Студия Владимира Матецкого Встреча с Артуром Гаспаряном

МАТЕЦКИЙ:  Я хочу представить гостя, в общем, представлять его не надо,  Артур Гаспарян, журналист, человек, который, что называется, не понаслышке знает все про Евровидение. Я думаю, что, может быть, амбиции, как знатока Евровидения могут еще быть у Филиппа Киркорова. Привет, Артур.

ГАСПАРЯН:  Привет, добрый день, Володя, здравствуй. Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, рад со всеми пообщаться.

МАТЕЦКИЙ:  Так вот, возвращаясь к Киркорову, к его амбициям. Он специалист по Евровидению или нет?

ГАСПАРЯН:  Вот слово специалист, оно меня немножко смущает в этом контексте. Ты знаешь, мы не специалисты, мы большие фанаты и подвижники, я бы сказал, и, в первую очередь, Филипп, он подвижник Евровидения. С ним случилось лет, наверное, за 10 до того, как со мной, ну, не за 10, поменьше, лет за 8,  до того, как это произошло со мной, вот это очарование Евровидением, когда он туда попал. И он настолько растворился в этой истории, стал органичной частью вот этого процесса, захватывающего процесса, который называется Евровидением, а это процесс, это не только концерт, гранд-финал, это же целая история, это целая движуха.

МАТЕЦКИЙ:  Вот как раз я хочу от тебя услышать об этом.

ГАСПАРЯН:  Поэтому специалист, не специалист, он относится, и я отношусь к людям, которые очень рады, что есть Евровидение. Для нас Евровидение это как праздник, как Новый год, как день рождения, то есть оно раз в году, мы его постоянно ждем, готовимся, пытаемся не пропустить ни одного конкурса. Ну, я там иногда пропускаю,  Филипп вот в этом году, к сожалению, никак не присоединится к нашей компании даже в качестве группы поддержки. И, тем не менее, мы, по крайней мере, просто многое помним и знаем, что там было. Можно ли это назвать специалистом или не специалистом, ну, не знаю.

МАТЕЦКИЙ:  Ну, по поводу истории Евровидения, по поводу того, как все это начиналось, как это все было в конце 1950-х.

ГАСПАРЯН:  Впервые и вновь.

МАТЕЦКИЙ:  Да, впервые и вновь. В 1950-е, в 1960-е, как трансформировались артисты, как трансформировалась подача, система голосования? Ведь были годы, когда четыре артиста одновременно стали победителями.

ГАСПАРЯН:  Победителями, да, набрав  одно количество баллов, потому что их было тогда, собственно, стран-то с гулькин нос, что называется, и 1956-й год, и Евровидение сейчас, 2015 года, 60-е,  юбилейное Евровидение, это особое торжество. Вот понимаешь, как все срослось, так нарочно не придумаешь. Именно Вена, ну, конечно, какой еще город мог принимать европейский музыкальный конкурс, который  так сильно наследил, скажем,  в музыкальной истории континентов во второй половине XX века.

МАТЕЦКИЙ:  Скажи, слово «наследил» в прямом, в кавычках, как у тебя?

ГАСПАРЯН:  Во всех. Ну, легкая ирония с долей симпатии.

МАТЕЦКИЙ:  Да, обрати внимание, как потрясающе за этот долгий период, вообще, чтобы конкурс существовал популярной музыки 60 лет.

ГАСПАРЯН:  Феноменально.

МАТЕЦКИЙ:  Это феноменально. Вот скажи, в чем трюк этой вечной молодости, объясни мне, как это делается, что интерес не пропадает? Он, то скандальный, он, то политический, ну, и так далее.

ГАСПАРЯН:  Чего только там не было, да. Я думаю, что, во-первых,  и это совершенно банальный рецепт, это все в движении находится.  Он постоянно  эволюционирует, он развивается, он старается идти, при этом прекрасно понимая, что мы отделяем настоящий музыкальный процесс вот сразу, не будем сравнивать Евровидение с шоу-бизнесом, не будем сравнивать Евровидение с американскими и английскими хит-парадами, которые не имеют ничего…

МАТЕЦКИЙ:  Конечно, конечно.

ГАСПАРЯН:  Но это самодостаточная музыкальная история, когда всегда находится в развитии. Если мы посмотрим не то, что на Евровидение 1956 года и на первую победительницу  Лиз Ассиа, которая сейчас в Лондоне на концерте, посвященном 60-летию, ее короновали, на нее, как на Филиппа Киркорова когда-то водрузили корону, то есть она тоже стала поп-королевой теперь. Он постоянно, то есть картинка, музыкальный материал, который там представлен, он всегда как бы соответствует такому массовому музыкальному тренду. Это очень большое играет значение. Это первое.

МАТЕЦКИЙ:  Это правильные слова, кстати. И вот порой ко мне обращаются, извини, что я тебя перебил, но это очень важно. Ко мне обращаются с таким вопросом: Володь, объясни, страны такие, как Англия, страны, которые вообще имеют Beatles, ведь этот конкурс существовал и в период Beatles, эти страны почему и как, почему они не могут?

ГАСПАРЯН:  Кстати, да.

МАТЕЦКИЙ:  Но это две разные абсолютно фактуры, понимаешь. Вот то, что ты сказал, существует фактура хит-парадов, фактура продажи пластинок, и существует фактура Евровидения и мания Евровидения. Просто мания, понимаешь.

ГАСПАРЯН:  Это самодостаточная такая история.

МАТЕЦКИЙ:  Игрушка.

ГАСПАРЯН:  Игрушка, это развлечение, и в основу положена, знаешь, такая идея, которая никогда не устаревает – идея соперничества и  конкуренции, причем не столько между артистами, сколько между странами. Это удовлетворение национальных амбиций, где-то болезненных, где-то великодержавных и имперских, и где-то, наоборот, не очень великодержавных и не очень имперских, но в любом случае амбиций. Обрати внимание, когда мы смотрим Евровидение, нам на выступлении того или иного артиста показывают не фамилию, титры идут, там не пишут.

МАТЕЦКИЙ:  А флажочки.

ГАСПАРЯН:  Там флажок и название страны. Состязание стран это музыкальное, это своего рода, и артисты все об этом говорят очень многие, это некая олимпиада такая, реинкарнация в музыкальную олимпиаду, где постоянно идет вот эта борьба за первенство, за лидерство, кто вырвется из стран на первое место, потом вот эта геополитическая, так скажем, политика музыкальное или геомузыкальное расширение Евровидения, которое случилось на рубеже 1990-х и 2000-х, на рубеже столетий, когда оно стало экспансией Евровидения на Восток, новые молодые страны, которые тоже со своими амбициями, которые ставили задачу победить, страшные скандалы в старушке Европе по поводу солидарного голосования, что вот теперь Евровидение только будет на Востоке. И удалось после победы Димы Билана, наконец-таки, когда Терри Воган, знаменитый комментатор BBC сказал, что раз нас так не любят на Евровидении, давайте мы хлопнем дверью. Но руководство Евровидения решило не хлопать дверью, а там перетасовали немножко правила голосования, ввели национальное жюри, и так далее, и все, и тенденция переломилась. И опять Евровидение вернулось в старушку Европу, которая, собственно, его создала и придумала. И идея общения, единения…

МАТЕЦКИЙ:  Кстати, извини, я не могу не вклиниться. Так кто придумал Евровидение и кому сегодня принадлежит этот конкурс, права на Евровидение?

ГАСПАРЯН:  Пять стран, которые, собственно говоря, имеют особое положение на Евровидении, страны, так называемая, «большая пятерка», спонсоры и отцы или матери, основательницы - это Великобритания, Франция, Италия, Испания, Германия. Вот эти страны, с которых началось в свое время Евровидение, и оно было ответом, таким музыкальным ответом, у нас же любят тоже, какое-то политическое событие и концерт, посвященный там чему-то где-нибудь. А тут 1955-й год, не будем забывать, подписывается Римский договор, который, собственно, стал первым кирпичиком в образовании того, что сейчас называется Европейском Союзом, о Европейском экономическом сообществе. И это была такая музыкальная идея, вот это новое, создать некую единую музыкальную площадку для объединенной Европы, что Европа объединяется не только экономически, политически, но вот духовно, музыкально.

МАТЕЦКИЙ:  Через телевидение.

ГАСПАРЯН:  В том числе, через телевидение, которое тогда набирало свои обороты.

МАТЕЦКИЙ:  Черно-белое соответственно.

ГАСПАРЯН:  Еще черно-белое оно было, да. И вот эта идея общего европейского музыкального пространства, в рамках которого идет борьба национальных амбиций, интересов, она настолько животворна, она настолько неувядаема и сама по себе продуктивна, что интерес  к Евровидению не будет никогда угасать.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.