Собрание слов Большое интервью Александра Миндадзе

ДОЛИН:  Сегодня мы будем говорить об одном из, наверное, самых нашумевших уже фильмов этого года, российских фильмов, несмотря на то, что этот фильм видели пока что зрители Московского кинофестиваля, где он был представлен в конкурсе. Никаких призов не снискал, хотя о нем очень много писали и говорили, и он понравился очень многим критикам. Речь идет о картине «Милый Ханс, дорогой Петр». Это третья режиссерская работа Александра Миндадзе, знаменитого с советских времен сценариста, который в последние годы активно занимается режиссурой, работает самостоятельно, а не с  Вадимом Абдрашитовым, с которым он делал фильмы раньше. И сегодня Александр Миндадзе у нас в студии. Саша, здравствуйте.

МИНДАДЗЕ:  Я вас приветствую, Антон.

ДОЛИН:  Ну, поздравляю  с премьерой, как бы то ни было. Вообще как ваши ожидания, если какие-то были по поводу вот  такого показа на Московском фестивале, они как-то оправдались, это было хорошо? Люди, с вашей точки зрения,  как-то адекватно восприняли фильм и вообще увидели то, что вы хотели, чтобы они увидели?

МИНДАДЗЕ:  Я не могу судить доподлинно, с социологической точностью, но, в общем, по-моему, да,  я этого и хотел, чтобы в Москве как можно больше людей хотя бы в рамках фестиваля, хотя бы в общем специальных в каком-то смысле людей увидели эту картину, что и получилось. Это было моей целью в условиях того, что прокат сейчас это знак вопроса вообще для любой картины, поэтому я вполне удовлетворен. Призы для меня, так сказать, в общем, второстепенны и я особенно и не ждал никаких поощрений со стороны жюри, для меня было главное это картину показать.

ДОЛИН:  Вот вопрос, он такой наивный, он часто возникает у моих читателей, слушателей, они напрямую его задают. Если понятно, всем уже известно, что человек, который снимает авторское кино, какое-то радикальное кино в России сегодня, не может претендовать на то, что у него будет действительно большая аудитория. То есть люди не хотят видеть это, в основном, а хотят видеть какие-то развлекательные фильмы, будь то комедии, боевики, все, что угодно. А вот вы, режиссер, беретесь и делаете это, вкладываете в это годы работы, труда, усилий. В чем эта задача? Это разговор художника, что, с самим собой или с какой-то другой публикой, которая живет не в России, а где-то, или с какой-то публикой, которую надо вытаскивать в кинотеатры, она там не была уже 10 лет, а вот теперь с этим фильмом обязана будет просто пойти? Какие внутренние цели ставятся? Или вообще так вопрос не стоит?

МИНДАДЗЕ:  Нет, вопрос не стоит, поскольку он заедается жизнью и попытками снять картину, и бесконечными усилиями. Но вообще этот вопрос, конечно, очень актуальный, и иной раз лучше им не задаваться, потому что он сродни вопросу, а зачем ты живешь. Ты живешь один раз, ты живешь сегодня, зачем же ты  работаешь каким-то образом на нечто, что то ли останется, то ли будет смыто вместе с пленкой. Что же ты живешь в будущем или все-таки ты хочешь жить сейчас? На этот вопрос ответа нет. Но, видимо, я не могу этого не делать и я уже выбрал эту профессию давно, я не могу этого не делать. Что касается зрителя, то  я понимаю, что, если я есть такой человек на свете, значит, еще  есть какой-то другой, третий, вот для этого зрителя я и работаю. Раньше таких людей было гораздо больше, когда мы работали  с Абдрашитовым, и, кстати сказать, всегда были вопросы: у вас ограниченная аудитория, это кино не для всех, там любое, «Остановился поезд», «Парад планет» тем более, и так далее, и даже «Плюмбум» при 20 миллионах зрителей, всегда были вопросы: у вас, да, у вас ограничено. Этот ограниченный зритель был довольно обширный, охват был очень большой, сейчас он, конечно, исчезает, исчезает, исчезает. Ну, в связи с цивилизационными процессами это происходит не только у нас в стране, это происходит во всем мире. Это, в общем, штучная продукция. Кто-то ходит в консерваторию, но зал-то маленький, а там стадионы, где поет какой-то певец популярный.

ДОЛИН:  Слушайте, ну, это понятно, но меня всегда поражает этот парадокс. Когда мы начинаем об этом говорить, получается, что вот этот сверхинтеллектуальный сложнейший процесс творческий производства, например, из ничего фильма, что он, на самом деле, в меньшей степени интеллектуальный, чем интуитивный. Что какой-то инстинкт или какое-то другое, не называемое шестое чувство, берет и при всей иррациональности этого действия человека толкает: пиши, снимай, работай. Еще сложнее и возраст все больше, и старше, а все равно: работай, делай. Почему?

МИНДАДЗЕ:  Ну, у меня разгон еще с тех времен, я уже не могу остановиться. У меня разгон с тех времен, когда студентам, в частности, мне говорили: пиши исповедь, пиши только себя самого, пиши только то, что ты знаешь.

ДОЛИН:  Кстати, я перебью на секунду, пришло в голову сейчас спонтанно.

МИНДАДЗЕ:  Ради бога.

ДОЛИН:  Я читаю сейчас, кстати говоря, впервые в жизни исповедь Льва Николаевича Толстого, где очень интересно, все начинается с того, что в ту секунду, когда человек достигает всего, он ставит себе предел 50 лет. К 50 годам, достигнув всего,  будучи очень известным, популярным писателем, богатым человеком, с семьей прекрасной, дети, которые его любят, жена, которую он любит и которая его любит, все хорошо. В эту секунду его и начинает бесконечно посещать мысль о самоубийстве, потому что вот тогда и становится ясно, что жизнь бессмысленна, и что бы ты ни делал, как ни колотился, вот этот предел, он достигнут, и непонятно, чего вообще дальше.

МИНДАДЗЕ:  Да, да, это, да. То, что от этого лучше отвлекаться тем, что делать что-то, что ты не можешь не делать, а в паузах между этим, чего ты не можешь не делать, тебе становится очень плохо, тоскливо, ты начинаешь болеть психически, да и физически и так далее. Поэтому лучше, конечно, работать. А у меня разгон, поскольку еще и с идеалистических времен, еще с рецензирования моего сценария дипломного Геннадием Шпаликовым, я давний разгон того, что человек должен реализовать себя. Это еще советские времена, так сказать, оттуда пружина. Поэтому я уже не могу остановиться. Сейчас можно на это смотреть более рационально, хотя бы потому что бедным быть плохо, да, наверное, уже стыдно, но меж тем работаем на такую иллюзию, на что-то, что нельзя потрогать руками, на что-то не материальное.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.