Центральный комитет Ольга Слуцкер в гостях у Тутты Ларсен и Дмитрия Мириманова

ЛАРСЕН: У нас в гостях бизнес-леди Ольга Слуцкер. Привет, Оля.

 

СЛУЦКЕР: Привет.

 

ЛАРСЕН: Обычно, когда мы встречались с Ольгой в эфире, мы говорили о спорте, о сети фитнес-клубов, о красоте. Но сегодня у нас совсем другая тема и другой интерес. Я не знаю, в курсе вы, уважаемые слушатели, или нет, но Оля, волею судеб, оказалась сейчас в центре очень странной истории, очень личной и очень драматичной. Мы с Димой глубоко не в курсе того, что происходит. И, наверное, очень хотели бы понять в первую очередь, что происходит. Потому что я, например, как мама, каждый раз, когда слышу какие-то такие истории, они меня просто приводят в ступор. И поскольку ты единственный человек, у которого я могу вообще спросить, что это такое, как такое бывает и что с этим делать, и ты единственный человек, на примере которого я вообще могу эту историю как-то рассмотреть в разрезе, поэтому мы тебя и пригласили. Оля, если можно, коротко повторите для тех, кто еще не в курсе, что происходит вообще.

 

СЛУЦКЕР: Происходит следующее. Два человека, мужчина и женщина, прожившие немного более 20 лет вместе, скажем так, решают развестись. Да, действительно, инициатором развода выступила я. По каким причинам - не хотелось бы говорить в эфире об этом.

 

ЛАРСЕН: Ну да, это всегда история двоих, и всегда, в общем, в равной степени вклад обоих.

 

СЛУЦКЕР: Да. И одно хочу сказать, что эти причины в основной массе своей носили, скажем так, характер, может быть, не совсем личностный, а вот характер того, что┘ столкновение ценностей в одной семье, понимаете? Я не хочу говорить, что то, что исповедую я, правильно, а то, что, скажем так, декларирует мой бывший супруг, неправильно. Нет. Разные люди - разные ценности, с годами все это только стало усугубляться. Поэтому, казалось бы, развод - плохо? Да, плохо. Двое маленьких детей.

 

ЛАРСЕН: Пошли и написали заявление в ЗАГС.

 

СЛУЦКЕР: Не пошли и не написали заявление в ЗАГС, бывший супруг попросил этого не делать. Потому что он член Совета Федерации. Он к моменту нашего разговора, скажем так, находился еще в суде, вел два судебных разбирательства. И попросил меня ему в этом плане помочь.

 

ЛАРСЕН: Не усложнять жизнь.

 

СЛУЦКЕР: Да. И действительно, посыл мой был такой, что мы - родители двух несовершеннолетних детей. Как бы мы друг к другу ни относились, ни сердились друг на друга, надо это превозмочь, надо свои личные эмоции сдерживать во имя того, чтобы растить и быть хорошими родителями, подчеркиваю, родителями - и мамой, и папой - для двоих маленьких детишек. И чтобы как можно менее болезненно пройти вот этот этап развода. Вот так я думала, так я планировала. И была готова, и готова сегодня именно в такой парадигме жить. Но, к сожалению, все получилось не так.

 

ЛАРСЕН: А что случилось?

 

СЛУЦКЕР: Случилось то, что я, прожив 20 лет с мужчиной и рассчитывая с ним много-много десятилетий быть рядом, потому что есть совместные детишки, я с абсолютно спокойным сердцем и чистой совестью, помогая, так скажем, ему, ждала, когда же он скажет, что вот сейчас официально уже можно, у меня, мол, там все нормализовалось, давай пойдем и быстренько все спокойно оформим. Но получилось не так. Оказывается, все эти долгие месяцы, пока я ждала, он готовился. И сфабриковал некое совершенно ложное обвинение, не соответствующее действительности, сфабриковал какое-то количество людей, буквально несколько человек, которые по каким-то причинам (материальным ли, моральным - не знаю, какие причины ими двигали) готовы были эти совершенно ложные, немыслимые обвинения подтвердить.

 

ЛАРСЕН: А в чем обвинение?

 

СЛУЦКЕР: Ну, то, что я плохая мама.

 

ЛАРСЕН: Ты плохая мать. Ты пьющая? Гулящая, может?

 

СЛУЦКЕР: Ты не представляешь, они пытались┘ Мы сейчас дойдем до суда. Короче говоря, пока я занималась воспитанием детей, ездила в школы, на каникулы - занималась обычной рутинной маминой работой, так скажем, которой каждая из нас занимается, и себе спокойно знала, что у меня все в порядке... Мы договорились, я ждала момента ╚икс╩. Момент ╚икс╩ наступил: было быстро подано им заявление о разводе.

 

ЛАРСЕН: Через суд?

 

СЛУЦКЕР: Через суд. А когда есть дети маленькие, всегда через суд разводят. Просто одно дело, когда родители идут вместе, и они обо всем договорились. Другое дело, когда кто-то как бы удар в спину наносит и размещает это заявление.

 

ЛАРСЕН: Мне просто не очень понятно. Мне кажется, что это какая-то самая геморройная форма была разрешения всех спорных моментов - вот взять и построить такое серьезное дело. Ну, понятно, когда люди столько лет вместе и когда у них общие дети, то, как минимум, они имеют какой-то шанс хотя бы на диалог, на дискуссию. Просто это очень громоздкий способ решить то, что и так уже было вроде как цивилизованно и благополучно решено.

 

СЛУЦКЕР: Дело в том, что если бы было все так, как ты говоришь, то, конечно, у абсолютно адекватной мамы, которая, кроме всего прочего, еще неплохо зарабатывает и имеет возможность даже самостоятельно, скажем, обеспечивать воспитание детей - я имею в виду, с точки зрения финансовой, - так вот, у совершенно нормальной мамы с активной общественной позицией, достаточно известной, которая опять-таки пользуется авторитетом и уважением в обществе, сложно было бы вот так забрать детей на воспитание отцу, понимаете?

 

ЛАРСЕН: А зачем?

 

СЛУЦКЕР: Ну как, зачем? Вот затем. Сейчас это происходит сплошь и рядом. Просто я публичный человек, и я пришла сюда, и буду ходить везде - и во все средства массовой информации, даже в ╚Мурзилку╩, если надо будет, - для того чтобы бить в набат. Таких случаев не один, просто этих женщин никто не знает, они не публичные, зачастую у этих женщин нету возможности даже нанять хороших адвокатов себе, потому что у них нет самостоятельных средств. А отнимать детей - зачем? А затем, что не нужна жена. Зачем жена? С ней надо договариваться, с мамой своих детей, со своей бывшей женой, к ее мнению прислушиваться. Зачем? Нанял няньку за зарплату, она тебе под козырек любое твое указание выполняет. Извините, Дима, вы у нас мужчина в студии единственный.

 

ЛАРСЕН: Ничего, у него тоже скоро дети пойдут.

 

МИРИМАНОВ: Да, я сейчас вступлю в диалог.

 

СЛУЦКЕР: Дети чтобы были рядом. Дети радуют, маленькие, ласковые дети, замечательные, продолжение тебя, наследники, в конце концов.

 

МИРИМАНОВ: Друзья, вот смотрите, какая история. Мы, в принципе, разбирали эту проблему не так давно. И вот такое мнение. Раньше, в советское время, например, мы все знаем прекрасно, что в подобных ситуациях всегда суд становился на сторону матери и всегда отдавали детей матерям. Ну, так было. А вот сейчас по закону как? Вот это все действие происходит по закону или в нарушение закона? Потому что, если мы сейчас говорим о законности (если говорить не конкретно об этой истории, а вообще), отец и мать имеют равные права. И если суд принял решение, какое-то неправильное было следствие или еще что-то - это одно. А если все сделано по закону, тогда мы должны как-то, что называется, даже не то что бы смириться, а понимать, что вот так, по закону, и у отца такие же права, как и у матери, и у матери такие же права, как у отца.

 

ЛАРСЕН: Ну, так никто не против.

 

СЛУЦКЕР: С одной стороны, да, есть закон, а есть практика судебная, о которой вы только что сказали.

 

МИРИМАНОВ: Вот как раз об этой практике.

 

СЛУЦКЕР: А судебная практика такова, что двое несовершеннолетних детей, тем более, разнополых (кроме мальчика 11 лет, еще маленькая девочка 6 лет), которые должны жить с кем-то. Безусловно, все это говорят - и психологи, и судебная опять-таки практика говорит, не только российская, но и мировая, - что, конечно, мама на вот этом первом этапе жизни ребенка играет более важную роль. Именно она ассоциируется и с защищенностью, и с решением детских различных совершенно проблем.

 

ЛАРСЕН: Мама есть мама, в конце концов.

 

СЛУЦКЕР: Мы говорим не только о какой-то практике. Вы вспомните, всегда в сказках есть злая мачеха (╚Золушка╩). То есть, мужчина в разводе - абсолютно он не затворник, он не монах. Вполне возможно, что он уходит либо к другой женщине, либо он начинает строить свою личную жизнь. И получается, что в жизни детей появляется не мама, а мачеха, понимаете? Вот, вы знаете, всегда мачеха ассоциируется с чем-то инородным - ущемляет интересы родных детей этого отца. Вспомните ╚12 месяцев╩, десятки сказок, много сказок.

 

МИРИМАНОВ: Да, много сказок. В принципе, если говорить о международном опыте, все известные "звездные" разводы также... то есть, каждый из родителей имеет равное время на общение, на воспитание, либо дети присуждаются матери.

 

СЛУЦКЕР: Так, безусловно. Ведь присудить матери - это не значит ограничить отца в каком-то праве воспитывать и общаться с ребенком. Более того, в моем случае, например, до сих пор я на этом стою. Вот если бы у меня был такой выбор - выкрасть детей, вывезти их куда-то, отделить... то, что чтобы оправдать свою вот эту бесчеловечную позицию, говорит мой бывший муж и его адвокат┘ Ничего подобного не было. Что значит - кто-то так думал или не думал? Факт остается фактом. Я хотела развода. Адвокаты, к которым я обратилась, предупреждали меня, что это может случиться. Я им не поверила. Но даже если бы сейчас возник вопрос, и все сначала начать, я бы никогда в жизни, и никому не советую увозить┘ Вот в чем отличие тоже матери от отца. Взять двух маленьких детей, вывезти их в неизвестном направлении, вырвать их из школы, из социума, отгородить их от мира охраной или не знаю чем, отгородить их от папы, отгородить их от бабушки и дедушки со стороны отца - разве может нормальная мать на это пойти, которая по-настоящему любит своего ребенка?

 

ЛАРСЕН: Нет.

 

СЛУЦКЕР: Нет. А, к сожалению, почему-то в нашей стране, в России сейчас этим занимаются исключительно отцы. И таких случаев немало уже.

 

ЛАРСЕН: Если у вас все-таки еще возникают какие-то вопросы, почему мы сегодня с Ольгой говорим именно о ее разводе и об этой истории с дележом детей, то я хочу вам сказать, что, действительно, эта ситуация, к сожалению, становится очень распространенной и общей. И не только у нас в стране, а особенно когда дело касается смешанных браков. Сейчас все эти громкие российско-финские, российско-французские разводы, истории, где всегда заложниками ситуации оказываются дети. Что нам здесь хочется понять? Мы все люди цивилизованные, и все привыкли считать, что если взрослые разводятся - это их личное дело. Почему в этой истории становятся заложниками дети - мы и пытаемся, собственно, как-то вообще разобраться. Почему люди, которые прожили вместе 20 лет, не могут расстаться полюбовно и доводят друг друга до таких кровавых слез просто. С нами Ольга Слуцкер, и мы пытаемся как-то разобраться в ее ситуации. Хотя справедливо, в общем, упрекают нас слушатели в том, что мы разбираемся в ней только с одной стороны. Но, друзья, скажу вам честно: другую сторону привлечь к беседе было не так просто.

 

МИРИМАНОВ: Мы на прошлой неделе в воскресном эфире утром обсуждали эту же тему, и у нас был адвокат Ольги. И, в принципе, мы пообщались по телефону с адвокатом Добровинским. И вот что мы выяснили. Была история, когда вас не пустили к детям.

 

СЛУЦКЕР: Да.

 

МИРИМАНОВ: И адвокат нам заявил, что вы не предупредили супруга, что вы должны приехать, повидаться, навестить или просто пообщаться с детьми. А по идее, по закону, вы должны были предупредить и уведомить письменно, устно или там еще как-то?

 

СЛУЦКЕР: Значит, 3 июня 2009 года, придя с работы домой┘

 

МИРИМАНОВ: К себе домой, где вы вместе жили.

 

СЛУЦКЕР: К себе домой, в дом, где находились детки мои, где находились вещи, где находятся мои фотографии, моя жизнь, всякие мелочи, которые есть у каждого человека... Дом. Я оказалась перед закрытыми воротами. Вышла вооруженная охрана моего мужа. И вот эти радиослушатели, которые говорят: как же, надо обе стороны выслушать┘ Скорее всего, да. Но, вы знаете, когда вы сидите в машине, а вас окружают автоматчики и наставляют дула автоматов на вас, это страшно и очень-очень неприятно. Вас так не пускают домой. И выходит человек, член Совета Федерации, который облечен статусом депутатской неприкосновенности. Вот сколько у нас чиновников в стране работает, сколько депутатов? Понимаете, и каждый из них имеет, скорее всего, семью свою. Аккуратно, жены!

 

ЛАРСЕН: Нет, в принципе, ладно, всякое бывает. Но я не очень могу понять опять же по-человечески, почему маме┘

 

СЛУЦКЕР: Что значит ╚всякое бывает╩? Когда тебя не пускают в дом?

 

ЛАРСЕН: Нет, жены разные бывают.

 

МИРИМАНОВ: Нет, всегда можно развестись.

 

СЛУЦКЕР: Слушайте, при чем тут дети? Плохая жена, хорошая┘

 

ЛАРСЕН: Я не понимаю, почему мама должна брать какое-то разрешение и назначать какие-то специальные даты и часы, чтобы пообщаться со своими детьми?

 

СЛУЦКЕР: Меня что, кто-то лишил родительских прав? Поставьте каждый себя на мое место. Вы знаете, очень просто осуждать и злорадствовать. А поставьте себя на место. И это можно произойти с любой, поверьте, никто не застрахован от этого. И у вас все права мамы, вас никто не лишил родительских прав, вас никто не лишил дома. Какие должны быть уведомления и заявления? Я, видите ли, приезжаю увидеть своих детишек, которым 6 и 11 лет. Кому я должна это писать? Более того, скажу вам такую вещь. У меня корона не упала, я писала неоднократно уведомления, и телеграммы, и просьбы, и в зале суда молила и просила. Понимаете, мольбы со слезами при судьях и при опеке! Вы не представляете, какой был ответ. Нецензурщина, вы понимаете? Более того, доскажу на эту тему. Ведь я - ладно, взрослый человек, который может, в конце концов, я не знаю, валерьянку принять и успокоиться. А как маленьким деткам себя чувствовать, когда их мама ушла на работу, с утра они с ней попрощались, а потом она просто пропала? И им начинают то одни истории рассказывать, то другие. А потом им просто говорят, что их мама предала, мама ушла от них, она их променяла на что-то или кого-то другого. Ведь можно рассказать все, что угодно. И еще. Со мной рядом находятся два очень сильно пожилых человека - 77 лет и 80 лет, это мои мама и папа. Папа - ветеран Великой Отечественной войны. У нас сейчас шумно отмечается 65-летие Победы. Так вот, бабушка и дедушка - мои родители - также с 3 июня 2009 года не видят детишек и не слышат, не имеют возможности с ними общаться. Они тоже отделены. Что тут скажет Добровинский?

 

ЛАРСЕН: Есть комментарий из Саратовской области: ╚Ольга, между взрослыми людьми все случается. Неужели вашему бывшему некому объяснить, что дети вырастают и могут не простить отцу, что лишил их матери?╩ Такое мнение. Есть другое мнение, это из Воронежа: ╚Странная складывается ситуация. Когда дети остаются у матерей, это считается нормой и благом. Если же отец претендует на детей, даже если инициатором развода была супруга, то сразу бьем в набат. Не кажется ли именно такая практика вам ненормальной и однобокой? Сказки, примеры из легенд - это все хорошо. Но в нормальном обществе родителей делят на более пригодных для дальнейшего воспитания детей, а не по половому признаку╩. Я согласна, в нормальном обществе все делится как бы цивилизованно и нормально. Но я не понимаю, даже если отец хочет, чтобы дети жили с ним, почему мать их не видит? Сколько вы не видели детей?

 

СЛУЦКЕР: Почти 11 месяцев.

 

ЛАРСЕН: Почему год мать не видит детей? Вот здесь у меня опять же тоже происходит нестыковка. Оля, положа руку на сердце, я не знаю √ ты что, танцуешь голышом по ночам в стрип-клубе? Нет, вроде не танцуешь. Не наркоманка, не алкоголичка. Я не знаю, может быть, у тебя какие-то есть другие формы аморального поведения?

 

СЛУЦКЕР: У меня нет никаких форм никакого аморального поведения. Хотя, скажем так, стараниями моего бывшего мужа массированнейшая с мая прошлого года началась атака в самой чернушной, желтушной прессе с небылицами обо мне.

 

ЛАРСЕН: А дети вырастут и смогут это прочесть.

 

СЛУЦКЕР: Вы знаете, я вам скажу так. Я пришла к руководителю одного из таких изданий, очень известных, я буквально встала на колени перед ним и сказала: "Прекратите это делать! Неужели вам эти 30 серебренников принесут счастье? Ведь не думайте обо мне, вы знаете, мне так больно, что вот этим лишним тычком булавкой и ложью мне уже больнее не сделаешь. Я прошу вас ради моих маленьких детей, которые не защищены, которые могут читать эту ложь, и дрянь, и пасквили. И представьте, как они будут себя чувствовать, как будет больно им".  Ну, ровно этого хватило на пару-тройку недель, и дальше, видимо, все-таки что-то пересилило. И я вам так хочу сказать: на сегодняшний день я веду два судебных процесса по диффамации (это по защите чести и достоинства). Один я уже выиграла - против моего так называемого бывшего водителя, который наговорил всякую дрянь и ложь. Во втором случае, я надеюсь тоже, что справедливость все-таки восторжествует. Но я хочу вернуться все-таки к самому важному. Хотя вот эта часть - вот о чем мы сейчас говорим - о клевете, о лжи, она в моей истории - часть вот этого дьявольского замысла. Согласна, если бы родители пришли в суд и путем своих адвокатов, путем доказательств выясняли, с кем же лучше ребенку┘ Скажем так, у Володи одна характеристика с места работы, у меня - семь или восемь характеристик, подписанных такими людьми, как Ирина Винер, как Михаил Терентьев, как Светлана Журова, как Ирина Кудрина, от благотворительных фондов, от федераций спортивных, о том, как я помогаю людям. Я не хочу сейчас хвастаться, не в этом дело. Мы говорим о том, кто может как доказать. Дальше. У Володи шесть свидетелей, которые все работают на него, у меня - 23 или 24 заявленных свидетеля, абсолютно независимые люди, такие как Федор Бондарчук, как Валентин Юдашкин, Ветлицкая, Бордовских, врачи, тренеры, преподаватели, половину из которых судья не допустила, понимая вот этот перевес, что в протоколе будет нарочито это все смотреться. А ей еще надо кассации будет проходить, выигрывать следующие инстанции. Не допустила половину свидетелей моих к допросу.

 

ЛАРСЕН: ОК. Я не понимаю одного. Даже если суд решил, что дети должны жить с отцом, - хорошо. Даже если кто-то как-то так постановил, что им так лучше. Но мать обязана видеть своих детей, как правильно пишет наш слушатель Кот Василий, она не просто имеет на это право, это ее обязанность - быть с детьми периодически, хотя бы как-то.

 

МИРИМАНОВ: Запретить может только суд видеть, насколько я понимаю, только суд может запретить, да?

 

СЛУЦКЕР: Ребята, вы абсолютно правы, и правы наши слушатели. Но смотрите, какая ситуация. 3 июня мама уходит и не приходит. Находится уже там психолог специальный 3 июня. Потому что меня соединили 3 июня с Мишкой по телефону, и шептала ему женщина то, что нужно отвечать, я это слышала четко: "как папа скажет, так и будет". Потом, Владимир же сам, когда он меня не пускал и вышел уже из-за забора, он сам сказал, что психолог находится с ними, дети тебя боятся. Это мои дети, с которыми мы были великолепными друзьями всю жизнь! Так вот, внедряется психолог, которая начинает готовить ребенка, который старше 10 лет, к суду. Ребенок не видит маму, ребенок понимает, что мама его бросила, ему подогревают мнение его. Ребенок сначала ждет, потом он начинает злиться на маму┘ И в суде мой бывший муж заявил: мой сын в Интернете читает то, что пишут об Оле. Значит, ему подсовывают те пасквили, которые же готовятся, вероятно, ими. И дальше ребенка готовят к суду. Органы опеки? Не хочу опять-таки┘ Я думаю, что, даст бог, разберутся, почему органы опеки Хорошево-Мневники повели себя так, как повели, не приложив никакого усилия для того, чтобы мама видела детей, а дети - маму, и бабушка с дедушкой встречались с внуками. Более того, после 10-месячной разлуки вот этот именно орган опеки сказал, что он считает, что лучше жить им с папой. Не видя детей, не проведя с ними никаких бесед с участием психологов, особенно с девочкой маленькой. Так вот, отделяется ребенок, его готовят к суду, вызывают в суд, и там он в суде дает нужное мнение: хочу жить с папой.

 

ЛАРСЕН: Но опять же ничего не понимаю: хочу жить с папой, папа хороший, папа лучше мамы┘ Пусть живет с папой. Почему маме нельзя видеться с детьми? Это у меня просто по-человечески в голове не укладывается. И удивительным образом наши слушатели себя сегодня ведут на форуме и СМС-портале. Одно мнение - молимся, поддерживаем, сочувствуем. Другое мнение - сама виновата, надо было смотреть, за кого замуж выходишь. И вообще все они там, на Рублевке, такие стервы, сами не знают┘

 

СЛУЦКЕР: Я на Рублевке не живу.

 

ЛАРСЕН: Ну, понятно. Мы тут вообще тоже все ╚зажравшиеся москвичи╩ на ╚Маяке╩.

 

МИРИМАНОВ: Да, друзья, на самом деле такая непростая история, и мы в данном случае по-прежнему не принимаем ни одну из сторон. Мы просто пытаемся разобраться в этой ситуации.

 

ЛАРСЕН: Мы просто пытаемся чисто по-человечески понять, как вообще такие ситуации в жизни происходят. Вроде все вменяемые, вроде все здоровые, много лет вместе общались.

 

СЛУЦКЕР: А может, не все вменяемые?

 

МИРИМАНОВ: Это уже к психологам и в суд - всё туда!

 

ЛАРСЕН: Да, кстати. Что дальше? Что делать дальше?

 

СЛУЦКЕР: Вы знаете, дело же не только в решении Владимира Слуцкера лишить своих детей мамы, бабушки и дедушки. А дело в том, что вот он такой человек, вот так он думает, вот он исповедует такие ценности. То, что он считает нужным, он и делает. А дело в том, что нет никаких механизмов государственных, которые готовы защитить маму, защитить ее права, защитить стариков, защитить совершенно детей беззащитных, которые вообще находятся фактически в положении заложников. Понимаете, никому нет дела, что детки не ходят в школу почти год. Никому нет дела, что дети вырваны из социума.

 

МИРИМАНОВ: А государственные органы опеки что говорят вообще?

 

СЛУЦКЕР: Да ничего они не говорят! Понимаете, самое главное - есть дырка в законодательстве. Я не юрист, ребята, я мама. Но, к сожалению, за этот год непрерывного судебного разбирательства и моей борьбы, как правильно Тутта говорит, уже тут борьба за право быть мамой, за право видеть своих детей, за возможность участвовать в их воспитании, а не за то, кто там с кем живет┘ Так вот, есть дырка в нашем семейном законодательстве. Володя Слуцкер нарушает Конституцию, нарушает Конвенцию ООН, нарушает все мыслимые и немыслимые законы. Но наказания за это нет, его даже нельзя оштрафовать на копейку. Так вот, есть дырка в законодательстве. Получается, что если один родитель заберет детей, изолирует детей от мира и от другого родителя, вообще от школы и от всего, это не считается похищением человека. То есть, в других странах это абсолютно приравнено к похищению человека. Это во-первых. Во-вторых, если бы такая тяжба была опять-таки в другом государстве, дело в том, что когда один из родителей поступает недобросовестно и таким образом изолирует другого родителя от детишек - мгновенно выносится, за один или несколько дней, решение в пользу другого родителя. И очень сложно будет недобросовестному родителю уже бороться за право далее участвовать в жизни ребенка. Когда это знают и адвокаты, и сами, скажем так, участники процесса, естественно, при всем желании у них есть лимит, и они так не могут поступать. А у нас беспредел. Нету никакого наказания за такие действия.

 

МИРИМАНОВ: Вот вопрос пришел: ╚Собираетесь ли вы подавать в суды международных инстанций? Что дальше?╩

 

СЛУЦКЕР: Вы знаете, я все-таки верю в наш российский суд еще. Скажем так, первая инстанция (не хотелось бы сейчас обсуждать это решение)┘ Во-первых, путь к этому решению - вот что больно, господи! Решение-то, само собой, может быть любым. Я считаю, что папа и мама могут доказывать в суде право, чтобы дети жили с ними. Я категорически не настаиваю, что только должны быть с мамой или только с папой. Нет. Но путь к этому решению - 10 месяцев разлуки, когда суд мог и не вынес никакого решения по этому вопросу. Так вот, есть суды высшей инстанции, есть, в конце концов, Верховный суд нашей страны. И мне кажется, было бы позором, если бы я, учитывая все, что сложилось вокруг моего дела, получила бы отрицательное решение во всех наших российских судах, и мне бы пришлось пойти в Страсбургский суд. Я считаю, что это позор для нашей страны.

 

ЛАРСЕН: Оля, спасибо огромное, что нашли время сегодня к нам придти и рассказать об этом. Еще раз хочу напомнить нашим слушателям: мы не выносим здесь никаких оценок категорических и не выясняем, кто прав, кто виноват. Под каждой крышей свои мыши, и в истории двоих взрослых людей всегда виноваты оба. Но в этой ситуации просто мне страшно за детей, и мне их жалко. Я не понимаю, почему, когда мы, взрослые, не можем найти общий язык, то за это расплачиваются наши дети. Не дай вам бог, уважаемые слушатели, никогда оказаться в подобной ситуации. И если у вас есть желание поиронизировать по такому поводу, то это вам просто повезло.

 

МИРИМАНОВ: Да. И важно, что такая история может случиться абсолютно с каждым.

 

ЛАРСЕН: Да. Спасибо. Всем хороших выходных. Всех с наступающей Пасхой! И до встречи в понедельник. Оля, спасибо огромное.

 

СЛУЦКЕР: Спасибо.