За кадром Ф. Бабаёв: не требуй с подчинённого того, чего не можешь сделать сам

Программу "За кадром" ведёт Николай Мамулашвили.

Представители самых разных профессий, порой редких, порой экстремальных, но чаще самых обычных, – гости в нашей студии.

Испытатели, врачи, водолазы, пожарные, дипломаты, лётчики, автогонщики, альпинисты, журналисты и спасатели... Этим профессионалам есть, что рассказать об изнанке своей работы, о том, чего мы не знаем, о том, что обычно остаётся за кадром.

Их всех объединяет одно: любовь к своему делу. Это люди с характером, они никогда не отступают. Каждый из них обрёл настоящее признание и находится на своём месте.

Гость в студии – Фёдор Захарович Бабаёв, начальник разведки отряда специального назначения Внутренних войск МВД России.

Чтобы было понятно радиослушателям, давайте начнём с того, что входит в функции вашего подразделения? Чем занимаются ваши бойцы?

Ф. Бабаёв: Наши подразделения занимаются охраной должностных лиц, участвуют в борьбе с терроризмом, в освобождении заложников, захваченных в объектах, на транспорте, на важных государственных объектах. Также наши части и подразделения участвуют в обеспечении режима контртеррористических операций. Иногда выполняют функцию охраны общественного порядка и обеспечения общественной безопасности. Также мы помогаем Пограничной службе ФСБ РФ в охране государственной границы, если возникает такая необходимость, и в территориальной защите РФ в случае нападения внешнего врага.

А теперь мой традиционный вопрос. Как и почему вы пришли в спецназ? Что предопределило ваш выбор? Это продолжение каких-то семейных традиций? А, может, как это часто случается, в детстве вы начитались книжек про разведчиков или насмотрелись фильмов?

Ф. Бабаёв: Вы правы в плане того, что, наверное, выбор профессии формируется с детства. Ещё в школе я знал, что хочу служить в частях специального назначения. Не просто проходить службу где-то, а выполнять её таким образом, чтобы работа приносила мне моральное удовлетворение и в плане защиты своей Родины, и в плане нормального выполнения своих обязанностей. Поэтому я и пошёл в военное училище, закончил Санкт-Петербургский военный институт внутренних войск. Я уже тогда знал, куда я иду учиться и что в частях внутренних войск есть части специального назначения, много отрядов, которые находятся в различных регионах по всей территории РФ. Учась в военном училище, я приезжал в отряд, который выбрал. Он находится в Минеральных Водах. Я приезжал туда, проходил собеседование, проходил отбор, и в 2006 году после выпуска из военного училища попал в отряд специального назначения командиром разведывательного взвода.

А Кавказ был выбран вами? Или его вам предложили?

Ф. Бабаёв: По распределению. Я закончил военное училище с красным дипломом, и у меня была возможность выбора регионального командования. И я выбрал направление Кавказ. Во-первых, потому, что я сам родом с Северного Кавказа. Я – казак-некрасовец, и сам бог велел мне защищать южные рубежи нашей Родины. Поэтому я знал, чего я хочу. Там был самый неспокойный, нестабильный и взрывоопасный регион.

Ну и, во-вторых, почему получилось, что выбранной частью спецназа стал 17-й отряд? Я слышал про него очень много хорошего, мои преподаватели в военном училище были оттуда, они настраивали меня, беседовали, дали рекомендации, чтобы я попал именно в этот отряд.

Не могу не спросить про образ военного разведчика и образ спецназовца в реальной жизни и, например, в киношном варианте. Насколько они соответствуют друг другу? Или не соответствуют? Многие утверждают, что в кино образ спецназовца слишком уж романтический получается. Он действительно такой?

Ф. Бабаёв: В тех фильмах, что смотрят миллионы российских зрителей, упор сделан на показ романтики службы: опасности, приключения, поездки. Но большая часть работы спецназовца непосредственно в отряде, разведчика в отряде специального назначения либо в разведывательном отряде заключается в том, что, помимо того, что он сам выполняет задачу, у него есть ещё подчинённые ему люди, которых он учит. Это своеобразная рутина. И если ты плохо научишь своих людей или будешь недостаточно компетентен в каких-то вопросах, при выполнении служебно-боевых задач ты будешь нести потери, не выполнишь задачу. Тот романтизм, что показывается в фильмах, улетучивается, наверное, уже в первый год службы, потому что помимо романтизма среди выполняемых задач по службе есть ведение бумаг, журналов, написание различных конспектов.

Интересно, если бы вас пригласили в качестве консультанта на съёмки фильма, вы что-то изменили бы? Как-то по-другому предложили снимать режиссёрам?

Ф. Бабаёв: Например, во время съёмок у человека, который играет роль спецназовца с боевым автоматом, видно, что на стволе насадка для холостой стрельбы. Или когда человека бьют по голове прикладом и он закрывает лицо руками, после этого у него только синяк. На самом деле так не бывает. Если человека ударить прикладом по голове, то он либо упадёт, либо у него что-то случится с головой. Человеку, который крутится в этом, всё видно.

Но я понимаю, что молодёжи, которая зачастую сейчас смотрит все эти фильмы, как и я в своё время, дух романтизма необходим. Никто же не говорит, что полёт Юрия Гагарина в космос был простым. Но тогда все хотели стать космонавтами. Почему? Потому что думали, что вот он полетел, при этом улыбался, говорил: "Поехали!" А что было до этого? Что предшествовало этому? Какая работа? Что он испытывал в полёте? Никто же не говорит про это. И до сих пор, когда формируют отряд, отбирают одного из, наверное, нескольких тысяч лётчиков. В космонавты все из лётчиков, как правило, приходят.

Помимо романтики, славы, званий и прочего, есть очень много грязной, напряжённой работы, которая покажет, сломается человек или нет. К нам в части спецназа и разведки тоже приходят офицеры и солдаты. Поначалу у них наблюдается романтический настрой, но потом начинаются какие-то мелкие бытовые проблемы, те же семейные вопросы. Помню, когда я пришёл лейтенантом, то сразу уехал в командировку на восемь месяцев. Тогда у меня не было ни семьи, ни детей, а тем, у кого были семьи, было, естественно, тяжело. Но что поделаешь, работа.

Командиру взвода, только что пришедшему лейтенанту тяжелее всего, потому что он с личным составом должен жить, есть и спать. Он должен заботиться о своём личном составе. Не жалеть, а именно заботиться. Потому что в частях спецназа солдата жалеть нельзя. Когда начинаешь солдата жалеть, он начинает раскисать, пускать слюни, наматывать сопли на кулак. А когда он чувствует заботу командира, что командиру небезразлично, как солдат себя чувствует, как одевается, как дела у него дома, то совсем другое дело. У меня были случаи, когда ко мне солдаты приходили и я забирал их к себе домой, чтобы они почувствовали себя в домашней обстановке. Как говорит моя мама, в любой ситуации надо оставаться человеком, кем бы ты ни был. Здесь или там, это не имеет значения. Стань ты кем угодно, но ты должен оставаться всегда человеком. Мне с этими людьми потом идти в бой, они прикрывают мне спину.

В линейных частях, в которых солдаты проходят службу, немного другая специфика отношений. Там больше дисциплины, уставных правил, нежели в частях спецназа. Но там происшествия возникают чаще вследствие того, что в спецназе солдат знает, что командир, которые поведёт его в бой, отвечает за него. И я знаю, что солдат в случае чего прикроет мне спину. Без этого никуда. Но если ты не будешь авторитетом для своих, тебе делать в спецназе нечего. Тебя просто никто не будет воспринимать.

Вот вы сказали о подготовке военнослужащих. Если не секрет, как вы готовите ваших подопечных? Хотя бы в общих чертах.

Ф. Бабаёв: Мой принцип подготовки – я не требую со своего подчинённого того, чего не могу сделать сам. Солдат должен видеть, что умеет командир. Командир должен быть не только физически крепким, не только выносливым, но и он должен уметь думать. Таково требование командования. Основной упор на это делается. Не секрет, что для того, чтобы попасть в части спецназа, нужно пройти отбор. К нам обычно приходят люди, которые прошли службу в армии. У нас они проходят определённые физические тесты, обязательно психологические тесты.

И мы проверяем человека. Один раз он к нам пришёл, что-то сделал хорошо, а что-то не очень, и мы ему советуем прийти через месяц. Если человек хочет, он придёт. Не хочет – не придёт. Работа с ним начинается с самого начала. Мы же не знаем, что это за человек. Надо быть очень тонким психологом, чтобы с первого взгляда понять человека. Да, командир должен видеть своих подчинённых, можно сказать, насквозь, понимать, о чём они думают. Но человека сразу, с первого взгляда очень трудно рассмотреть. Поэтому ты изначально предлагаешь человеку небольшую стрессовую ситуацию, когда у него, например, с первого раза не получилось пройти отбор. Ты же должен его хоть как-то проверить.

Ну а потом у нас есть три месяца, за которые мы должны подготовить этого человека и посмотреть, действительно ли он нам подходит или нет. У нас практикуется трёхмесячный испытательный срок. Если мы видим, что военнослужащий плохо, как-то неадекватно реагирует, не подходит нам, не занимается, либо пытается установить какие-то непонятные порядки, пытается изменить что-то, что идёт вразрез с интересами подразделения и требованиями руководящих документов, мы имеем право его отсеять. Без отсева никуда.

А бывают у вас нечто похожее, как часто показывают по телевизору в передачах про "краповые береты", на марш-броски?

Ф. Бабаёв: Да, конечно. Марш-бросок является одним из видов подготовки. У нас сдают испытание на право носить "краповый берет". Сейчас это общероссийское мероприятие, а раньше в каждом отряде специального назначения был свой Совет, который устраивал сдачу на право ношения "крапового берета". Это одна из основных мотиваций для многих солдат, почему они идут в спецназ внутренних войск. Это личное достижение военнослужащего.

При этом "краповый берет" является символом спецназа внутренних войск. Военнослужащий, получивший право носить "краповый берет", должен являться примером не только на территории воинской части, но и на улице. Потому что на военнослужащих смотрят, форма выделяет их из общей массы людей. На военнослужащих обращают внимание, на то, как они себя ведут. Мы учим этому солдат, потому что одна из основных форм противодействия в информационной войне заключается в том, что мы должны работать с населением на местах. Телевидение и радио охватывают широкие массы населения, ведут информационную работу на всю страну. А части спецназа, которые стоят в своём регионе либо выполняют где-то задачу, должны работать с местным населением, чтобы оно видело, если мы выполняем задачи в каком-то регионе, что мы не мародёры, что мы можем и помочь. Если человек попал в беду, не имеет значения, какой он национальности. Не бывает плохих национальностей, бывают плохие люди.

Один из основных видов работы, который сейчас применяют для формирования настроения людей, – это информационное воздействие на население путём оказания различной помощи населению, путём создания образа, что мы действительно нормальные люди. Что мы приходим защищать их, пусть даже и на территории РФ. А те, которые террористы, пытаются навязать им свою волю. Зачастую мы сталкиваемся с тем, что они проигрывают нам в методах. Они не помогают, а, наоборот, угнетают свой народ, своих земляков. Наша задача – приходить для того, чтобы помогать.

В силу специфики вашего подразделения, понятно, что вы о многом не можете нам рассказать, но припомните какой-нибудь боевой эпизод.

Ф. Бабаёв: Была спецоперация, когда на границе Кабардино-Балкарии и Ставропольского края, помните, убивали таксистов. Так получилось, что мы выявили тех людей, узнали, где они находятся. Вдоль реки был лесок, и в нём мы в итоге нашли блиндаж. Но боевики тоже не глупые ребята. У них на базе была веб-камера, подключённая к ноутбуку, она выдвигалась из блиндажа на специальной палочке, и они с её помощью осматривали всю округу. Она была замаскирована, поэтому мы её не сразу увидели, уже потом нашли. Так вот, они просидели в блиндаже весь первый день, когда их искали. Тогда мы их не нашли. Всё это время просидели, не вылезали. Второй день просидели, мы там засаду оставили. А когда мы пришли на третий день, они поняли, что мы уже догадались, где они, выбили люк, попытались выскочить через него, но, к их сожалению, этого им не удалось сделать. Произошло боестолкновение.

У меня в тот раз были противоосколочные очки на глазах, я был в шлеме, в бронежилете. Они мне попали в автоматный прицел, в очки, прямо в них залетел осколок от гранаты, в бронежилет попали. И я в тот момент, наверное, понял, что мы не должны стоять на месте. Очки, например, я купил сам себе, но больше из-за интереса, чтобы испытать, видно ли в них или не видно, потеют они или нет. А получилось так, что прямо в них попал осколок.

То есть, речь идёт не о шлеме спецназовца с забралом, а вы просто надели специальные очки?

Ф. Бабаёв: Да, это были специальные противоосколочные очки. Я их надел, потому что шлем с забралом в лесу ограничивает видимость. Я был в шлеме, но без забрала. Забрало за счёт того, что опускается, ограничивает видимость. Через него видно мутновато, всё расплывается.

Вёл программу Николай Мамулашвили. Режиссёр выпуска Юлия Дунце.