Трахты-Барахты Лариса Вербицкая в гостях у Лены Батиновой и Гии Саралидзе

БАТИНОВА: У нас в гостях телеведущая Лариса Вербицкая.

САРАЛИДЗЕ: Здравствуйте, Лариса! Очень рады вас приветствовать в нашей студии!

ВЕРБИЦКАЯ: Добрый вечер, я тоже рада!

БАТИНОВА: Мы говорим про хобби и ваши увлечения.

САРАЛИДЗЕ: У нас такая рубрика, ╚Хоббиты╩ называется. И когда нам наши трудолюбивые редакторы передали список ваших увлечений разнообразных, у меня тут же возник вопрос: а когда вы успеваете все это? С детства вы увлекались акробатикой, плаванием, подводным плаванием, прыжками в воду. Сейчас вы пишите картины, расписываете потолки.

ВЕРБИЦКАЯ: Еще художественная гимнастика, легкая атлетика.

САРАЛИДЗЕ: Конный спорт, я знаю.

ВЕРБИЦКАЯ: Было, да, в моей жизни такое.

САРАЛИДЗЕ: Я тут просматривал фотографии в Интернете, на роликах вас увидел.

ВЕРБИЦКАЯ: Да, и ролики были в моей жизни. И не только ролики, но и настоящие коньки, которые я шнуровала впервые, вообще, в уже достаточно зрелом возрасте. И это, конечно, было такое приключение длиною в 9 месяцев, когда я училась кататься, и не только. Я должна была производить впечатление на телезрителей, каждую неделю нужно было творить что-то невероятное. Постановщики-то люди серьезные: Александр Жулин, олимпийских чемпионов подготовил, чемпионов мира и так далее. Конечно, все приемы, все поддержки третьего-четвертого уровня, все, что пробовали на мне, я была таким подопытным существом. Ну, есть что вспомнить!

САРАЛИДЗЕ: Вообще самое главное увлечение, про которое нам сказали редакторы, и я прочел об этом, это сейчас – роспись потолков. Это правда?

ВЕРБИЦКАЯ: Знаете, я сама не верю, что я это совершила, потому что на самом деле года полтора тому назад я долго вынашивала эту идею.

САРАЛИДЗЕ: А как она родилась, извините?

ВЕРБИЦКАЯ: Я пописывала какие-то картины, не скрою. Вернувшись с острова, вдруг пришло какое-то просветление, осенило, взяла кисти┘

САРАЛИДЗЕ: Это из-за голода происходит?

ВЕРБИЦКАЯ: Вы знаете, иногда полезно, как выяснилось. Я взяла в руки кисти, масляные краски. Мне так понравилось это состояние, запах, холст┘

БАТИНОВА: А вы уже умели это делать – рисовать?

ВЕРБИЦКАЯ: Ну, в детстве когда-то что-то, в художественный кружок я ходила, занималась с художницей. Но это все было далеко и как-то очень совсем в прошлой жизни. И тут вдруг мольберт, краски, которые ты размешиваешь, рождаются какие-то оттенки немыслимые, которые только видишь ты, потом это все ложится на холст. Знаете, мне нужно было, чтобы я была одна, чтобы никто не видел моего позора, если у меня не получалось что-то, я прятала какие-то работы. Потом приезжал муж, мои родные, близкие и говорили: ну что ты, это просто замечательно, гениально! Потом действительно какие-то работы появились у нас на стенах дома, их видели друзья. У нас даже есть друг, коллекционер, он говорит: слушай, ну продай, пожалуйста, эту работу. Я говорю: да ну что ты, мне даже неловко. Ну, это какой-то такой очень интимный процесс, и пусть это останется со мной. И потом, ну, нескромно, может быть, вспомнить, конечно, что Ван Гог всего при жизни продал одну картину.

САРАЛИДЗЕ: Ну, ему, кстати, тоже очень много предлагали, но он тоже не хотел, видимо, тоже для него интимная вещь какая-то была.

ВЕРБИЦКАЯ: По всей видимости.

БАТИНОВА: А что вы изображаете на картинах?

ВЕРБИЦКАЯ: Ну, это, как правило, пейзажи. Но я не профессионал, это вот полилось и полилось. А потом я сделала какую-то паузу, возник ледовый проект, потом у меня как-то времени не складывалось. Это должно быть состояние, вот знаете, когда ты готов, вот все совпало: и состояние, и время года, и краски, и вот внутри что-то такое – хочу подойти к этому холсту. А то ведь, знаете, кто хочет делать, тот ищет средства, кто не хочет, тот ищет причины. И потом мне надоело на этих маленьких полотнах себя реализовывать, и я подумала: потолок однообразный, вот хорошо бы его расписать. Это была безумная идея.

САРАЛИДЗЕ: А большой потолок?

ВЕРБИЦКАЯ: В столовой 24 квадратных метра. Я подумала: наверное, это нереально. И я стала интересоваться техниками всевозможными.

САРАЛИДЗЕ: Ну, это уже же монументальная живопись уже.

ВЕРБИЦКАЯ: Это не то слово!

БАТИНОВА: Странно, что не мебель, не стены, а потолок почему-то.

ВЕРБИЦКАЯ: Ну, может быть, до стен я еще дойду. И я так стала интересоваться, какие орнаменты, что хорошо будет смотреться, какие краски, какие оттенки, какие формы. Что я, в конце концов, смогу сделать, потому что нравилось-то много. И так случилось, что к нам приехала погостить крестная моей дочери, она из Парижа, Николь, она реставратор старинной мебели, у нее бутичок там такой в Париже. И вот она ездит с мужем, путешествует по всему миру, все они фотографируют, орнаменты, какие-то интересные формы, что им нравится. И я с ней тоже разговорилась, она мне о своей технике, ну у нее больше с эффектом старения. Прошло еще какое-то время, меня все эта идея не покидала. Потом Николь присылает мне небольшую фотографию из румынского храма, орнамент, который, как ей кажется, хорошо бы, наверное, смотрелся. Но он был в таких мрачных оттенках, терракотовое что-то там такое, коричневое, бордовое. Ну, я думаю: куда, у нас дом в лесу, еще вот эту темноту над головой. И я пошла своим путем. Потом, какие краски. Мне не хотелось акриловые какие-то, очень яркие, потому что все-таки дом деревянный, и шла бы какая-то искусственность и нестыковка по материалам, по техникам. И я узнала, чем работают реставраторы в Московском кремле. Это просто алкидная эмаль. У нее колоссальные возможности: она влагостойка, она не выцветает, можно добиться всевозможных разных оттенков: и пастельных, и ярких. Ну и потом все закрутилось.