Трахты-Барахты Мария Гайдар в гостях у Романа Трахтенберга и Елены Батиновой

ТРАХТЕНБЕРГ: У нас в гостях Маша Гайдар. Привет, Маша.

ГАЙДАР: Добрый вечер.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я телевизор не смотрю, а вот скажи, ты прошла все-таки в Думу?

ГАЙДАР: Нет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Не взяли тебя?

ГАЙДАР: Нет, не взяли. Всю партию.

ТРАХТЕНБЕРГ: А почему?

ГАЙДАР: Ну, вот так вот.

ТРАХТЕНБЕРГ: Проиграли вы?

ГАЙДАР: Проиграли.

ТРАХТЕНБЕРГ: А по-честному проиграли?

ГАЙДАР: Нет, не по-честному.

БАТИНОВА: Не захотели самого молодого депутата.

ТРАХТЕНБЕРГ: Зато Маша Малиновская сидит в Думе.

ГАЙДАР: Там много людей, которые за то сидят в Думе. Их достаточно много. И все они сидят за то.

ТРАХТЕНБЕРГ: Интересно, почему люди идут в политику? Маша, скажите, у вас есть какие-то планы, вы чего-то действительно хотели достичь? Чего-то переделать? Или просто вам нечем заняться, и вы поэтому в политику? По зову сердца? Я не иду. Я как Обломов. Нельзя же, например, Обломова называть лодырем. Он же не встает с кровати, потому что ничего хорошего он сделать не может. А зачем вставать, если ты ничего сделать не можешь. Поэтому лучше лежать дальше. Вот я в Думу не иду, потому что я ничего не могу, мне ничего не интересно, я ничего не смогу изменить. Вы думаете, вы смогли бы изменить что-нибудь?

ГАЙДАР: Да, конечно, я так думаю. Поэтому я этим занимаюсь. Но вы, в отличие от Обломова, встаете и едете в эфир, вы сидите и говорите много часов. Это сильно вас отличает. Но, конечно, я считаю, что, во-первых, нужна позиция. Во-вторых, есть проблемы, о которых нужно говорить. И есть проблемы, которые нужно решать на государственном уровне. Поэтому я считала важным бороться за то, чтобы попасть в Государственную Думу. Я считаю, что эти изменения безусловно возможны.

ТРАХТЕНБЕРГ: Маша, вы неизлечимый романтик, вы верите в чудеса, вы верите в сказки!

ГАЙДАР: Да нет, почему же? Какие чудеса, какие сказки? Если есть люди, которые хотят что-то делать, хотят что-то менять, почему обязательно считать, что у них это должно не получиться, почему это считать сказкой?

ТРАХТЕНБЕРГ: Мне кажется, что это сказка. Но это лично мое мнение.

ГАЙДАР: Сказка в чем состоит? В том, что можно что-то изменить или что-то можно изменить в лучшую сторону? Или в том, что можно хотеть что-то изменить? В чем сказка?

ТРАХТЕНБЕРГ: Хотеть можно, но изменить практически нереально.

Мы тут с моим водителем отгадывали кроссворд. И там написано: дедушка Гайдара. Мы думали, Голиков, мы знаем. Голиков – вот он же Гайдар, который впереди на боевом коне. А Маша сразу отгадала, говорит: Бажов. Но Бажов – это ╚Хозяйка Медной горы╩ и ╚Уральские сказы╩. И скажи, пожалуйста, это тоже родственник?

ГАЙДАР: Да, это прадедушка. Как вот есть прадедушка Аркадий Гайдар, так и прадедушка Павел Бажов, они мои прадедушки по папиной линии. Есть одна забавная история про моего брата Петю, который учился в школе, и вот проходили Аркадия Гайдара. И Петя сидел очень гордый и говорит: ╚Это мой прадедушка╩. Все: ╚У, прадедушка!╩ Проходит какое-то количество дней, и проходят Павла Бажова. Петя говорит: ╚Это мой прадедушка╩. Все так: ╚У, у!╩ – дети. А учительница, она задумалась, ничего Пете не сказала, вызвала родителей в школу. И говорит: ╚Вы знаете, у вашего сына, кажется, поехала крыша. Ему кажется, что все писатели – его прадедушки╩.

БАТИНОВА: Очень мудрая учительница.

ТРАХТЕНБЕРГ: Маша, мы будем записывать биографию в прямом эфире. Надеемся, что мы все-таки издадим книгу и доведем ее до всех, кто интересуется биографиями великих людей. Как они воспитывались, с чего все начиналось, и как они докатились до жизни такой. Вот, например, как нужно было мучить в детстве девочку, чтобы она потом кинулась в политику. Меня этот вопрос заботит. Но мы сейчас все на ваших глазах, вернее, на ваших ушах и проведем. Итак, Маша, родилась ты в Москве?

ГАЙДАР: Да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Значит, давай про твоих родителей расскажем. У тебя папа тогда чем занимался?

ГАЙДАР: Папа тогда занимался, когда я родилась, он был экономистом, он писал статьи. Я точно не помню, какая у него была должность. Не то что я не помню, я просто не знаю. Он был достаточно активен, был кружок экономистов, людей, которые писали какие-то программы. Он постоянно работал, уже где-то выступал, уже был как-то интегрирован в общественно-политическую жизнь.

ТРАХТЕНБЕРГ: А мама?

ГАЙДАР: А мама – врач.

ТРАХТЕНБЕРГ: А профиль какой?

ГАЙДАР: Акушер-гинеколог и генетик. Есть какой-то институт, который называется МОНИКИ, в котором она работала, который изучает наследственность, наследственные отклонения, наследственные проблемы. Вот она тогда там работала.

ТРАХТЕНБЕРГ: А акушерство как привязано к этому?

ГАЙДАР: Гинекология – это же рождение детей. А генетика – это в практическом применении относительно детей.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, мама врач, папа экономист, семья такая известная, причем не в узких кругах, а известна всем, с такой фамилией нельзя быть неизвестной, всегда на виду. Тебя воспитывали дома или отдали в какой-то детский садик?

ГАЙДАР: Меня до какого-то момента воспитывали дома, потом меня отдали в детский сад, и причем я помню, что я точно была в детском саду какой-то период без забора. Вот мои родители это отрицают.

ТРАХТЕНБЕРГ: А как это без забора?

ГАЙДАР: Так называется, когда оставляют на неделю. Когда оставляют, не приводят в тот же день и в тот же день забирают.

ТРАХТЕНБЕРГ: А, без забора.

ГАЙДАР: Это был детский сад, в котором мы жили. Когда мне плохо спалось по ночам, я помню, что там была воспитательница, которая разрешала мне помогать по ночам мыть полы. То есть мы с ней мыли полы, общались, потом она меня кормила каким-то угощением, поила молоком. Вот у меня было такое счастье не спать, когда все спят.

БАТИНОВА: А почему вы не спали?

ГАЙДАР: Ну, вот как-то не спалось, наверное, я была возбудимым ребенком, не знаю, мне кажется, все дети не хотят спать, если они находят возможность этого не делать, они с удовольствием этого не делают.

ТРАХТЕНБЕРГ: Потом днем засыпают, нет?

ГАЙДАР: Ну, знаете, днем тоже, мне кажется, что у них настроение хуже, когда они не спят, а так они с удовольствием этого не делают. А другая воспитательница была, видимо, у нее был какой-то протест, то ли против системы, то ли против Аркадия Гайдара, то ли против человечества, и протест этот выражался в том, что она постоянно читала ╚Мальчиша-Кибальчиша╩. И естественно, дети первый раз послушали, ну, как-то понравилось, второй раз понравилось, а когда это было тридцатый, сороковой раз, они начали ненавидеть и Мальчиша-Кибальчиша, и Аркадия Гайдара, и меня в том числе.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, сказка-то хорошая была.

ГАЙДАР: Она говорила: ну что, Гайдариха, начнем-с? И начинала читала ╚Мальчиша-Кибальчиша╩.

БАТИНОВА: И родители возмущались?

ГАЙДАР: Я как-то не рассказывала это родителям. Я помню, что у меня была тоже история на идеологическую тему в детском саду, когда вызвали мою бабушку, мамину маму, и сказали: ╚Вы знаете, у вас девочка хорошая, она достаточно много знает, многим интересуется, но она мало знает про дедушку Ленина, нехорошо это╩. Я помню, что моя бабушка меня повела и говорит: ╚Ну, что же ты ничего про дедушку Ленина не знаешь, все знают, а ты не знаешь?╩ Купила каких-то книжек про дедушку Ленина – на, читай, все про дедушку Ленина знают, и ты тоже давай про дедушку Ленина читай.

ТРАХТЕНБЕРГ: Значит, вы там были без забора.

БАТИНОВА: А почему вы говорите, родители отрицают?

ГАЙДАР: Ну, они говорят, что я никогда не была в детском саду без забора, они всегда меня забирали, и вообще я не была в детском саду, а иногда несколько раз, ну, может быть, раз, или два, или три они меня там оставляли.

ТРАХТЕНБЕРГ: Но мы-то помним.

ГАЙДАР: А я-то четко помню.

БАТИНОВА: Может быть, и правда – раз, два, три, а для вас это целая вечность.

ТРАХТЕНБЕРГ: А садик был обыкновенный какой-то?

ГАЙДАР: Был какой-то сад на Полежаевской. И он был хороший, по-моему, он не был элитным, он был каким-то хорошим. Но все в советское время искали что-то хорошее, было что-то, а было что-то получше. Или он был какой-то ведомственный.

ТРАХТЕНБЕРГ: И выезжал летом на дачу?

ГАЙДАР: Кстати, выезжал летом на дачу, я выезжала тоже летом на дачу, и была дача совсем неплохая, там было забавно, там было некое место для игр, которое по какой-то причине называлось ╚зона╩.

ТРАХТЕНБЕРГ: Без забора.

ГАЙДАР: По этой же самой причине, по которой все это называлось ╚без забора╩, и он назывался зоной, и вот мы все ходили: ╚Пойдемте поиграем на зону!╩

ТРАХТЕНБЕРГ: А где это?

ГАЙДАР: Честно говоря, я не помню. Я помню корову, помню электричку, помню, что там было два бассейна, а где это было, не помню, к сожалению.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть нельзя придти и навестить, так сказать.

ГАЙДАР: Я думаю, что можно выяснить у мамы, придти, навестить.

ТРАХТЕНБЕРГ: По гайдаровским местам.

БАТИНОВА: А были оттуда друзья, прямо из раннего детства, остались?

ГАЙДАР: Никто не остался из раннего детства.

БАТИНОВА: А с кем вы дружили: с мальчиками, с девочками?

ГАЙДАР: Я дружила больше с мальчиками. Мы играли в войнушку, в казаки-разбойники, я любила дружить с мальчиками, которые постарше, они все время чему-то учили – на велосипеде кататься... Они, конечно, я так сейчас вспоминаю, ничему хорошему не учили. И, например, были такие качели, которые прокручивались, могли делать ╚солнышко╩, и вот у них было любимое занятие посадить меня на качели делать ╚солнышко╩.

ТРАХТЕНБЕРГ: И посмотреть, упадешь ты или нет?

ГАЙДАР: Я не падала, но мне было очень весело. Хотя сейчас я понимаю, что ничего хорошего в этом не было и можно было бы упасть. Они все время жгли какие-то коробки. Ставили как-то, расставляли спички, поджигали их.

ТРАХТЕНБЕРГ: Все по очереди.

ГАЙДАР: Да, да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Дымовушки еще делали. Ты тоже делала?

БАТИНОВА: Нет, я в садике дружила с мальчиком, который потом сошел с ума. Мы были очень дружны, но потом, к сожалению, он┘

ТРАХТЕНБЕРГ: Маша, ты посещала этот детский садик, который был какой-то ведомственный, по всей видимости, на дачу выезжали. А ближе к школе задумывались ли родители, чтобы дать тебе какое-то еще побочное образование, может быть, музыкальное?

ГАЙДАР: Я занималась спортом. Я занималась с какого-то раннего возраста, по-моему, с четырех, с пяти лет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Когда забирали.

ГАЙДАР: Ну, вот когда забирали.

ТРАХТЕНБЕРГ: В эти редкие моменты.

ГАЙДАР: В эти редкие моменты я как-то умудрялась заниматься спортом. Я занималась очень интересным спортом, я занималась водными лыжами.

ТРАХТЕНБЕРГ: Как тебя накрыло-то! Это ты первая такая у нас. Я так и не встал на водные лыжи, у меня не получилось, у меня ноги разъезжаются.

ГАЙДАР: Я обожала эти занятия, как раз там были в основном ребята, которые были постарше, в группе. Там был такой достаточно жесткий режим тренировок, в ╚Малахите╩ около Курчатовского института, там были тренировки днем, а вечером в основном того же дня после девяти были тренировки в бассейне ╚Октябрь╩.