Парк культуры и отдыха Сергей Роганов - гость Кирилла Радцига и Марии Бачениной

БАЧЕНИНА: У нас в гостях писатель-публицист, член Российского комитета по биоэтике при комиссии РФ по делам ЮНЕСКО Сергей Валерьевич Роганов.

 

РАДЦИГ: Удивительное количество вопросов пришло. Я надеюсь, что это из интереса к теме, которую мы сегодня подняли.

 

БАЧЕНИНА: Стартуем озвучивать вопросы радиослушателей.

 

РАДЦИГ: У нас Людмила из Москвы ждет на линии, дозвонилась. Людмила, доброе утро.

 

СЛУШАТЕЛЬ: Я приветствую вас. Это Людмила Константиновна, Москва. У меня вопрос к большому специалисту. Не кажется ли вам, что взятие органов при умершем мозге, как вы сказали, и еще продолжающемся дыхании, не ограничивается ни законами какого-либо государства, и тем более не церковью, а самим человеком. И вот по какой причине. Не зная всех тонкостей, он боится, понимаете, что при сохраненном его дыхании и умершем, как вы сказали, мозге он может быть убит еще живым. Вот я уверена, вот как я сама чувствую.

 

БАЧЕНИНА: Мы с вами согласны, Людмила, мы это обсуждали как раз за кадром.

 

РОГАНОВ: Масса людей это чувствует, да.

 

СЛУШАТЕЛЬ: Человек просто действительно этого боится. И поэтому это как-то надо┘

 

БАЧЕНИНА: Регулировать законами.

 

СЛУШАЕТЕЛЬ: Понимаете, это открывает, к тому же, поле для преступной деятельности, вам не кажется?

 

РОГАНОВ: Безусловно, безусловно. Значит, я просто скажу, что  дыхание и сердцебиение, они поддерживаются искусственно, аппаратами искусственного дыхания и кровообращения. Это не значит, что человек лежит с пробитой головой, прострелянной (ну, грубо говоря) и продолжает сам дышать, и сердце его бьется. Это раз. Во-вторых, во всем мире развитом существует целая отрасль законодательства права, которая как раз решает подобные вопросы - то, чем занимается с точки зрения экспертизы биоэтика. И третье. Криминальный рынок органов возник уже в 80-х годах, когда этот критерий - смерть мозга - начал официально приниматься, то есть в западных системах права, как законный критерий. И даже специальная комиссия недавно два-три года работала, специальная комиссия Красного Креста, которая изучала этот рынок нелегальных органов. Я работал с очень многими людьми из этой комиссии и, в общем-то, имею материалы этой комиссии, которые могут привести в шок. Я уже говорил: 40 тысяч почки одной пересаживают в Штатах. Но вообще во всем мире это десятки и сотни тысяч пересадок. А органов катастрофически не хватает.

 

БАЧЕНИНА: Но, тем не менее, есть какой выход из ситуации, что я хочу, чтобы после моей смерти внезапной, если будут подходить мои органы, их пересадили, чтобы я жила спокойно и не боялась за свою жизнь, пока рок меня не настиг, не дай Бог, конечно.

 

РОГАНОВ:  Вы, безусловно, как в Соединенных Штатах, можете все написать и все подписать.

 

БАЧЕНИНА: Да, и меня кто-нибудь за углом пристрелит. Нет, я специально так утрирую, чтобы было ясно.

 

РОГАНОВ: Да-да-да, я с вами согласен. Дело в том, что однозначных вопросов и ответов, в смысле однозначных ответов на ваш вопрос, увы, нет. Дело все в том еще, что если в конце 60-х, в 80-90-е годы это были единичные случаи - прострелили голову или тяжелейший инсульт и так далее, то сейчас в связи с разветвлением этого критерия смерти можно ананцефалов, например, то есть детей, которые без коры головного мозга рождаются, можно использовать на органы. А можно использовать коматозников на органы. В Питсбурге, в США, используют. То есть это я только буквально коснулся. Я единственно сразу, предваряя многие вопросы, могу ответить очень прекрасным случаем, который произошел в Австралии во время конгресса врачей, юристов, трансплантологов, биоэтиков. Очень спорили об этом критерии смерти мозга, особенно по отношению к детям. Это отдельная тема - острейший дефицит органов. И наконец главный врач госпиталя детского австралийского, который собственно принимал весь этот международный конгресс, предложил всем спорщикам в перерыве перейти в палату интенсивной терапии, не отходя от кассы, как говорится. И там было две кровати, лежало два младенца. Он сказал: вот посмотрите, вот видите - слева лежит ребенок, он ананцефал. Видите, он улыбается, морщится, чихает, но он никогда не станет никем, у него нет коры головного мозга. А вот лежит другой ребенок, у него врожденный порок сердца, очень тяжелый. Но у него с мозгом все в порядке, он может стать политиком, может врачом и так далее. Вот сердце вот этого младенца подходит вот этому. А теперь вот там вы все спорили: ананцефалы - это смерть человека, это социальная смерть или нет?  А вот теперь подойдите, вот вам бумага, подпишите, что мы сейчас вот этого отключим. А потом, после того, как вы подпишите бумаги, вы встретитесь с родителями вот этого ребенка и вот этого.

 

БАЧЕНИНА: Так. И?

 

РОГАНОВ: А они предпочли вернуться к дискуссии в зал. Так что, понимаете, митинговать на броневике, шашкой размахивать - иди, митингуй. Если уже неймется, сходи к психотерапевту, полечи свои сексуальные расстройства и не лезь в публичное общественное обсуждение. Но есть эксперты, есть медицина, есть право. Либо давайте их развивать, давайте вообще начинать эти обсуждения и диалоги. Дело в том, что все темы, которые я затрагиваю за последние 20-30 лет, это бестселлеры на западе, это фильмы кассовые, это дискуссии, которые охватывали десятками ежегодно людей. У нас в России, слава Богу, в 92-м году наконец разрешили воспользоваться критерием ╚смерть мозга╩, но до сих пор ни одной масштабной серьезной дискуссии, ни обсуждения, ни законодательства нету.

 

РАДЦИГ: Но к любому решению все равно общество привыкнет не сразу. И надо все это будет принять: и все эти отписывания своих собственных органов, и все остальное. К этому надо просто морально быть готовым, к этому должно придти само общество.