Трахты-Барахты Владимир Березин в гостях у Романа Трахтенберга и Елены Батиновой

ТРАХТЕНБЕРГ: У нас в гостях Владимир Березин, телеведущий, голос Кремля и народный артист России. Не знаю, что самое главное. Владимир, скажите нам, что главнее?

БЕРЕЗИН: Подождите одну минуточку, я на часы посмотрю. Говорит Москва! Московское время – 18 часов 10 минут. Как только я слышу ╚Маяк╩, я сразу вспоминаю свое состояние и ощущение, свою давнюю мечту, вот как великие коллеги, ведущие ╚Маяка╩ прошлых лет, как они объявляли. Интонация была самым главным. Вот это самое главное.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да, интонация – это самое главное. Я вспомнил, на вступительных экзаменах в институт я читал рассказы о Ленине Зощенко. Там был такой замечательный рассказ, что, когда Ленин был маленький, он очень любил с ребятками играть в казаки-разбойники. И когда ребята начинали шалить и хулиганить, он им говорил: ╚Ну, прекратите┘╩ И вот сейчас голос господина Березина, который нам всем знаком, мы попытаемся вернуться с этим голосом туда, в давно, когда он был еще маленьким, еще даже говорить не мог. И пойдем поэтапно, будем подниматься все выше и выше.

БЕРЕЗИН: С огромным удовольствием. Потому что чем старше человек становится, тем чаще и подольше ему охота возвращаться туда, откуда он. Откуда все мы.

ТРАХТЕНБЕРГ: Мы скоро туда все вернемся. Я подозреваю, что недолго мне осталось, я впаду скоро в маразм. Ну и давайте вернемся лет этак на -дцать назад и подумаем, где же вы родились, в каком городе или в каком населенном пункте?

БЕРЕЗИН: Я родился в деревне. Это знаменитая деревня, она называется по-простому теперь Топки, а вообще это Топи. Те самые Топи, о которых писал Тургенев в своем ╚Бежином луге╩. Вот там. Понимаю, я не помню, а вы не читали.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я читал точно ╚Бежин луг╩.

БЕРЕЗИН: Там есть такое местечко, вот как раз там я появился на свет. И всегда гордился до тех пор, пока ходил по 5 километров туда и обратно в школу. А моя тетка жила, я у нее воспитывался, она жила в 5 километрах от того места, где я родился.

ТРАХТЕНБЕРГ: А Топи – там что, болота?

БЕРЕЗИН: Были болота в те времена, века два назад.

ТРАХТЕНБЕРГ: Когда там охотился Тургенев.

БЕРЕЗИН: Да, да. Это было. Ну так, наверное, условно. Усадьба там была тургеневская. А напротив – роддом, в который моя матушка попала. Ну и я вроде простой деревенский орловский парень.

ТРАХТЕНБЕРГ: Паренек. А родители чем занимались?

БЕРЕЗИН: Родители мои всю жизнь были геологами. Мама геологом была. Поэтому буквально с 3 месяцев, как-то все-таки подержала у груди, а потом оставила. Оказалась рядом бабушкина грудь. А она всегда говорила: ╚Я тебя сиськой кормила, а ты, а ты не уважаешь меня╩, – моя бабушка говорила. Я доказывал, что уважаю. Но теперь понимаю, что, если бы ко мне так относились, как я к ней, я б тоже упрекал. Ну а как? И некогда было.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вот погоди, бабка! Выпадут у тебя зубы, не буду тебе хлеб жевать!

БАТИНОВА: А за что бабушка вас упрекала? Хулиганили?

БЕРЕЗИН: Ну, как бабушки! Она мне говорила: ╚Ой, Вовка, ничего из тебя не получится, ничего!╩ Я говорю: ╚Почему?╩ – ╚Ну глянь! Матерь твоя где? Она где-то в Казахстане, в вечных полях. А ты где? Ты здесь. Ну глянь, ну кто тебя будет воспитывать?╩ Я говорю: ╚Меня будет воспитывать мама Аня╩ (моя тетушка, моя крестная мама). Но она, в общем, и сделала, чего-то получилось. А я говорю: ╚Я вырасту, выучусь и вас заберу╩. Мама всегда была в командировке, геолог есть геолог. Если только, я помню слово – ╚камералка╩. Это экспедиция геологическая, где сидит начальство, как мы с вами сейчас сидим, и что-то думают, что-то решают, графики и так далее. Я помню, она это произносила, когда возвращалась к нам "наведать" сыночка, проведать. Но потом она снова уезжала. И был такой период юношеского максимализма, когда я говорил: мама меня бросила, мама меня бросила. А теперь-то понимаю, что если бы мама меня не бросила и таскала меня по этим экспедициям геологическим┘

ТРАХТЕНБЕРГ: Материться бы научился лет на 10, наверное, раньше.

БЕРЕЗИН: Я бы еще раньше научился.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, детство в деревне. То есть никаких детских садов, естественно.

БЕРЕЗИН: Был один детский сад. Нужно всегда было помогать тем, с кем ты рядом. В определенном возрасте нужно гусей пасти, чуть постарше – уже коров пасти. Еще чуть постарше – уже все убирать. А от мала до велика, до тех пор, пока ты не помахал деревне ручкой, ты должен все время был, есть слово – ╚тяпать╩. Это значит брать тяпку и полоть 5 гектаров свеклы. Прополоть один раз, тяпаем один раз. Ой, господи, ну, слава тебе, господи!

ТРАХТЕНБЕРГ: А почему 5 гектаров свеклы? Куда столько?

БЕРЕЗИН: А столько выдавали. У меня тетушка была одна. И у нее старая мама, у нее семьи не было, она меня воспитывала. Так вот, посчитали, оказывается, их трое, плюс я, еще на троих выдали. А она одна рабочая сила. И вот хочешь – не хочешь, а ты должен был. Она до сих пор говорит: ╚Мы по 4 гектара тяпали. Как сейчас молодые? Не знаю. Их в поле выпусти, они умрут при виде╩. Один раз прополол, другой раз прополол, потом начинаешь уборку свеклы. До этого еще картошку свою и колхозную. Плюс еще начинаешь, проходит трактор, чуть-чуть подрывает, а ты идешь и вырываешь ее за эти крепкие листья, бьешь друг о друга, сваливаешь в кучу. Это один этап. Потом, когда становится холодно и совсем холодно и не слишком дождливо, ты обрезаешь ее перед тем, как свалить в новую кучу. Потом, когда становится морозно, машины на поле не попадают, ты начинаешь каждой свекле кланяться. Берешь и кидаешь ее в кузов. Такое счастливое деревенское детство. Но были счастливы те, у кого было по 5-6 детей, потому что уж тяпать и кидать можно. А мы вдвоем. И никто никому не поможет. Никому. И только ты. Но попробуй не выполнить.

БАТИНОВА: Тут уже, наверное, не до упреков: ты такой, ты не сякой.

БЕРЕЗИН: Это так, это уж она так, бабушка говорила. А тетушка всегда в меня верила. Она сказала: ╚Вова, тебе надеяться не на кого. Я – твоя тетка, мать далеко. Только на себя. Давай, сынок, только на себя надейся. Ты не можешь быть хуже, чем другие. У всех отцы, а за тебя кто заступится?╩ И я при ощущении, что я должен быть не хуже других, вот это хорошая школа, вот это такие университеты, это удивительно!

ТРАХТЕНБЕРГ: Мне только непонятно, я никогда не сталкивался с колхозной жизнью.

БЕРЕЗИН: Слава богу! Я вам все расскажу своими словами.

ТРАХТЕНБЕРГ: Интересно, а как они могли так измываться-то? Ну вот они считают, трое людей.

БЕРЕЗИН: А это норма. А это что? Обком КПСС и облисполком выделили на район количество свеклы, которое должны убрать. И картошки. Район выделил на колхоз, а колхоз распределил между всеми остальными. Повышенные социалистические обязательства.

ТРАХТЕНБЕРГ: Но много же не платили особенно.

БЕРЕЗИН: Не платили. Не знаю, какие деньги были тогда, как это понять.

ТРАХТЕНБЕРГ: Получали трудодни.

БЕРЕЗИН: Нет, тогда уже трудодней не было.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это можно было обменять что-то в магазинах, что-то продавали.

БЕРЕЗИН: Я не такой древний, уже платили деньги. Но небольшие. Вот кланяешься, кланяешься, а получаешь где-нибудь 200 рублей в результате за всю свеклу. От и до. А потом еще и сено надо. А вику? Надо ее косить.

ТРАХТЕНБЕРГ: А что такое вика?

БЕРЕЗИН: Вика – это такое вьющееся растение, которое коровы очень любят. Которое сохнет.

БАТИНОВА: Как клевер?

БЕРЕЗИН: Нет, клевер – это другое. Клевер не косили. А вот вику все собирали. Косили, собирали. Скирдовали ее. Потом часть брали, перевозили к себе домой.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ладно, хватит нас пугать.

БЕРЕЗИН: Извините, извините. Он спросил, а я ответил.

ТРАХТЕНБЕРГ: Все правильно. Ну, вы-то ни в чем не виноваты.

БЕРЕЗИН: Нет, это интересно. Все живы, здоровы.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это как у Маяковского получается. Ад после этого не страшен.

БЕРЕЗИН: Вообще-то, если говорить серьезно, то до сих пор мне многое не страшно. А потому что в детстве всем этим был напуган и к этому немножечко привык. Причем бабушка всегда говорила: ╚Ой, когда была война, было еще хуже╩. Понимаете? Это правда.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, ╚голос Кремля╩ в свое время собирал свеклу. Потом была школа. Школа была там же, в деревне? В Топях?

БЕРЕЗИН: Когда вы говорите ╚голос Кремля╩, мне хочется говорить все время ╚в режиме╩.

ТРАХТЕНБЕРГ: Мне самому страшно. А как надо? Научите. Я сам говорю и боюсь. Потом же смелый артист, он же не бывает долгожителем, насколько меня научили. Поэтому осторожнее. Но написано, я читаю.

БЕРЕЗИН: То есть вы как дикторы, наши коллеги, кто делал ╚Маяк╩: ╚Ну, здесь же написано╩.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вернемся к школе. Школа была где?

БЕРЕЗИН: Там же была. Я там же закончил 10 классов.

ТРАХТЕНБЕРГ: Во время школы были ли у вас какие-то увлечения? Может быть, спортивная секция какая-то? Вы вроде такой мускулистый.

БЕРЕЗИН: Мускулистый, это мешало, если я был такой мускулистый. Я был рыхловатый. Как-то такой полноватый. Всегда меня звали ╚жирный╩, и я страшно комплексовал. Это я бы сейчас сказал: ╚Я не жирный, я красивый. Хорошего человека должно быть много╩ и так далее. Тогда я комплексовал немножечко. Но потом я начал ходить 10 километров каждый день от дома в школу.

ТРАХТЕНБЕРГ: 5 километров туда, 5 обратно.

БЕРЕЗЩИН: И каждый день. Это было тяжело. Хорошо, если машина едет, тормознет. А если грязь, машины не едут, то ты в сапожках.

БАТИНОВА: И зимой!

БЕРЕЗИН: Зимой-то еще хорошо, грязи нет. Зимой ты укутался и пошел. Вот. И я как-то так подтянулся. Ну и все-таки в 9-10 мальчишки подрастают. И тут я вдруг обнаружил в себе способности, помню до сих пор, правда, цифру забыл, я был чемпионом школы по спринтерскому бегу. Я вот эту метровку пробегал быстрее всех. Я не знаю почему.

ТРАХТЕНБЕРГ: А ростом был выше других?

БЕРЕЗИН: Нет, не выше. Но, я помню, я так концентрировался на цели. Но короткая дистанция. Когда говорили – на километр, я говорил: ╚Можно я пробегу 10 раз по 100 метров?╩ Мне сказали: ╚Нет, километр совсем другое╩. Это было мое увлечение. И потом еще был у меня громкий голос уже тогда. Почему, не знаю. Бабушка кричала. Я был на одной стороне деревни, такое место красивое, над речкой, Швейцария, как теперь говорят, а на другой стороне мои родственники были, ребята играли, и бабушка выходила и кричала: ╚Вовка! Вовка!╩ Я сначала делал вид, что не слышу. Но потом думаю: вернусь – убьет, зашибет. Я кричал: ╚Что?!╩ Она кричала: ╚Иди домой!╩ И, видимо, так мой голос окреп и я стал читать стихи громко.

ТРАХТЕНБЕРГ: В школе?

БЕРЕЗИН: Да. Ну что вы! Ведущий! А как же! И это было мое увлечение практически до армии.