За кадром "Гонкующие" в одной упряжке

Программу "За кадром" ведёт Николай Мамулашвили.

Представители самых разных профессий, порой редких, порой экстремальных, но чаще самых обычных – гости в нашей студии. Испытатели, врачи, водолазы, пожарные, дипломаты, лётчики, автогонщики, альпинисты, журналисты и спасатели... Этим профессионалам есть, что рассказать об изнанке своей работы, о том, чего мы не знаем, о том, что обычно остаётся за кадром. Их всех объединяет одно: любовь к своему делу. Это люди с характером, они никогда не отступают. Каждый из них обрёл своё настоящее признание и находится на своём месте.

Наш гость - профессиональный кинолог, журналист, телеведущий, специалист, который знает о собаках практически всё. Это Григорий Манёв. Думается, наши слушатели помнят его рассказы о том, как делаются программы о животных. А сегодняшний эфир посвящён ездовым собакам...

Дело в том, что наш гость лично участвовал в престижных и сложных гонках ездовых собак "Берингия-2016" на Камчатке, прошёл на нартах тысячи километров и снял фильм о гонках "В одной упряжке". Что это за гонки, как они проходят, как организованы, что за собаки в них участвуют, какие люди приезжают на "Берингию"?

Григорий МАНЁВ: Люди, живущие на Камчатке, – это, в основном, профессиональные каюры. Они зарабатывают себе на хлеб благодаря а) гонкам, потому что у гонок достаточно существенный призовой фонд, и б) собакам, на которых они просто катают туристов. То есть, это их основной заработок, связанный с собаками. И есть люди, которые живут в поселках, это рыбаки, охотники, рабочие в котельных, плюс у них есть упряжки, на которых они соревнуются. Как они сами говорят, "гонкуют". Вообще, это очень интересно, потому что, несмотря на то, что есть каста профессиональных гонщиков и есть люди, для которых это хобби. Но хобби это специфическое, потому что оно отнимает все свободное время.

Последние гонки выигрывал Андрей Семашкин, профессиональный гонщик. Он был и на Аляске тоже. Очень интересный человек, грамотный каюр. Как о человеке, о нём можно говорить только в превосходной степени.

Надеюсь, что когда-нибудь, будь то спринтерские или марафонские гонки, гонки на собачьих упряжках войдут в олимпийскую программу. Потому что они очень популярны не только в Америке, но и в России. Кстати, в России проходит много знаковых гонок: "Калевала" – в Карелии и "Берингия" – на Камчатке, есть гонки на Урале, вокруг Байкала. То есть, в принципе этим люди "болеют". На самом деле это "болезнь". Могу честно признаться, что когда я приехал с Камчатки после гонок, то думал, что меня при упоминании слов "гонка" и "Камчатка" будет всю жизнь тошнить. Но меньше чем через месяц я понял, что мне очень хочется вернуться обратно. Меня просто ломает, поскольку я прошёл не всю гонку. В какой-то момент я пошёл вне зачёта, так как 100 км меня и моих собак провезли на снегоходе в середине гонки. Потому что мои собаки очень сильно устали, и было принято такое решение пощадить собак. И очень мне хочется вернуться и, уже не снимая ничего, просто доказать самому себе, что ты можешь, способен. Я сейчас уже понимаю, что выстроил бы совершенно по-другому свой подготовительный период.

До гонки я два месяца готовился, жил в посёлке, работал с собаками. Но теперь я точно знаю, что стал бы готовиться по-иному. Я бы гораздо меньше жалел себя и гораздо больше жалел собак. А я очень трепетно относился к себе, к своей усталости. Как оказалось, "Берингия" предъявляет к человеку такие требования, которые ему и не снились. У меня есть очень хороший приятель – Андрей Бухлицкий, вратарь российской национальной сборной по пляжному футболу, человек, который выигрывал Кубок мира, чемпионаты мира и Европы. Эта наша сборная обыгрывала даже бразильцев. Так вот, этот человек посмотрел мой фильм и сказал: "Уважаю". То есть, если человек, который выигрывал чемпионат мира, сказал, что он уважает, это дорогого стоит. Но в то же время я понимаю, что здесь немного была не соблюдена чистота эксперимента. Очень тяжело, когда тебе приходится по 16, а иногда по 18 часов работать с собаками, и когда ты приходишь, ты ещё должен сделать какие-то вещи, которые лежат в телевизионной области. Какие-то технические вещи должен сделать, что-то наговорить на камеру и т.п.

А у тебя на это почти нет сил, потому что гонка изматывает.

Григорий МАНЁВ: У тебя нет сил. Тебя начинает в какой-то момент просто безумно раздражать, что тебе приходится работать на два фронта. И здесь самое главное – не сорваться на коллег, не сорваться на собак. На самом деле я получил бесценный опыт и понял, что мы, городские люди, очень много нервничаем зря. А на самом деле, если у тебя есть, что тебе покушать завтра, и у тебя есть тёплый ночлег, значит, на самом деле всё в порядке. Вот такая ключевая ломка происходит в сознании человека.

Меня очень поразили посёлки на Камчатке. Это вообще особая территория, потому что, когда ты туда попадаешь… Ну, я-то попал, у меня был плавный переход. Ты идёшь и, предположим, два дня подряд ночуешь в палаточном лагере, что тоже является особым развлечением. А потом ты приходишь в посёлок, и посёлок в 1500 человек тебе кажется мегаполисом. Ты просто обалдеваешь от машин, которые там ездят. Они немногочисленны, но они есть. От людей, которые ходят по улицам. От домов в три этажа!

И мороз минус 40 градусов. Или минус 30 градусов?

Григорий МАНЁВ: Там минус 40 градусов не было. Всего несколько дней был мороз за 30 градусов. Но на самом деле там мороз, как это ни странно, в какой-то момент отходит на второй план. И на первый план выходят именно человеческие отношения. Я вообще переживал по поводу того, как отнесутся ко мне другие гонщики, другие каюры.

Потому что на гонку приехал городской человек. И не просто городской, а из Москвы.

Григорий МАНЁВ: Мне ещё в армии за свой родной город приходилось отвечать. Хм, москвич! Поэтому я переживал на эту тему, но ни словом, ни полусловом я не почувствовал к себе какого-то плохого отношения. Не то, что плохого, вообще было наоборот: все старались помогать. И я понимаю, что где-то (я старался не мешать) в гонке я был балластом. Почему? Потому что шёл последним, со мной возились как организаторы гонки, так и ветеринарные врачи. И я понимал, что это для людей нагрузка. Но какие чисто человеческие качества у людей, которые принимают участие в гонке и обеспечивают её! Это огромная армия невидимых героев. Это люди, волонтёры, которые помогают прокладывать трассу. Они же обеспечивают провизией, решают какие-то бытовые вопросы. Потому это огромное счастье, когда ты пришёл, накормил собак и упал в тёплую палатку. Я благодарен всем этим людям, потому что палатка стоит, она тёплая, и ты до утра можешь прийти в себя.

Слушая тебя, я всё время думал: да, ты – профессиональный кинолог, ты знаешь о собаках практически всё. Но неужели за два месяца можно научиться профессионально управлять нартами, понимать ездовых собак? У тебя ведь не было навыков управления санями, а местные жители практически с детства учатся этому искусству?

Григорий МАНЁВ: Да, ты абсолютно прав. Вообще каюрскому ремеслу коренные народы Севера учатся с детства. В принципе, ребёнок там начинает ходить и сразу становится на нарты. Ему управлять собакой – это не труд. Вот как мы едем на машине и не задумываемся, когда передачи переключаем. Там ещё легче!

Но здесь, да, мне помогло, что я достаточно много знаю о собаках, о кинологии. Я же всю сознательную жизнь собаками занимался. А что касается научить, то тут был поразительный момент. Да, ты можешь научиться, можешь понять какие-то азы управления то же самой нартой: когда нужно тормозить, когда разгонять.

Но самое сложное – это найти контакт с собаками, потому что они живые существа. То есть, с ними нужно договариваться. Собаки – это приручённые звери, они полудикие, если называть вещи своими именами. К ним нельзя подходить с точки зрения наших домашних собак. И ни в коем случае нельзя опускаться до жестокости в обращении с ними. Были моменты, когда мне приходилось жёстко решать вопросы, когда собаки дрались в упряжке.

А в чём жёсткость эта проявлялась? Ты их просто растаскивал?

Григорий МАНЁВ: Да, их нужно разнять. Причём сделать это очень быстро. Но опять же здесь существует один момент. Если, предположим, на спуске у тебя собаки сцепились, то нужно не перевернуться и самому не улететь никуда. Тебе нужно прежде, чем ты полезешь их разнимать, что бы ни происходило, вбить якорь (это такая "кошка"), чтобы никуда упряжка без тебя не уехала. Потому что самое страшное – потерять вообще упряжку. То есть, надо хорошо "заякориться", как говорят каюры, и только в этом случае разнимать. Причём разнимать нужно быстро. Да, если у тебя одна или две собаки, существуют правила, как их нужно разнимать. Но когда собак много, эти правила не работают. И поэтому ты лезешь в самую гущу. И по тебе, и по твоим рукам могут пройтись зубы, потому что… Ну, ты полез, значит и полез. И это вещь не просто неприятная, она где-то даже опасная. Естественно, тебя не съедят, но могут покусать. И не потому, что они будут испытывать к тебе что-то плохое, а просто могут укусить в пылу драки. Не заметили, как кого-то хапнули. Так вот, контакт между человеком и собаками важнее всего. Дело в том, что там ничего нельзя подмазать за сладкий кусочек. Там нельзя решить вопрос грубостью, жестокостью или жёсткостью.

Когда я стартовал, у меня было десять собак. Это десять разных характеров. Например, у меня был пёс, вожак упряжки. Он настоящий чукотский ездовой пёс. Его звали Пумба. А я про себя его прозвал "Мужиком в натуре". Он вот такой настоящий, очень опытный, очень сильный и очень своенравный пёс. И с ним было договориться не просто, потому что нужно было просто заслужить его уважение.

Рядом с ним всегда бежала Пихта. Что интересно, она всегда бежит рядом с вожаком. Наверное, есть в этом какой-то смысл, потому что рядом с "Настоящим мужчиной" постоянно должна быть женщина. И она его всегда вдохновляла на подвиги. И когда Пумба уставал, она его тыкала своим носом, как бы говоря: "Ну, давай-давай, мой хороший. Ты же можешь, я знаю. Ты же сильный". И он как бы отвечал: "Да, я сильный. Ладно, давай".

Дальше у меня бежал Старичок. Он мог найти контакт с любой собакой. Очень работоспособная собака, хотя ей уже было 11 лет. А работал он вообще, как молодой.

Были ещё у меня два брата. Оба молодые, и это была для них первая "Берингия". Звали их Добрыня и Горыныч. И что интересно: два родных брата.

Один подвернул лапу и очень настойчиво мне показывал, что он подвернул лапу, очень долго жаловался и как бы говорил: "Ну, ты не видишь разве, что я подвернул лапу. В конце концов, ты обратишь на меня внимание или нет? Я вообще устал! Ну, что это такое!"

А рядом с ним бежит его брат, который молчит-молчит-молчит, но один раз он упал от усталости. И возникло такое чувство, которое, не дай бог, пережить. Ты видишь, что у тебя собака падает, тормозишь, якоришься (это надо делать обязательно всё время). И сердце у тебя выпрыгивает, оно где-то под горлом. Ты идёшь, тебе нужно дойти, доползти к нему. И ты всё это время думаешь: "Только бы был живой. Только бы был живой!" Подходишь к нему, а у меня два раза с ним такое было, смотришь и видишь, что дышит. Ух, слава богу. Отстегнул, взял его в нарты, всё. Это означает, что ты работаешь сам побольше. Абсолютно разные типажи собак.

Был среди моих собак и Халтурщик, которого я оставил в посёлке. Сначала у меня было десять собак, а после я шёл уже на девяти, потому что Халтурщик делал вид, что работает, а на самом деле он не работал.

Всё это, в принципе, приходит с опытом. У тебя складываются вот такие взаимоотношения с собаками. То есть, в какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне с людьми общаться гораздо сложнее, чем со своими собаками. Это моя команда, мой коллектив. Конечно, были моменты, когда ты едешь, и на перегоне в 90 км ты начинаешь сам себе и собакам рассказывать анекдоты. Собаки, конечно, не смеются, а ты ржёшь. Но это уже тоже какое-то изменение сознания. Но в любом случае я вспоминаю об этих собаках, как будто все они стали моей семьёй.

Вёл программу Николай Мамулашвили. Режиссёр выпуска Юлия Дунце.