Студия Владимира Матецкого Встреча с Владимиром Пресняковым-старшим

МАТЕЦКИЙ:  Сегодня не просто гость, а тоже  мой очень хороший товарищ, человек, к которому я отношусь с огромной симпатией и огромным уважением, давно его знаю, знаю его семью, талантливую семью, зовут его Владимир Петрович Пресняков. Привет, Володь.

ПРЕСНЯКОВ:  Привет, Володя. Я, как попугай буду.

МАТЕЦКИЙ:  Два Владимира.

ПРЕСНЯКОВ:  Я, кстати, вдруг подумал о том, что с момента нашего знакомства прошло  40 лет. 1975-й год, вот исполнилось 40 лет.

МАТЕЦКИЙ:  Да, большой срок, я тебе скажу.

ПРЕСНЯКОВ:  Бабий век или что там, ягодка.

МАТЕЦКИЙ:  Ягодки. Мы сейчас про  ягодок поговорим, про ягодки, про ягодок, обрати внимание на тонкости русского языка. Володь, я тебя рад видеть несказанно и, ты знаешь, я хочу начать с дальнего того периода, даже более глубокого исторически, чем наше с тобой знакомство. Вот мне всегда  очень интересно, как начинается, знаешь, музыка у человека, первые какие-то звуки, первые какие-то песни. Ну, звуки это одно, и их вспомнить невозможно, потому что маленький совсем человек, что он слышит, он, конечно же, не помнит. Но вот это сознательное время, сознательный возраст, лет  12, 13, 14, когда попадаются в руки первые джазовые, роковые, эстрадные вещи, которые, как правило, являются точкой захода в музыку. Вот, что это было у тебя, скажи мне? И как это было?

ПРЕСНЯКОВ:  Это да, вопросик, я сам пытаюсь разобраться, допустим, как сочиняется музыка или снится, бывает, на самом деле, что-то. Ну, у меня заход-то произошел так, что иначе и быть-то не могло, потому что все мои предки, насколько удалось проследить, до прадедушки, все были музыкантами профессиональными. Дальше там дедушка, мама, старший брат, потом я, ну, и после меня некоторое продолжение. Поэтому мне, само собой…

МАТЕЦКИЙ:  Ну, где это, церковный хор, прадедушка, ты говоришь, где это музыкант?

ПРЕСНЯКОВ:  Он скрипач был.

МАТЕЦКИЙ:  А, был скрипач.

ПРЕСНЯКОВ:  Фотографии желтые эти со скрипкой. И интересно, что волосы такие, видно, тогда узнали, что Паганини был такой длинноволосый, потому что у него волосы были даже ниже, чем плечи, такой какой-то демонический вид у него там на этих желтых фотографиях.

МАТЕЦКИЙ:  Это какой город?

ПРЕСНЯКОВ:  Петербург. Ну, тогда, как выяснилось, какие-то люди, которые следят там за всякими родословными, мне как-то еще сказали, что среди моих пращуров были и те, кто гранаты кидал в ненавистных князей, царей.

МАТЕЦКИЙ:  Бомбисты, слово такое.

ПРЕСНЯКОВ:  Бомбисты, да. В Петропавловской крепости был казнен вместе с главным, на «ич» его фамилия, был такой  самый главный бомбист, по-моему.

МАТЕЦКИЙ:  Проходили по делу вместе с ним, да?

ПРЕСНЯКОВ:  Да, ну, даже вот такие, так что…

МАТЕЦКИЙ:  Интересно. Ты знаешь, я этого никогда не знал, никогда не слышал, но всегда такие вещи очень интересны, знаешь, когда ты достоверно получаешь информацию. Кстати, я сейчас слушателям написал по поводу неправильного использования слов и по ходу дела придумал  штуку, которая лежит на поверхности: ну, надо изучать свое гинекологическое древо. Шутка вялая, скажем, такая не стопроцентная.

ПРЕСНЯКОВ:  Не такая уж и вялая, есть какая-то правда жизни в этом.

МАТЕЦКИЙ:  Да, в этом древе.

ПРЕСНЯКОВ:  Ну, конечно. В конце концов, любому человеку полезно изучить и этот вопрос.

МАТЕЦКИЙ:  Конечно. Володь, твои воспоминания детско-юношеские, какая-то джазовая пластинка попалась, кто-то, знаешь, бывает, кто-то старше был? Я, например, жил, у меня жил парень, сосед, у которого были пластинки рок-н-ролльные, понимаешь, то есть сразу другой. Когда старше, там разница в три года – огромная разница, знаешь, взрослые ребята. Что за пластинка?

ПРЕСНЯКОВ:  Ну, в моей жизни  громадную роль, и я уже умел играть кое-что на кларнете, меня отдали учиться в военную школу, она называлась «Школа музвоспитанников Советской Армии», там готовили духопёров, так нас дразнили – духопёры, для военных оркестров. И вот там я, учась, там мы и жили, это типа как бы Суворовское, но вот…

МАТЕЦКИЙ:  Но это была форма, да?

ПРЕСНЯКОВ:  Форма военная, а как же. И вот там вдруг я, на мое счастье, может, но оказался наказан тем, что в увольнение не отпустили, тогда один день был всего лишь выходной, воскресенье, и не пустили меня за какую-то провинность, и привезли «Серенаду солнечной долины». И вот это меня убило там. Я увидел вот эти саксофоны, а потом мне из старших ребят кто-то сказал, что это близко к кларнету, можно научиться, и я пошел к нашему дяде Паше, мастеру, и у него оказался поломанный немецкий инструмент.

МАТЕЦКИЙ:  Саксофон.

ПРЕСНЯКОВ:  Саксофон, да.  И я договорился, что я ему принесу бутылку вина, которая стоила меньше рубля, и я накопил эти деньги, и он мне починил. И тайком я стал у него в мастерской немножко узнавать. Поначалу неправильно научился.

МАТЕЦКИЙ:  Ты имеешь в виду, неправильное звукоизвлечение, да?

ПРЕСНЯКОВ:  Нет, звукоизвлечение было правильное. Куда давить.

МАТЕЦКИЙ:  А, я понял.

ПРЕСНЯКОВ:  И не так звуки… Но потом меня уже саксофонисты быстро переучили - как ты так берешь, надо так.

МАТЕЦКИЙ:  Ну, тогда же ни школы никакой не было вообще.

ПРЕСНЯКОВ:  Никакой. Но в том городе, где я рос, это гордый город, простой, но гордый город Свердловск, ныне Екатеринбург, там один из двух городов, где эмигранты, их называли шанхайцы.

МАТЕЦКИЙ:  Это Харбин, да?

ПРЕСНЯКОВ:  Харбин, Шанхай. В Казани Лундстрем там со своими музыкантами. И многие были в Свердловске, а все остальные ехали в теплушках гораздо дальше.

МАТЕЦКИЙ:  Туда, вглубь.

ПРЕСНЯКОВ:  Вглубь, не прошли проверку. И там были ребята такие с нотами с американскими, с инструментами, и играли Каунта Бэйси, и Эллингтона, и я, значит, очень быстро. Но толчком была «Серенада солнечной долины», конечно.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.