Трахты-Барахты Мария Александрова в гостях у Романа Трахтенберга и Елены Батиновой

ТРАХТЕНБЕРГ: Лена Батинова, Роман Трахтенберг. И у нас в гостях балерина, солистка Большого театра Мария Александрова. Здравствуй, Мария!

АЛЕКСАНДРОВА: Привет!

ТРАХТЕНБЕРГ: Скажи, пожалуйста, сразу, вот вопрос интересует, чем отличается балерина от солистки балета?

АЛЕКСАНДРОВА: Да, в общем-то, ничем. Разница в положении. Иерархия.

ТРАХТЕНБЕРГ: Балерина – это как солист?

АЛЕКСАНДРОВА: Балерина – это выше степень иерархии в императорском театре.

ТРАХТЕНБЕРГ: А когда много девчонок, двадцать, например?

АЛЕКСАНДРОВА: Это кордебалет.

ТРАХТЕНБЕРГ: А когда ╚Красотки, красотки, красотки кабаре╩?

АЛЕКСАНДРОВА: Это кабаре. А у нас кордебалет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это варьете вообще-то. А кордебалет – это когда в одинаковых платьицах красивых лебеди? Это кордебалет?

АЛЕКСАНДРОВА: Да, кордебалет. Солисты – это те, кто танцует сольные. Блестящие у вас познания.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я, когда выпью, люблю танцевать! Танцую обычно после литра, а после банки я пою.

АЛЕКСАНДРОВА: Все таланты после банки.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я запишу себе. То есть это называется кордебалет и все?

АЛЕКСАНДРОВА: Нет, не все. Те, кто стоят в массе лебедей – 32 лебедя, это кордебалет. Потом есть 3-4 лебедя – это, как правило, корифеи и солисты. И вот одна, кто ведет, – это, как правило, балерина.

БАТИНОВА: А что нужно для того, чтобы стать балериной?

ТРАХТЕНБЕРГ: Нужно сначала похудеть тебе, девочка. Похудеть и стать моложе.

АЛЕКСАНДРОВА: Много работать, иметь терпение и главное – любить этот адский труд.

ТРАХТЕНБЕРГ: Не будем задавать вопросы, а будем записывать твою биографию. Начиная с детства, потом отрочество и юность. С самого начала, как же это все началось. Я догадываюсь, что наверняка были другие какие-то интересы, первая любовь и прочее.

Мы начинаем с самого начала. Родилась ты, Маша, в Москве или где?

АЛЕКСАНДРОВА: В Москве.

ТРАХТЕНБЕРГ: Чем занимались твои родители?

АЛЕКСАНДРОВА: К балету и к театру никто не имел никакого отношения.

ТРАХТЕНБЕРГ: А к чему они имели отношение?

АЛЕКСАНДРОВА: Папа был госслужащим. Прямо работал в ЦК, а потом в аппарате президента. А что делать? Я тоже, наверное, госслужащая, только в творческой сфере.

ТРАХТЕНБЕРГ: Папы для нас закрыты. А мама чем занималась?

АЛЕКСАНДРОВА: Мама по образованию кто, я не очень знаю. Знаю, что она работала в библиотеке, потом в детском саду, пока там был маленький братик.

ТРАХТЕНБЕРГ: У тебя есть братик?

АЛЕКСАНДРОВА: Да. У меня есть старший братик.

ТРАХТЕНБЕРГ: На сколько он старше?

АЛЕКСАНДРОВА: На 7 лет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Большой мальчик. Ты с ним дралась?

АЛЕКСАНДРОВА: Нет, мы обожали друг друга.

ТРАХТЕНБЕРГ: Так не бывает. Все рассказывают чудеса.

АЛЕКСАНДРОВА: Я вообще добрая. Я добрая и пушистая.

ТРАХТЕНБЕРГ: На два часа раньше к нам приходил Игорь Нежданов и объяснял, как понять, врет человек или нет. Я слышал легенды, что братья с сестрами не дерутся, что братья с братьями даже не дерутся. У меня брат был младше меня на 7 лет. Редкая была сволочь.

АЛЕКСАНДРОВА: Ну, ты же не девочка. А мы не дрались. Мы играли в кабанчиков. Это потрясающе! Я иногда вспоминаю, насколько же надо было обожать брата родного. Игра велась очень просто – брат обожал читать большие и толстые книжки, а я ему мешала. Ему надо было как-то от меня избавиться, и он говорил: ╚Давай играть в кабанчиков? Я буду большой и взрослый кабанчик, умный, я все время читаю. А ты моя маленькая сестра-кабанчик, будешь бегать и меня кормить╩. Я бегала и кормила его. Правда, путь до кухни пролегал, в моем представлении, через леса, озера, пиратов и охотников. Я могла туда уйти надолго и обратно долго возвращаться. Еще и с едой.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть не только маленьким кабанчиком ты была, а еще и очень глупеньким, что особенно приятно. Мне не повезло. Мой брат был очень хитрый.

АЛЕКСАНДРОВА: Строили машинки, самолетики из диванных подушек. Все было чудно.

ТРАХТЕНБЕРГ: В общем, не дрались?

АЛЕКСАНДРОВА: Нет.

ТРАХТЕНБЕРГ: И когда он стал большой и стал приводить домой девчонок, ты с него не брала по рублю за час гуляния?

АЛЕКСАНДРОВА: Нет, нет, нет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Маленький, глупый, несчастный, маленький кабанчик, хочется заметить. Итак. Мама работала в библиотеке. Подозреваю, что она окончила институт культуры. Там всегда были продвинутые люди: они все знали, денег мало получали. Ну, зачем ей зарабатывать деньги, когда папа работает в ЦК? Все получается очень здорово. Папа зарабатывает деньги, мама кормит детей интеллектуальной пищей. Младшая Машка бегает кормит брата. И только брат живет в раю, как большой кабан. Это мечта всей жизни. Я бы тоже так хотел.

БАТИНОВА: А кто вас воспитывал? Мама или няня?

АЛЕКСАНДРОВА: Мама. Няни не было. Мама приложила огромное количество усилий, чтобы меня воспитать.

ТРАХТЕНБЕРГ: Мама очень многое положила.

АЛЕКСАНДРОВА: Усилий, Роман, соберитесь.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть в детский садик тебя не отдавали?

АЛЕКСАНДРОВА: Нет, я была в детском садике.

ТРАХТЕНБЕРГ: С трех лет тебя отдали? Ясли пропускаем. Это живодерня. Туда нельзя.

АЛЕКСАНДРОВА: Нет, там я не была точно. Я была в обыкновенном садике.

ТРАХТЕНБЕРГ: Без какого-то уклона?

АЛЕКСАНДРОВА: Без уклонов. Видать, ко мне не прилипали никакие уклоны. Ну, тогда и не было каких-то специальных уклонов.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, ты же молодая еще девчонка-то. Сидит радостная, в три раза моложе Светки и в несколько раз моложе меня. Вероника у нас только молодая и училась в хореографическом училище. Я учился на балеруна. Ладно, продолжаем. Отдали тебя в детский садик. Совершенно обыкновенный и стандартный.

АЛЕКСАНДРОВА: Да. Все началось, по идее, оттуда. История была банальна. Пришли в детский сад отбирать в какую-то детскую секцию. Как потом выяснилось, в спортивную гимнастику. Мы были уже в средней группе – от четырех до пяти. Помню восторг женщины, которая меня увидела и сказала: ╚Эта девочка будет записана╩. Когда мама пришла вечером, а я была болтушкой, и секреты у меня не удерживались, я маме все рассказала, и мама поняла, что что-то надо делать. Мама не хотела, чтобы я шла в спорт. Ее тайная мечта была, чтобы ее Машенька стала девочкой-балериночкой.