Профитроли Ольга Кормухина и Алексей Белов

СТАХОВСКИЙ: Всем доброго дня. Шоу "Профитроли", Вера Кузьмина и Евгений Стаховский. И "Школьная анкета" - программа, в которую к нам обычно приходят люди, не нуждающиеся в особом представлении. И тем не менее. Ольга Кормухина. Добрый день.

КОРМУХИНА: Добрый, надеюсь.

СТАХОВСКИЙ: Ну, конечно, добрый, а как же. Вы не одна…

КОРМУХИНА: Да я давно уже не одна. Давно уже не курю, и давно не одна.

КУЗЬМИНА: Алексей Белов, друзья мои.

БЕЛОВ: Да. Добрый день.

СТАХОВСКИЙ: Но начнем с Ольги Борисовны все-таки. Ольга Борисовна Кормухина, день рождения - 1 июня, место рождения - Горький.

КОРМУХИНА: Давайте просто Ольга.

СТАХОВСКИЙ: Российская певица. Горький - это Нижний Новгород же сейчас, да?

КОРМУХИНА: Да.

СТАХОВСКИЙ: А какое у вас самое раннее впечатление о себе в рамках этого города?

КОРМУХИНА: Оно у меня не в рамках, я вообще рамок не терплю с детства.

СТАХОВСКИЙ: Хорошо, не в рамках.

КОРМУХИНА: Как ни странно, у меня первое воспоминание очень раннее. Все, в смысле родители, удивлялись, как я могла это помнить. Они очень недолго жили на съемной квартире, это был частный домик небольшой, я этого знать не могла. Я в детстве им сказала, что я помню себя, я помню одеяло такое стеганое, я помню бантик, ленту. Вот сейчас не помню цвет, а тогда я им сказала, какой цвет. Я помню, как бы я вижу себя со стороны, вижу, как папа со мной гуляет вдоль деревянного забора. Они говорят: ты не могла это просто помнить, видеть. А вот я помню. И это так сильно врезалось в память, что остальное как-то всё подзабылось. И еще очень сильное впечатление, воспоминание. У нас там высокая гора, мы жили в горной части - там, где сливаются Ока и Волга, там один берег очень крутой, и там где-то примерно километр карабкаться по очень крутому склону. Я воспитывала в себе мужество и боролась со страхом высоты, который у меня был. И я лазила по этим горам, причем, когда я оглядывалась вниз, было страшно смотреть, ужасно было страшно, я цеплялась за травинки, за кустики. А когда поднималась наверх, это было такое неописуемое счастье, такой победы жуткой над собой. Я с тех пор все время ставлю себе такие планки, которые бы заставляли меня побеждать саму себя, это самое увлекательное занятие в жизни. Но первое впечатление было из детства.

СТАХОВСКИЙ: Побеждать саму себя?

КОРМУХИНА: Саму себя.

СТАХОВСКИЙ: То есть не было даже в глубокой юности вот этого ощущения конкуренции с кем-то? Конкуренция только с самой собой?

КОРМУХИНА: Ой, вы знаете, мне кажется, это было немножко по-другому как-то, это было больше в игре. Вот не было такого жестокого желания кого-то там переплюнуть или победить, всегда прежде всего надо было доказать самой себе, что ты делаешь правильно, что ты делаешь круто. И вот Леша свидетель, у нас самые большие, единственные споры такие горячие, которые у нас бывают, всегда бывают только из-за творчества. Когда он говорит: "Всё клево!" А я говорю: «Нет, мы будем делать до тех пор, пока я не скажу "клево"». Вот у меня внутренний цензор сидит такой, который меня очень жестко контролирует.

КУЗЬМИНА: Очень хочется на конкретном примере. Все мы помним закрытие Олимпийских игр и вашу общую историю "Moscow Calling". Были какие-то споры по поводу того, как это будет звучать, как это будет преподнесено?

КОРМУХИНА: Абсолютно. Здесь Алексей... Понимаете, в чем дело, у меня, конечно, характер такой непростой, в шоу-бизнесе на него жалуются, но он мне сослужил прекрасную службу: я как шла своим путем, так и иду, меня никто не свернет с него. И, может быть, в этом и секрет успеха. Я не специально это делаю, просто я не могу иначе. Вот. А что касается творчества, надо четко понимать, что послушание, особенно для женщины, великая вещь, и особенно послушание продюсеру, который уже имеет огромный опыт, у которого есть за спиной несколько успешных альбомов, причем во всем мире успешных, которые продаются до сих пор. Ну это надо быть идиоткой, чтобы спорить. Особенно песня, которая уже мировой хит много-много лет. И вы бы видели - там же, по-моему, англичане или американцы снимали закрытие…

БЕЛОВ: И те, и другие, по-моему.

КОРМУХИНА: Они ни слова не понимали по-русски, но когда мы запели "Moscow Calling", они все пели вместе с нами, все плясали, все пели, негры, все англичане. Хотя они очень такие чопорные были, казалось, что им вообще всё фиолетово здесь.

СТАХОВСКИЙ: Надо просто красиво сделать программу, да.

КОРМУХИНА: Но когда зазвучала эта песня, все завелись. Это очень круто, это очень здорово. И знаете, что самое было классное? Не то, что англичане завелись, а то, когда мы выходили после закрытия, и выходила вот эта масса детей, которые сидели на трибунах, и они кричали: "Вы крутые! Слава России! Россия - круто!" Понимаете, вот где была самая гордость, что мы, как говорится, не ударили в грязь лицом.

КУЗЬМИНА: Надо сказать, большое спасибо, эта песня есть в ротации у нас после того…

КОРМУХИНА: Да, вам спасибо.

КУЗЬМИНА: Да, и люди, мои друзья по крайней мере, говорят: слушайте, начало всем известно, и потом вдруг развитие совершенно новое.

КОРМУХИНА: Есть на русском языке полный вариант, просто для Олимпиады мы сделали...

КУЗЬМИНА: Международный вариант.

БЕЛОВ: Нас попросили.

СТАХОВСКИЙ: Но все равно, в этом есть какой-то момент опять же возрождения, потому что была такая информация про то, что сейчас как раз Алексей является автором основного количества ваших новых песен.

КОРМУХИНА: Конечно. Практически всех. Вот.

СТАХОВСКИЙ: Потому что очень многие люди, конечно, помнят то, что было сделано когда-то. Как так случилось, вообще откуда случился у вас этот союз изначально?

КОРМУХИНА: С небес. Откуда всё хорошее случается на земле - с небес. И музыка хорошая оттуда.

СТАХОВСКИЙ: Ну это понятно. Но вы помните, как вы познакомились?

КОРМУХИНА: Мы?

СТАХОВСКИЙ: Да.

БЕЛОВ: Это как в бреду было, я ничего не помню. Шутка.

КОРМУХИНА: А я тоже была в бреду, реально, потому что у меня была температура, я была под действием таблеток и вообще не соображала.

СТАХОВСКИЙ: Сколько лет назад?

БЕЛОВ: Почти 16 лет.

КОРМУХИНА: Меня там с дорожки прогоняли. Там шел патриарх, все митрополиты, а я не могла уйти с дорожки, я не понимала, почему меня прогоняют. Только когда я уже увидела всю эту процессию, я сказала: ну ладно... Почему-то я так сказала. Я год готовилась, мне же был предсказан он за год...

СТАХОВСКИЙ: Вот это же очень интересно.

КОРМУХИНА: Ну, мой духовный отец - старец отец Николай Гурьянов, известный старец такой, его называют Серафимом Саровским наших дней. Он уже, к сожалению, отошел к Господу в 2002 году. Вот. Я к нему попала в результате многих-многих жизненных перипетий и духовных исканий и, в общем-то, нашла там свою духовную родину, воспряла, можно сказать, заново. Хотя я не была там убита или что-то подломлена, нет, ни в коем случае, я и к Богу пришла не от горя, а от радости от большой. Но факт тот, что там моя душа успокоилась, я нашла ту истину, которую искала, я ее увидела в этом человеке. Когда ты стояла перед ним, ты видела: вот это - истина, вот это - Евангелие ходячее. И он мне предсказал Алексея. Но я была не готова к замужеству, как-то мне хотелось уединения, я уже нашла в этом свое счастье. Для меня было тяжело очень, я целый год готовилась. И вот в этот день по странному стечению обстоятельств, когда я попала в монастырь Даниловский, я вдруг сказала: ну всё, готова, давайте мужа. И через 15 минут он был подан мне на ступеньках храма. Ровно через 15 минут, да.

БЕЛОВ: А я в это время дома сидел, чай пил, и вдруг раз - на ступеньках храма...

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно оказался.

КОРМУХИНА: Знаете, были такие сестры Базыкины, две близняшки, и вот они давали как-то интервью, и их спрашивают: а где вы родились? Одна говорит: "Я родилась в Бердянске". А разница у них в 20 минут. Другая на нее посмотрела и говорит: "А я в Риге"...

КУЗЬМИНА: А что вы знали друг о друге до знакомства? И были ли вы знакомы раньше?

БЕЛОВ: Мы не были знакомы, но мы знали друг о друге.

КОРМУХИНА: От Коли Носкова.

БЕЛОВ: Да, "Парк Горького" буквально перед самым отъездом в Америку, у нас репетиционная база была в Парке Горького, и как-то приходит Коля Носков, то ли кассету он принес, то ли еще что-то, и он говорит: "У нас певица появилась, поет как Тина Тернер. А я у нее любимый певец". Вот это я запомнил. И всё. И потом, когда мы уехали первый раз, мы же думали, что мы приедем через две-три недели из тура, потом опять уедем, потом опять, так будем приезжать домой и уезжать. А приехали мы первый раз через пять лет, так сложились обстоятельства, в тур уже в Россию приехали. Мы уезжали из одной страны, из страны, наполненной оптимизмом, тогда еще был Советский Союз…

КОРМУХИНА: Перестройка была, воодушевление.

БЕЛОВ: Перестройка, всё, да. Нет, оптимизм был фантастический просто.

КОРМУХИНА: Да.

БЕЛОВ: Мне сейчас лица людей в Крыму - а мы были в Крыму перед референдумом - напоминали лица людей тогда в Советском Союзе. А приехали в 1994 году в страну, такое впечатление было, что ее залили свинцом просто, такая депрессия кругом была. А нам сделали тур там в 25 городов, что ли, по СНГ по всему, по Прибалтике. И больше всего меня удивило состояние музыки. Я когда садился в машину, и не только в машине, везде, что играло, я не мог узнать, потому что, когда мы уезжали, радио было другое. Много новых групп появлялось, там "Наутилус" появился и много, много. И вдруг всё преобразилось, какой-то ужас тихий, помойка такая, и я кричал: "Выключите, я не могу это слушать!" Там-то у меня было две радиостанции или три, которые я слушал, больше не нужно было просто. И я спросил: "А где вот певица? Мы, когда уезжали, была такая..." Мне кто-то говорит: "Она исчезла", а кто-то говорит: "Она в монастырь ушла".

КОРМУХИНА: А кто-то сказал: "Спилась". Что ты, говори правду...

БЕЛОВ: Ну да, что-то такое было.

КОРМУХИНА: Такие две противоположные... Кому что ближе, наверное.

БЕЛОВ: И тут вдруг я вижу девушку, Ольга меня окликнула, я смотрю: девушка в платочке стоит.

КОРМУХИНА: Я говорю: здравствуйте. Причем я три раза отруливала, я думала: искушение, искушение… Я его узнала сразу, и три раза я уходила. А потом уже думаю: ну всё, должен уйти. Мы специально задержались с подругой в храме, минут, наверное, десять прошло, я выхожу, а он стоит. Я думаю: ну всё, три испытания прошло... И говорю: "Здравствуйте, вы Леша Белов из "Парка Горького"?" - "Да". - Я говорю: "А я Оля Кормухина". И тут он говорит: "Как интересно..." И до сих пор я запомнила эти слова почему-то...

СТАХОВСКИЙ: Как интересно.

КУЗЬМИНА: Ну, если обращать внимание на вот те самые знаки, на подсказки, на всё, всё вело к тому, что вы должны были быть вместе.

КОРМУХИНА: На самом деле я стремилась очень к этой встрече, еще в 1986 году умоляла буквально с ним познакомить.

БЕЛОВ: Мы в соседних детских садах были...

КОРМУХИНА: И в тот самый день мы пришли уже туда, где они играли, сейчас бы это назвали клубом, такой ночной ресторан был в Салтыковке, модное место такое, там Мазаев был, по-моему...

БЕЛОВ: Да, мы с Мазаевым играли.

КУЗЬМИНА: А вот что было после того...

КОРМУХИНА: Ну и я там, короче говоря, чуть не наехала на бандитов, с которыми они накануне очень круто разбирались. Прибежал администратор и говорит: уводите срочно Олю...

СТАХОВСКИЙ: Ольга Кормухина сегодня у нас в гостях и Алексей Белов. Оля, у вас же, если я правильно помню, Гнесинка с красным дипломом, да?

КОРМУХИНА: Да у меня много чего за плечами: архитектура, Гнесинка и уже и ВГИК.

КУЗЬМИНА: И режиссура, конечно.

КОРМУХИНА: Да.

СТАХОВСКИЙ: И уже и ВГИК. А почему...

КОРМУХИНА: Ну, люблю учиться. Как Паустовский говорил: 30 лет учиться, 30 лет путешествовать, а остальные 10 лет писать. Вот если учесть, что я 30 лет так и так путешествую по ходу, плюс параллельно учусь, то я как бы всю жизнь учусь экстерном.

СТАХОВСКИЙ: И до сих пор, и сейчас что-то такое происходит в жизни, в обучении?

КОРМУХИНА: Ну, сейчас мы учимся быть папой и мамой постоянно, круглосуточно.

СТАХОВСКИЙ: Это самое главное?

КОРМУХИНА: Да, причем у девочки, у которой переходный возраст, это, я вам скажу, покруче рок-н-ролла.

СТАХОВСКИЙ: А что самое главное в воспитании детей, девочек в особенности?

КОРМУХИНА: Вы знаете, наверное, все-таки ненавязчивая пропаганда истинных ценностей и, так скажем, правильное понятие дать вообще о девичестве, о женственности, о месте женщины вообще в жизни.

КУЗЬМИНА: Как вы выбрали такое неординарное имя для дочки?

КОРМУХИНА: Мы не выбирали, оно тоже благословленное.

КУЗЬМИНА: Анатолия?

КОРМУХИНА: Да. У нас вообще всё просто. Вообще, на самом деле гораздо проще слушаться мудрых людей, это сокращает путь. Ну, кому-то нравится ходить кругами, мне лично - нет. Я не считаю, что нормальные герои идут в обход, я всегда напрямки хожу, как бы это ни было опасно, и выигрываю.

СТАХОВСКИЙ: То есть вы рисковая такая женщина?

КОРМУХИНА: Нет, я не ради риска. Вы знаете, кстати говоря, в начале 90-х - я тогда толком-то и не понимала, что происходит, это потом я уже задним числом сообразила: пошла вот эта дележка шоу-бизнеса, когда его подминали под себя всякие там криминальные структуры, - меня тоже пригласили для собеседования к человеку, который был самым крутым, самым крупным, как бы сказать, владельцем артистов, прямо вот натурально. Пускай это вас не пугает, не удивляет и пусть не возмущает никого, это действительно так.

СТАХОВСКИЙ: Это было время такое, конечно, мы все знаем о нем.

КОРМУХИНА: Вот. И я пришла к нему, выслушала, он мне сказал: я готов вложить в тебя столько, ты долгоиграющая звезда, это будет вообще №1. И тут я ему задаю вопрос. Я-то, прежде чем придти по-нормальному в нашу истинную, как говорится, в Русскую православную церковь, я колбасилась прилично по всяким духовным практикам, вот, и причем так изучала, и в астрал даже выходила... дура! Короче говоря, по башке я получила серьезно разочек в этом астрале, поэтому никому не советую серьезно увлекаться. Вот. И тут в конце этого замечательного, заманчивого разговора я ему вдруг говорю: "А как вы к карме относитесь?" Ну, для меня это было понятие совести или тех же заповедей, да, то есть кодекс чести, что называется…

СТАХОВСКИЙ: Ну, конечно, да.

КУЗЬМИНА: А он говорит: а это что?

КОРМУХИНА: А он говорит: да никак. Я говорю: а как я с вами тогда работать буду? Досвидос... И сделала "досвидос". Причем не было никаких последствий мне потом, я так же и работала как бы. Просто когда я стала видеть уже, что происходит, сначала мне стало грустно, потом мне стало скучно, а потом я в 1993-м поняла, что вообще надо остановиться и подумать, что же происходит-то вообще со страной, в этой связи и со мной, потому что с человеком не может ничего не происходить, если происходит со страной, мы не живем в вакууме.

СТАХОВСКИЙ: Конечно. То есть Кормухина в тот момент выпала из этого музыкального информационного поля, в общем...

КОРМУХИНА: Это поле выпало из жизни, вот честно так скажем, это поле. Не надо думать...

СТАХОВСКИЙ: Да, может быть. То есть просто вы с ним разошлись как-то, вы разошлись с полем.

КОРМУХИНА: Вы знаете, я не помню, кто из великих сказал, что этот мир двигают вперед одиночки, одиночки.

СТАХОВСКИЙ: Это понятно.

КОРМУХИНА: И вот для того, чтобы остаться одиночкой, надо было отгрести тогда от шоу-бизнеса. И скажите мне, что я не права, вот скажите мне, что я не права?

СТАХОВСКИЙ: Ну, может, и права, да.

КОРМУХИНА: Без "может" права. Потому что сохраниться...

СТАХОВСКИЙ: Сейчас бы, может, была в числе вот тех, кого мы уже и не помним.

КОРМУХИНА: А дело не в этом. И крутилась бы, поверьте мне. На самом деле быть популярным очень просто, ничего сложного в этом нет.

КУЗЬМИНА: А расскажите, ведь сейчас такое количество...

КОРМУХИНА: Ну как я это расскажу? Я это показала уже два раза, чего вам еще рассказывать? Я, может быть, амбициозно говорю, но я говорю прямо, как я чувствую, оно так есть, ребята, я констатирую только факты, хотите - обижайтесь, хотите - смейтесь, хотите там, я не знаю, возмущайтесь, но это так. Когда меня просят о мастер-классах, я говорю: я не знаю, как вам рассказать, я могу только показать, как петь. Не быть популярным - я знаю, как заставить себя слушать. Это очень просто: надо быть самим собой, и всё. У тебя всегда будут единомышленники, но надо твердо стоять на своих позициях и не сгибаться. Вот есть такой тонкий момент: понятно, чтобы свои идеи по крайней мере обозначить, да, тем более для большого количества людей, надо, чтобы тебя услышали…

СТАХОВСКИЙ: Но вот это же самое главное и самое сложное.

КОРМУХИНА: Да. А услышать тебя могут, как говорится, из такого широкого понятия, как СМИ. Но чтобы СМИ тебя заметили, либо надо их сильно проплатить, либо сильно заинтересовать, либо удивить чем-то.

СТАХОВСКИЙ: Либо найти единомышленников.

КОРМУХИНА: Да. Но так и так это все равно попадает под эту статью единомышленников, понятно. Но понимаете, какая штука, чем удивить можно в наше время наши СМИ?

СТАХОВСКИЙ: Да почти ничем.

КОРМУХИНА: Чем их можно увлечь? Они такие уже все... всё фиолетово.

КУЗЬМИНА: У нас удивляют только парни, прибивающие себя к брусчатке где-нибудь.

СТАХОВСКИЙ: Да и то не очень.

КУЗЬМИНА: И то ненадолго.

КОРМУХИНА: Ненадолго.

БЕЛОВ: Долго не просидишь...

КОРМУХИНА: Так вот, я вам скажу. Меня больше всего удивляют люди, которые берут высокую планку (высокую - я не говорю, что там выше всех, высокую - лично для этого человека) и постоянно к ней тянутся. Постоянство - вот что самое удивительное в мире.

СТАХОВСКИЙ: Постоянство устремлений?

КОРМУХИНА: Потому что мы видели многих кумиров, многих, которые туда кидались, сюда кидались. И у меня был такой период, я тоже была своего рода лидером и мощным лидером, за мной шли очень многие. Но когда я увидела вот эту бьющуюся в истерике толпу, когда я уже стала очень популярной… Это было нетрудно - с сильной харизмой, с крепким голосом, с интересным репертуаром, я нравилась журналистам, телевизионщикам, просто потому, что, наверное, искренняя очень была всегда и не боялась ничего, экспериментировать в том числе, выглядеть как-то нелепо, не боялась.

СТАХОВСКИЙ: Ну вы же говорите, мотало, мотало вас в разные стороны, но потом как-то...

КОРМУХИНА: Меня не мотало, нет, я шла вот этим путем, и вдруг я увидела результат: вот эти бьющиеся в истерике люди, которые чуть ли не в кровь даже иногда себе голову об сцену разбивали. Я думаю: так, вот этого я хотела разве? Я этого не хочу. Это не то, чему меня учила семья - я из хорошей семьи, понимаете, - это не то, что я читала и что мне нравится в этой жизни, я хочу другого. А здесь уже надо подумать и поискать. Ну и вот пошел, собственно, путь переосмысления…

СТАХОВСКИЙ: Чего же в конце концов я хочу, да?

КОРМУХИНА: Да. Потому что, знаете, любой ценой популярности и известности мне лично не надо.

СТАХОВСКИЙ: Это не ваш путь. Где сейчас чаще приходится бывать? Все-таки в Москве, за границей, в каких-то российских городах? Что в этом смысле происходит, что вы видите сейчас вокруг себя больше?

КОРМУХИНА: В России, мне кажется, очень большое воодушевление, да, Леша?

БЕЛОВ: Да.

КОРМУХИНА: Во всех городах. Вот сейчас Леша, он последний как бы проехался, был в Белоруссии буквально на днях. Не отмалчивайся.

СТАХОВСКИЙ: В Белоруссии чемпионат мира по хоккею сейчас, им ни до чего больше.

БЕЛОВ: Да-да-да. Нет, видно, что у нас какой-то очень большой патриотический подъем последнее время, начиная с Олимпиады, потом присоединение Крыма, и народ очень воодушевлен, давно такого не было. Когда мы были с Ольгой на Олимпиаде в Ванкувере, там, конечно, было всё ужасно.

СТАХОВСКИЙ: В смысле? Что ужасно?

БЕЛОВ: Регресс.

КОРМУХИНА: Да даже иностранцы жаловались, они прямо чуть не плакали, говорят: неинтересная Олимпиада, у русских духа нет. Мы привыкли бороться...

БЕЛОВ: Были такие слова, да.

КОРМУХИНА: Были такие слова. Говорят: они даже не радовались победам, искренне не радовались. Так было стыдно, что именно сочувствуют, ужасно...

СТАХОВСКИЙ: А, вы про русских спортсменов говорите, а не про Олимпиаду?

КОРМУХИНА: Нет, это иностранцы говорили везде – в ресторанах, на улицах. Нас узнавали, мы там работали не только в Русском доме, мы там работали и на больших сценах, особенно Леша.

БЕЛОВ: Фестивали, да.

КОРМУХИНА: Приезжали даже из Америки послушать хиты "Парка"…

БЕЛОВ: В общем, регресс наш был, российский, нашего спорта там страшный, конечно. И даже президент не приехал с премьер-министром, хотя для них приготовили в Русском доме огромную комнату со всякой аппаратурой телевизионной. И вот за четыре года просто кардинальный перелом такой произошел, на Олимпиаде был фантастический духовный подъем.

КОРМУХИНА: И сейчас даже иностранцы на Олимпиаде как-то веселее намного выглядели, чем в Ванкувере.

КУЗЬМИНА: Смотрите, как интересно, мы сегодня два периода вспомнили - возвращение "Парка Горького" с гастролей тех, пятилетних, и тут вдруг тоже произошло какое-то возвращение, только в обратную сторону.

БЕЛОВ: Да-да-да.

КУЗЬМИНА: Здесь - с воодушевлением и с чем-то новым и явно подающим надежды на то, что всё будет хорошо.

БЕЛОВ: Конечно.

СТАХОВСКИЙ: Да. А что происходит с "Парком", кстати, сейчас? Что в группе?

БЕЛОВ: Ну, мы работаем каждый сам по себе очень много, и несколько раз в год собираемся и играем какие-то такие, в большей степени...

КОРМУХИНА: Одиозные какие-то...

СТАХОВСКИЙ: Ностальгические концерты?

КОРМУХИНА: Нет, одиозные концерты.

БЕЛОВ: Либо одиозные концерты, нет, не ностальгические, нет. Как правило, это какое-то такое коммерческое мероприятие, либо одиозное, либо еще что-то такое. Ну, раза три-четыре в год, не чаще, всем составом.

КОРМУХИНА: Лешка, он скромничает. Я вот, прости, перебью, просто он никогда этого не скажет, а я скажу…

СТАХОВСКИЙ: Вот и хорошо.

КОРМУХИНА: У него очень много музыки, которая действительно очень яркая, и она очень русская. Мы когда делали альбом...

СТАХОВСКИЙ: Ваш?

КОРМУХИНА: Да, делали вообще просто суперские саунд-продюсеры - англичанин и финн. На русском языке. И написал парень этот, саунд-продюсер: "У меня такое ощущение, что мы стоим на пороге чего-то великого".

БЕЛОВ: Он выпил, наверное, перед этим...

КОРМУХИНА: Он скромный, а на самом деле такой музыки ждут от русских в мире. Потому что самые ротируемые, я всегда повторяю, самые ротируемые композиторы в мире - это Чайковский, Рахманинов, это наши композиторы, Стравинский. Только четвертое и пятое места занимают Моцарт и Бах. Четвертое и пятое, представляете? И такой провал в современной музыке...

СТАХОВСКИЙ: Ну, это понятно, что круче Чайковского-то композитора нету, конечно, да, да.

КОРМУХИНА: Вот. А поскольку Леша, он очень любит и знает хорошо эту музыку и, так сказать... наследник по прямой, мы стараемся, чтобы люди слышали вот эти корни наши, он вставляет частенько, то Мусоргского вставит, то Шостаковича сейчас вот, очень мощно.

БЕЛОВ: На самом деле за границей большой интерес, я имею в виду не у самого шоу-бизнеса, сам шоу-бизнес - это такая страшная машина, мы в полной мере соприкоснулись с ней, а у людей, даже у тех, кто в шоу-бизнесе. И, как правило, там есть люди довольно утонченные. Вот мы дружили с Фрэнком Заппой, это фантастический совершенно музыкант был.

КОРМУХИНА: Кумир кумиров.

БЕЛОВ: Он проявил к нам такое отеческое отношение. И там многие очень хорошо знают музыку. И вот мы даже, так сказать, на пороге нашего приезда в Америку, когда у нас уже было всё готово, большая часть музыки, она была очень фирменная, что ли, тогда, очень злободневная, но она была, честно сказать, довольно американская такая, которую играл "Парк Горького", на уровне демо. И я помню, все приезжали, продюсеры разные и прочие, все, кто хотел участвовать в этом, и все говорили: здорово. Даже мегапродюсер, который записал с нами бесплатно пять наших песен в своей студии - Брюс Фейрбейрн, это продюсер Aerosmith, Bon Jovi, AC/DC, Bryan Adams - ну, там кого только не было у него, он даже говорил: "А почему вы эту песню не хотите делать?" Он слышал всё наше демо. Мы говорим: "Она похожа на Van Halen". - "Ну так это здорово!" - "Нет, мы хотим..." Вот тогда у нас уже начался этот перелом.

А начался он с чего? В Москву приехал довольно скромный продюсер, он был такой металлист, но очень музыкально образованный. И он послушал наше демо, послушал нас живьем, и он говорит: "Западу не нужен еще один Def Leppard, Западу не нужен еще один Bon Jovi. А у вас есть что-нибудь (вернее, он сначала послушал старые записи), у вас есть что-нибудь старое?" И я ему показал свои записи, которые я делал, так сказать, почти кулуарно, что ли. И в них были элементы додекафонии - музыки, которую любил Стравинский, основателем был, конечно, Шенберг, и в ней было очень много русского такого. Он говорит: "Вот, вот что нужно им, вот! Они этого не слышали, им это нужно. Вам нужно ярко". И мы быстро, уже будучи в Соединенных Штатах, мы стали переламывать. И половину работы нам удалось сделать, половину мы оставили все-таки того, что было.

КУЗЬМИНА: То есть наше представление о том, что им нужно, было совершенно другим.

БЕЛОВ: Другим, да-да-да. И им на самом деле не нужно что-то вторичное, им нужно...

СТАХОВСКИЙ: Ну, конечно, всегда новый материал, чтобы это было интересно, причем с какими-то своими внутренними переживаниями.

БЕЛОВ: Да-да-да, яркий, да-да, абсолютно, да.

СТАХОВСКИЙ: И опять же с переживаниями как личными, так и музыкальными переживаниями, безусловно. Вы же сказали, естественно, я согласен с вами, что и Чайковский, и Шостакович, и Прокофьев, и Стравинский, и многие другие наши композиторы, безусловно, популярны в академической, но в первую очередь в академической среде, ведь согласитесь.

БЕЛОВ: Да-да-да.

КОРМУХИНА: Вот самое трудное, пришли мы к тому, помните, вы говорили, как стать популярной и так далее? У нас самая трудность не в том, как заставить слушать, а в том, как... Лешка, он сейчас будет кричать на меня, но он великий композитор, реально! И он пишет музыку. Я же со многими композиторами самыми крутыми работала, но это же была мука, мука, всё приходилось с такими боями вообще...

КУЗЬМИНА: Отстаивать.

КОРМУХИНА: Продвигать какие-то идеи, я как вспомню, а он... И причем там показывали песню, натыкивая пальцем на клавишах, с невразумительной гармонией, не то чтобы там записать. А он сразу оркестром мыслит. И я, когда это увидела: вот, вот так должно писаться, так писали все композиторы нормальные, понимаете, великие, так должен работать настоящий композитор. Был очень смешной случай, когда Леша делал саундтрек к одному совместному с американцами фильму, там было задание такое, на минуточку, такое немножко странное: режиссер попросил, чтобы это была смесь восточной этники, русской этники и Питера Гэбриэла. Самое интересное, что у Лешки гениально это всё получилось. Но там возникла проблема, позвонил продюсер и говорит: ты че творишь, ты чего, режиссеру башку свихнуло, он начал мне искусство снимать вместо блокбастера...

БЕЛОВ: Нет-нет, он начал монтировать искусство, он говорит.

КОРМУХИНА: Искусство, да. Вместо блокбастера...

КУЗЬМИНА: Вот таким образом композитор влияет на...

СТАХОВСКИЙ: Повлиял на ход всего этого повествования.

КОРМУХИНА: Да, музыка правду говорит.

БЕЛОВ: Его уволили, режиссера, и я очень жалел на самом деле об этом.

КОРМУХИНА: Поменяли. А хороший, кстати, режиссер, правда был талантливый.

СТАХОВСКИЙ: Слушайте, Алексей, так, может, вам как-то уже, я не знаю, глэм-рок-оперу написать в конце концов?

КОРМУХИНА: Вот, давайте! Нет, не надо никаких глэм-опер. У него лежат песни, такие классные песни серьезные. Сейчас уже публика начинает созревать для того, чтобы слушать действительно настоящую музыку, с настоящими глубокими текстами на родном языке, уже соскучились. Вот даже, извините, такой, может быть, немножко неожиданный пример приведу. Но вот недавно я в "Достоянии республики" Леонтьева спела забытую песню "Там, в сентябре" великого Тухманова. Кстати, Лешка тоже его очень уважает, они вместе работали тогда. И я думаю, что Тухманов, наверное, много чему тебя научил, Леша.

БЕЛОВ: Да, очень много, да.

КОРМУХИНА: Подход такой правильный. И я спела "Там, в сентябре", и Вадим Пономарев, это NEWSmuz, он говорит: я думал, что я буду в жестоком меньшинстве, когда проголосую. Но проголосовала вся студия, потом и весь народ. А песня-то сложнейшая. Леонтьев сам сказал, что он ее несколько раз пытался записывать, то есть далеко не с первого захода он ее записал. То есть, видите, уже созревает вот это желание настоящего.

СТАХОВСКИЙ: Да, пойти куда-то дальше.

КУЗЬМИНА: Мы столько говорим о музыке, друзья мои, что нам пора спеть. И у нас есть что, между прочим. В двух словах.

КОРМУХИНА: Давайте знаете что споем? То, что вчера на Поклонной горе вызвало очень сильные эмоции, и у меня просто вся "личка" забита.

СТАХОВСКИЙ: Что это за песня?

КОРМУХИНА: Это новая интерпретация, я считаю, что великой песни Цоя "Кукушка", которая будет вечно, потому что это честная такая песня, она про нас, про бойцов невидимого фронта.

СТАХОВСКИЙ: Конечно, да, да. А она же вошла в том числе и в альбом ваш последний?

КОРМУХИНА: Да, да, да.

СТАХОВСКИЙ: И назывался он?

КОРМУХИНА: "Падаю в небо".

КУЗЬМИНА: Вы же с ним ездили по городам и весям. Как встречали новый альбом, и в том числе эту песню?

КОРМУХИНА: Вообще стоя, стоя. Пел весь зал. Да и вообще, когда я поехала, удивительно было, но многие пели практически весь альбом наизусть. И он очень востребован. Вы представляете, вот мы сейчас посчитали, когда мы его выпускали, Леша посоветовался с руководителем, как она называется, "Навигатора", которая выпускает все роковые...

КУЗЬМИНА: Navigator Records, да, знаем, конечно, эту компанию.

КОРМУХИНА: Да, да. Он говорит: "Я вот рискнул, сейчас Шевчуку 2 тысячи альбомов напечатал..." А когда мы стали разговаривать с людьми, которые это делают, они говорят: напечатайте 10 тысяч, потому что разница будет небольшая за счет тиража. И мы напечатали 10 тысяч, думаем, в конце концов раздадим там или что. У нас очень мало осталось реально альбомов, дай бог, тысяча альбомов осталась от этого огромного тиража. И он уходит, у нас организаторы в городах были в шоке, когда мы коробками выкладывали, когда они узнавали, что цена 500 (но она не окупит никогда этих затрат, конечно, все равно), и когда их не хватало... Они были в шоке, организаторы, потому что говорят: у нас по 300 штук уходят 10-20 альбомов. А это сотнями, и не хватало людям.

КУЗЬМИНА: Но ведь это же диск, это пластинка, то есть сейчас уже практически...

КОРМУХИНА: Люди очень долго ждали его.

КУЗЬМИНА: А, тогда да.

КОРМУХИНА: Знаете, как писали? Выпускайте только дорогой, только DigiBook, мы мечтали об этом 20 лет и хотим придти и снять...

СТАХОВСКИЙ: Мне все-таки интересны какие-то ваши собственные переживания по этому поводу, потому что действительно ведь со стороны было вот это не только ощущение, но действительно и факт, что вы сильно выступили в конце 80-х - начале 90-х, а потом на 20 лет куда-то пропали. И потом вдруг раз - состоялось...

КОРМУХИНА: Ну, не на двадцать, поменьше, на пятнадцать...

СТАХОВСКИЙ: Ну, приблизительно, я образно говорю, да. И потом состоялось в общем и целом триумфальное возвращение. Ваше собственное ощущение от этого? Даже 15 лет это большой срок...

КОРМУХИНА: Вы знаете, дело в том, что...

СТАХОВСКИЙ: А вдруг получается, что люди вас помнят и готовы заново...

КОРМУХИНА: Не просто...

СТАХОВСКИЙ: Да, и любят и говорят: о, наконец-то...

КОРМУХИНА: Я почувствовала, что любят, я почувствовала, что любят и ждут.

СТАХОВСКИЙ: Вот ваше личное-то чувство по этому поводу?

КОРМУХИНА: Я не имела права не вернуться, в принципе меня и вернули люди, хотя, собственно, я хотела ребенку своему дать детство такое полноценное, чтобы мама была рядом, вот. Но сейчас уже можно, она уже довольно взросленькая. Дело-то не в этом. Дело в том, что время, наверное, пришло, как в моей песне старой поется, время пришло для этих песен. И вот смотрите, какая интересная штука получилась: золотой фонд проекта "Голос" - 60 песен, включая мировые хиты, и там две моих песни. Причем одна новая, с альбома. То есть они настолько востребованы... И смотрите, взрослый "Голос" и детский "Голос" - оба выходят в финал с этой песней. И голосует за них страшное количество людей, потому что...

СТАХОВСКИЙ: Песни хорошие.

КОРМУХИНА: Потому что эта песня... вы знаете, тут вот недавно кто-то из журналистов сказал, наверное, самый большой комплимент: "Ольга, если бы Россия запела, она бы запела твоим голосом". Вот это было круто.

КУЗЬМИНА: Расскажите мне про концерт 5 июня, Московский Международный дом музыки.

КОРМУХИНА: Ну, что сказать? Я могу только констатировать факт, что он состоится, что он будет очень крутой, я уверена.

КУЗЬМИНА: The best?

КОРМУХИНА: С оркестром, the best. Потому что там будут лучшие произведения мировые, лучшие произведения моих там разных лет. И лучшие голоса.

КУЗЬМИНА: В сопровождении симфонического оркестра Москвы "Русская филармония".

СТАХОВСКИЙ: То есть всё будет прямо серьезно.

КОРМУХИНА: Но он, правда, давно продан.

СТАХОВСКИЙ: Значит, надо собирать заново.

КОРМУХИНА: Да. Но я могу сказать, что будет, мы повторим, но уже с новым альбомом, я надеюсь, мы сейчас заканчиваем новый альбом, 1 марта в "Крокусе", в первый день весны.

КУЗЬМИНА: Вот и хорошо.

СТАХОВСКИЙ: Это уже в следующем году, в следующем году.

КОРМУХИНА: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: Спасибо большое. Ольга Кормухина была у нас сегодня в гостях.

КУЗЬМИНА: И Алексей Белов. Ребята, спасибо большое, что пришли.

СТАХОВСКИЙ: И мы успеваем послушать еще одну песню.

КОРМУХИНА: Ну и народная песня, ставшая народной, "Путь".

СТАХОВСКИЙ: Спасибо.

КОРМУХИНА: Спасибо народу. Народ, я люблю тебя!