Центральный комитет Музыкант Владимир Петрович Пресняков в гостях у Тутты Ларсен и Владимира Аверина

 

ЛАРСЕН: У нас в гостях Владимир Петрович Пресняков, здравствуйте.

 

ПРЕСНЯКОВ: Здравствуйте.

 

ЛАРСЕН: Или, как это обычно говорят, Владимир Пресняков-старший.

 

АВЕРИН: Или, как обычно говорят,  Петрович.

 

ЛАРСЕН: Ну, это не всем позволено.

 

ПРЕСНЯКОВ: Нет, я-то разрешаю абсолютно всем.

 

ЛАРСЕН: Мы с вами не так часто видимся, но я знаю, что у вас постоянно происходит какая-то активная работа, постоянно с кем-то вы играете, постоянно выпускаются какие-то пластинки, концерты.

 

АВЕРИН: Это вопрос - не устали ли вы, Владимир Петрович?

 

ЛАРСЕН: Хотя бы, как минимум. Когда приходят современные молодые исполнители или актеры, очень многие из них жалуются, что мало работы, кризис ударил по тому, по сему, нечего делать, не на что кормить детей. И как-то смотришь на них, смотришь на вас, и складывается ощущение, что люди в разных мирах существуют.

 

ПРЕСНЯКОВ: Те, кто жалуются,  у них тоже, наверное, есть основания для этого. У них немножко по-другому, может быть, чего-то происходит. Им нужно постоянно выступать, а не на всех есть  желающие смотреть и слушать выступления. Я занимаюсь тем, что я сам хочу делать, то есть, сочинять музыку, играть. И как-то получается, когда ничего не ищешь, каких-то таких мероприятий, где платят деньги, то они находятся сами по себе. Мне кажется, вот так происходит. И я бы хотел, чтобы все эти ребятки тоже были при деле, но, если уж так не получается, можно еще чем-то заняться, дома что-нибудь сделать полезное.

 

ЛАРСЕН: В подъезде подмести.

 

ПРЕСНЯКОВ: Ну, в том числе, и это.

 

АВЕРИН: А когда вы говорите, что, если не ищешь, где бы  подзаработать, то, как правило, само появляется и приходят какие-то предложения.

 

ПРЕСНЯКОВ: Ну, еще Булгаков: никогда ничего не просите, сами придут и сами все дадут. Я, кстати, думал, ну, не очень вроде такая логичная фраза, потом уже по прошествии каких-то лет, я понял, что что-то в этом есть. Правда, то, что ╚рукописи не горят╩, тут я по-прежнему сомневаюсь, а раз сомневаюсь, значит,  еще не такой уж старикашка.

 

АВЕРИН: Мы вчера как раз обсуждали в нашем эфире такую тему - готовы ли мы ради заработка поменять свою профессию, биографию, все, что угодно, исключительно ради денег. У вас был период в жизни когда-нибудь, когда вы именно ради денег готовы были, если не на что угодно, то на многое?

 

ПРЕСНЯКОВ: Нет,  никогда, вообще, этой мысли  не возникало. И не возникало опять же вопроса, что: эй, деньги, где вы? В чистом поле начнешь орать. И также моя жена. Мы как-то бывало, что жили очень даже не богато. Ну, нет, так нет, значит, пока подождем, потом что-то наступало. Но все равно как-то этим не озадачивались. А, тем более, что касается моей профессии, которая третья древнейшая. Наверное, потому что у меня еще, насколько я смог заглянуть в глубину веков, в минувшее, то прадедушка занимался музыкой, потом дедушка, потом моя мать, мой старший брат, я, продолжается в моем сыне. Я думаю, что и в моем внуке тоже эта профессия продолжается, хотя он так шире на это смотрит, что еще бы хорошо в кино посниматься или поснимать кино. Поэтому я другого ничего особенного кроме музыкальных занятий┘ Там внутри самой музыки, конечно, у меня довольно много разнообразия, то есть, сочинять музыку, ее играть, ее исполнять, быть аранжировщиком и заниматься разными  жанрами: тут и джаз, тут и, в том числе, эстрадная музыка.

 

АВЕРИН: Слово ╚попса╩ так и не вышло из ваших уст.

 

ПРЕСНЯКОВ: Я слово ╚попса╩ как-то не очень понимаю, оно немножко грубоватое. Просто популярная музыка, или даже поп-музыка это вполне приемлемая вещь. И те ортодоксы, которые зациклены на чем-то, вот есть попса, гонимая или еще какая-то, и есть рок. Я  многих наших рокеров как раз очень часто не понимал, потому что, по идее,  многие из них пели такие частушечки, такой блатной прищур, кепчонка. Я не буду имен называть. Цигарка, и они пели, и поют до сих пор какие-то частушки - баян  с широко растянутыми мехами, сплевывание какое-то. Ну, и сами темы, они тоже давно в народе нашем бытовали.

 

ЛАРСЕН: Вы начинали играть на кларнете. А, правда, что на саксофоне пришлось учиться играть практически тихонечко и тайком?

 

ПРЕСНЯКОВ: Втихаря, да, потому что в те времена саксофон по-прежнему еще носил в себе ареол такой буржуазный, вражеского инструмента  - ╚сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь╩. А мы уже с ребятами придумывали еще много - сегодня ты играешь фанки, а завтра счет в швейцарском банке.

 

ЛАРСЕН: Что неплохо было бы, согласитесь.

 

ПРЕСНЯКОВ: Там это очень сурово и осуждалось. Когда счет у человека в швейцарском банке. Хотя и сейчас, наверное, многие возражают против этого.

 

АВЕРИН: Сейчас есть возможность послушать музыку, представьте.

 

ПРЕСНЯКОВ: Тут одна из сторон того, чем я занимаюсь. Мне хочется делать то, что, не сказать, что никто не делает, а просто то, что как-то подзабыто, может быть. И вот я стал писать и классическую музыку, что от меня никто не ждал. А когда ее уже услышали в записанном виде, многие  весьма и весьма одобрительно┘ В том числе,  такие классические люди, профессора. И стал писать романсы какие-то - по стилистике начала прошлого века, по стилистике стихов, которые есть, серебряный век. Некоторые романсы так и выглядят, но некоторые  я снабдил каким-то современным ритмом. И вот я открыл для себя такую певицу, которую звать Марина  Смирнова, доселе никто ее не знал, сейчас уже очень многие через Интернет ее разыскивают.

 

АВЕРИН: Давайте сейчас ее послушаем.

 

ПРЕСНЯКОВ: Давайте.

 

ЛАРСЕН: Только что мы слушали песню, это свежая пластинка, и совершенно новое для нас имя  Марина Смирнова.

 

АВЕРИН: Такое ностальгическое звучание.

 

ЛАРСЕН: Как вы с ней познакомились?

 

ПРЕСНЯКОВ: Ну, это совершенно случайно. Дело в том, что у меня есть друг, у которого, что вполне естественно такая же фамилия и звать его Игорь, а она жена моего друга, и я никогда не думал, что она поет. А потом оказалось, что у нее настоящее серьезное классическое образование. И вот я послушал так, несколько скептически, а речь зашла, чтобы какую-нибудь одну песенку для нее сочинить, чтобы она спела. Ну, почему ж нет, для друга. А потом я уже сам решил, что это должен быть целый альбом. Я послушал, это такая довольно редкая смесь хорошего классического голоса и эстрадного подхода, такого свободного подхода к музыке, потому что, увы, очень многие певицы с классическим образованием, они любуются своим голосом очень, делают какие-то ферматы, колокольчиками звенят.

 

ЛАРСЕН:  Спортом занимаются.

 

ПРЕСНЯКОВ: Да, я запомню это выражение,  очень хорошее. И свободно не могут петь, чтобы просто свободно, что-то рассказать. Нет, обязательно всю песню надо петь с таким пафосом торжественным. И, в общем, получилась целая пластинка этих романсов, они абсолютно разные, но их объединяет такая женская тема, что для романсов вполне естественно. В этой песне, которую мы сейчас слушали, в ней еще очень интересная поэтесса.

 

ЛАРСЕН: Да, хотела спросить, а стихи, откуда такие душевные?

 

ПРЕСНЯКОВ: Вполне можно предположить, что это довольно такая искушенная женщина.

 

ЛАРСЕН: Зрелая.

 

ПРЕСНЯКОВ: Зрелая, скажем так, но это не так и далеко, не так. Просто однажды  я увидел в ╚Литературной газете╩ стихи вот эти, на которые мне захотелось что-то сочинить, а потом уже, когда сочинил, нужно было найти автора, мне помогли это сделать разными путями. Звать ее тоже Марина, фамилия Якубовская. Я ей позвонил, нашли телефон. Я позвонил, сказал, что есть песня, мне показался подозрительным голос, такой несколько звонковатый.

 

ЛАРСЕН: Девичий.

 

ПРЕСНЯКОВ: Девичий, да. Я сказал, что есть песня, это вызвало какой-то восторг, смешанный со смущением. И она, единственное, попросила, чтобы я не звонил ей днем. Я подумал, что еще одна тайна, но та тайна, которую она мне┘

 

ЛАРСЕН: Дневная красавица.

 

ПРЕСНЯКОВ: Но  когда эта тайна открылась, она оказалась еще более интригующей. Она сказала, что она учится в это время в школе, и учителя не приветствуют, когда их ученица┘

 

АВЕРИН: Да вы что, школьница  совсем?

 

ПРЕСНЯКОВ: Школьница самая настоящая.  Я спросил, да откуда же такие слова? И она так сказала задумчиво: я еще и не  то знаю. Нет, не так, это я уже несколько так фривольно, может быть, говорю. Я кое-что пережила, вот так примерно звучало ее признание.

 

АВЕРИН: Слушатели тут же начали спрашивать. Вы же понимаете, что это не самый популярный сегодня формат, что называется. На что вы рассчитываете? Вообще, это отношение к успеху. Вот вы рассчитываете на популярность, на успех, когда выпускаете  в мир ту или иную свою композицию, ту или иную песню?

 

ПРЕСНЯКОВ: Да что вы, это было бы очень большой глупостью с моей стороны. Я, конечно, глуповат, но не до такой степени. И как раз в данном случае ни в коем случае,  и, вообще, я ни разу, никогда ни на что не рассчитывал. Хотя так получалось, что у меня были очень популярные песни. За те годы, что я иногда сочинял их, кроме джаза, кроме другой музыки, перечисление займет какое-то определенное время, но, поверьте просто, что популярные песни были, которые распевали повсюду.

 

АВЕРИН: А что душу греет из того набора музыкального, который есть в руках? Из профессии есть что-нибудь? Джаз, по-прежнему, самое дорогое?

 

ПРЕСНЯКОВ: Джаз я очень по-прежнему люблю, и у меня, наверное, одна из самых больших коллекций, я так думаю, записей джазовых музыкантов. Мне нравится классика, очень нравится Шопен, в частности, мой любимый композитор. Мне греет душу одна певица нынешняя в нашей стране.

 

ЛАРСЕН: Ну,  расскажите.

 

ПРЕСНЯКОВ: С которой, если это можно сказать, то я буду счастлив назвать имя Елены Ваенги, которую я просто слушаю и наслаждаюсь, и обожаю. Может быть,  не все стопроцентно, она очень много сочиняет песен, но, во всяком случае, ее романсовые песни, я просто... И скоро будет ее концерт, где она попросила, чтобы я с ней участвовал. Мы, наверное, сделаем номер. В Театре эстрады будут ее концерты в конце апреля. Я ее попросил, чтобы она села за рояль, она прекрасная пианистка. У нее консерватория за плечами, у нее театральный институт еще за плечами, и она мастер спорта по горным лыжам, много, чего  у нее.

 

ЛАРСЕН: Видно, что вы фанат, так много о ней знаете.

 

ПРЕСНЯКОВ: Да, конечно, она замечательный человек, очень одарена.

 

АВЕРИН: А вы будете с саксофоном?

 

ПРЕСНЯКОВ: Да, именно вдвоем сыграть, я  очень хочу сыграть ее романс такой красивый очень, который называется ╚Шопен╩. Наверное, слушатели многие знают. И, вообще, ее путь мне очень┘ Она ни на что не рассчитывала, ее никуда не брали, нигде ее не передавали.

 

АВЕРИН: Никто не раскручивал.

 

ПРЕСНЯКОВ: Нет, никто не раскручивал, просто Интернет. А сейчас она может собрать любой Дворец спорта и очень легко, и очень быстро. Я видел, как она работает, я на концерты редко хожу, но вот на ее концерт когда-то пошел. Это для меня редкость, я хожу только на свои концерты, да и то не на все.

 

ЛАРСЕН: Ну, мне кажется, если говорить о популярности, то с группой  ╚Самоцветы╩ популярности вы должны были наесться по полной программе. В общем, это, скорее, уже  прививка есть. А мне другое интересно. Все-таки вы начинали играть музыку и музыку такую, достаточную - не то, что независимую,  а даже такую провокационную по тем временам, тот же джаз или за что вас по полной программе обвиняли в газете ╚Правда╩, что запрещала Фурцева. Это было очень не просто в стране, где существовала цензура, и где одна публикация в ╚Правде╩ могла просто раз и навсегда перечеркнуть твою карьеру. Очень многие талантливые и великие люди, творцы, которые начинали тогда, сегодня говорят, что неизвестно еще, что было хуже. Тогда была цензура политическая, сегодня цензура финансовая. Власть денег такова, что ты находишься все в той же зависимой ситуации, просто немножко изменились декорации, а принцип существования остался прежним. А вы как-то на себе это чувствуете?

 

ПРЕСНЯКОВ: Ну, да, со многими из тех, кто так говорит, я соглашусь. Я не склонен, невзирая на всякие запреты, которые  были, сейчас вставать в такую позу диссидента, обиженного, пострадавшего. Хотя многие как раз иногда там┘ Вы знаете, у моего одного из любимых поэтов - Губермана есть такое четверостишие:

 

Сейчас полны гордыни те,

Кто ловко выбрав час и место,

В российской тухлой суете

Однажды пукнул в знак протеста.

 

И, на самом деле, многие говорили: нас запрещали, но мы там┘ И, кстати, те, кого запрещали, потом они, когда перестали запрещать, они показали, на что они способны. Оказались такие предприимчивые ребята, просто очень. И я, вообще, так не думаю. Но насчет того, что, ведь в те времена все же были, был Высоцкий, да и Пугачева, в конце концов, которую мы поздравляем чуть-чуть раньше, правда, с грядущим ее днем рождения завтра. Еще многие писатели. Они, тем не менее, публиковались, и как-то это все было. А сейчас власть денег уж слишком, по-моему, велика и существует ужасная поговорка американская:  если ты такой умный, почему ты не такой богатый. Я знаю очень умных, но не богатых.

 

АВЕРИН: Ну, видите, не мешает власть денег записывать вам, скажем, вещи с людьми, которые, может быть, в иной ситуации запросили какие-то немыслимые гонорары. Это еще про один ваш новый альбом, теперь уже джазовый.

 

ПРЕСНЯКОВ: Да нет, никаких немыслимых гонораров, люди наоборот┘ Этот альбом называется ╚Nojazz╩, пишется слитно - такое немножко провокационное название. Хотя там музыка, есть много джазовых элементов, но, в то же время,  эта музыка для того, чтобы любой человек, не обязательно такой  ранимый эстет, мог ее слушать. Мог любой человек ее слушать и что-то там найти для себя. И вот в этом альбоме я сочинил 12 пьес, которые играют звезды. И наши звезды, и там есть зарубежные, и есть такой трубач, есть два брата, один из них ушел из жизни не так давно, это братья Бреккеры - Майкл и Рэнди Бреккер. Один был саксофонист, другой знаменитый трубач Рэнди. Он сыграл одну пьесу.

 

АВЕРИН: Еще одну пьесу сыграл Петр Дранга. Давайте познакомимся с этой пьесой.

 

ЛАРСЕН: Очень неожиданно вписался юный Петя со своим темпераментом, со своим сумасшедшим аккордеоном в такую нежную мелодию, и как-то все срослось.

 

АВЕРИН: Но зато вписался в компанию, потому что, действительно, если там знаменитые трубачи и вы сказали, Макаревич где-то подыгрывает слегка, то это хорошая компания собралась.

 

ЛАРСЕН: Макаревич помогает харизмой на этой пластинке. У нас Владимир Пресняков-старший, и, в общем-то, как показывает его пример┘

 

ПРЕСНЯКОВ: Другим наука.

 

АВЕРИН: Не надо суетиться, если говорить про древнейшие профессии, тогда все будет хорошо. Все равно есть масса вопросов по поводу семьи, я не знаю, сколько еще надо рассказывать про жену, про детей, про невестку, про внуков.

 

ЛАРСЕН: Хотя всем, конечно, очень хочется.

 

АВЕРИН: Хочу только в эфир сказать: как же вам повезло с женой, это я могу сказать, не очень давно с ней познакомившись лично.

 

ПРЕСНЯКОВ: Плохих не держим.

 

АВЕРИН: Секрет такого семейного долголетия, наверное, существует какой-то, ну, у каждого свой.

 

ЛАРСЕН: А мне кажется, вот это тоже интересно. Обычно считается, что для того, чтобы двоим было вместе хорошо, они должны заниматься разными вещами и пересекаться только дома, и работать вместе не стоит. Но бывают такие счастливые исключения, когда люди, действительно, вместе вряд ли 24 часа в сутки, но, тем не менее, и в труде, и в быту. Заслуга чего и чья, что такой крепкий союз получился? Все дело в характере или все-таки дело в том, что общее творчество так объединяет?

 

ПРЕСНЯКОВ: Нет, характер, вообще,  слово ╚творчество╩ давайте оставим Жанне Фриске. Здесь просто работа. Это ее характер, это мне повезло, я не побоюсь этого сказать, не постесняюсь, потому что она всегда ставила на первое место как раз не вот эти так называемые творческие вопросы, а именно  семью. Муж и сын - это для нее всегда было главное. И я, поэтому за всю жизнь всего одну жену завел. Получилось уже официального брака скоро будет 44 года. Конечно, это характер. Ну, и у меня характер довольно-таки,  если мы ссорились, я всегда что-нибудь сводил в шутку,  говорил ей, что Вовка не от нее.

 

ЛАРСЕН: У вас.

 

ПРЕСНЯКОВ: Ну, вот такого рода что-то происходило, и как-то вот мы нормально, и до сих пор нормально.

 

АВЕРИН: До сих пор нормально, а совместных каких-то дел музыкальных нет?

 

ПРЕСНЯКОВ: Нет, конечно,  она же работает в ╚Самоцветах╩, а я пишу и песни для ╚Самоцветов╩, в том числе. Вот сейчас будет записываться целый диск на стихи замечательной поэтессы Александры Очировой. И мою музыку - там будет 14 песен - ╚Самоцветы╩ всецело там записывают. И, конечно, я пишу и для нее песни, ну, как бы в составе ансамбля тоже. И все это продолжается. Она, конечно, очень иной раз боится заходить, когда я сижу за синтезатором, даже однажды был  случай, я сочинял песню, которая называется  ╚Лена╩ в честь нее, и она меня  что-то отвлекла, я на нее очень строго орал, говорил: иди, не мешай работать.

 

ЛАРСЕН: Не мешай мне во имя те6я творить.

 

ПРЕСНЯКОВ: Потом до меня дошло.

 

ЛАРСЕН: А представляется все-таки как-то, когда-нибудь в этой истории планируется домик в Провансе или тихая пляжная жизнь хотя бы в Геленджике,  в увитой виноградом беседочке?

 

ПРЕСНЯКОВ: Не хватает свечного заводика, конечно, при этом. Да нет, не планируется. Нам очень хорошо в Москве, очень хорошо.

 

АВЕРИН: Судя по тому, как вы говорите, действительно хорошо вам в семье, в работе.

 

ЛАРСЕН: Да нет, не потому, как говорите, а потому, как┘

 

ПРЕСНЯКОВ: Как  обстоят дела на самом деле.

 

ЛАРСЕН:  Как пишете и как выглядите.

 

АВЕРИН:  От  нее  исходит это ощущение уюта и от вас такая спокойная  уверенность. Спасибо вам за  то, что пришли в гости.

 

ПРЕСНЯКОВ: И вам спасибо.

 

ЛАРСЕН: Спасибо огромное, большой привет семье от нас передавайте, всем поклоны и поцелуи.

 

ПРЕСНЯКОВ: С удовольствием.