Актуально Финансовая составляющая сделки по "Роснефти"

Программу "Актуально" ведёт Елена Щедрунова.

Обсудим финансовую сторону сделки по продаже 19,5 процента акций компании "Роснефть". На связи – советник по макроэкономике генерального директора компании "Открытие" Сергей Хестанов.

10,5 млрд долларов – это много или мало? И вообще удачный ли был выбран для сделки момент? Говорят, что сейчас восходящий тренд на нефть, а потому активы нефтяные дорожают. И вот как бы был пойман этот момент.

С. Хестанов: Прежде всего, нужно отметить, что цена примерно соответствует ожиданиям. А вот сам факт проведения сделки – это несомненная удача. Дело в том, что когда нефть стоила 100-120 долларов за баррель, соответственно, инвесторы ориентировались на одни показатели. Сейчас, когда цена на нефть в два раза ниже, привлечь инвестиции вообще в нефтяную отрасль достаточно непросто. Эта же сделка осложнялась ещё тем, что страновые риски (риски ведения бизнеса в России) многими зарубежными инвесторами оценивались как достаточно высокие. Поэтому, на мой взгляд, главный успех – это само проведение подобной сделки в условиях, когда, с одной стороны, конъюнктура нефтяного рынка отнюдь не такая, какой она была два года назад, и, с другой стороны, когда страновые риски достаточно высокие. Поэтому здесь большое значение имеет не только цена, которая, в общем-то, соответствовала ожиданиям, но и сам факт того, что в сжатые сроки подобного рода сделку удалось провести.

Вы сказали про сжатые сроки, а известно, сколько времени длились переговоры?

С. Хестанов: Пока в публичной плоскости обсуждение таких деталей не ведётся, поэтому мне трудно оценить, сколько длились переговоры. Просто один из инвесторов – это швейцарский нефтетрейдер "Glencore", который давно и плодотворно сотрудничает с российскими компаниями. Катарский суверенный фонд в принципе тоже покупал акции российских компаний, но обычно всё-таки речь шла о гораздо меньших масштабах. Поэтому, с одной стороны, эти инвесторы давно и хорошо знакомы российским компаниям, а, с другой, сами эти инвесткомпании хорошо знают особенности ведения бизнеса в России. Но, в общем-то, после публикации сведений о том, что сделка состоялась, для многих, конечно, такой состав зарубежных инвесторов выглядел достаточно необычным.

Сделка в 10,5 млрд долларов – это крупная сделка по масштабам нефтяного рынка? Говорят, что то же катарский фонд владеет 260 млрд долларов, поэтому казалось, что на фоне 260 млрд долларов 10,5 млрд вроде не так много. Для практики сделок, которые совершаются на рынке, это внушительная сумма?

С. Хестанов: Это достаточно крупная сумма, тем более что в последние годы прецедентов совершения сделок подобного типа, когда бы приватизировалось 19,5 процента акций достаточно большой по мировым меркам нефтяной компании, вспомнить просто невозможно. Большинство крупных нефтяных компаний сейчас в мире либо акционировались очень давно, иногда даже в XIX веке, либо просто принадлежат государству, как это происходит, например, в Саудовской Аравии. Поэтому провести прямую параллель и сравнить эту сделку с похожими очень сложно, потому что понятно, что оценивать сделки XIX века в современном контексте очень непросто. Но в любом случае это определённый успех, и успех тем более удивительный, что сама конъюнктура рынка для проведения такой сделки выглядела достаточно сложной.

Некоторые аналитики называют эту сделку "прорывом" некой финансовой блокады. Её можно таким образом оценивать?

С. Хестанов: В какой-то мере да. Потому что действительно, начиная с осени 2014 года, активность иностранных инвесторов в приобретении российских акций резко упала. И во многом это было связано как раз с опасениями инвесторов, а не несут ли сделки подобного типа какие-либо риски.

Кстати говоря, с точки зрения последствий сделки как позитивного прецедента, когда, несмотря на риски, сделка состоялась, это тоже, возможно, подтолкнёт некоторых других инвесторов к рассмотрению вообще проектов, которые направлены на инвестирование в Россию.

Известно, что компания "Гленкор", которая входит в консорциум, который приобрёл этот пакет "Роснефти", заплатит 300 млн евро в виде собственных акций из этих 10,5 млрд за пакет. Насколько это выгодно "Роснефти"? И что это, главное, даёт "Роснефти"?

С. Хестанов: Любая достаточно крупная сделка имеет достаточно сложные механизмы финансирования. Я думаю, что основной мотив швейцарской компании, зачем она, собственно, инвестировала в данную сделку, – это желание заработать на потенциальном росте акций "Роснефти". И спустя какое-то время, опять-таки обычно проходит год-два, портфельный инвестор, особенно в случае, если цена его доли увеличилась, из сделки выходит. То есть, акции продаёт и, соответственно, прибыль изымает. И весьма вероятно, что эти акции "Гленкора" на сумму 300 млн евро при помощи проведения обратной сделки со временем вернутся обратно "Гленкору". Но будет это не очень скоро. Обычно проходит год-два и даже больше в зависимости от конъюнктуры рынка. То есть, портфельный инвестор приобретает бумаги с целью со временем, когда-то в неопределённом будущем совершить обратную сделку.

Вы упомянули термин "портфельный инвестор". Действительно, некоторые комментаторы обращают внимание на то, что в "Роснефть" вошёл не стратегический инвестор, а портфельный инвестор, у которого нет цели получить доступ к российским ресурсам. Может быть, это и хорошо?

С. Хестанов: Действительно, когда инвестор приобретает достаточно большой пакет акций, а по российскому законодательству очень важное количество – это 25 процентов плюс одна акция, он получает достаточно большие права. В российском правовом поле 25 процентов плюс 1 акция – это так называемый "блокирующий пакет", начиная с которого инвестор, если ему не нравится какое-то управленческое решение, которое принимает менеджмент компании, может это решение заблокировать. Естественно, сама возможность блокировки управленческих решений создаёт определённые неудобства, но в данном случае приватизировались 19,5 процента акций, что заведомо меньше, чем блокирующий пакет. Поэтому все риски, связанные с тем, что иногда инвестор хочет принимать участие в управлении, иногда интересы портфельного инвестора в принципе могут не совпадать с интересами основного акционера, вот эти риски в данной сделке совершенно отсутствуют. И это действительно хорошо в нынешней достаточно непростой международной обстановке.

У "Бритиш петролеум" тоже есть чуть менее 20 процентов акций "Роснефти". Могут ли эти два инвестора сложить свои доли и получить требуемый блокирующий пакет. Или это по законодательству делать запрещено?

С. Хестанов: Теоретически никто воспрепятствовать объединению акционерами своих позиций не может. Иногда такое происходит. Но на практике портфельные инвесторы почти никогда этим не занимаются. Потому что для того, чтобы заниматься корпоративным управлением, нужно быть не просто держателем акций, а принимать участие в управлении компанией. А для этого, помимо наличия голосующих акций, очень важен ещё такой компонент, как наличие компетенций и знаний, необходимых для процесса управления. Как правило, всё-таки портфельные инвесторы этим не занимаются в принципе, поскольку это совершенно другой бизнес. Да и содержать для портфельного инвестора штат квалифицированных людей, которые будут этим заниматься, экономически просто неоправданно.

Но даже если всё же иностранный инвестор получит блокирующий пакет, ему в любом случае придётся выполнять все требования российской правовой системы, которая регулирует акционерную деятельность, в том числе и отношения акционеров внутри компании. В новейшей истории трудно найти прецедент, когда бы вот такого рода события принесли какой-то вред.

Полностью беседу с экспертом слушайте в аудиофайле.