбинске, и там увидел много очень экспонатов семьи МихАлковых.

КУЗЬМИНА: Тех самых.

СТЕБЛОВ: МихалкОвых. Ну, это по-советски МихалкОвых, а вообще МихАлковых. И там я увидел, что во время визита великого князя в Ярославль, а Рыбинск был Ярославской губернии город, губернский город, там есть фотография. Значит, великий князь и председатель городской Думы Павел Павлович Стеблов и предводитель рыбинского дворянства Сергей Владимирович МихАлков. Это двоюродный дед Никиты, но абсолютный тезка его отца

СТАХОВСКИЙ: То есть ваша встреча и дружба, видимо, какая-то с Никитой Сергеевич, в общем, была опять же тоже генетически предопределена.

СТЕБЛОВ: Да, я с удивлением это обнаружил, это интересно действительно.

СТАХОВСКИЙ: Это удивительно, это почти мистическая действительно какая-то история, которая заставляет нас периодически задумываться о каких-то вещах, которые происходят в жизни, я не знаю, в космосе. То, что мы не видим глазами, а оно где-то, как радиоволны, кстати, мы их невидим, а они есть.

СТЕБЛОВ: Да-да-да, конечно, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Вот так. А вообще в какую-то мистику вы верите, что-то есть мистическое в вашей жизни?

СТЕБЛОВ: Ну, много таких. Я человек верующий, я православный христианин, поэтому... ну, это называется на религиозном языке...

КУЗЬМИНА: Чудеса?

СТЕБЛОВ: Нет, не чудеса даже, встречи с Богом. У каждого человека, который пришел к Богу, бывают какие-то откровения, и у меня такие откровения были, которые не требуют доказательств. Понимаете, вот неверующее сознание - там все доказательства какие-то требуют. А когда с тобой это происходит... Ну, вот как можно не верить в любовь, а потом полюбить, и уже доказательств-то никаких не надо. А Бог есть Любовь. И к вере приходишь так же. Я пережил ряд таких, не так уж много, но два-три таких случая.

СТАХОВСКИЙ: Вот таких откровений каких-то.

СТЕБЛОВ: Да, откровения, после которых мне... Например, один раз я занимался зарядкой на даче у озера, и в конце я молился и читал три раза "Отче наш", вставал на колени и читал "Отче наш", ну там никого не было. И вдруг я ощутил, совершенно реально ощутил, что я стал огромный...

СТАХОВСКИЙ: Как скала.

СТЕБЛОВ: Нет, безграничный.

СТАХОВСКИЙ: Безграничный, как космос.

СТЕБЛОВ: Ну вот абсолютная огромность, абсолютная реальность, я об этом даже писал потом в книжке своей, что, с одной стороны, я мог совершенно спокойно, было такое ощущение, рукой достать до звезды, а с другой стороны - до цветка. То есть это не было никаким глюком, и потом, я вообще артист, я привык себя контролировать, и это абсолютное ощущение реальности. И вот со мной произошло, ну некоторые это называют пространственная трансформация. И после этого, это длилось секунд 20, больше я никогда это вызвать не мог, когда я хотел. Но после этого я изменился, для меня после этого сразу, я далекий от физики человек, но когда там говорят: сворачивание пространства, разворачивание пространства, я понимаю, о чем речь, хотя я ничего не могу доказать и объяснить. Но мне это понятно. Я ощутил, что человек не ограничен этим телом-то, и он связан со всем миром. Если я могу достать до звезды, это значит... это же я не рукой своей вот этой...

СТАХОВСКИЙ: Человеческой, анатомической.

СТЕБЛОВ: Человеческой, да. Значит, это просто есть связь какая-то, продолжение этой руки.

КУЗЬМИНА: Но наш эфир тоже не ограничивается одним интервью.

СТАХОВСКИЙ: Вот так вот мы вошли в космогонию. Евгений Стеблов сегодня у нас в "Школьной анкете". Евгений Юрьевич, а кем хотелось быть в детстве?

СТЕБЛОВ: В детстве? Ну, вы знаете, у меня...

СТАХОВСКИЙ: Детство было хулиганское, мы поняли, да.

СТЕБЛОВ: Нет, нет, нет, я никогда не был хулиганом, мое озорство все внутри меня,  все на сцене. Вы знаете, я очень рано стал заниматься театром, буквально с пяти там лет я стал кукольным театром заниматься. И все детство это мое спасение было, что я занимался кукольным театром сначала на уровне, так сказать, детской игры, а потом на достаточно профессиональном уровне, я уже там к 7-му классу могу сказать, что я был просто профессиональным кукольным артистом. И я сам делал куклы, освоил разные системы кукол, кроме марионеток, марионетками я никогда не занимался, и изготавливал их сам. Меня родители поощряли.

СТАХОВСКИЙ: Увлечение вот это, да? То есть не было такого: какой театр, иди на завод...

СТЕБЛОВ: Нет-нет, у меня, во-первых, интеллигентная семья, они сами очень любили театр, любили МХАТ старый, и я слышал рассказы о МХАТе, о спектаклях каких-то. Кино тоже папа любил. Папа, например, рассказывал, как он случайно оказался свидетелем съемки "Веселых ребят", когда там катафалк по улице идет, в Столешниковом переулке снимали, а он там проходил. И вот он всегда это рассказывал, и мне это как-то запомнилось. Ну и вообще папа мне помогал, он мне ширму сделал складную, помогал мне кукол делать. Я это сам делал, но с помощью, как сказать, отец мне там советовал.

КУЗЬМИНА: Отец - радиоинженер, кстати.

СТЕБЛОВ: Радиоинженер, да. Ну, он работал в "ящике", как тогда говорилось, это закрытое, на оборонку, что называется.

СТАХОВСКИЙ: То есть увлечение вот это театра, получается, что у маленького Жени даже мысли не было пойти, попытаться даже мыслить о том, чтобы стать, я не знаю, там космонавтом... уже были космонавты, наверное, да.

КУЗЬМИНА: Подожди, Рижский вокзал...

СТАХОВСКИЙ: Железнодорожником, да, каким-нибудь.

КУЗЬМИНА: Конечно, главным человеком в поезде.

СТЕБЛОВ: Когда я с дедушкой ходил, там сквер был напротив Рижского вокзала, и когда мне шесть лет было, нет, в шесть лет уже в школу пошел, значит, где-то пять, мы с ним гуляли. А дед до революции, да и после революции, был высокопоставленным служащим железнодорожным, он генерал от железной дороги, путей сообщения это называлось. И он как раз был одним из руководителем Виндавской дороги, то есть Рижской, которая стала называться Рижской после революции. И я помню, что там был закрытый музей действующих макетов.

СТАХОВСКИЙ: Паровозов?

СТЕБЛОВ: Паровозы, вагоны, причем большие, вот такие в метр длиной, предположим, мог быть какой-то вагон.

СТАХОВСКИЙ: Действующих макетов, то есть они...

СТЕБЛОВ: Действующие, да.  Это был закрытый музей.

КУЗЬМИНА: Для своих?

СТЕБЛОВ: Для в основном МИИТа, учащихся Московского института транспорта. И дед, когда приходил со мной, там старые служащие еще, это же после войны было, они ему честь отдавали. И я это понимал, что дедушка, значит...

КУЗЬМИНА: Непростой человек, да.

СТЕБЛОВ: Ну, вы знаете, как-то этого не было - простой, не простой, об этом как-то не рассуждали. Но я понимал, что дед отличается от людей во дворе, которых я встречал, что другие. Я не видел в этом какого-то противоречия, но то, что другие какие-то понятия, другие нравы, я это часто уже рассказывал в интервью. Ну, например, мне говорят, вот дед дворянин был, и вот что, журналисты там говорят, воспитание дворянское. Я говорю: да никакого воспитания специального не было, а просто существование, вот дед сидел в кресле, и его присутствие на меня, конечно, влияло.

КУЗЬМИНА: Обязывало?

СТЕБЛОВ: Да влияло просто, какой человек с тобой рядом. А он воспитывался сам, когда был маленьким, по английской системе, то есть бокс, обливание ледяной водой. А я хилый малый был, и он мне говорил, что надо боксом заниматься. Я не понимал, зачем боксом заниматься, а он мне говорил: а женщину защитить? И вот это было... я не спрашивал, зачем защищать, почему надо защищать...

КУЗЬМИНА: Кто на нее нападет...

СТЕБЛОВ: Да, да, да, кто нападает. Но вот, во всяком случае, он говорит: ну а как же, а женщину защитить... То есть это как бы самой собой разумеющееся.

СТАХОВСКИЙ: Само собой разумеющееся, да, конечно.

КУЗЬМИНА: Вы написали письмо Образцову.

СТЕБЛОВ: Да.

КУЗЬМИНА: Как человек, увлекающийся куклами, и явно в школе вы выступали уже на тот момент.

СТЕБЛОВ: Я выступал в школе, более того, я выступал на каких-то предприятиях, даже обо мне писало телеграфное агентство ТАСС. И потом это где-то в 8-м или 7-м классе я написал письмо Сергею Владимировичу Образцову, и они мне ответили, не сам Сергей Владимирович, а специальная служба, это при каждом театре есть служба, которая со зрителями работает.

СТАХОВСКИЙ: Отвечает на письма трудящихся, да.

КУЗЬМИНА: А что было в письме?

СТЕБЛОВ: А я им предлагал конструкцию кукол, которой у них не было. Вот я сделал такую куклу Конферансье, как Конферансье в "Обыкновенном концерте", это кукла механическая, у них тоже есть такие механические куклы. То есть что такое механические? Это какая-то элементарная система блоков. И то, что я сделал, я точно знал, что у них системы такой не было, и я им предложил свою систему. Ну они меня привлекли и назначили мне куратора - заслуженную артистку Екатерину Васильевну Успенскую, и она много лет, и я ей очень благодарен, и я какие-то делал номера, приходил, ей показывал, она меня курировала, вплоть до того, что она мне даже помогла с репертуаром во время поступления в театральный институт. Она мне подсказала рассказ Бориса Житкова, с которым я поступил.

КУЗЬМИНА: Потому что с Маяковским вы провалились до того, вы читали Маяковского.

СТЕБЛОВ: Маяковского я читал, да, знаете, это было такое, там надо было что-то пафосное прочитать, во МХАТе. Во МХАТе я читал Маяковского и дал "петуха", и народный артист СССР Станицын на второй тур меня не пустил. Но это был промысел божий, тогда я расстроился, но пошел в Щукинское училище, куда поступил блестяще. Так что, видите...

СТАХОВСКИЙ: С Борисом Житковым, читая Житкова.

СТЕБЛОВ: С Борисом Житковым, да-да-да, с Борисом Житковым.

КУЗЬМИНА: То есть это цепочка.

СТЕБЛОВ: Цепочка. Более того, у меня бабушка, мамина мама, Татьяна Яковлевна, она в детстве или в юности была знакома с Цилей Львовной Мансуровой, народной артисткой России, РСФСР, легендарной исполнительницей, первой исполнительницы принцессы Турандот в вахтанговском спектакле, имеется в виду в первой постановке самого Вахтангова. И я благодарен своей бабушке, что они, обеспокоившись, когда я стал поступать в театральный институт, она разыскала ее, позвонила ей и сказала, что, значит, Циля, посмотри...

СТАХОВСКИЙ: Мальчика.

СТЕБЛОВ: Мальчика, в том смысле, что имеет ему смысл или нет. И я пришел, я ей показал что-то с куклами, какую-то старуху изображал.

СТАХОВСКИЙ: И она, видимо, дала какой-то ответ.

СТЕБЛОВ: Нет, она мне сказала, что зачем ты стариков, старух, тебе надо какое-то...

СТАХОВСКИЙ: Что-то молодежное делать?

СТЕБЛОВ: Ну, какое-то от своей фактуры, я тогда юно выглядел, и от своей фактуры надо что-то.

СТАХОВСКИЙ: Отталкиваться.

СТЕБЛОВ: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: Евгений Юрьевич, а у вас есть любимые литературные персонажи?

СТЕБЛОВ: Любимые, вот так чтобы именно... Ну, я люблю некоторых. Чичиков. Но это не значит, что я никогда не хотел играть Чичикова, но нравится этот персонаж.

КУЗЬМИНА: А мультипликационные?

СТЕБЛОВ: Мультипликационные? Я много озвучил мультипликации.

КУЗЬМИНА: Какой из героев вам оказался ближе?

СТЕБЛОВ: Ну, я вот вспомнил, был в "Белой студии" на программе, и я вспомнил, что в детстве у меня был такой мультфильм "Страна дураков", я очень любил этот мультфильм. И, наверное, мне Иван-Дурак, он мне близок.

СТАХОВСКИЙ: Ну то есть какие-то такие неоднозначные персонажи, с одной стороны, ну то есть очень спорные личности.

СТЕБЛОВ: Да чего там спорного-то!

СТАХОВСКИЙ: Ну, не знаю. Мне кажется, что Иван-Дурак в русских сказках вообще, как и Чичиков, про которого вы говорили, совершенно не простой...

СТЕБЛОВ: Нет, ну Чичиков - это одно, Иван-Дурак - другое. Мне ближе Иван-Дурак. Чичиков - это со стороны, просто как блестяще описанный персонаж Гоголем. А так мне Иванушка-Дурачок. У меня даже такие в юности стишки были, что "Всесильной силе незименна, хмельным весельем широка, печальной памятью забвенна страна Ивана-Дурака".

СТАХОВСКИЙ: Раз уж вы об этом заговорили, буквально вчера заходили к друзьям в гости, и мы почему-то, не знаю, как-то совершенно неожиданно возникла мысль посмотреть "День выборов". И мы, значит, смотрим кино в какой-то 6854-й раз, наверное, и наизусть уже знаем. Алексей Кортнев был у нас там буквально на прошлой неделе в эфире, еще какие-то персонажи, Саша Демидов, Нона прекрасная, значит, и вы, естественно, попадаете в кадр со всеми, конечно. И отсюда, я думаю: так, завтра же Стеблов, вот что надо спросить! А есть, раз уж мы заговорили и о мультиках, и об озвучке, есть какая-то роль у вас в жизни, которой вы наиболее ну не то чтобы гордитесь...

СТЕБЛОВ: Которая наиболее близка?

СТАХОВСКИЙ: Да, да, киношный персонаж.

СТЕБЛОВ: Вы знаете, вообще мне не свойственно мечтать о какой-либо роле, мне всегда интересна тема. И если говорить о теме, то я играл в театре Алешу Карамазова, это мне близка тема. И для меня важно, на что я работаю, какая сверхзадача, а сам характер может быть совершенно... ой, у меня довольно широкие рамки актерские, у меня много полочек, как в училище говорят, такие актерские полочки, у меня их много.

КУЗЬМИНА: А были у вас женские роли?

СТЕБЛОВ: Да нет, это вообще все несерьезно, это же такой балаган. Сейчас это такой балаганный, я бы сказал, просто низкий юмор, мужику одеться в белые...

СТАХОВСКИЙ: Ну а Калягин, ну а как же Калягин?

СТЕБЛОВ: Ну так это известное произведение, это да. Мой начальник по Союзу театральных деятелей, я же его первый заместителя, Калягина, председателя союза, и учились мы, он на курс меня старше. Но это другое. Когда есть какая-то тема… В трактовке этого фильма есть тема маленького человека, в чем-то это чаплинская тема. А так вот просто одеть женское одеяние, я это в юности...

СТАХОВСКИЙ: Нет, ну понятно, со смыслом, вы же говорите о сверхзадачах каких-то.

СТЕБЛОВ: Да-да-да, ничего в этом я сложного не вижу, это вообще пара пустяков.

СТАХОВСКИЙ: Возвращаясь к полочкам, у вас же есть роли, ну я не знаю, как у Джуди Денч, например, великая британская актриса, например, и у нее много серьезных больших ролей театральных и киношных. Ну, например, "Оскара" она получила за роль королевы в фильме "Влюбленный Шекспир". Она там появляясь в кадре буквально на какие-то 40 секунд, но появляясь так, что я, вспоминая, например, ваши роли, всегда почему-то, одно из ярких моих личных впечатлений, это роль ваша в "Сибирском цирюльнике", где вы появлялись просто для того, чтобы улыбнуться, на 30 секунд в кадре, в роли.

СТЕБЛОВ: Вы знаете, это всегда как-то... Вообще я маленьких ролей не играю, ну как-то так это не мой путь, я не эпизодник, я ведущий артист всю жизнь. А что такие ведущий артист? Это ведущий - это стайер, это бегун на длинную дистанцию. А есть замечательные артисты, но они спринтеры, они могут играть очень ярко эпизоды, но вряд ли они могут...

СТАХОВСКИЙ: Выдержать большую серьезную роль.

СТЕБЛОВ: Дело не в выдержать, не физически выдержать, а быть интересными, вести спектакль, понимаете? А это как бы тип нервной системы, тип психики. Хотя и в той, и в другой категории могут быть артисты и талантливые, и не очень талантливые, может быть замечательный ведущий артист, может быть не очень хороший, но, тем не менее, это тип артиста. Ну а вот эти вот такие шутки, особенно в кино, это, как правило, у друзей, и, как правило, в силу каких-то сложившихся обстоятельств. Вот это вот в "Цирюльнике", там должен был Саша Абдулов играть эту роль, но что-то они там с Никитой не поладили, и мне позвонила его ассистентка и говорит: Евгений Юрьевич, выручайте.

СТАХОВСКИЙ: Надо улыбнуться, да?

СТЕБЛОВ: Нет-нет, почему, там же несколько объектов было, по-моему, два. Там павильоны были в "Баррандове", и потом в Кремле мы снимали. А тем более, что рост у нас  с Абдуловым примерно одинаковый, и костюмы особенно не пришлось перешивать, так слегка подправили. К тому же, у меня сын там был, он работал в "3Т", в "3Т-видео" в частности, и он снимался в "Юнкерах", и он был в Праге, и я его давно не видел.

КУЗЬМИНА: И я подумал: приятное с полезным.

СТЕБЛОВ: Да, повидаться с сыном, неделю вместе с ним провести в "Баррандове".

СТАХОВСКИЙ: И все сложилось вообще, да.

СТЕБЛОВ: Да-да-да, это вот всегда так.

КУЗЬМИНА: Вот вы сказали про длинную дистанцию, и есть артисты, которые на короткие дистанции бегут. Сейчас, на ваш взгляд, есть кому передать эту самую эстафетную палочку?

СТЕБЛОВ: Я в 2009 году выпустил курс в ГИТИСе, как профессор РАТИ, или как он теперь по-другому называется. Артистов одаренных, лицедейски одаренных, очень много, очень много. Мало другого, не хватает личностного начала, с культурой плоховато. И не интересны сами... Я вот студентами все время говорил, то же самое, что нам говорили наши учителя, что надо больше чувствовать, больше читать, больше видеть, вот развивать себя как...

СТАХОВСКИЙ: Получать впечатления?

СТЕБЛОВ: Конечно, развивать себя как личность. А то тебе шанс-то судьба даст, а что ты можешь собственно предложить?

СТАХОВСКИЙ: А почему не развивают, как вы думаете, от чего это зависит?

СТЕБЛОВ: Ну, мне кажется, в какой-то степени очень много информации сейчас, вал информации.

СТАХОВСКИЙ: Не успевают проглотить.

СТЕБЛОВ: И потом, понимаете, живут: когда успех, успех, успех - главное... В наше время, когда я учился... конечно, все хотят успеха, но чтобы об этом говорили и так внаглую, открыто, что я хочу успеха, это было неприлично.

КУЗЬМИНА: "Я просто ехал на "Мосфильм" с друзьями прогуляться по павильонам..." И совершенно случайно попасть в "Я шагаю по Москве".

СТЕБЛОВ: Так я хотел в кино попасть, но я не хотел успеха, это разные вещи. Я хотел этого процесса, мне хотелось в этом мире находиться, это другое дело. А это как-то нас так воспитывали в институте, что это не очень даже...

СТАХОВСКИЙ: То есть хотелось работы, а не ее последствий, да?

СТЕБЛОВ: Ну, тоже было, что ханжить-то? Конечно, нравилось. Но, понимаете, это в начале. Вот я рано прославился, конечно, мы с Никитой Михалковым, я помню, ощущали себя такими королями. Но это, понимаете, это для умных людей это не долго, мы уж не идиоты совсем, чтобы всю жизнь на этой волне находиться. Потом, это же палка о двух концах. С одной стороны, это приятно, с другой стороны, это ответственность, вся эта слава. И с другой стороны, это иногда и тягостно, потому что люди разные бывают, которые тебя допекают.

СТАХОВСКИЙ: Конечно.

СТЕБЛОВ: И поэтому, конечно... А сейчас я об этом даже не думаю, для меня это данность. Вот просто мне 68 лет, и только 17 лет я прожил обычной жизнью. И я помню тот момент, когда меня утвердили на "Я шагаю по Москве". Был солнечный день, такой же, как сейчас, и Лика Ароновна Авербах, ассистентка по актерам, кастинг-директор, как сейчас называют, потом она была вторым режиссером, ну дай бог ей здоровья, пришла, чтобы к ректору пойти Борису Евгеньевичу Захаве, народному артисту СССР. Я был студентом 2-го курса, чтобы он подписал вот это разрешение на съемки.

КУЗЬМИНА: А ведь запрещали сниматься.

СТЕБЛОВ: Ну, во МХАТе, куда я провалился, там категорически запрещали, там выгоняли из института.

КУЗЬМИНА: То есть пока не закончил.

СТЕБЛОВ: Ну да. А у нас запрещали, но иногда в виде исключения разрешали. Вот в моем случае было такое исключение. И он подписал это. И мы вышли в  такой солнечный день вот к зданию Министерства иностранных дел на Смоленке, и Лика Ароновна, мы ее дразнили Лика-заика... Ну, не дразнили, она заикалась очаровательно очень. И она сказала: "Женя, за-за-запомни этот день, ты уже никогда не будешь самим собой..."

СТАХОВСКИЙ: И была права.

СТЕБЛОВ: Вот она опытный и умный человек, она многих актеров открыла, в частности, Галю Польских тоже она открыла.

СТАХОВСКИЙ: Там же, в "Я шагаю по Москве".

СТЕБЛОВ: Нет-нет, раньше, Галя уже снималась, она в "Дикая собака динго" снималась.

СТАХОВСКИЙ: А, да-да-да, точно.

КУЗЬМИНА: Вы следите за вашими выпускниками, за их жизнью?

СТЕБЛОВ: Ну, по мере сил. Им сейчас, конечно, сложно, потому что в наше время было распределение, а сейчас распределения нет, они сами себе предоставлены. И есть очень талантливые девочки, у меня очень было такое, замечательные девчонки были, у меня такое женское царство был курс. И я очень как-то вот с сожалением вижу, что такие талантливые девчонки, и они должного применения профессионального не имеют.

СТАХОВСКИЙ: Вынуждены заниматься бог знает чем?

СТЕБЛОВ: Ну, не бог знает чем. Одна ведущая где-то на областном телевидении, хотя это очень талантливая девочка Олечка. И если бы был жив Анатолий Васильевич Эфрос, я это говорю со знанием дела, потому что я у него работал после института, просто он бы на нее спектакли делал. А в наше время только поешь и танцуешь, поешь и танцуешь. Но поют и танцуют все, а быть таким артистом, чтобы вышел на сцену и, чтобы на тебя интересно было смотреть, таких не много.

СТАХОВСКИЙ: Пропадают таланты.

СТЕБЛОВ: Нет, они не пропадают, они так и...  Все в руках божьих. Господи, кому суждено, тот пробьется.

СТАХОВСКИЙ: Тот пробьется в конце концов, да.

СТЕБЛОВ: Тот состоится, да, тот состоится. В общем, и биться-то даже не надо, а тот состоится.

СТАХОВСКИЙ: Все само придет.

СТЕБЛОВ: Ну как-то сложится, да.

КУЗЬМИНА: Все равно нужно билет-то до "Мосфильма" от "Киевской" купить на троллейбус, понимаете? Что-то же нужно сделать.

СТАХОВСКИЙ: На троллейбус-то? Да, еще и на правильный троллейбус, номер не перепутать, да, действительно. У нас в гостях Евгений Стеблов. Мы продолжим разговор, есть у нас еще несколько вопросов, совершенно скромных. Я хочу немножко вернуться на шаг назад и зацепиться за некоторые ваши слова. Вот вы говорили о том, что сейчас очень многие стремятся к успеху, а не, в общем, к работе, к каким-то, может быть, серьезным моментам. К вам, вы говорите, успех пришел достаточно рано. И мне стало интересно, а вы сами для себя успех определяете как? Вот не внешнее, а внутреннее ощущение успеха у вас присутствует?

СТЕБЛОВ: Не всегда. Например, я долго не мог понять свой успех в "Я шагаю по Москве", ну искренне, долго, года два или три. Я, конечно, вменяемый человек, и я понимал, я видел, что...

СТАХОВСКИЙ: Ну, внимание публики, естественно.

СТЕБЛОВ: Да все я видел, в основном-то не внимание публики, это дело вторичное, а то, что в основном все сценарии, где были молодые герои в то время на студиях Советского Союза, предлагали или мне, или Никите, в какой-то определенный период времени.

СТАХОВСКИЙ: А, то есть в профессиональной среде вы прямо зацепились очень, то есть моментально.

СТЕБЛОВ: Да, да. Но я долго не понимал. А потом как-то я выступал на встрече со зрителями и пленки свои показывал, и в какой-то момент я смотрел неисчислимое количество раз, и я много видел свои отрывки, и вдруг увидел свои же отрывки, и вдруг  понял, что я там действительно здорово играю, сработал. Потому что поначалу ты внутри работы, и трудно это увидеть со стороны, понимаете? Ты помнишь, что ты хотел, как правило, то, что хотел, на сто процентов никогда не получается, получается что-то другое, а ты это другое рассматриваешь с позиции того, что ты хотел, и ты, в общем, ставишь оценку за ошибку.

КУЗЬМИНА: Не доволен.

СТЕБЛОВ: Я часто не доволен, да.

КУЗЬМИНА: Есть какая-то самая в вашей коллекции фотография, а наверняка они есть, самая какая-нибудь замечательная или самая, может быть, дорогая для вас фотография?

СТЕБЛОВ: Ну, в общем, вы знаете, проба, фотопроба на "Я шагаю по Москве", она оказалась моим звездным билетом. Потому что мне не хотели даже и пробу-то делать. И, как уже позже выяснилось, Георгий Николаевич мне через 30 лет, сейчас картине уже 50, сказал, что сначала там был утвержден другой артист и пострижен наголо, и, в общем, все было уже на мази, и вдруг появился я случайно. А вот Лика Ароновна сказала: "Ну ты так жалобно смотрел, так тебе хотелось сниматься, что я решила тебе тоже сделать фотопробу". Но я этого не знал, это она потом мне рассказала. И я эту фотопробу, кстати, вчера мы с ней на "Золотой маске" виделись, с моей тоже однокурсницей Эрой Зиганшиной, ныне известной актрисой, она была невеста, я жених... И вот моя фотография жениха оказалась в буквально смысле звездным билетом. Потому что когда Георгий Николаевич ее увидел, он решил мне сделать кинопробу, и пошло-поехало.

СТАХОВСКИЙ: И всё, и вот тебе Александр Индустриевич, сразу моментально.

СТЕБЛОВ: Да, Александр Индустриевич - это Игорь Таланкин, по которому он "Сережу" снимал, Георгий Николаевич, он не Игорь, а Индустрий, поэтому оттуда это...

СТАХОВСКИЙ: Так и появилось.

СТЕБЛОВ: Да, да.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, что вы уже не успеете сделать?

СТЕБЛОВ: Ну, я, например, хотел бы сыграть Мышкина, но я, конечно, уже опоздал. Но вообще я считаю, что Господь Бог лучше нас, что нам надо, и человек предполагает, а Бог располагает. Поэтому я спокойно к этому отношусь.

СТАХОВСКИЙ: А что самое сложное в вашей работе?

СТЕБЛОВ: Самое сложное - это насилие над собой.

СТАХОВСКИЙ: В каком смысле?

СТЕБЛОВ: Ну хотя бы даже в ритмическом. В любой другой профессии человек там, не знаю, в офисе, он, когда хочет, напряжется, когда хочет, расслабится. А в актерской профессии ты насилуешь свои биоритмы.

СТАХОВСКИЙ: То есть перестроить себя, заставить себя.

СТЕБЛОВ: Психику, биоритмы ты насилуешь, и ты привыкаешь к этому насилию, потому что ты вот выходишь на сцену - и всё, пошел. Это как на амбразуру.

КУЗЬМИНА: То есть без этого насилия потом...

СТЕБЛОВ: Ну это даже непроизвольно так получается. Ты знаешь, что ты должен этот ритмический рисунок... Иной раз у меня были такие ситуации, я в 2006 году пережил две операции на сердце закрытые, и перед этим уже у меня приступы такие были мерцательной аритмии, и очень часто... кстати, вот на съемках вот этой картины, которой вы упоминали, "День выборов", было. Ну, там в кино-то это проще. Сказали "стоп", отошел и сел. А когда играешь спектакль и идет роль, какой-то очень активный кусок, а у тебя приступ начинается. И надо доиграть, а что делать, а что делать. Подключаются какие-то силы такие иные.

СТАХОВСКИЙ: Скрытые механизмы начинают работать.

СТЕБЛОВ: Да, и вот иной раз даже блестяще играешь, потому что не хватает сил на ошибки. Вот у тебя организм сам, как иглоукалывание, сил-то не много, но очень точные попадания в болевые точки, как говорится. Вообще эта профессия очень, если всерьез к ней подходить, это, конечно, святая профессия и очень сложная профессия. А если относиться к ней так вот, легкомысленно и с точки зрения какого-то внешнего успеха, то это ничего... может быть, даже и такая профессия, в которой очень много искушений.

СТАХОВСКИЙ: Разнообразных.

СТЕБЛОВ: Да, и их надо избежать.

СТАХОВСКИЙ: Вы говорите, что уже вам поздновато, например, играть князя Мышкина. А вообще, ну если задуматься, сколько бы вы дали себе лет, если бы не знали свой возраст? Вы сказали, что вам 68, то есть произнесли эту цифру. А внутреннее ощущение - сколько?

СТЕБЛОВ: Ну, не знаю, я же не женщина и никогда этим вопросом не задавался.

СТАХОВСКИЙ: Нет, ну мне кажется, тут нет кокетства. Но, знаете, все равно же есть...

СТЕБЛОВ: Ну, моложе я, конечно, чем... У меня конституция такая молодая, папа такой был, такого молодого вида, довольно долго. И вот мамочке моей 90 лет исполняется 2 мая, она тоже...

СТАХОВСКИЙ: Бодрячком.

СТЕБЛОВ: Не бодрячком, но еще такая не старушка, а пожилая дама, довольно интересная, скажем так.

КУЗЬМИНА: Что для вас приход весны в Москву, в ваш город?

СТЕБЛОВ: Ну, это вообще счастье! Во-первых, жена успокоится, она очень не любит холод, ее все время тянет в дальние страны... Ну, вообще весна, это не только приход весны в Москву, а вообще приход весны - это всегда надежда, всегда предчувствие счастья. Вообще предчувствие счастье гораздо более ценно, чем само счастье, когда оно приходит. И вот это вот предощущение праздника, какой-то открытости к новым встречам, к миру, к миру, вот так шире скажем.

КУЗЬМИНА: Но все это почувствовать есть возможность только у нас практически.

СТАХОВСКИЙ: Почему?

КУЗЬМИНА: Потому что, например, есть места в мире, где нет смены сезонов яркой, ты не можешь пережить вот это предчувствие.

СТЕБЛОВ: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: Да, есть места, где нет лета, а есть места, где нет зимы, какой-то такой человеческой.

КУЗЬМИНА: Абсолютно точно.

СТЕБЛОВ: Да-да-да, конечно.

КУЗЬМИНА: Мы счастливые люди!

СТЕБЛОВ: Мы счастливые люди, да.

СТАХОВСКИЙ: Да, у нас разнообразие, видишь, все хорошо.

СТЕБЛОВ: Да.

СТАХОВСКИЙ: Какая у вас сейчас цель в жизни?

СТЕБЛОВ: Да, господи! С миром в душе жить.

СТАХОВСКИЙ: И все будет хорошо.

СТЕБЛОВ: Смирение, смирение. Вот смирение, слово "смирение", это очень сложно достичь смирения.  А по сути дела - это все воспринимать с миром. С миром в душе. Вот эта достойная, на мой взгляд, цель. А все остальное приложится.

СТАХОВСКИЙ: Вот здесь, пожалуй, мы и поставим не точку, но такую жирную запятую.

КУЗЬМИНА: С наступающим вас праздником!

СТЕБЛОВ: И вас так же.

КУЗЬМИНА: Спасибо вам большое.

СТАХОВСКИЙ: Евгений Стеблов был у нас  в гостях. Спасибо большое, удачи и до новой встречи!

СТЕБЛОВ: Спасибо вам.

КУЗЬМИНА: Счастливо!