Трахты-Барахты Ксения Стриж в гостях у Лены Батиновой и Владимира Аверина

АВЕРИН: Вы знаете, в работе радиоведущего есть безусловный плюс. Можно быть застенчивым, скромным, можно никогда в обычной жизни своей не решиться подойти ближе чем на пять метров к Ксении Стриж, но тут она приходит к тебе в эфир, и ты понимаешь, что мечты сбываются! Я работал в Петербурге, и появилась радиостанция, на которой начала работать Ксения Стриж. Я помню первый раз, когда это было. Причем, тогда же еще даже радиоприемников FM было не очень много. И я сижу в фойе кинотеатра, и вдруг включают трансляцию, я слышу этот голос, и я понимаю, что я вожделею эту женщину! И дальше пульс, сердце, все что угодно┘ И долгие годы я вожделею и продолжаю это делать сейчас. Поэтому сейчас я просто сдерживаюсь┘

СТРИЖ: А какое огромное количество аудитории я потеряла после того, как появилась на телевидении! Потому что они вожделели, а потом увидели меня, и, видимо, несочетание произошло голоса и внешности.

АВЕРИН: Неправда, неправда! Вот это точно не мой случай.

СТРИЖ: Ну, хорошо, хватит уже комплиментов, уже хватит, я сейчас стесняться начну.

АВЕРИН: Я же про себя. В работе радиоведущего же есть большой плюс: можно рассказывать про себя. Вот этим я сейчас и занимаюсь. А теперь будем говорить про Ксению Стриж наконец.

БАТИНОВА: Да, будем говорить о хобби.

СТРИЖ: Кстати, было бы здорово сказать всем слушателям: здравствуйте!

АВЕРИН: Да, действительно. А то я со своей озабоченностью увлекся┘

СТРИЖ: Да, у нас тут междусобойчик такой, а вроде как нас подслушивают, а не слушают.

АВЕРИН: У всех есть возможность тоже как-то пообщаться с Ксенией Стриж. Задавайте интересующие вопросы прямо в прямом эфире.

БАТИНОВА: Ну, в основном мы будем говорить, конечно, о хобби.

АВЕРИН: Тогда для меня самый главный вопрос. Откуда у современного человека, который пашет, как все мы пашем на самом деле: на нескольких работах, с утра до ночи и практически без выхода, еще время на хобби есть?

СТРИЖ: Ну, во-первых, я такое слово не люблю.

АВЕРИН: Увлечения. Тоже не то слово?

СТРИЖ: Ну, не знаю. Хобби для меня – какие-то марки, значки, какая-то коллекция. Это что-то коллекционировать, маньячить. Вот мне нравится слово ╚отдушина╩, есть отдушина, такой оттяг, что переключает твое внимание с какой-то суеты, с работы, от каких-то, может быть, житейских передряг. Вот это да. А вот что-то такое маньячно собирать, маниакально, так сказать, за чем-то гоняться, тратить последние деньги на это, а потом хвастаться или стирать с этого пыль┘ Поэтому хобби, такое слово – нет. А вот какие-то отдушины, конечно, они есть. И мне кажется, что они обязаны быть, иначе мы все сойдем с ума.

БАТИНОВА: А отдушины же тоже могут быть такими маниакальными┘

АВЕРИН: Нет, они могут быть. Но это другое отношение к вещам. Потому что если у меня хобби, я действительно маньячу, и я как-то для этого должен выделить и специальные деньги, и специальное время. А если это для меня отдушина, оно само по себе реализуется каким-то образом.

СТРИЖ: Конечно. Появляется какое-то время свободное, почему бы собственно чем-то таким не заняться, прикладным например?

БАТИНОВА: У нас наши редакторы нарыли информацию о том, что в каком-то интервью вы сказали: мое хобби – мой дом.

СТРИЖ: Ну, мой дом – моя крепость. И Шопенгауэр, по-моему, сказал: в дом, где каждая вещь знает свое место, приходит смерть. То есть дом – это живое существо, которое постоянно дышит, обновляется, что-то в нем должно двигаться, что-то из него должно выбрасываться┘

АВЕРИН: Я не умру никогда!

БАТИНОВА: Я просто в жизни встречала такой дом, где у каждого предмета свое место. Это ужас, это музей!

СТРИЖ: Вот, как правило, это музей. А музей, как правило, открывается посмертно.

АВЕРИН: Нет, ребята, мы бессмертные в этом смысле. Потому что проблема найти всякий раз кошелек перед выходом на работу┘ Он не знает своего места, и я не знаю его места, и это превращается в увлекательное занятие!

СТРИЖ: Самое главное, чтобы кто-то другой не знал его места.

АВЕРИН: Ну, вот никто и не знает. И все что угодно: а где же вот эта рубашка, которую ты себе думал? В итоге ты сегодня ее, конечно, никогда не находишь, ты идешь в чем-нибудь другом, а потом она откуда-нибудь возникает сама по себе┘

БАТИНОВА: Володя, у тебя просто беспорядок, наверное?

АВЕРИН: Нет, нет!

СТРИЖ: Да, вот это не надо путать.

БАТИНОВА: А что вы любите в своем доме делать? Переставлять мебель, да?

СТРИЖ: Ну, в принципе кто-то из великих, известных сказал, но сейчас уже не назову четко эту фамилию, что иногда, чтобы жизнь изменилась, достаточно сдвинуть мебель на один сантиметр, и тогда вообще может все пойти по-другому.

АВЕРИН: Это моя мама сказала, да.

СТРИЖ: Правда?

АВЕРИН: Это мои яркие воспоминания моего отрочества, когда ты приходишь из школы, а мебель переставлена.

СТРИЖ: Мне кажется, что это просто какой-то психолог написал, дяденька какой-нибудь американский или английский┘

АВЕРИН: Скорее дяденька?

СТРИЖ: Скорее дяденька, да-да-да. Ведь вы, дяденьки, знаете, как нам, тетенькам, бороться с депрессией.

БАТИНОВА: Ну да, просто мебель двигаем мы, а вы пишите об этом.

СТРИЖ: Вы же знаете, как надо сделать, чтобы нам было хорошо.

АВЕРИН: А вот как тогда сейчас модные увлечения: давайте обратимся к дизайнеру, он нам нарисует, где, что должно стоять, все поставим, а мы придем и станем там жить.

СТРИЖ: Нет, ну у нас и так мало своего абсолютно, чтобы еще и свой собственный дом┘ Ну, уж я не знаю. Для меня вообще это как визитная карточка. Сначала, когда я знакомлюсь с человеком, я смотрю ему в глаза, потом я смотрю ему на руки, а потом желательно побывать у него дома. И вот если все эти три штуки сходятся, вот как-то они являются одно продолжением другого, то, значит, получается какая-то картинка человека. И совершенно невозможно определить характер человека, ну не то, что невозможно, но трудно, если человек приехал на субботу-воскресенье в гостиничный номер.