Собрание слов Большое интервью Николая Фоменко

МАКСИМОВ:  Я первым делом хочу сказать большое спасибо нашему гостю за то, что он пришел, потому что он мало, куда ходит, хотя, как я понимаю, много, куда зовут. И мне говорили: он не придет. А он пришел. Николай Фоменко у нас в гостях. Здравствуйте.

ФОМЕНКО:   Здравствуйте, очень приятно.

МАКСИМОВ:  Первый вопрос  у меня к вам самый главный, для того чтобы определиться, о чем  с вами разговаривать дальше. Чем вы сейчас живете?

ФОМЕНКО:   Полной  жизнью.

МАКСИМОВ:  Я имею в виду не деньги, а я имею в виду, что составляет самый главный  сегодня интерес в вашей жизни кроме семьи и детей, что понятно?

ФОМЕНКО:   Я могу сказать, что дети всегда составляли главный интерес, поэтому, в принципе, ничего не поменялось. Вы имеете в виду, чем я конкретно занят?

МАКСИМОВ:   Да.

ФОМЕНКО:   Я не занимаюсь шоу-бизнесом ни в каких проявлениях, мне так кажется, и то, что я делаю в данный момент, даже, знаете, мне трудно  рассказать, я бы не стал это препарировать то, чем я занимаюсь сейчас конкретно. Я работаю в том же направлении, скажу так,  в котором я и работал последние 7 лет.

МАКСИМОВ:  Такое ощущение, что я беру интервью у разведчика. Это какая-то такая тайна?

ФОМЕНКО:   Ну, мы с вами живем в такое время, которое требует от каждого из нас повышенного внимания к окружающей среде.

МАКСИМОВ:   И к словам, которые они говорят.

ФОМЕНКО:   Конечно.

МАКСИМОВ:  То есть вам не интересно говорить о том, чем вы сейчас занимаетесь? Или вам неловко, или что? Потому что я абсолютно уверен, что вы человек чрезвычайно популярный, ну, а масса народа не знает просто этого, потому что были гонки, была «Маруся», есть «Маруся», нет «Маруси», непонятно.  Нет «Маруси» уже?

ФОМЕНКО:   Ну, вы знаете, в том виде, в котором она была, ее нет.

МАКСИМОВ:  А в каком виде она есть?

ФОМЕНКО:   Ну, это переходный этап.

МАКСИМОВ:  Вы, когда говорите, что вы занимаетесь тем, чем вы занимались последние 7лет, вы это имеете в виду?

ФОМЕНКО:   Ну, конечно.

МАКСИМОВ:  А когда вы говорите, что вы ушли из шоу-бизнеса.

ФОМЕНКО:   Нет, нет, я не сказал, что я ушел из шоу-бизнеса. Я не уходил, что такое уходил. Где я и где шоу-бизнес, великий шоу-бизнес.

МАКСИМОВ:  Вы совершенно правы.

ФОМЕНКО:  Когда Владимир Ильич ушел  Ленин из партии, понимаете, это да.

МАКСИМОВ:  А вам это не интересно? Вот я имею в виду сейчас конкретно, вам не интересно вести телепередачи, например, или радио? Просто не интересно вам.

ФОМЕНКО:   Ну, конечно, нет.

МАКСИМОВ:  А почему? Мне вот это очень интересно.

ФОМЕНКО:   Вы знаете, к большому сожалению, это же проблема воспитательного характера. Условно то, чему нас учили, например, меня в  театральном институте, вот, чему меня учили, мне все время говорили: вопрос остается открытым до тех пор, пока вы сами для себя его не закрываете. Обременять публику, бесконечно пытаясь закрыть один и тот же вопрос, ну, то есть я, например, считаю, что фильмы про Великую Отечественную войну больше снимать не надо, вот, например, мне кажется. Во-первых, потому что нет никого, кто мог бы это сделать, так сказать, ну, это ведь не Шекспир, которого абстрактно можно рассмотреть, это конкретная абсолютно история, которая уже, там все сказано, понимаете.

МАКСИМОВ:  Расскажите мне, человеку более тупому, чем вы, я хочу понять ассоциацию, я хочу ее понять, ассоциацию между шоу-бизнесом и войной.

ФОМЕНКО:   Смотрите, я имею ввиду шоу-бизнес и война, ну, во-первых, они похожи, а, во-вторых, я имел ввиду, что предмет искусства, предмет творчества, не искусства, прошу прощения, предмет творческого отдохновения, скажем, художественное кино, посвященное Великой Отечественной войне, сегодня, на мой взгляд, снимать не имеет никакого смысла.

МАКСИМОВ:  А  с шоу-бизнесом это связано как?

ФОМЕНКО:   Ну, это шоу-бизнес. Мы это называем шоу-бизнесом.

МАКСИМОВ:  А вести программы?

ФОМЕНКО:   Это тоже туда же.

МАКСИМОВ:  А почему вот вы обладаете таким, вот даже сейчас это видно, вы обладаете  невероятной реакцией, вы очень здорово это делаете.  То есть мне кажется, что вы наверняка будете востребованным, если этого захотите, а вы не хотите, потому что, что?

ФОМЕНКО:   Ну, я же сделал уже, я объясняю вам.

МАКСИМОВ:  Хватит.

ФОМЕНКО:   Я уже сказал. Конечно. Это все уже сделано и сделано, по-моему, прекрасно, и уже  были все опыты. Знаете, быть не первым не интересно. Не в смысле выигрывать, а в смысле делать новое. Вот на тот момент, когда мы выходили  на «Русском радио» и сочиняли эту радиостанцию, ну, это было весело, понимаете, мы пытались найти, как и что,  не покупая западные форматы.

МАКСИМОВ:  Вам кажется, что в шоу-бизнесе никаких открытий уже совершить нельзя, поэтому  надо заниматься чем-то, связанным с гонками?

ФОМЕНКО:   Нет, ну, почему, дело в том, что, наверное, конечно, без сомнения можно просто заниматься… Ну, сегодня для меня, искренность сегодняшнего времени в открытом и закрытом эфире, условно говоря, в том или ином виде  на радио или на телевидении, она у меня под сомнением, понимаете. Столько картонных эмоций на радио и на телевидении, и в кино, и в театре, понимаете. Не настоящий зритель смотрит не настоящее кино, понимаете.

МАКСИМОВ:  Ну, и разрушить  это вам не хочется?

ФОМЕНКО:   А зачем мне это разрушать? Для чего? Я не тот человек, который… ну, во-первых, как это можно разрушить и для чего заниматься этим. Сейчас такое время, знаете, я прочитал недавно старинную, 15-летней давности статью Капицы по поводу философской структуры нашего мировосприятия, и там прекрасные слова, мы все время, каждое поколение оборачивается назад и говорит: вот в наше время было, вы понимаете. Ну, это же действительно смешно. Сегодня люди живут вот так, мне в этом скучно, понимаете. И вести радиопередачи тем как бы языком, который представляю я для себя возможным, сегодня этому языку, скорее всего, не место на публичном пространстве.  Притом что нет никаких запрещений или я не собираюсь никаких делать призывов или еще что-то, ну, так, чтобы в лоб меня никто не воспринимал, но системно то, как я привык разговаривать, скажем, в радиоэфире сегодня мне не нужно, я не хочу быть белой вороной посреди этого дела. Понятно, что это сразу, наверное, вызовет какие-то хорошие рейтинги или плохие, я не знаю, но, одним словом, это сделанная работа, зачем к ней возвращаться, уже все это было. Весь формат, который  сегодня выходит по утрам, мы придумали в 1996 году.

МАКСИМОВ:  Я был свидетелем спектакля «Трехгрошовая опера» в  Театре   Сатирикон, и я видел «Сироту казанскую» и еще некоторое количество фильмов, и я, поэтому могу сказать абсолютно…

ФОМЕНКО:   Но вы же не видели «Академию смеха», наверное.

МАКСИМОВ:  «Академию смеха» я не видел.

ФОМЕНКО:   Ну, вот, и все тогда.

МАКСИМОВ:  Я могу даже, не видя «Академии смеха», сказать ответственно, что вы очень хороший артист.

ФОМЕНКО:   Да вы что.

МАКСИМОВ:  Абсолютно, на мой взгляд… Хороший артист это уникальный артист, это артист, который умеет то, чего другие не умеют.

ФОМЕНКО:   Спасибо.

МАКСИМОВ:  Потому что у вас есть невероятный и редчайший трагикомический дар. Это, мне кажется,  вообще для артиста очень важная история, когда он может в одной роли и даже в одном  взгляде сыграть и трагедию, и комедию. Это и в «Сироте казанской», и в «Трехгрошовой опере» тоже, кстати говоря, было.  Этим вам тоже не интересно заниматься?

ФОМЕНКО:   Ну, да. Скорее, да, чем нет. Ну, то есть, вы понимаете, как, осуществить попытку, сейчас я постараюсь это точно, это же не вопрос, вот вы задаете мне эти вопросы интересные, а он сидит здесь и кривляется, типа: ох, ему не интересно, он такой устал.

МАКСИМОВ:  Я хочу сказать нашим слушателям, никакого ощущения, что кривляетесь, нет. Наоборот, у меня есть ощущение, что вы пытаетесь понять, не понять, а пытаетесь  объяснить то, что…

ФОМЕНКО:  Я, вы понимаете, это всегда звучит, как: Николай, вот вы знаете… Ну, конечно,  мне все время что-то приносят и звонят, и говорят: Николай, ну, все-таки давайте, ну, давайте, может быть, сделаем это. Я с удовольствием бы.  Смотрите, как, эксперименты на уровне актерской профессии мне сегодня не очень интересны, потому что мне кажется, что до  2005 года мы все попробовали в театре с Романом Козаком покойным, моим любимым, в театре Пушкина это происходило, потом в кино в разных ипостасях я попробовал и это, и это, и мы сделали последнее, что было, это «Апостол». И, в принципе, я могу сказать, что, наверное, если говорить о моих желаниях, то у меня их относительно актерской работы нет.  Я могу так, могу на голове.

МАКСИМОВ:  Слушайте, вот что касается радио и телевидения, тут, пожалуйста. Вы вообще актер по образованию, я не путаю ничего?

ФОМЕНКО:   Конечно, драматический.

МАКСИМОВ:  А не  бывает такого, что актер мог сказать, вот телеведущий может сказать: я все, ну, все, радио. Но актер не может сказать: я все сыграл. Ну, так же не может быть, это же тогда уничтожается профессия тогда.

ФОМЕНКО:   Ну, прекрасно, что она уничтожается. Сегодня же эта профессия тоже такая под вопросом, знаете. Сегодня у нас все водители, все гонщики, все артисты в стране, больше никого нет, нет инженеров, нет конструкторов, зато есть артисты и все гонщики. Вы понимаете, как, поверьте мне, все, кто сегодня работает на высоком уровне на наших подмостках, на наших белых киноэкранах, это самые лучшие наши актеры сегодня, самые мощные, которых у нас все-таки достаточно. Не  много, не так много, как было, но есть. Но верите, они реально думают о том, как бы сделать так, чтобы уже  этим не заниматься, потому что, понимаете, эта конструкция…

МАКСИМОВ:  Да ладно, Евгений Миронов играет в «Гамлете» все роли, ну, как, это может делать только человек, которому очень…

ФОМЕНКО:   Послушайте, я не имею права, Евгений, наверное,  и сам может рассказать, это его личное, и я не имею права. Но я не считаю, что этот горящий глаз исследования до сих пор жив в нашем поколении, к которому относятся я, и Миронов, и Машков. Я уверен в этом. Меня можно забросать палками и закричать, что:  я, нет, нет, мы, конечно, еще, черт, а  я еще в «Гамлете» не повернулся левым боком. Поверьте, эта ведь вещь связана с трудностью и невозможностью. Как бы это сказать, пропадает легкость. Для этой работы нужна внутренняя, большая внутренняя легкость, не физическая даже, а внутренняя, и она достается в нашей сегодняшней жизни здесь тяжело, для актеров больших, в особенности, это  достаточно трудно. Конечно, люди встают и каждый день  идут на работу, на этот завод, который называется театр или кино, и они обязаны это делать.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.