Парк культуры и отдыха Петр Красилов и Сергей Алдонин

БАЧЕНИНА: Здравствуйте, друзья. И сегодня в гостях мы принимаем Сергея Алдонина, режиссера. Я бы сказала, еще и актера, потому что везде написано "режиссер", но, мне кажется, актер, режиссер-постановщик и т.д. и т.п. Доброе утро.

АЛДОНИН: Доброе утро.

БАЧЕНИНА: Я хочу сразу вам признаться, я ваша поклонница, и в первую очередь стала вашей поклонницей благодаря вашему голову. Мне кажется, это такой редкий окрас тембральный, а я вообще реактивна на голос мужской, потому что работа как-то приучила, что я, когда слышу именно этот тембр, такой с дребезжанием некоторым, я даже не знаю, как точнее обозначить, веду себя неадекватно порой, так что заранее прошу...

РАДЦИГ: Привяжите Машу к стулу, пожалуйста.

БАЧЕНИНА: Не надо привязывать, я взрослая тетенька.

РАДЦИГ: Тогда задай вопрос, чтобы и наши радиослушатели услышали голос.

АЛДОНИН: Я могу просто сказать, что у меня лет до 16-ти, ну до переломного момента, был очень высокий голос, и сломался он в один день, и стал вот таким. Меня никто не узнавал.

БАЧЕНИНА: Что, серьезно, прямо в один день?

АЛДОНИН: Да.

БАЧЕНИНА: Ничего себе!

АЛДОНИН: Вот такая странная вещь произошла.

РАДЦИГ: А вы используете голос свой? Ну, я имею в виду, активно так пользуетесь им?

БАЧЕНИНА: Да, я только хотела спросить, озвучка, какие-то вещи...

АЛДОНИН: Нет, в озвучке я не использую свой голос, хотя я бы что-нибудь, может, и озвучил. Но, по крайней мере, я знаю, что у меня очень запоминающийся тембр, и что мне невозможно  притвориться, меня по телефону все узнают.

РАДЦИГ: Нет, ну вот, допустим, Сергей Чонишвили, он это сделал своей профессией. То есть, несмотря на то, что он замечательный, блистательный актер в театре, я вот недавно совсем смотрел его очередную работу, но голос все-таки превалирует у него в работе.

АЛДОНИН: Я, конечно, извиняюсь, может быть, я кого-то обижу, но сейчас, когда актеры уходят в озвучку, такое ощущение, что они вообще сходят с экрана и очень мало начинают появляться, и они целыми днями озвучивают. И теперь своих актеров некоторых я узнаю по голосам звучащим, там хорошо им платят... Было другое, когда радиоспектакли записывали, вот это вещь...

РАДЦИГ: Ну, я вам могу сказать, потому что экран заполнили не актеры.

АЛДОНИН: Ну, такое время, да, что люди с улицы, такая мусорная речь нужна. Я, кстати, сейчас пересматриваю в связи со съемками нового фильма старые фильмы с Гурченко, и это просто потрясающе. Это школа, игра, и даже если фильм неудачным почему-то признан, там одни звезды: там и Жаров, Вицин молодой появляется, снимают красиво, там одними планами идут...

РАДЦИГ: Ведь так сейчас не играют.

АЛДОНИН: И снимают не совсем так.

РАДЦИГ: И не снимают так. Вот я удивился,  я здесь недавно напоролся на какой-то черно-белый фильм, наш старый, советский, но там удивительная вещь, по рамкам театральным, допустим, если так рассматривать, то это ну не то что наиграно, я даже не знаю, как это назвать, но это настолько яркая форма, и она выглядит настолько натурально, и настолько это все...

БАЧЕНИНА: Воспринимается нормально, да.

РАДЦИГ: Воспринимается нормально. Вот посмотрите фильм "Цирк" или "Вратарь", или любое черно-белое кино.

АЛДОНИН: Ну это только гениальный актер, высоко талантливый артист может так наяривать и оборганичить это все. Потому что сейчас нет этой школы, этого уровня, и чуть прибавляет актер - и ты уже видишь и отворачиваешься: фу-у-у...

БАЧЕНИНА: Почему? Если он чуть прибавляет, наоборот же радуешься.

АЛДОНИН: Потому что школа. Нет, я имею в виду...

БАЧЕНИНА: А, все, прибавляет в игре, я вас поняла, да-да.

АЛДОНИН: Да, но внутренне это никак не подкреплено, не поддержано, и этого боятся все. И поэтому мне актеры говорят: что это такое, ты нам говоришь "больше играй, дай больше краску, ярче, не бойся", а основная масса режиссеров говорит: не надо, говорите как человек...

БАЧЕНИНА: Натурально.

АЛДОНИН: Зачем нам нужен такой театр и кино - я не понимаю.

БАЧЕНИНА: Тогда это не театр, это кусок жизни.

АЛДОНИН: Да.

БАЧЕНИНА: Кирилл имеет непосредственное отношение и к актерству, и к театру, и т.д. и т.п. Я же - нет, и вот я хочу как обыватель выступить. Получается что? Раньше все актеры были гениальными, потому что всех, которых я видела в фильмах, когда я росла, они вызывали восторг. Они мне не нравились, потому что я не понимала, что мне не нравится их персонаж. Я, например, Папанова терпеть не могла после "12 стульев", только потом до меня дошло, почему. А сейчас вот так. Это только из-за школы, или что-то еще сдвинулось? Школа-то вроде бы, те же вузы, те же мастера практически остались, ну не все, конечно, но тем не менее.

АЛДОНИН: Нет, конечно, не все. Если сидел мастер, там Калиновский, Щукинская школа, то когда он входил, в аудитории становилась плотная атмосфера, девочки все открывали рты, все были влюблены, и никто не мог пошевелиться.

БАЧЕНИНА: А сколько ему лет было, когда вы у него на курсе были?

АЛДОНИН: Я - это последний его курс, он умер, как раз закончив нас, в июле. Ему было 60 лет.

БАЧЕНИНА: Вы говорите: девочки все были влюблены. То есть когда 16-17-летняя девочка влюблена...

АЛДОНИН: Если бы он хотел, любая бы с ним легла, любая, не задумываясь. А мужики, просто открыв рот, ну как кролики на удава, и впитывали, потому что энергетика была настолько мощная! Дальше я пошел учиться в ГИТИС, и там тоже были гениальные люди, но той энергетики уже не было. Ну, допустим, у Фоменко она была, конечно же. И мне кажется, что идет какая-то растрата за счет кучи информации, Интернета, вот этого всего, озвучек, и это, то, реклама. И актер, он не готовится, редкие актеры, которые готовятся, он не проживает, он совершенно приходит пустой, и ему надо дальше бежать.

РАДЦИГ: Вот удивительно, сейчас же не репетируют дубли.

АЛДОНИН: Я репетирую.

БАЧЕНИНА: И в "Папиных дочках" репетировали, вот в этом отбойном молотке?

АЛДОНИН: Репетировали, и мне помогала Ольга Волкова. Репетировали, Леонов репетировал с детьми, там все придумывали. Я только поэтому и снимал так долго, что было интересно. Волкова с ними тренинги проводила, девочки же были практически никто.

БАЧЕНИНА: Ну они маленькие еще были.

АЛДОНИН: Да, они никто не занимались до этого театром.

БАЧЕНИНА: В эту студию вошел Петр Красилов - актер.

АЛДОНИН: В больших черных очках.

КРАСИЛОВ: Я их снял.

РАДЦИГ: Здравствуйте, Петр, доброе утро.

КРАСИЛОВ: Здравствуйте.

БАЧЕНИНА: Усаживайтесь поудобнее, поближе к микрофону, Петр. Спасибо, что пришли. А мы тут о театре, вот о школе...

РАДЦИГ: О кино.

БАЧЕНИНА: А вот теперь прилично при актере говорить о том, какое молодое поколение актеров?

КРАСИЛОВ: А я уже старенький.

АЛДОНИН: Прилично, это уже пенсионер.

КРАСИЛОВ: Ну ладно, пенсионер...

БАЧЕНИНА: Мы с вами ровесники.

КРАСИЛОВ: Да?

БАЧЕНИНА: Кстати, с прошедшим вас днем рождения, потому что 3 июня у вас день рождения.

КРАСИЛОВ: Спасибо.

БАЧЕНИНА: Да. И я очень хорошо помню, я была юной барышней и смотрела вашу первую... "Бедная Настя" же была первой вашей работой в кино, да?

КРАСИЛОВ: Да, да.

БАЧЕНИНА: Я помню, как все мамины соседки и мама меня как-то приручили. Я никак не могла воткнуть, что к чему, но мне понравилось, одно запомнилось: как вы из хорошего стали плохим, а потом обратно хорошим. Я подумала: батюшки свет, первый раз в жизни вижу такую неоднозначность образа! Обычно же у нас, если плохой, то до конца в сериале. Это я к тому, когда я с вами познакомилась-то, в общем, кто из нас старенький, а кто нет.

АЛДОНИН: "Бедная Настя" был шикарный сериал.

БАЧЕНИНА: А почему шикарный? Или вы иронизируете?

АЛДОНИН: Нет-нет-нет, я по своей маме сужу, когда она была жива, все ценилось ей: знаешь актера, не знаешь, знает ли его страна - это нужно было позвонить маме. И когда она позвонила мне из Красноярска и говорит: я там влюбилась, Красилов такой и Климова Катя. Значит, она так вот выбрала.

БАЧЕНИНА: А Климова тоже тогда только начинала?

АЛДОНИН: Да, они же однокурсники.

КРАСИЛОВ: Да, да, мы однокурсники, ну и решили вместе начать.

АЛДОНИН: По-моему, бывшая пара... ну, уже давно...

КРАСИЛОВ: Ну, я не знаю, Сережа, тебе виднее, конечно...

РАДЦИГ: Ну-ка отвечайте: вы бывшая пара?

КРАСИЛОВ: Надо позвонить Петренко, он расскажет.

АЛДОНИН: А при чем тут Петренко?

РАДЦИГ: Так, началось, вот она заварилась, каша-то. Но, может, Климовой позвоним сначала?

АЛДОНИН: Она тоже приглашалась сегодня, но она в Питере.

РАДЦИГ: Жаль.

БАЧЕНИНА: Климова, она, конечно, фантастическая. Я, ее когда в последний раз увидела, впрочем, тогда же, когда и вас, на дне рождения Булгакова, когда вы давали "Мастер и Маргариту", я просто позавидовала ей. Она же тоже получается моя ровесница. И вот этот стимул, когда смотрит женщина на женщину, ну это фантастически... с таким количеством детей, ну я имею в виду, что больше одного...

АЛДОНИН: Детей, с двумя здоровыми собаками, с лемуром, которого она купила детям...

БАЧЕНИНА: Это откуда такие берутся люди? Или только такие попадают в актрисы? Это что-то внутреннее, какая-то...

АЛДОНИН: Это большая редкость, я могу еще Порошину назвать, которая тоже с тремя детьми и тащит весь дом на себе. Но Климова - это уникальная актриса. Никогда не заметно, что у нее дети, как будто их нет. Она никогда не торопится, если она приехала репетировать, она всегда останется отдохнуть, после этого посидеть, съездить в караоке.

БАЧЕНИНА: И она всегда прекрасна.

АЛДОНИН: Всегда выглядит великолепно.

БАЧЕНИНА: Это фантастика!

АЛДОНИН: И рано утром поедет еще на съемку. Ну, то есть, это что-то...

БАЧЕНИНА: Вот это то, чему нужно завидовать действительно. А вы такой, Петр?

КРАСИЛОВ: Наверное, я не знаю, мне сложно о себе говорить как-то так.

БАЧЕНИНА: А о ком же мы будем говорить?

КРАСИЛОВ: О Сергее Эдуардовиче.

РАДЦИГ: Слушайте, а вы сегодня во сколько проснулись, скажите, пожалуйста?

КРАСИЛОВ: Я сегодня проснулся в восемь.

РАДЦИГ: Зачем так рано?

КРАСИЛОВ: Мне надо было. Если бы я восемь не проснулся, я бы приехал сюда к часу.

БАЧЕНИНА: А у нас, понимаете, называется рубрика, в которую вы попали, "Тоже люди". То есть мы обычно пытаемся показать людям, нам всем, простым смертным, что вы в принципе такие же, как и мы. Ну, это тоже с иронией... У меня есть знакомый, который говорит: "Вы за сколько, Машенька, собираетесь?" Я говорю: "За полчаса. Главное, чтобы кровососы не проснулись, которые собьют мой ритм с утра". А он говорит: "А я - нет, за полтора, мне же ванну нужно принять и прочее..." Вот вы из какой кагорты?

КРАСИЛОВ: У меня все по-разному бывает. Дело в том, что я жуткий человек в плане того, что я очень часто опаздываю. Я поэтому на всякий случай все часы, которые вообще есть в доме, я их всегда ставлю точно на пять минут вперед, чтобы не опоздать. И если я понимаю, что опаздываю очень сильно, то я могу собраться и за пять минут, как-то так.

БАЧЕНИНА: Я думала, что ты хочешь сказать: то я могу и соврать, что бабушку через дорогу переводил... Так, друзья мои, у нас сегодня Сергей Эдуардович...

АЛДОНИН: Нет-нет, только студентам...

БАЧЕНИНА: Сергей, да? Сергей Алдонин - режиссер и актер, или актер и режиссер, я уж запуталась...

РАДЦИГ: И актер-актер Петр Красилов.

КРАСИЛОВ: Петр Анатольевич.

РАДЦИГ: Петр Анатольевич у нас сегодня в гостях.

БАЧЕНИНА: Скажите, Сергей, вот только что Петр Анатольевич сказал о том, какой он "опоздун". А вы, когда со студентами или репетиция, вы жесткий в отношении в отношении дисциплины человек? Или все-таки богема и прочее, она и туда просачивается, на репетиции?

АЛДОНИН: Ну, скорее жесткий. Хотя одно время я много орал, это модно в нашей профессии.

РАДЦИГ: Как-то я не могу поверить. Петр, это так?

КРАСИЛОВ: А я это время не застал как раз. Это когда он, видимо, еще не знал такого артиста, как Петр Анатольевич.

АЛДОНИН: Нет, ну иногда это случается, и кто знает - это страшно.

БАЧЕНИНА: А вообще когда люди такие, говорят столь размеренно и негромко, когда вашего склада люди начинают орать, да, это страшно, мне это известно, да.

АЛДОНИН: Ну, какая-то, наверное, это моя форма, так, чтобы не психовать, и никто не видит, когда я нервничаю, я все внутри это.

БАЧЕНИНА: Но это вредно. Вы знаете об этом?

АЛДОНИН: Ну, наверное.

БАЧЕНИНА: Есть ритуал гнева, я вам потом расскажу. Вам надо выплескиваться, не жгите себя изнутри.

АЛДОНИН: Нет, просто если я порой оскорбляю кого-то, мне потом плохо долго, я должен приходить в себя.

РАДЦИГ: Ну, можете сейчас покаяться публично, что со студентами делами самое страшное?

БАЧЕНИНА: А что, вы делали что-то страшное?

АЛДОНИН: Самое страшное? На что вы намекаете?

РАДЦИГ: Нет, подождите. Ну, допустим, Владимир Этуш, он там метал стулья в студентов. Евгений Владимирович Князев гонялся с дубиной. Когда мы с ним репетировали отрывок, он лил за шиворот моему однокурснику воду, потому что никак не мог добиться своего, чтобы сыграл там что-то такое, там хватал Лялю, Амалию&Амалию, просто вот так, что у нее синяки оставались... Вот методы воздействия на студентов, чтобы добиться от них?

БАЧЕНИНА: Или сейчас это уже не в ходу? В суд подадут...

АЛДОНИН: Нет, нет. Я очень люблю студентов и физически никогда не применяю. Они сами даже предлагают: давайте я побегаю по лестнице туда-сюда, или еще что-то. Я - другим. Ну, есть то, чему меня Калиновский научил в большей степени, и плюс Захаров - воздействие психологически. Создать такую обстановку, если артист не может понять чтобы он подумал, что это реально я говорю и что реально так будет по жизни. И студент начинает нервничать или плакать вдруг, или еще что-то, ну и тогда я говорю: вот так нужно сделать. И он запоминает.

РАДЦИГ: Вы счастливый человек, вы застали старых мастеров, Щукинскую школу.

АЛДОНИН: Вы не представляете, когда я рассказываю своим студентам или до этого своим однокурсникам у Захарова, они все в шоке, они так слушают. И даже была такая фраза, что это курс захаровско-калиновский. Калиновский уже умер, но я очень много приемов передавал нашему курсу, где Железняк, Фролов, Дюжев, вот этот курс.

БАЧЕНИНА: Петр, мне всегда казалось, что Щепкинское - это какое-то отдельно стоящее. А почему вы туда пошли?

КРАСИЛОВ: Меня никуда не взяли просто. Нет, на самом деле у меня гитисовско-щепкинское образование.

БАЧЕНИНА: Подождите, вас сначала в "Щепку", а потом вы перевелись? Или наоборот?

КРАСИЛОВ: Нет, я сначала учился в колледже у Бориса Гавриловича Голубовского в ГИТИСе, как раз на Сережкином этаже, на режиссерском этаже. А потом колледж закончил, и когда закончил колледж, мне сказали: ну, наверное, сейчас везде тебя возьмут, потому что для этого собственно колледж и был создан. А когда начал поступать во все вузы, все, когда узнавали, что я закончил колледж, говорили: о, все, вы, Петр, уже не губка, ничего не впитаете.

РАДЦИГ: Да ладно! У нас из Иркутского института театрального три человека училось на курсе, запросто абсолютно.

БАЧЕНИНА: Я напоминаю, Петр Анатольевич 77-го года рождения, в отличие от вас, коллега...

РАДЦИГ: А, простите, да...

БАЧЕНИНА: Да, разные пласты времени. А давайте спросим у человека, который обучает, Сергей, а вы тоже так же считаете, что если человек пошел не сразу после школы, то он все, конченный человек, не актер?

АЛДОНИН: Нет-нет-нет, это все очень по-разному. И можно взять и 35-летнего, может быть, и 40-летнего. Просто надо понимать, что это зависит от характера. Если человек воспринимает и открыт... Ну, потяжелее, конечно. Но иногда такие есть после школы, уже родители все же заложили, если заложили школа и двор, ничего, это уже после пяти лет все сложилось. Поэтому говорить, что там чего-то... Бывают очень примитивные случаи, когда на человека навешено столько, он прямо держится за это: самодеятельность, как научил какой-то мастер, и он глубоко убежден, и обычно такие люди недалекого ума. И вот в чем сложность, что умному ты объяснишь, но актеров же много неумных, и это не отрицательное качество для актеров или для актрис.

БАЧЕНИНА: Да?

РАДЦИГ: Как Алла Александровна Казанская говорила: "А мне плевать, что она дура, зато актриса будет хорошая".

БАЧЕНИНА: Да?

РАДЦИГ: Да.

АЛДОНИН: Вот-вот.

БАЧЕНИНА: Ребята, подождите, я как обыватель снова вклиниваюсь, мне интересно. Мне казалось, что если актер умный, умен, он отсюда - наблюдателен, любознателен, и он больше проживет эту роль, продумает ее. Разве не так? Это же от ума? Или от чего-то другого?

АЛДОНИН: Ну, это немножко другой ум, это актерский такой ум, когда человек может мало по жизни или вообще гений ничего не понимать ни в быту, ни в технике, ни в компьютерах, а ум другой - воспринимать...

БАЧЕНИНА: Не приспособленный к жизни, так говорила моя бабушка.

АЛДОНИН: Да, да.

БАЧЕНИНА: Она вообще не приспособлена, она посуду моет вот так...

АЛДОНИН: Да-да-да, вот. Но при этом есть другое - другое видение и другая память. Я ничего не помню, ни одной цифры, ни имен, ничего, но у меня эмоциональная память, что я помню место, я вспоминаю лицо актера, и вот так.

БАЧЕНИНА: А вот вы говорили о том, что вы заставляете иногда, когда не доходит до актера, понервничать. А я хочу у Петра спросить. Вам, чтобы начать играть правильно, корректно, как требует режиссер, и чтобы вас удовлетворяло, вам надо быть спокойным или нервным?

КРАСИЛОВ: Ну, все от роли зависит, на самом деле от характера персонажа.

БАЧЕНИНА: Что, серьезно, что ли? Мне казалось, какой-то существует универсальный у артиста подход к роли.

КРАСИЛОВ: Да нет! У кого-то, наверное, существует какой-то универсальный подход, у меня такого нет.

АЛДОНИН: Про Петю, наверное, лучше мне сказать.

КРАСИЛОВ: Хорошо, давай.

АЛДОНИН: Я не знаю, как он ответит. Он сыграл ряд главных ролей у меня - и комедийные, и трагедийные. И Петя как раз из разряда артистов, которые воспринимают все, они открываются, ну, конечно, надо время какое-то на открытие, и он очень идет быстро за режиссером, верит и не сопротивляется. Я не знаю, как с другими, но так было со мной. И у нас был ряд побед серьезных.

БАЧЕНИНА: А вас раздражает, когда сопротивляется актер все-таки, настаивает на своем?

АЛДОНИН: Раздражает, раздражает. Потому что сопротивляется, когда предлагает и показывает, что он хочет.

БАЧЕНИНА: То есть альтернативу вам дает как режиссеру.

АЛДОНИН: Да. И я говорю: а теперь сделай, как сказал я. И он говорит: нет, я не буду. И это ужасно.

БАЧЕНИНА: Ну, это тупо упертый называется.

АЛДОНИН: Да. Если он сделал, как я, покажи - как ты, и мы вместе понимаем: лучше, как я. И если я вижу, что лучше, как он, я сразу говорю: отлично, делай.

БАЧЕНИНА: Вы прямо такой здравый и хороший человек.

АЛДОНИН: У меня корни хорошие.

БАЧЕНИНА: Гены.

АЛДОНИН: Гены, воспитание.

РАДЦИГ: В гостях у нас в программе "Тоже люди" режиссер и актер Сергей Алдонин и Петр Анатольевич, актер.

БАЧЕНИНА: У меня два вопроса, я их сразу задам скопом, мне кажется, просто они как-то совмещаются, а вы уже сами решите, в какой последовательности отвечать. Первый - это о ваших ближайших совместных планах. А почему второй я сюда присовокуплю, потому что мне всегда казалось, что режиссер - это тот человек, перед которым актеры испытывают пиетет, и это необходимо, потому что необходима субординация, потому что дисциплина необходима. А вы как будто друзья.

РАДЦИГ: Нет, здесь, я хотел бы сделать ремарочку небольшую, потому что мы Петра поставили в не совсем удобное положение, как мне кажется, вот их в одном эфире объединив. Потому что актер рядом с режиссером как-то действительно испытывает такое... Ну, все-таки актерская профессия, она более зависима, чем режиссерская.

БАЧЕНИНА: Ну, может быть, он сам прокомментирует? На брудершафт вы пили?

АЛДОНИН: Да, сколько выпили мы...

КРАСИЛОВ: Было дело.

РАДЦИГ: А, тогда можно...

БАЧЕНИНА: Ну так объясните, пожалуйста, мне, человеку, который не понимает, почему нету вот этого вот: "Сергей Эдуардович... Да, Петя..."

КРАСИЛОВ: Нет, ну потому что, во-первых, мы действительно и знаем друг друга очень давно, и работаем друг с другом очень давно.

БАЧЕНИНА: А в какой момент это перешло в некое товарищество? Я не буду говорить о дружбе, потому что я не знаю...

КРАСИЛОВ: Сразу, я могу сказать, что практически сразу, потому что Сережа, он такой человек, он, видимо, не может работать с людьми, с которыми он не может общаться.

БАЧЕНИНА: Да?

КРАСИЛОВ: Да, мне так кажется.

РАДЦИГ: Но все равно же существует момент этот притирки, когда понравиться режиссеру хочется, чтобы он обратил внимание и как-то...

КРАСИЛОВ: Понимаете, например, моя ситуация, она совсем другая, потому что у меня все в жизни как-то случайно, внезапно все происходит, как-то раз-раз... поэтому и притирки-то как таковой не было, потому что пришли, увидели, сказали "сможешь сыграть?", и я попробовал и сыграл. Вот как-то так.

БАЧЕНИНА: А вы сразу, Сергей, понимаете, сможете вы общаться с человеком и соответственно работать с ним?

АЛДОНИН: Ну, практически да, интуитивно. Но бывает иногда...

БАЧЕНИНА: Перемена мнения, да?

АЛДОНИН: Да, ошибки. И причем, по-моему, никогда такого не было в жизни, чтобы я кого-то сам убирал или увольнял, или выгонял. Люди это чувствуют и уходят сами, незаметно, как будто ничего и не было, и часто отношения не портятся. Ну просто не могу работать с этим актером, не вижу, не понимаю, далекий он от меня.

БАЧЕНИНА: Но это не значит, что он плохой?

АЛДОНИН: Нет, не значит.

БАЧЕНИНА: Просто не ваш. Не ваш аромат, не ваш актер. Ну, аромат - я имею в виду духи, например.

АЛДОНИН: Да, да. Там, например, моя была Железняк или Морозова, но я думал, что такие, как Климова или Порошина - не мои. Но ведь они совершенно мои, просто я с такими не работал. Или Тумайкина, это потрясающе совершенно.

БАЧЕНИНА: А теперь вторую часть вопроса, о ваших совместных, вы не забудьте.

АЛДОНИН: Ну, был большой перерыв, связанный с моим любимым театром - Российским Академическим молодежным театром. И Бородин, который, я считаю, просто гений коллектива, худрук в полном смысле этого слова, который держит атмосферу, которой нет ни в одном театре много лет, и в своем возрасте продолжает оставаться мальчиком, который ставит спектакли как молодой режиссер. Последняя его постановка вне его всяких рамок, очень интересная, "Нюрнберг". Наконец мы восстановили нашу дружбу, и практически на Красилова, Исаева и Морозова - это бенефис, спектакль про трех друзей по мотивам повести Аверченко. Такая, может быть, трагикомедия, ближе к комедии, очень интересный материал.

БАЧЕНИНА: А вы что больше любите - комедии, трагедии?

АЛДОНИН: Я больше люблю трагикомедию и стараюсь в любую комедию вставить трагедию, я считаю, они полноценные.

БАЧЕНИНА: И в любую трагедию - комедию.

АЛДОНИН: А это еще Калиновский научил, что трагедия настоящей быть не может, если вы не дали зрителю посмеяться.

БАЧЕНИНА: На контрасте, да?

АЛДОНИН: Да, иначе это драма. И во всех трагедиях...

БАЧЕНИНА: А я думала, вы дурачились, когда вы Воландом шутили. Это, я думала, ну ладно, в честь дня рождения Михаила Афанасьевича там расслаблены. А получается, что это вот чтобы оттенить?

АЛДОНИН: Нет-нет...

КРАСИЛОВ: Нет, Булгаков так написал, просто из-за этого, наверное.

БАЧЕНИНА: Я не читала, извините, я не могу вообще на эту тему...

РАДЦИГ: А Булгаков в чьем переводе у вас?

АЛДОНИН: В моем.

РАДЦИГ: Ну, я так пытался пошутить.

КРАСИЛОВ: Просто на тот момент Щепкина-Куперник была занята.

БАЧЕНИНА: Я не знаю, кто это.

КРАСИЛОВ: Переводчики Шекспира.

БАЧЕНИНА: А, ну извините, я в другом читала, я только одного знаю...

КРАСИЛОВ: А у вас Пастернак.

БАЧЕНИНА: Да.

РАДЦИГ: Есть еще Ладинский.

БАЧЕНИНА: Я только одно хотела уточнить: когда начнется спектакль, когда можно уже стартовать?

АЛДОНИН: Ну, сейчас немножко разминали, и потом у них отпуск два месяца, и потом мы будем выпускать осенью.

БАЧЕНИНА: У них, как и учителей, два месяца, и как у военных.

КРАСИЛОВ: Да.

АЛДОНИН: В РАМТе большой отпуск, федеральный театр.

БАЧЕНИНА: Это хорошо в РАМТе служить.

РАДЦИГ: По поводу трагедии, трагикомедии, комедии. У меня сложилось такое ощущение, что сейчас идет такая тенденция в театре, что чего-то по серьезке неохота как-то ввязываться в какие-то такие серьезные вещи, потому что народ не купит, потому что все идут ржать, все идут на какие-то медийные лица. И вот то, чему нас учили в театральных вузах, что там копать в глубину куда-то, пытаться достичь каких-то там глубин, это надо только актерам, а вот зрители-то, особо они не жаждут этого. Или я ошибаюсь?

КРАСИЛОВ: Ну, не знаю. Есть, например, такой институт репертуарного театра, который может себе позволить ставить серьезные вещи и экспериментировать может себе позволить, потому что зритель приходит...

РАДЦИГ: Так его хотят сейчас закрыть, весь этот репертуарный театр, сейчас же идет...

КРАСИЛОВ: Так я к чему говорю, я к этому и говорю, что не надо закрывать, прямо вот закрывать-закрывать, просто можно там какие-то административные сделать реформы, но это не должно касаться творчества. Потому что антрепризное движение, оно, конечно, это очень здорово, очень хорошо, но не всегда как раз оно может позволить себе экспериментировать, потому что нет своей базы.

РАДЦИГ: Ну, вы понимаете, мерило-то сейчас какое? Есть касса - все, значит, театр, как сказать, он работоспособен. Нет кассы - значит, ребята, вы все состарились, это могильник, это надо его закрывать.

КРАСИЛОВ: Слушайте, тогда надо устраивать публичные казни, потому что там всегда будет касса, касса будет всегда.

РАДЦИГ: Так есть уже, в Театре имени Гоголя публичная казнь уже произошла одна, попытались сделать то же самое с "Таганкой", сейчас не получилось, они там встали таганским фронтом и отбились. А сейчас идет еще тоже борьба за другие помещения в центре Москвы.

КРАСИЛОВ: Нет, я имею в виду, что если мы будем говорить о казни, вернее, о касте, то давайте вообще в принципе уберем и литературу, и музыку, и искусство, и всё это уберем, и оставим какие-нибудь публичные порки, отрубание головы, и народ будет ходить, все время билеты будет задорого покупать.

РАДЦИГ: Хорошая идея, кстати.

БАЧЕНИНА: Ударимся в средневековье. Тогда только без билетов, но пускали. Да уж...

КРАСИЛОВ: Да-да-да. Поэтому я не думаю, что касса - это мерило, в общем.

РАДЦИГ: Ну, надеюсь, что есть много людей, которые так не думают, ну то есть что касса, это действительно вот по кассе решается. По поводу женщин хотел задать вопрос. Вот здесь были перечислены несколько фамилий актрис. Скажите, пожалуйста, Сергей, некоторые режиссеры говорят: мне для того, чтобы работать с актрисой, надо в нее влюбиться. Ну вот внутренне как-то так, вот к ней испытывать какие-то чувства, чтобы она сыграла то, что надо.

АЛДОНИН: Ну, надо, да, надо влюбиться, и не только в актрису, и в актера надо влюбиться. Я вообще считаю, что любовь - это чувство по своему происхождению одинаково, что ты ребенка, что собаку, это нет градации, сила любви просто там у кого-то к собаке больше, у кого-то к детям, у кого-то там к женщине или мужчине. Но актеры, столько хорошие актеры вмещают в себя сложностей и граней, что ты влюбляешься в город сразу, ты начинаешь жить с ними, его интересами, и именно так я и действую: жить его интересами, его домом, его там собачками, его детьми. Только тогда в комплексе, и ты уже туда тонешь просто.

БАЧЕНИНА: Вы понимали, когда вы шли после актерского на режиссуру, что это гораздо сложнее? Потому что вы такой комплекс описали, что можно... ну, сходят с ума, наверное, в молодости чаще режиссеры. Я сейчас, конечно, может быть, лишку хватила, но тем не менее, когда у актера одна задача, а у режиссера таких задач несколько, как минимум. Вы это знали, когда туда шли, на что вы шли? А зачем вы туда шли?

АЛДОНИН: Нет, я отвечу очень просто. Я работал в Челябинской драме у гениального Наума Орлова, и помимо каких-то хороших режиссеров у него было много очень серых, и доходило до того, что... я был ведущим актером молодым, у меня были главные роли, что я тазиком бросил в режиссера и попал нечаянно по голове... Ну это вот какой-то был предел, когда меня не наказали, и я принял решение: а чего я борюсь и переделываю потом с актерами тайно их спектакли, когда они заканчивают и уезжают? Я решил: стоит, может быть, попробовать. И совершенно случайно попал тоже именно к Захарову, он был мой любимый киношный режиссер на то время, и судьба так сложилась, я на пять дней приехал в Москву, и через день мне сказали, что вы поступите.

БАЧЕНИНА: А вас выдернули оттуда в армию? Я вот не очень поняла.

АЛДОНИН: В армии я был после первого курса Красноярской академии театра.

РАДЦИГ: Так, а почему вы сказали, что Захаров как киношный режиссер? А как театральный режиссер?

АЛДОНИН: Я просто на тот момент его мало видел. Нет, было, судьба  меня забросила, лет 14 мне было или 12, "Жестокие игры" - премьера, с Таней Догилевой, и там Караченцов шикарный, я чуть с ума не сошел. Больше я его спектаклей не видел до того как я к нему, но видел кино, и этот жанр пропал вместе с Захаровым, он его придумал - театральное кино, и он пропал, о котором я сейчас думаю, что нужно заняться.

БАЧЕНИНА: Вы знаете как?

АЛДОНИН: Ну, знаю, да. Считайте, что я хороший ученик Захарова.

БАЧЕНИНА: А у вас, Петр, появляется желание стать режиссером?

КРАСИЛОВ: Нет-нет, я в этом отношении еще туповатый малый. Нет, я боюсь, что мне пока рановато, я туда к 70-ти...

БАЧЕНИНА: Вам и так хорошо...

АЛДОНИН: Не надо, не надо...

БАЧЕНИНА: Не лезь поперед батьки.

РАДЦИГ: Там уже место занято.

БАЧЕНИНА: Петр, а что вас сподвигло, какой спектакль, почему вы стали актером? Я вот славы хотела безумно в свое время.

КРАСИЛОВ: Нет, у меня очень простая история. Я, когда в школе учился, меня все время запихивали во всякие конкурсы, КВН, что-то такое там надо было. Да, на день рождения обязательно я должен был показать какую-нибудь пантомимку...

АЛДОНИН: На табуретке...

КРАСИЛОВ: Да-да-да, к доске выходишь и что-то показываешь... Причем, я смотрел...

АЛДОНИН: У Пети прекрасная мама, творческая.

КРАСИЛОВ: Ну, на самом деле к театру меня приучила тетя моя, царство ей небесное, к сожалению, не стало ее уже, но она была педагогом русского языка и литературы и вела театральный кружок. В другой школе, не в той школе, где я учился, а в другой. И она пригласила меня, ей нужен был маленький мальчик для того, чтобы играть маленького мальчика, как это ни странно, в спектакле «Дракон» по произведению Шварца. И это мой первый театральный опыт. И мне как-то так это все понравилось, и потом, с математикой не связано...

БАЧЕНИНА: Значит, тоже славы захотел.

АЛДОНИН: Просто я всегда, когда меня спрашивают, я думаю, у тебя похожая ситуация, значит, почему вы пошли в актеры, что вас...

БАЧЕНИНА: Ну это же интересно безумно.

АЛДОНИН: Я говорю: это единственная профессия, в которой не надо работать. Как? Это же тяжелая работа. Я говорю: нет, это развлечение.

БАЧЕНИНА: Но это не единственная, я вам открою тайну, это не единственная работа, в которой не надо работать.

АЛДОНИН: Да, нет этого слова "работа", я вообще боюсь этого.

БАЧЕНИНА: Напротив вас тоже такие сидят.

РАДЦИГ: Нет, ну это есть такая китайская какая-то или японская поговорка, что если хочешь всю жизнь не работать - выбери дело по душе. И всё. То есть люди, которые просто влюблены в свою профессию, они действительно не работают, просто получают удовольствие.

БАЧЕНИНА: Ну вообще-то да. Я иногда вижу химиков, которые не понимают, как это не любить химию, и балдеют от этого. А если человек хочет славы, это хорошо или плохо? И актер?

АЛДОНИН: Хорошо, это хорошо, если человек по-настоящему хочет, как, например, Людмила Гурченко и ее папа, когда это было с детства заложено, с пяти лет, что она будет звездой, будет артисткой известной. И это выполнено, какие бы сломы ни были, как бы ее не ломали, не запрещали, не давали, она прошла.

РАДЦИГ: Слушайте, ну глядя сейчас на все эти конкурсы, которые по телевизору устраивают для детей, у меня руки чешутся, когда они отказывают...

БАЧЕНИНА: А какие конкурсы?

РАДЦИГ: Ну, конкурсы "Голос" для детей или что-то еще, и когда я вижу слезы людей, потом вижу этих пап, мам, которые стоят: давай-давай, иди, давай... Меня охватывает ужас!

АЛДОНИН: Ну, это коммерция, при чем тут эти дети?

РАДЦИГ: Нет, при чем здесь дети действительно? Нет, дети, они же стараются, они же учат эти песни, они же ревут этими крокодильими слезами реально...

БАЧЕНИНА: Ну, он имеет в виду, что если в пять лет заложили, а она бы или кто-то третий обломался бы и не стал, это сломанная жизнь.

АЛДОНИН: Я вам сейчас скажу, что ужасно, когда многие родители делают бизнес на детях. Раньше-то этого нельзя было. Это была самодеятельность, кружки, это было здорово. И очень мало чего, и надо было отличиться...

БАЧЕНИНА: Как же вы в "Папиных дочках" работать смогли после этого, когда там родители присутствовали обязательно?

АЛДОНИН: Это удивительно собранный, какая-то удача просто. Катя Старшова, которая до этого ничего не снималась, Пуговка которая, ничего, ни опыта, ничего, и сразу начала играть. Ну и остальные девки тоже хороши. Это просто получилось. Родители никогда не лезли, не мешали, не репетировали специально.

БАЧЕНИНА: Нет, я все-таки о коммерции спрашиваю.

РАДЦИГ: А с родителями работали, запрещали им вообще дома что-то там подсказывать или что-то еще?

АЛДОНИН: Нет, мы четко оговаривали, что они должны делать, не учить интонации, все разобрать по сцене, по первому плану и помочь выучить роль.

РАДЦИГ: Ну, девчонки, они же там деньги зарабатывали, как вот Маша как раз спросила.

БАЧЕНИНА: Да, и вот вы же говорите, что это ужасно, когда родители делают деньги на своих детях. Но это получается вот...

АЛДОНИН: Да, и сейчас детей, что-то им придумывают, и дети... Я много просматриваю детей, мне сейчас надо на "Маленькую Люсю", и, кстати, взяли с этого "Голоса" детского, которая на стакане стучала, замечательная девочка… Нет, и прямо пихают, делают какие-то прически, накрашенные маленькие девочки... это страшно.

БАЧЕНИНА: Слушайте, знаете, что мне это напомнило? Помните фильм "Маленькая "Мисс счастье", там конкурс красоты. Вы не видели этот фильм? Я вам завидую, друзья, я завидую вам, посмотрите, нет, серьезно. Они ехали на конкурс красоты, это была ее мечта, она была, знаете, такая торбочка, толстенькая вся... А там приезжают, там все девочки как женщины: макияж, локоны, букли... И она такая трогательная, на самом деле самая прекрасная, искренняя. И вот показывают, как ее семья сплотилась, чтобы поддержать девочку.

РАДЦИГ: Еще движения взрослые в песни вставляют...

АЛДОНИН: Просто, знаете, когда так детей тащат маленьких в шоу-бизнес во взрослый, они же все равно все видят, что творится там, и часто нехорошее, они ломаются, они израстают, и когда надо только начинать, лет в 16-ть у них все уходит, как правило, это работает всегда.

БАЧЕНИНА: Это грустно, да. А вы бы своих детей отдали бы в театральный?

АЛДОНИН: Я - нет.

БАЧЕНИНА: Ведь чаще всего говорят, что нет, ни за что. А вы как?

АЛДОНИН: Не ни за что, а просто...

КРАСИЛОВ: Я скажу так, я все-таки предоставляю право выбора.

БАЧЕНИНА: Ну это вы еще молодой. Это как мне сказали, я говорю: я бить своего ребенка - никогда... Мне говорят: сколько твоему? Я говорю: два. - А, ну это еще молодой... Да, вот как-то так.

РАДЦИГ: Так, ну что же, традиционный вопрос в конце. Ваши пристрастия? Чем накротизируетесь? Где берете адреналин?

БАЧЕНИНА: Помимо театра. Это действительно любопытно, потому что люди в театре и в кино, они, по-моему, больше ничего, никогда... Но бывает.

КРАСИЛОВ: Ну, я... мне помогают мои друзья, встречи с друзьями.

БАЧЕНИНА: А вы дружите с актерами?

КРАСИЛОВ: А все мои друзья практически, все они с работы.

РАДЦИГ: Там кто-то на мотоцикле начинает гонять, кто-то прыгает с парашютом, кто-то... Отрываетесь, как вы отрываетесь, скажите, пожалуйста?

КРАСИЛОВ: Да у меня вон дети, они меня в отрыв уводят, и всё, и хватает этого.

АЛДОНИН: У нас практически нет времени, и все действительно, эти встречи после репетиций или после съемок, посидеть еще немножко, час-два, там чего-то немножечко выпить...

БАЧЕНИНА: И о своем потрындеть тоже, да?

АЛДОНИН: И потрындеть.

БАЧЕНИНА: Или все-таки даже не о своем, а все равно о работе, да?

КРАСИЛОВ:  Все равно получается, что заходим обратно...

АЛДОНИН: По-разному. Вот там, скажем, близкие - Петя, я, там Исаев, допустим, много тем есть разных и личных обсудить. Мы как-то там можем, как три подружки, сидеть там и посплетничать, и поговорить, это нас разряжает.

КРАСИЛОВ: И опять же, прошлого много было, поэтому мы в воспоминания можем удариться.

АЛДОНИН: Вспоминаем, это лучшие какие-то всегда моменты.

РАДЦИГ: Так у вас получается внутренний круг какой-то. В него попасть как-то можно, втиснуться у вас там между?

БАЧЕНИНА: Да, вы принимаете новеньких?

КРАСИЛОВ: Вот это как раз к режиссеру вопрос.

БАЧЕНИНА: Ну это серьезный вопрос.

АЛДОНИН: Ну, вот новенький, допустим, Дима Бурукин, и появляются такие, которые органично входят, как будто они там и были.

БАЧЕНИНА: Вписываются, да?

РАДЦИГ: То есть шанс есть у всех.

АЛДОНИН: Да, это не экзамен, они просто раз - и попали, и никто их не выкидывает.

БАЧЕНИНА: Ну, такое, да, ну бывает, знаете, я про принципы имела в виду, вдруг у вас принцип - не принимать. А у вас, получается, если годен к строевой, то, пожалуйста, встань в строй.

РАДЦИГ: Огромное спасибо мы говорим нашим сегодняшним гостям. Сергей Алдонин - режиссер и актер, и Петр Красилов - актер. Спасибо вам большое.

КРАСИЛОВ: Спасибо.

АЛДОНИН: Спасибо. Было очень приятно.

БАЧЕНИНА: Приходите в РАМТ, друзья. Нам тоже было приятно.

АЛДОНИН: И в РАМТ, и в Булгаковский, конечно же, театр, дом. И мы там тоже пригреем всех.

БАЧЕНИНА: Спасибо большое вам.

КРАСИЛОВ: Спасибо.

РАДЦИГ: Спасибо.