Комментарии экспертов Руководство Большого пиарится на трагедии с Филиным

Николай Цискаридзе прокомментировал в утренней программе Владимира Соловьева "Полный контакт" на радио "Вести ФМ" ситуацию вокруг избиения худрука Большого театра Сергея Филина. По словам Цискаридзе, администрация театра пытается "пиариться" на трагедии, произошедшей с артистом.

Соловьёв: Мы дозвонились до замечательного танцовщика, народного артиста, лауреата всего Николая Цискаридзе. Коля, добрый день!

Цискаридзе: Добрый день!

Соловьёв: Коль, мы обсуждаем очень такую болезненную тему, то, что случилось в Большом театре, и как это часто бывает в России, так как вы очень активно выступали как критик происходившего в Большом театре, и вполне обоснованно, то пытаются сейчас с какой-то стороны вас приплести к этому скандалу.

Цискаридзе: Ну, первое, что я хочу сказать, Володя, что это не в Большом театре произошло. Это произошла трагедия.

Соловьёв: Абсолютно верно.

Цискаридзе: А то, что, к сожалению... просто понимаете, я терпеть не могу последнее время, к сожалению, было много трагических случаев  очень знаменитыми и дорогими зрителям людьми. Я очень не люблю, когда на трагедиях начинают люди пиариться, начиная от родственников, заканчивая лжедрузьями и так далее, и так далее. И кроме ужаса это событие не может ничего вызвать.

Соловьёв: Согласен.

Цискаридзе: Но когда пресс-секретарь театра и генеральный директор эту трагедию, этот вообще чудовищный, вандальный случай начинают использовать в своих целях, обвинять людей, работающих в театре, переводить как-то акценты, для того чтобы использовать это в своих целях, это чудовищно уже. Знаете, такого количества звонков от западных СМИ у нас не было с 2003 года, когда позоршейшим образом издевались над Волочковой.

Соловьёв: Хорошо помню эту историю.

Цискаридзе: Да. Потому что просто звонят разные журналисты и говорят: что это у вас происходит, что за безобразие? Понимаете, то, как сейчас пострадала репутация главного театра страны, лица нашей страны – Большого театра, такого не было очень давно. И всё это спровоцировано только одним – тем, что пресс-секретарь в 9 часов утра уже по телевизору вместе генеральным директором начали заявлять: мы знаем, мы знаем, мы знаем. Но если вы знаете, тогда сообщите!

Соловьёв: Конечно.

Цискаридзе: Что это за безобразие?! Почему люди, которые всё время кричат о корпоративной этике, вдруг начинают первым делом оскорблять людей, которые и являются театром? Может быть вы мне объясните, может быть вы лучше меня знаете: что обозначает слово театр?

Соловьёв: Ну, Николай, как я, простой радиоведущий, могу сказать человеку, который всю свою жизнь посвятил театру, что знаю лучше и больше.

Цискаридзе: Просто, насколько я понимаю, театр – это прежде всего здание, где происходит представление, и труппа, которая эти представления представляет.

Соловьёв: Я бы даже с точностью до наоборот. Я бы сказал, что в первую очередь это конечно люди, которые свою жизнь положили служению Мельпомены.

Цискаридзе: Да, но почему всё время "мы – Большой театр" произносят люди, которые являются обслуживающим персоналом этого театра?

Соловьёв: То есть администрацией.

Цискаридзе: Да. Почему?! Почему все эти безобразия? Я вот смотрю, никто уже не занимается здоровьем Сергея, они только каждый раз заявляют и строят свои догадки, как будто они являются следователями или обвинителями.

Соловьёв: Справедливо. Николай, а вы могли бы описать Сергея? Потому что ведь, как это часто бывает, интерес к человеку возникает только на фоне трагедии. Вот Сергей, что о нём можно сказать? Что это за человек?

Цискаридзе: Ну, это блистательный танцовщик Большого театра, которые на протяжении 20 сезонов был премьером этого театра, моим коллегой, с которым я танцевал одни и те же партии, один и тот же репертуар, потому что мы являемся представителями одного амплуа. Принцы, графы, всевозможные эльфы и так далее – вот это были мы.

Соловьёв: Ну, то есть премьеры премьеры.

Цискаридзе: А так как он чуть-чуть старше меня, он уже прекратил свою творческую деятельность. Он, по-моему, на четыре года или на пять выпустился раньше, чем я. Я еще танцую, потому что я помладше. Вот и всё. Потом он стал нашим руководителем. Понимаете, в любом творческом коллективе есть всегда...

Соловьёв: Разночтения, трения. Это естественно.

Цискаридзе: Да. Это нормальная вещь.

Соловьёв: Абсолютно.

Цискаридзе: Это было всегда, будет и есть. И потому выносить сегодня какой-то, я не знаю, сор, давать оценки – это абсолютно неверно. Тем более что с человеком произошло то, что не пожелаешь вообще никому!

Соловьёв: У Сергея ведь семья, да?

Цискаридзе: Да. У него трое детей. Сын от первого брака, и двое сыновей от второго.

Соловьёв: То есть вот уж точно кому сейчас нужна помощь, так это семье Сергея, и ему самому.

Цискаридзе: Ну, я насколько знаю, что и материально и... помог наш попечительский совет.

Соловьёв: За что им честь и хвала.

Цискаридзе: Там выделили деньги и на лечение. Ну, артисты, понимаете, что они могут сделать?

Соловьёв: Нет, артисты – это другое.

Цискаридзе: Это страшнейшая трагедия. Пока даже навещать человека в принципе, как я понимаю, нельзя, потому что ожоговое отделение – оно еще более закрытое, нежели инфекционное.

Соловьёв: Строгое. Конечно.

Цискаридзе: Почему такая вакханалия раздута вокруг этого, не понятно.

Соловьёв: Николай, можно дать очень бестактный вопрос?

Цискаридзе: Да, конечно.

Соловьёв: И мы как раз прервёмся, чтобы у вас было время обдумать. Насколько часто в мире Большого, в мире театра, в мире балета присутствует жестокость? Насколько случившееся с Сергеем является может быть и экстремальным, но, тем не менее, не удивительным проявлением внутренней борьбы? Или вы считаете, что всё-таки скорей всего это внешнее?

Цискаридзе: Нет, ну, это не может вообще никак касаться профессиональной деятельности. Я думаю, что, Владимир, как вы сказали, что вы обыкновенный зритель, но вы очень много читаете и не выглядите простым человеком, вы должны знать по истории театра. Вот вспомните хотя бы Адриенну Лекуврер, знаменитый персонаж, знаменитая артистка, которую отравили.

Соловьёв: Да, я поэтому так очень вежливо к этой мысли.

Цискаридзе: И вы понимаете, дело в том, что в театре, во всех театрах, ну, так же, как и на производствах любых, где есть конкуренция, существуют какие-то...

Соловьёв: Болезненные её проявления, криминальные, да.

Цискаридзе: Проявления. Но то, что произошло, это не болезненное проявление.

Соловьёв: Это криминальное.

Цискаридзе: Это страшнейшее преступление, которое должно на самом деле караться очень жестоко, потому что здесь... это... Ну, я даже не знаю, как подобрать слова к этому.

Полностью слушайте в аудиоверсии.