Собрание слов Большое интервью Бориса Гребенщикова

М.МИТРОФАНОВА:  У нас в гостях Борис Борисович Гребенщиков, музыкант, поэт, композитор, певец и гитарист рок-группы «Аквариум», один из пионеров русской рок-музыки, потому что из комсомола его выгнали.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Еще игрок на губной гармошке. И аранжировщик.

М.МИТРОФАНОВА:  Если дописывать все твои заслуги, тут не хватит А3 листа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я думаю, что не хватит листа. Придумать можно много, чего.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, я думаю, придумывает народная молва.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ведь, на самом деле, я учусь одному, до сих пор учусь, и чем дальше, тем больше я этому учусь и не знаю, когда научусь. Я научусь быть человеком. Потому что все вот эти вещи, они ничего не значат вообще.

М.МИТРОФАНОВА:  Да, но все равно в человеке можно различить, знаешь, что, когда человек женщина, она все равно другая. Значит, ты учишься каким-то своим особенным вещам, а вот я параллельно иду.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Абсолютно с тобой согласен.

М.МИТРОФАНОВА:  Ты знаешь, я, во-первых, очень давно ждала, что ты до нас дойдешь и вот тот факт, что ты не даешь интервью, это действительно очевидно, но мы очень рады, что ты к нам пришел, потому что «Маяк» сейчас такой другой. У нас такой интересный формат «talk and music», то есть совсем мало музыки и, в основном, это разговор с человеком. Мне звонят часто люди, они со мной обсуждают такие личные вопросы и проблемы, что я каждый вечер ухожу какая-то немножко такая удивленная, потому что как вообще такое можно рассказывать. Но в твоем случае, ты очень много в песнях, понятно, с другой стороны, а, с другой стороны, непонятно. Тебе от этого легко или, наоборот, ну, очень гармонично?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  На этот вопрос, наверное, дать ответа какого-либо внятного нельзя, потому что я не знаю, как пишутся песни. Но когда это чудо все-таки начинает происходить, это бесконечно драгоценный процесс, потому что это, на самом деле, чудо, когда из ничего вдруг появляется что-то, что потом, выясняется, определило курс моей жизни, хотя я этого не знал. Масса песен, написанных 30 лет тому назад, она вдруг комментирует то, что со мной происходит сейчас. Но я твердо знаю, что я даже не мог предполагать, что такое может быть. Каким образом в моих песнях отслежен курс всей моей жизни и, более того, не только моей, но и жизни страны, в которой я живу.

М.МИТРОФАНОВА:  Вот это для меня удивительно, потому что…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Слушай, а для меня-то как.

М.МИТРОФАНОВА:  Да. Потому что я сейчас к интервью готовилась, хотела пошутить, послушала все 500 песен, все 40 альбомов.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я должен тебя разочаровать, их уже больше. Боюсь, что уже больше.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, ты понял смысл. И, ты знаешь, очень они разные. И я послушала первые четыре песни, я просто расстроилась, потому что я, по-моему, поняла, о чем они. А, например, другие периоды жизни брать, я многого, вообще какая-то околесица, ты же меня простишь, что я так говорю.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, да, это комплемент для меня.

М.МИТРОФАНОВА:  И, если как вопрос задавать, тебе какие больше нравятся периоды, если смотреть, назад оглядываясь, такие более юмористические или очень лиричные и грустные? Ведь 1990-е, они вообще были, судя по альбомам, очень грустные. Ну, то, что я поняла, опять же, это мое субъективное мнение.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Сразу поставим все на свои места. Я настолько бесконечно радуюсь тому, что песня получается, что, когда она получается, мне кажется, что это замечательно. И когда люди потом говорят: «Как ты мог написать такие чудовищно депрессивные песни?», я поначалу не могу понять, о чем идет речь. Потому что я думал, что песня «Губернатор» веселая, когда она писалась.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, она еще ничего, я тебе скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я думал, что песня «Фикус религиозный», я хохотал, когда ее писал. А спустя 20 лет я совсем не хохочу, потому что теперь я знаю, про что она.

М.МИТРОФАНОВА:  Да и фраза теперь «будешь в Москве, звони» чуть-чуть изменилась после «Соли».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, да. Поэтому то, что воспринимается со стороны, как периоды, на самом деле, такими не являются, потому что они все пишутся бок о бок – такая сейчас, такая сейчас, такая сейчас. И за время, скажем, писания «Соли» там были какие-то пара песен, которые туда просто не вошли, потому что они замечательная песня веселая «Поутру в поле». Просто она не вклеилась в альбом, она не про то.

М.МИТРОФАНОВА:  Но альбом отличный, честно скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Спасибо.

М.МИТРОФАНОВА:  У меня был большой перерыв, и мы с тобой последний раз встречались, во-первых, где-то на улицах Москвы, я смотрю, идет Гребенщиков, я говорю: «А можно я вас подвезу?», я еще на «Максимум» работала. И вот как раз на «Максимум», я помню, в самое начало 1990-х мы с пластиночной Technics вертушки ставили, отматывали пластинку «Этот поезд в огне». Потом был какой-то перерыв, и в 1990-е мы все отвлеклись на иностранщину очень сильно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это как?

М.МИТРОФАНОВА:  И вот это не только меня касается, ну, как поколения.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да?

М.МИТРОФАНОВА:  Да, правда. И я заметила, что на русский рок в какой-то момент был какой-то перерыв у людей моего возраста. Мне сейчас 46. И я почему-то его было очень много, он был сильно социальный, а потом как-то захотелось какого-то AC/DC, знаешь, ни о чем и весело. Может быть, думать не хотелось? Вообще можно себе это позволить?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Конечно, можно. Можно позволить себе все. Счастье жизни в том, что можно позволить себе все.

М.МИТРОФАНОВА:  И даже право на ошибку, это Марк Твен еще сказал.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Тем более.

М.МИТРОФАНОВА:  Я очень хотела, во-первых, нашим слушателям намекнуть на…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Слушатели, привет.

М.МИТРОФАНОВА:  На гастрольные, несколько дат концертов, потому что совсем недавно были концерты вокруг Москвы. Кстати, а ты вот за эти годы по России же много ездил, по Советскому Союзу вообще.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Не перестаю.

М.МИТРОФАНОВА:  А что-нибудь поменялось?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет.

М.МИТРОФАНОВА:  Вообще ничего? 

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ничего не поменялось.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а как же дальше-то быть? На этом можно закончить, все ясно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Дальше будет все так же, потому что, если утешает то, что, если в России ничего не меняется по моим наблюдениям с 1986 года, как мы начали ездить, так мы и ездим до сих пор, а это уже 30 лет, ничего не меняется, люди не меняются. Меняется униформа у служителей порядка, а люди не меняются. Они интересуются тем же, они хотят все того же, и сколько бы им ни вешали лапшу радио и телевидение, они остаются все равно нормальными, очень много людей.

М.МИТРОФАНОВА:  А, смотри, я где-то вычитала из интервью, смотри: «Великая сила и большая проблема России в феноменальной неприхотливости большинства. Они жили на минимуме десятилетиями и веками, и если сейчас отключить в стране, например, свет и газ, ничего не произойдет, начнут чем-то топить, мебелью, например».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Абсолютно уверен, что так оно и есть.

М.МИТРОФАНОВА:  Это хорошо или плохо?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это свойство местное, ни хорошо, ни плохо, у нас такой климат. Это ни хорошо и ни плохо. Он несравним со Средиземным морем или с пустынями Сахара и Гоби. Но мы здесь такие, они там другие.

М.МИТРОФАНОВА:  Вот, значит, мы можем немножко оправдаться тем, что у нас ничего не меняется, так и там тоже особо ничего не меняется.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Так, а неважно.

М.МИТРОФАНОВА:  По загранице ездишь?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  А я не знаю, для меня не существует слова заграница, потому что оно мне кажется оскорбительным. За границей чего? Мы такая же страна, мы часть Европы, такая же, как все остальное, потому что Европа это все, что западнее Уральских гор. Европейская равнина. И мы часть этой Европы. Сибирь уже нет, Урал уже не очень, а мы да. Поэтому заграницы нет, все границы придуманы. Придуманы кем-то ради выгоды, ну, и хорошо, они так придумали. Но считать, что что-то есть внутри границы, что-то есть за границей я никак не могу. Поэтому я дома и там, и там.

М.МИТРОФАНОВА:  Но все-таки есть еще кроме Европы Америка, далеко туда пилить. 

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Далеко, ну, и что делать, в ней тоже есть хорошие вещи, например…

М.МИТРОФАНОВА:  Боб Дилан.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Боб Дилан, да. Я незнаком с ним лично.

М.МИТРОФАНОВА:  Так нет, я ж тебе говорю, пока вы выступали в Костроме, mon amour, Бобу Дилану вручили Нобелевскую премию.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Тогда еще сегодняшняя новость.

М.МИТРОФАНОВА:  Что он не проснулся.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, что его никто не может найти, чтобы вручить ему. Вот человек настоящий.

М.МИТРОФАНОВА:  Да, вот это правда, замахнуться на такое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я глубочайшим образом его уважаю.

М.МИТРОФАНОВА:  А ты с ним давно, видимо, ну, послушал его музыку, знал о нем?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я начал, вернее, я полностью проникся его, влюбился в то, как он пишет, в середине 1960-х. И поначалу первое впечатление было, как будто на меня выплеснули ведро непонятной жидкости, потому что то, как он пел и играл на гармошке, все это было настолько против шерсти, что я не мог понять, как вообще это можно слушать. Естественно, очень заинтересовался. А потом, когда я понял, что он поет, уже все, вопросов не было. 

М.МИТРОФАНОВА:  Просто мне, по-моему, Воронов рассказывал, наш общий друг, ну, такой с ухмылкой, мы смеялись, что на первые какие-то концерты к Бобу Дилану по 8 человек ходило народа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да ладно, ладно.

М.МИТРОФАНОВА:  Нет, ну, у нас, во всяком случае, когда он собрался то ли в Питер, то ли в Москву приехать.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  А никто не говорит, что мы грамотные люди.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, да, там главное надо понимать текст, лирику.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ощущать, скорее, даже.

М.МИТРОФАНОВА:  Но это было большое событие, у нас даже везде в новостях прошло, что Бобу Дилану дали Нобелевскую премию, то есть его заслуги оценило мировое сообщество.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я думаю, что ему по…

М.МИТРОФАНОВА:  Абсолютно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  И, слава богу, я придерживаюсь одного с ним мнения.

М.МИТРОФАНОВА:  То есть и даже деньги не важно. Конечно, тем более что они у него есть.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я думаю, что у него с деньгами все в порядке.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, друзья, для тех, кто собирается купить билет на Бориса Гребенщикова, я хотела бы обязательно, я понимаю, что это, конечно, понятные деньги, и что это большое счастье, что ты гастролируешь и выступаешь, и это доступно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это счастье, в первую очередь, для меня и для «Аквариума», для всех нас. Потому что мы как раз смеялись в городе Раменском о том, что нам настолько интересно играть, что есть люди в зале или нет, не так существенно.

М.МИТРОФАНОВА:  Так они были хотя бы?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Они были, их было достаточно. Но когда мы играем на настройке, мы получаем такое же удовольствие. Но, конечно, то, что есть возможность поделиться этим, и их абсолютно искреннее беззаветное слушание, как они нас слушают, это чудо, им нужно ставить памятник.

М.МИТРОФАНОВА:  Согласна. Вообще это очень интересно, и это у человека, который работает и в таком жизненном колесе, как белка, я думаю, чтобы тебя послушать, нужно специально время уделять. Как фон, не получается, честно тебе скажу, это тоже мое личное мнение.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Не пробовал, не знаю.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, вот, а я попробовала и чего-то как-то распереживалась. Я это советую искренне сделать всем в разном возрасте, потому что иногда в каком-то возрасте ты просто не понимаешь многих вещей, мне так кажется.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Наверняка.

М.МИТРОФАНОВА:  Вот этот период ваш концертной деятельности именно, вы как-то его приурочили к альбому «Соль» и новой программе «Симфония», это для того, чтобы люди поняли, что вы сейчас в активной фазе гастрольной, концертной?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Дело в том, что у нас активная фаза никогда не кончалась с конца 1980-х. Это называется, как у Дилана точно абсолютно, «Never Ending Tour», «никогда не кончающаяся гастроль». И как ни странно с возрастом и с временем эта жизнь становится все более и более интенсивной, потому что мы сейчас играем больше, чем раньше. Нам приходится отказываться от двух третей, наверное, заявок, потому что мы просто физически не успеваем, и при этом я не бываю дома неделями и месяцами.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, может быть, это мое, знаешь, сложилось мнение, потому что раньше афиши были, а сейчас сплошной Лепс и, как я обобщила, «Лепсоповал». То есть на афишах другие лица, другие люди.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  А мне не хотелось бы быть на афишах, честно говоря. Получается так, что зал все равно продается, все равно люди приходят.

М.МИТРОФАНОВА:  Я нашим слушателям обязательно расскажу о нескольких датах и программах, которые вы будете представлять. Мы продолжаем наше интервью на «Маяке», к нам пришел Борис Борисович Гребенщиков, я очень рада.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  И еще раз, здравствуйте.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, нет слов, правда, честное слово. И я хотела именно по работе, по делу, все-таки ты, несмотря на то, что тебе очень нравится твоя работа, все-таки это работа.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это не работа, нет, абсолютно не работа.

М.МИТРОФАНОВА:  Точно?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Точно.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а как же, вот я на радио прихожу, я живу этим, 25 лет в эфире, ну, это работа считается.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я остаюсь при том же мнении, которое у меня было еще в 1970-е годы, что, когда я занимаюсь музыкой, участвую в создании музыки, это я сбежал с работы и ради этого, собственно, и работал, чтобы иметь возможность сбежать с нее. Вот вся моя жизнь это я сбежал с работы однажды и до сих пор на нее так и не возвратился.

М.МИТРОФАНОВА:  Как сын спрашивает у музыканта: «Пап, ты когда вырастишь, кем будешь?»

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, да.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, это что-то из этой оперы. Ну, и, кстати, вокалист «Metallica» однажды говорил, что, да, когда ты занимаешься любимым делом и еще за это деньги получаешь, это вообще очень, он сказал, круто.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, да, так оно и есть, это для всех из нас, я думаю, что одинаково.

М.МИТРОФАНОВА:  В 1991 году мне посчастливилось, я ездила в Берлин на концерт «Metallica», извини, я опять их вспоминаю, с оркестром, Берлинский симфонический оркестр. И они все свои вот эти страшняки, тяжеляки делали в аранжировках симфонических. И вот тут смотрю – «БГ Симфония».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Дело в том, что я долго сопротивлялся этой идее, потому что я видел так много людей, которые делают симфонические аранжировки своих вещей, что даже хотя у нас в записях всегда есть что-то такое, но как-то мне было неудобно, я думаю, зачем, ну, люди так это делают, это и пошло настолько, что у меня вянут уши. Я не знаю, зачем имитировать оркестром аранжировку, которая была подобрана на дешевом синтезаторе одной рукой. То есть показывают, мы такие крутые, что мы можем позволить себе нанять оркестр, который будет исполнять аранжировку, написанную одной рукой.

М.МИТРОФАНОВА:  Да ладно, эти алкаши из «Metallica» про это вряд ли думали, к ним пришли…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да нет, они-то нормальные люди, им по фигу все это, я понимаю. А у нас получается… И то, что делает Питер Гэбриэл, мне тоже не нравится, то, что он делал с оркестром. Ну, забавно, интересно, я понимаю, что для него это вызов сделать это. Я предпочитаю, когда он с группой играет. В данном случае у нас, мы пытаемся, до сих пор пытаемся, мы еще никуда не пришли, пытаемся сделать что-то, что без оркестра сделать нельзя. То есть у меня есть какие-то песни, которые без оркестра просто, их физически невозможно сыграть, потому что там есть части, написанные именно для большого оркестра, не маленького, большого. И вот мы из них программу и составили, она получается довольно большой. И, судя по реакции людей, мы играли это уже пять раз, и действует на людей. Потому что, на самом деле, и находиться в середине оркестра, когда он играет что-то, что ты написал, а ты молчишь и слушаешь, это сильное переживание, всем рекомендую.

М.МИТРОФАНОВА:  Дирижер есть?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  И дирижер есть, все очень хорошо.

М.МИТРОФАНОВА:  По-моему, действительно воздействие имеет такое очень, просветление наступает.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, зависит от музыки, у меня не от всей музыки наступает просветление.

М.МИТРОФАНОВА:  Просто у человека от классической, звуков симфонической музыки, правда, редко мы в жизни слушаем, ну, есть фанаты такие, ну, совсем.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я слушаю очень много, но при этом не могу сказать, что я многое люблю. Я как раз большую часть симфонической музыки не люблю, хотя я ее и слушаю, но я не очень ее люблю.

М.МИТРОФАНОВА:  Борис Борисович, ну, говоря о музыке, и не поставить ничего, я считаю, что это западло.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Рекомендую поставить прямо сейчас.

М.МИТРОФАНОВА:  Давай в эфир поставим какую-нибудь песню, ну, для иллюстрации.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  «Навигатор», пожалуйста.

М.МИТРОФАНОВА:  По городам, вот те, которые вам сейчас предстоит посетить, в ноябре ты оставил дату дня рождения, ты что-нибудь планируешь на день рождения?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет, на день рождения как раз я стараюсь…

М.МИТРОФАНОВА:  Спрячешься?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Не то, что прячусь, я это тоже делал, я уже и прятался, и уезжал, и приезжал, и пробовал все. И поэтому понятия не имею, что я буду делать в этом году. Я знаю, что 26-го я буду в студии, а 25-го у нас концерт, а 27-го, не знаю. Я бы куда-нибудь в тихое место съездил бы, где я не был.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, по радио про это лучше не говорить действительно. В тихое место, я сейчас вам скажу.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я буду в том тихом месте, где вы меня никогда не найдете.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а, видишь, ты сам говоришь, что ты разные предпринимал в жизни истории, и прятался.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, у меня был, один раз я играл концерт в день рождения, прямо здесь в Москве.

М.МИТРОФАНОВА:  А вот про личную жизнь доступный минимум. Ты знаешь, что сейчас очень просто многим знаменитым людям, медийным, как их называют, по-разному, свои Facebook, аккаунты или Instagram, и, если человек хочет что-то выложить, даже, ты знаешь, ну, не Питер Гэбриэл, вообще нет, такие сверхлюди вообще не ведут.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет, нормальные люди нет. Нет, не то, что нормальные, я понимаю, что сознание человека может претерпевать фантастические изменения. Когда я вижу, как нормальные вполне с вида люди вдруг в Facebook делятся глубочайшими тайнами своей души, криками об одиночестве, фотографиями детей, кошек и всем остальным.

М.МИТРОФАНОВА:  Котиков.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, котиков. Я думаю, что вот по-новому повернулось сознание человечества. Но рано или поздно оно вернется к норме. А сейчас перед тобой перегиб, ну, и бог с ним. А, может быть, что-то будет вообще неизвестное дальше, мы же не могли себе представить, что будет так, как сейчас, 20 лет тому назад.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а ты анализировать ситуацию, тебя кто-то спрашивает об этом или ты сам для себя это понимаешь? Вот я, готовясь к встрече, думала, что, правда, времена очень сильно изменились, и технологически чудовищные какие-то изменения, вообще не знали никогда, что такое будет у нас.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, но ведь дело-то в том, что мы-то сами не изменились. У нас абсолютно те же желания, что были две тысячи лет тому назад, и пять тысяч лет тому назад, и десять тысяч лет тому назад, мы были такими же абсолютно. Нам хочется того же, мы боимся того же, мы убегаем от того же. А средства, которыми мы пользуемся, чтобы этого всего достичь, меняются.

М.МИТРОФАНОВА:  А если поспорить с тобой?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Легко.

М.МИТРОФАНОВА:  Например, я думала, что раньше мы все читали книги и слушали «Аквариум», а сейчас мы все смотрим «Камеди клаб» и слушаем Шнура. Разжигаю я сейчас?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ты знаешь, вот я, честно говоря, не делаю ни того, ни другого, я вообще телевизор не смотрел лет 25, наверное. Но, если ты почитаешь Библию, например, Евангелие, и посмотришь, как ведут себя люди…

М.МИТРОФАНОВА:  Я только для детей читала, я не понимаю там многое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я понимаю. Так, а понимать нечего, читай это, как просто хронику, как историческую прозу, и ты увидишь, что реакции всех людей точно такие же, как сейчас. Мы не изменились. Если мы не изменились за две тысячи лет, то мы не изменились и за большее время. Почитай старинные индийские какие-то драмы, которые написаны еще до Христа, чувства людей те же самые, и ведут они себя так же. И так же стесняются, так же заискивают, так же влюбляются, так же бегают за предметом любви, все одно и то же.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а плохие качества? Мы же сейчас на высоком уровне самосознания.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  И все плохие. Лучше мы не стали совсем.

М.МИТРОФАНОВА:  А некоторые?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  А некоторые всегда бывали. Их всегда одна миллионная процента. 

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, не знаю, мне кажется, если, глядя на цивилизацию ближнюю, есть люди, правда, которые прямо святые, золотые.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, но они были и две тысячи лет тому назад, и пять тысяч лет тому назад, они были. Греческие философы, какие они были замечательные, некоторые из них. Очень много людей бывает прекрасных.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, об этом надо знать. Я недавно прочитала вот такую новость, я обычно в эфирах читаю новости, и написано, что чтение продлевает жизнь, доказали ученые. «В первую очередь, способность избавлять человека от стресса», вот такое исследование. А я прочитала несколько произведений, классику, я расстроилась. Я Льва Толстого короткий рассказ прочитала «Бог правду видит, да не скоро скажет», у меня просто, ну, расстроилась.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, вообще говоря, русские писатели, они все довольно странного склада ума, они все немножко больные. И поэтому, когда мы читаем русскую литературу, мы имеем в виду, что мы имеем дело с очень талантливыми и очень больными людьми. Достоевского здоровым назвать нельзя, Чехова здоровым назвать тем более нельзя.

М.МИТРОФАНОВА:  Тоже «Рассказ неизвестного человека», я просто рыдала. Мне уже в конце надоели эти страсти мадридского двора, я уже думала, когда же это кончится издевательство.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, да. Но при этом есть много книг, которые можно читать с наслаждением, с удовольствием и они многому тебя научат. Ведь любая литература, любая культура, это, в принципе, просто мы учимся, мы смотрим на то, как люди себя ведут в такой ситуации, и как в такой. И мы говорим: «О, я хочу быть, как Джеймс Бонд, я хочу быть, как Наташа Ростова», хотя вряд ли кто-нибудь так думает. Ну, может, вдруг кто-нибудь есть.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, а сейчас же мало читают, и мало интересуются. Ну, такой общий срез, правда, поверхностный.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ты знаешь, существует такая вещь, как естественный отбор, и люди, которые отказываются от возможности читать, они обрекают себя на низшее положение в обществе. Это кто бы они ни были, какого бы рождения они не были. Если человек не хочет развиваться, он обрекает себя на нижние эшелоны. Это его выбор. Естественный отбор оставил его вот в этой области.

М.МИТРОФАНОВА:  А ты позволяешь себе давать советы кому-то, ближнему кругу?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это абсолютно бессмысленно. То есть я всегда могу это сделать, но очень редко это делаю.

М.МИТРОФАНОВА:  А родственникам?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, тем более.

М.МИТРОФАНОВА:  Многочисленным, причем.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Тем более. Потому что я с удовольствием бы давал, но я знаю бессмысленность этого всего.

М.МИТРОФАНОВА:  А, если они спрашивают вдруг?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я могу поделиться своим мнением, да. Но советовать, что, дорогие, сделайте вот так-то и вот так-то, и точно вам скажу, что все будет хорошо, нет, я не могу гарантировать, что будет хорошо. Как пел Пол Саймон: «Я не могу гарантировать, что ничего страшного не прячется под твоей кроватью». Я не могу гарантировать.

М.МИТРОФАНОВА:  Хорошо пел. Кстати, у него тоже недавно был день рождения.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да? Опять я что-то пропустил.

М.МИТРОФАНОВА:  А сегодня Чаку Берри 900. Ой, 900. 90!

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да 900.

М.МИТРОФАНОВА:  900, ну, нормальная ошибка? Какие люди, боже мой.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Фантастика, до сих пор живой. Фантастика.

М.МИТРОФАНОВА:  Дай, бог, здоровья. Я один раз с ним летела даже в Лос-Анджелес, и ночью, он спал, а я подговорила стюардессу, говорю: «Давай сфоткаемся». Ну, дедуля спит, я щелкнулась. Ну, стыдно, конечно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, почему, нормально.

М.МИТРОФАНОВА:  Его и плохо видно, кстати.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, и ладно.

М.МИТРОФАНОВА:  Да, дай бог здоровья Чаку Берри. Борис Борисович, а можно еще какую-нибудь твою песню на твой выбор послушаем в эфире? 

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, можно продолжать симфоническую струю и поставить песню, которая называется «Нога судьбы».

М.МИТРОФАНОВА:  Совсем скоро в Москве будет большой концерт, 3 декабря, Москва, «Крокус Сити Холл», там хорошая акустика. Ты обращаешь внимание на вот это все?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я не могу этого контролировать со сцены, я не знаю, какая акустика. Я это предоставляю нашим звукорежиссерам.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, это не такой вопрос технический, просто однажды я была на концерте, где вы выступали с Дэвидом Бирном.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ужасный был концерт, я помню. Дэйв нас размазал по стенке.

М.МИТРОФАНОВА:  Я этого не говорила.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я так считаю, потому что мы все-таки тогда не очень хорошо умели это делать. Но я помню, что мы потом чего-то долго с ним обсуждали. Да нет, ну, это нормально, потому что, кто говорит, что мы должны звучать хорошо.

М.МИТРОФАНОВА:  Но «Соль» звучит идеально.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Но все-таки мы в хороших местах и с хорошими людьми ее делали. Я всю жизнь ищу методы, как сделать так, чтобы то, что делается в России, звучало хорошо, меня всю жизнь интересовало только это.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, это важно тоже. Нет, не обязательно для вас, вы уже классики.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Для меня это необходимо, потому что я всем недоволен. Когда что-то получается, всегда это чудо и результат огромного количества времени и труда.

М.МИТРОФАНОВА:  То есть ты прямо злишься, ругаешься?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Не то слово. Запись нового альбома это всегда кризис, огромный кризис, который длится несколько месяцев.

М.МИТРОФАНОВА:  А вот старые песни ты вспоминаешь, вот эти «2-12-85-06»?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Было время, пару лет тому назад у нас был большой состав с саксофонами, и мы ее играли. Просто без саксофонов ее не сыграть. 

М.МИТРОФАНОВА:  А те времена были хорошие?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Времена всегда хорошие. Я помню отчетливо и даже не помню, они существуют во мне, до сих пор я помню, что было в 1970-е, 80-е, 90-е, нулевые, теперешние, я все это помню.

М.МИТРОФАНОВА:  И ты не можешь сказать, когда было хорошо, когда было плохо?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Всегда было хорошо.

М.МИТРОФАНОВА:  Что же такое, что же ты…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Всегда было фантастически хорошо.

М.МИТРОФАНОВА:  Что же ты читал такое, что я не читала? Опять Библию?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Это всегда приключение. Библию, я, честно говоря, не очень люблю читать.

М.МИТРОФАНОВА:  То есть, что-то в Индии попалось. Почему ты доволен всем?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Потому что я вижу, какое интересное приключение все это.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, берите пример. У нас в гостях Борис Борисович Гребенщиков восхитительный. Все, кто с ним общается, чувствуют себя, пытаются не быть идиотами.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Почему? Быть идиотом сладко, замечательно. Посмотрите на меня, я идиот, я этого не стесняюсь.

М.МИТРОФАНОВА:  Борис Борисович, а можно я вот этот старый вообще олдскульный «Номер» поставлю?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Все, что угодно.

М.МИТРОФАНОВА:  «Твой номер, номер…»

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Очень хорошая песня.

М.МИТРОФАНОВА:  Послушали эту песню, я хоть и готовилась к интервью, домашнее задание сделала, 500 песен послушала, но какой год вот эта песня?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  «2-12»? Она была написана примерно в 1983 году, наверное, где-то около этого. Потому что, я помню, когда я ходил по Невскому и твердил про себя эту фразу, твердил, твердил, пока она не начала разворачиваться во что-то. Все эти песни тогдашние написаны, они «ходилки». Идешь, идешь, идешь, и на пятом, шестом километре начинаются слова какие-то проявляться.

М.МИТРОФАНОВА:  А когда ты попал первый раз за границу, ты удивился? Я знаю, тут написано, исторические хроники, что…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  В 1987 году я первый раз попал прямо в Нью-Йорк. Я не удивился, я принял это, как должное.

М.МИТРОФАНОВА:  Потому что смотрел много фильмов?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Фильмов не то, что много я смотрел, но что-то смотрел.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, каких-то там, вот эти видеосалоны.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Не знаю, я, в основном, уже смотрел, когда туда приехал, потому что фильмы в переводе мне очень сложно смотреть, плохо. Когда у нас переводят фильмы, они сразу из нормального мира делают какой-то уродливый очень. Я один раз видел Джеймса Бонда в русском переводе, какого-то из последних, «The World is Not Enough», «Одного мира мало», кажется, где про нефтяную трубу, и там Бонд вдруг по-русски говорит какую-то такую почти матерную фразу.

М.МИТРОФАНОВА:  «Товарищи, закройте фрамугу».

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет, он к девушке обращается. И такое ощущение, что это не Бонд, а какая-то дешевая шпана с Казанского вокзала, причем очень неприятная.

М.МИТРОФАНОВА:  А, то есть не подходят те люди.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Люди, которые переводят, у них нет чутья, как правило. Был один гениальный Гаврилов, а у большинства нет чутья, и они переводят хорошего человека, как ужасную скользкую тварь. И вот из-за этого я не могу слушать фильмы в переводе.

М.МИТРОФАНОВА:  Так тебе повезло, ты английский знаешь, а некоторые…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Все имеют право на это.

М.МИТРОФАНОВА:  Знать английский язык?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да, никто не запрещает. 

М.МИТРОФАНОВА:  Абсолютно.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Французский тоже, наверное.

М.МИТРОФАНОВА:  Да, очень красивый, прекрасный. Но все-таки это тот, сейчас понятно, что границ нет, но, несмотря на то, что все равно визы приходится ставить и как-то мучиться.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Англичанам приходится ставить визы в Америку, их могут не пустить.

М.МИТРОФАНОВА:  Но все-таки какая-то была такая оторопь перед вот этим миром?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет, оторопи нет. Мне страшно хотелось, потому что, тем более, что меня не выпустили, меня в последний момент, перед тем, как перед выездом министр культуры тогдашний лично закрыл мне визу, и ухитрились какие-то люди лично в течение одного дня открыть опять. Ну, уж кто там переборол министра культуры, я не знаю, это был 1987 год. Но когда я приехал, я помню свое ощущение счастья, удивления тому, что все это произошло. И мы пошли ночью гулять в центральный парк, я помню, что сразу выпили и пошли в центральный парк, и все было на месте, все было так, как надо.

М.МИТРОФАНОВА:  А вот от встречи с такими людьми, вот тоже музыкантами, у тебя были какие-то такие минуты, что ты прямо был…?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Я был потрясен одной самой простой вещью, и остаюсь ею потрясен до сих пор, что все великие люди, они фантастические джентльмены в обращении. Одна из первых моих больших таких вечерушек была в каком-то нью-йоркском клубе, меня ждали Боуи, Игги Поп, «Blondie» с Крисом, и, по-моему, кто-то еще. И со всеми, то есть они были по отношению ко мне настолько предупредительны, вежливы, они старались как бы сделать так, чтобы я чувствовал себя нормально.

М.МИТРОФАНОВА:  Ты думаешь, они твои песни слушали, Дэвид Боуи?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Они, конечно, не слышал. Нет, Дэвид мог слышать что-то, потому что ему могли что-то присылать, остальные точно не слышали. Но они просто старались, потому что приехал человек, и им было интересно, чтобы этому человеку было хорошо. И это то, что в России просто люди не умеют, когда кто-то…

М.МИТРОФАНОВА:  Неправда. Про тебя говорят точно такое же. Я волновалась месяц, пока ты нам давал даты, с этим, у меня муж, я седая уже вся. А он говорит: «Ты что, это такой добрейший, милейший, умнейший, воспитаннейший, чудесный человек». И все так об этом.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ну, я всего этого за собой не замечаю.

М.МИТРОФАНОВА:  Но я действительно, я могу подтвердить. У нас пролетело интервью, я даже не заметила, как несколько секунд, это действительно так. Это такое счастье, что я тебя знаю, вообще сил нет человеческих.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Спасибо, мне приятно.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, кому-то, может быть, меньше повезло, чем мне, но музыка, она очень много говорит, я точно знаю. Даже, если вы не понимаете, о чем речь. Спасибо вам большое.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Ее не нужно понимать, нужно слушать.

М.МИТРОФАНОВА:  Большой привет группе.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Спасибо.

М.МИТРОФАНОВА:  Я не знаю, сейчас халява-то, спрашивают еще друзья билеты халявные? 

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Конечно.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, я тогда…

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да и не друзья, спрашивают и незнакомые люди через Facebook.

М.МИТРОФАНОВА:  А то раньше, кто в музыкальной индустрии, говорят: «Западло билеты покупать». А мне кажется, нормально.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Нет, нормально.

М.МИТРОФАНОВА:  Абсолютно нормально. Борис Борисович, ну, я очень рада, что вы нам время уделили. И еще раз проанонсирую московский большой концерт, это 3 декабря, Москва, «Крокус Сити Холл». Ну, а те города, которые вы посетите с концертами, это Пермь, Екатеринбург, Санкт-Петербург, Новосибирск, Томск, Красноярск, Иркутск.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Иркутск, кажется, уже будет без оркестра. Красноярск, по-моему, будет последний с оркестром.

М.МИТРОФАНОВА:  Ну, у вас на сайте все написано, исчерпывающая информация, очень понятная.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Да. Так что приходите все, это будет уникально, потому что повторять этого мы не будем.

М.МИТРОФАНОВА:  Спасибо вам огромное. Ну, я-то точно. Дадите контрамарочку?

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  С наслаждением.

М.МИТРОФАНОВА:  Спасибо. Пока, до новых встреч в эфире.

Б.ГРЕБЕНЩИКОВ:  Всего доброго.