Шоу Комолова и Шелест Телеведущий Валдис Пельш в гостях у Антона Комолова и Ольги Шелест

ШЕЛЕСТ: Валдис Пельш заболтал наших редакторов.

ПЕЛЬШ: Я им рассказывал на самом деле про страшный рычаг сброса. Ну, это такая шутка, которую я придумал.

КОМОЛОВ: А о ней можно говорить в эфире?

ПЕЛЬШ: Да, конечно. Она заключается в том, что ты, допустим, узнаешь, что кто-то поехать прыгнуть тандем – прыжок, то есть с инструктором. Ну, на самом деле это самое правильное знакомство с парашютным спортом, потому что не надо лезть туда, чего ты не знаешь. Я говорю: вот есть американские системы пристежки пассажира, они как бы не отстегиваются, пассажиры. Если что-то в воздухе происходит, то инструктор садится вместе с пассажиром. А у англичан по закону, если инструктор чувствует опасность, он имеет право дернуть рычаг сброса и отстрелить от себя пассажира. Вот и говорю: есть английские и есть американские системы у нас, поэтому не прыгайте на английских. И вот приезжают люди и говорят: а где у вас рычаг сброса? И очень много людей на это купилось.

ШЕЛЕСТ: Итак, Валдис Пельш у нас в гостях. Никак по профессиональной стезе ты к нам не попадешь в эфир. То ты у нас рассказывал про дайвинг, и нам стало безумно интересно еще и узнать про твое увлечение парашютным спортом. Как долго ты прыгаешь? Сколько у тебя за плечами уже прыжков?

ПЕЛЬШ: Ты знаешь, я вот подумал над чем. Я же к вам часто уже прихожу, надо бы вот какую-то ежемесячную рубрику: ╚Истории от Пельша, веселого латыша╩, допустим. И джингл записать.

КОМОЛОВ: А я думаю, что ты сам и запишешь даже, учитывая, что ты музыкант.

ПЕЛЬШ: Ну, прыгаю я с 2000 года, но прыгаю я редко.

ШЕЛЕСТ: А, то есть ты не так давно на самом деле, то есть уже взросло, осознанно решил этим заняться.

ПЕЛЬШ: Да, конечно. Но я не так часто прыгаю. Сейчас меня врачи вообще очень просят не прыгать в связи с проблемами со спиной, которую я повыбивал к чертовой бабушке.

КОМОЛОВ: А это благодаря прыжкам тоже?

ПЕЛЬШ: Ну да, конечно. Нет, но потом были травмы, связанные со спортом именно парашютным, и мне приходилось пропускать по году и по полтора года, не прыгать. Поэтому у меня всего 260 прыжочков, но все мои.

ШЕЛЕСТ: 200 – это же год прыгать практически.

ПЕЛЬШ: Ну, в общем, за год можно сотню напрыгать.

КОМОЛОВ: 260 поделить на 8 – это по 30 прыжков в год, то есть по три прыжка в месяц в среднем.

ПЕЛЬШ: Нет, лучше не так. Дело в том, что у нас стоят компьютеры, которые считают время свободного падения, и потом они выводят общий итог. Вот у меня шесть с чем-то часов свободного падения.

КОМОЛОВ: А с какой высоты нужно сброситься, чтобы шесть часов подряд лететь?

ПЕЛЬШ: С Луны. Но очень быстро.

КОМОЛОВ: А почему вдруг решил? Это уже после твоего увлечения дайвингом появилось увлечение парашютным спортом?

ПЕЛЬШ: Нет, ну это было два желания, которые зрели во мне с детства, – и нырять, и прыгать. То есть в 97-м году я пошел нырять, в 99-м я пошел и прыгнул на десантном куполе, понял, что больше никогда в своей жизни я не буду прыгать на десантных куполах, потому что они неуправляемые, во-первых. Во-вторых, в случае, если основной купол не раскрылся, ну, во-первых, это значит, что парашютный спорт – это не твой вид спорта, а, во-вторых, там нет системы сброса основного купола, то есть отстежки его, отцепки, чтобы спокойно раскрыть запасной. Там нужно резать стропорезом стропы основного, иначе запасной, который ты откроешь, когда над тобой болтается тряпочка основного, он может уйти в тряпку основного, и на двух смятых тряпках ты поедешь к земле на большой скорости, и это достаточно травматично. Плюс это неуправляемый практически купол, он очень-очень слабо реагирует на выборку строп боковых. Поэтому я решил: надо прыгать затяжные. Год еще подождал, отстоялся и пошел учиться на крыло. Собственно говоря, дальше вы все знаете.