Шоу Комолова и Шелест Актер и сценарист Иван Охлобыстин и продюсер Вячеслав Дусмухаметов в гостях у Антона Комолова и Ольги Шелест

ОХЛОБЫСТИН: Ты мне льстишь, нет, со мной можно еще в баню ходить. Это возраст уже, генерал говорит: к тебе в бане, парень, спиной можно поворачиваться. И ╚Клиника╩, она тоже, это чистый ситком, классика, выдранная из ╚Смэша╩, облегченная. В нашем же случае это не ситком, потому что нет аплодисментов, но только формат. Но этот формат подходит еще под несколько жанровых композиций, и это что-то, вообще, новое. По качеству – это киношное, потому что мы снимаем базу, мы снимаем восьмерку, мы снимаем крупно, мы снимаем рельсы. Это я в общем, в куче дал.

КОМОЛОВ: Ну, да, это если в технологию погружаться.

ОХЛОБЫСТИН: У нас трехмерное пространство павильонное, у нас идет актерская отработка уже не на репризу, а на отношенческие┘ Уже актерская история. И драматургически она чуть-чуть иначе построена, не рассчитана на одну короткую. Одни короткие – это заполнение для главной базовой линии, вот этой поведенческой, что, собственно, и является интересным.

КОМОЛОВ: Ну, а значит ли это, что обязательно нужно смотреть сериал целиком, потому что многие сериалы современные телевизионные, они при том, что есть линия общая.

ДУСМУХАМЕТОВ: Есть горизонтальная линия, есть насыщенная анекдотами.

КОМОЛОВ: Да, но ты можешь отдельно посмотреть и все, ты вникнешь сразу в суть происходящего, если ты вдруг пропустишь следующие несколько серий, ничего такого глобального не┘

ДУСМУХАМЕТОВ: Конечно же, нужно смотреть подряд все 60 серий в 20.30 на канале ТНТ. Если серьезно, есть горизонтальные линии, человеческие отношения, потому что все-таки это история про людей, которые помещены в больницу.

КОМОЛОВ: А снимается, кстати, в больнице реальной или декорации построены?

ДУСМУХАМЕТОВ: Это все декорации, 1200 квадратных метров построено, это больница из картона. Но очень, нам, конечно, уже поприлетало отзывов: не бывает таких больниц, что же вы делаете.

ОХЛОБЫСТИН: Почему не бывает? Мелкие какие-то в области, да, они плохонькие, а центральная┘

ШЕЛЕСТ: А у вас там чисто все, все в белых халатах.

ДУСМУХАМЕТОВ: Халаты стильные, приталенные, стоечки. Я сам врач по образованию.

КОМОЛОВ: А какой специализации?

ШЕЛЕСТ: Стоматолог.

ДУСМУХАМЕТОВ: Терапия.

ОХЛОБЫСТИН: Видишь, ты неприятные ассоциации вызываешь – стоматолог сразу. Там банда врачей, причем челябинских, причем я тебе потом покажу, я часы купил Челябинского часового завода, это шедевр.

ШЕЛЕСТ: Зачем? А, просто в коллекцию.

ОХЛОБЫСТИН: Вот часы.

КОМОЛОВ: Современные?

ДУСМУХАМЕТОВ: Тебя так свело с Челябинском, что ты часы стал покупать. А, к слову сказать, креативный продюсер у нас есть из Челябинска, тоже врач, я специально набирал людей, которые знают.

ШЕЛЕСТ: Но Иван-то ничего не знал об этом. Сколько человек пробовалось, вообще, на роль вашу?

ОХЛОБЫСТИН: Я не знаю.

ШЕЛЕСТ: А мы сейчас спросим у продюсера.

ДУСМУХАМЕТОВ: Мы долго думали, не под Ваню написано было. Долго-долго думали, кто? Потом пришла эта идея. Заур Балатаев – наш главный оператор, а теперь режиссер – говорит: ╚А если это будет Иван Охлобыстин╩? У меня всё, пробки вылетели. С Сеней Слепаковым стоим, друг на друга тупо смотрим, и чего делать? Ваня, что, как реагировать, вообще? После этого пришел Ваня, мы познакомились, сценарий понравился и уже никто там не пробовался. По сути, это единственное попадание сразу в точку.

ОХЛОБЫСТИН: А с моей стороны тоже был трэш, потому что мне позвонили: Иван, будешь сниматься на ТНТ в ситкоме? Я говорю: да вы что? И фраза такая: снимает Пежемский. Я – о-па! – притих. Ну, думаю, Пежемский не полезет. Чего-то чудно, что-то случилось! Ну, сразу у меня ╚Дом-2╩, я же в мэйнстримовских не снимался никогда картинах. Ну, это просто чванство вгиковское.

ДУСМУХАМЕТОВ: Заметно, заметно.

ОХЛОБЫСТИН: А тут сразу жесть. И я пришел, попал под обаяние Славы, там же Пежемский находился.

ШЕЛЕСТ: Они умеют так, продюсеры.

ОХЛОБЫСТИН: Они так сразу, так мягкой волной. И пустил слюну я. Он начал с того, что вспомнил фильм ╚ДМБ╩. Я тоже поплыл, как автор, потом он что-то из прежней жизни, и не вспомнил того, что обычно вспоминают.

ДУСМУХАМЕТОВ: Книжку твоих сценариев, которую ты сам забыл.

ОХЛОБЫСТИН: И все, и любовь.

ДУСМУХАМЕТОВ: Подкупило, что стоит коллекция Охлобыстина у нас в кабинете.

ОХЛОБЫСТИН: И всё, уже на этот момент у меня какое-то критическое отношение к реальности отсутствовало.

ШЕЛЕСТ: Многие, кстати, говорят, что вы поэтому сан сложили с себя?

ОХЛОБЫСТИН: А я не сложил сан, это иллюзия, и не буду складывать.

ШЕЛЕСТ: То есть, одно другому не мешает.

ОХЛОБЫСТИН: Оно частично мешает. Не то, что мешает. Чтобы не пересекалось, я специально написал на святейшего, что не удался эксперимент, что священник снимается заодно. Потому что верующим наплевать. А неверующим людям, которые адекватные, тоже наплевать. Ну, снимается и снимается. Вот я своих прихожан спрашиваю: ╚А вас не смущает, что я снимаюсь в кино?╩ У них в глазах непонимание самого вопроса. Собственно, а чего, чего? Вот такое. А эта критика исходит от людей, которые рядом крутятся и, вообще, они склонны к скандальному. А религиозная тематика такая скандальная, это же идея, и в итоге, чтобы не было повода критиковать церковь, в то время, пока я снимаюсь, я не могу крестить, венчать, то есть, я считаюсь запрещенный священник. Знаете, как поговорка уже появилась – запретный поп сладок.

КОМОЛОВ: А разве официальная позиция церкви по отношению к лицедейству, она ведь такая настороженная, мягко говоря.

ОХЛОБЫСТИН: Она не просто настороженная. Дело в том, что нет уточнения относительно лицедейства, что является лицедейством. Иоанн Златоуст осуждал лицедейство в его греческой форме, когда он жил.

КОМОЛОВ: Мы прервались на новости, Иван. Мы говорили об отношении религии к лицедейству.

ОХЛОБЫСТИН: Да, я прям встрял по старинке, это меня подводит – тоже моя бывшая радиокарьера – быть главным, вроде не допускаю мысли, что скажет кто-то еще. На самом деле, это не так. Сложно объяснить. Короче говоря, современное драматическое искусство берет свои истоки от вполне христианских площадных действ на Рождество, где работал Уильям брат наш Шекспир. Все остальное, это как елки были, они ездили по городам, ставили волхвов, приходящих на Рождество Христово на площадь мэрии. Или богатые люди платили, и дальше они ехали домой воспитывать детей. Посередине, в переездах он написал ╚Гамлет╩, ╚Макбет╩, ну, и ╚Ричард III╩, конечно. Все остальное. А то, что осуждалось, как лицедейство, это, чтобы вы понимали, были ритуальные действа. То есть, общий праздник. Сначала мы Дионисия, вино пьем ради него, потом мы спектакль смотрим. Это большой, как день города в Афинах или где-то. Этого нет, то есть, это не совсем лицедейство, но это не уточнено в концепции православной церкви, поскольку не было прецедента. Сейчас он создан, прецедент. Я лично исследовал, доложил патриарху, что, в общем, неудачно, общество не готово к тому, что священники могут быть еще и лицедеями. Поэтому пока я не доснимусь, имеет смысл меня запретить, чтобы не могли критиковать церковь через меня, потому что люди, как динозавры, ей богу, рассуждают. Я ноги себе ломал в этом снегу, чтобы черта этого сыграть, чтобы была противоположность святому в фильме ╚Царь╩, что он с одной стороны демон, ну, не демон, сумасшедший, одержимый, а, с другой стороны, хороший, ровный человек. Вот моя задача была вот это зло сделать. Задача актера-христианина, считается – побороть имидж отрицательно, не создать отрицательно-обаятельный имидж. Вот тебе гада дают сыграть, сыграй гада, чтобы пол зала сплюнуло. Когда меня жгли, я уверен, что пол зала перекрестилось. Я привел к вере больше людей.

ОХЛОБЫСТИН: Слава богу, этот черт ушел. У меня задача такая была. Но все-таки много критики это вызвало, в том числе, от людей, которых я уважаю. Я не то, что решил, я как дитя церкви, как реально любящий этот институт человек, при всех своих ╚дураках╩ внутренних, которые в той или иной степени есть у нас, я решил, что подставлять церковь не надо. Написал святейшему вариант. Как думаю, было бы разумно, чтобы отстраниться от, но при этом остаться священником. При этом я пока снимаюсь, не могу крестить, венчать. Что для меня самое печальное, что я не служу на литургии, а стою рядом. Но я, то есть, на алтаре всегда стою, это болезненно для меня. И не скажу, что есть этому заменитель. Но так получилось уже. У меня обязательства, знаю, и я обязан выполнить эти обязательства. Вот, собственно, весь ответ на религиозные вопросы всем остальным людям┘ Вот хорошую сейчас точку зрения можно донести. Все-таки радио ╚Маяк╩ – гигантская история, как всему советскому. Сколько ему лет?

КОМОЛОВ: 44.

ДУСМУХАМЕТОВ: Шел 44-й год.

ОХЛОБЫСТИН: С позиции авторитета 44-х лет из радиостанции, из студии радиостанции ╚Маяк╩ отвечаю всем, кто будет задавать мне религиозные вопросы. Не задавайте, я уже ответил, воспользуйтесь Интернетом. В ином случае я буду считать это личным оскорблением и соответственно, идите в задницу.

ШЕЛЕСТ: О, как нам повезло. А представляешь, если бы это было до нас на какой-нибудь другой радиостанции.

ОХЛОБЫСТИН: Потому что это просто оскорбительно все время отвечать, перед кем-то оправдываться. Не виновен я, детей не насиловал, денег не крал, за девчонок вступался, и так до раннего детства. Не идеальный человек, водку пил, за барышнями ударял, привлекался. Не идеальный человек. То есть, у меня и то, и то есть. Все есть в Интернете. Только я не руководил расстрелами косовских албанцев, потому что в этот момент не мог, по особым причинам, юридического порядка.

ОХЛОБЫСТИН: Просто это оскорбительно. Я люблю, мне нравится сама форма Интернета, общения. Но до того, пока доберешься до нормального автора, который либо что-то интересное тебе даст почитать, авторское, художественное, либо публицистическое, либо поговорить о чем-то и время так не выпалить, пройдешь через 35 критиков, которым просто вместо забора негде писать неприличное слово, они его там пишут.

КОМОЛОВ: Не критика, а ругань просто.

ОХЛОБЫСТИН: Тупая ругань.

ШЕЛЕСТ: А вот такая критика от Аркадия Александровича: ╚Я страшно ревную Черноус к Романенко, не нравится мне актер, который играет интерна Романенко. Напишите ему в сценарии инфаркт с летальным исходом и замените на Александра Олешко╩.

ДУСМУХАМЕТОВ: Сделать для Олешко настоящую минуту славы? Нет, спасибо.

ОХЛОБЫСТИН: Он такой классный парень, жалко, что вы не знаете его в жизни. Он, во-первых, не по годам мудр.

ДУСМУХАМЕТОВ: Это про Аркадия Александровича?

ОХЛОБЫСТИН: Илья, наш Романенко. У него роль такая, они уже вызывают┘ Вначале все нормально, потом они стали вызывать раздражение, ну, когда, то есть, у них отношения состоятся или нет, чего тянем-то? Чай, не в России живем.

ДУСМУХАМЕТОВ: Ну, Аркадию Александровичу спасибо огромное.

ШЕЛЕСТ: А будут там убивать, летальный исход добавляться, каких-то новых персонажей?

ДУСМУХАМЕТОВ: Нет, здесь как бы надо понимать, что мы это сами для себя придумали. Это больница, в которой хочется полежать. Она такая веселая и совершенно нормальная. Есть такая грань, о чем нельзя шутить. Нельзя шутить о смерти, о войне и прочее, мы это четко соблюдаем. Это развлекательное телевидение, это веселая больница.

КОМОЛОВ: Такой вопрос. ╚Иван, а сценарий для ╚ДМБ╩ вы из личного опыта почерпнули?╩

ОХЛОБЫСТИН: Из личного, причем служил я под руководством генерал-майора Талалаева, майора Бурака и деды у меня были, если меня слышат, а должны же ╚Маяк╩ слышать – ребята, я вас люблю – это Донецк, это Ростов-на-Дону, это Миша Бартник, это Галагура, это Артем, все знают.

КОМОЛОВ: Это же имеется в виду ╚ДМБ╩, который киношный, потом был сериал.

ОХЛОБЫСТИН: Ну, да, к сериалу я имел отношение, ко мне пришли люди, а я человек не жадноватый, а уже семейный был. Нет, не был семейный, жадноватый был тогда. Видите, как я противоречив. И говорят: ╚Напиши нам сериал╩. Я говорю: ╚Ну, ребята, не буду я писать вам сериал, потому что для меня армейский юмор, он не кирзовый. Там и философы, и дураки – в одном, чем и интересно, плюс экстрим. А сериал подразумевает анекдот, то есть, просто анекдотом не отделаешься╩. Они говорят: ╚Тысячу за историю╩. Я говорю: ╚Хорошо, а сколько на лист влезет?╩ – ╚Восемь╩. – Я говорю: ╚Хорошо╩.

ШЕЛЕСТ: И обогатился.

ОХЛОБЫСТИН: И обогатился, да. Причем как-то деньги пусто вышли, видно, господь наказал.

КОМОЛОВ: Легко пришло, легко ушло.

ШЕЛЕСТ: Ришат из Стерлитамака спрашивает: ╚Вячеслав, я очень люблю ваши творения. Расскажите, какие сериалы ждать от вас в будущем? Может, есть идея, которая пока не нашла, например, материальной поддержки?╩

ДУСМУХАМЕТОВ: Ну, что сказать, сейчас готовим новые 100 серий ╚Универа╩, как бы это страшно ни звучало. Потом будут проекты в новом сезоне на ТНТ, которые мы делаем.

КОМОЛОВ: ╚Иван, читал вашу книгу, очень понравилось, собираетесь ли продолжать писать фантастику?╩ Константин спрашивает. А что за фантастическая книга?

ОХЛОБЫСТИН: Это сказка.

ДУСМУХАМЕТОВ: Как я заработал легкие деньги на сериале ╚ДМБ╩.

ОХЛОБЫСТИН: Нет, это называлось ╚14-й принцип╩. Я не знал, смогу ли я писать роман или нет.

КОМОЛОВ: Это художественная литература, да?

ОХЛОБЫСТИН: Ну, да, это художественная литература. Я люблю сказку как таковую. Считаю, что сейчас сказок мало, как многодетный отец, действительно, мало. Люблю Кира Булычева.

КОМОЛОВ: А это сказка по форме или сказка именно детская?

ОХЛОБЫСТИН: Нет, это взрослая все-таки сказка, но она целомудренна в плане нюансов каких-то, ее и дети могут читать, они не поймут просто половину юмора. Это все на фэнтезийной основе, все на Вархаммере, со всей эклектикой Вархаммера, что и ╚Космодесанты╩, и ╚Эльфы╩ одновременно. Я люблю этот мир, я когда-то был оператором ЭВМ, я вырос и воспитан на Стругацких.

ДУСМУХАМЕТОВ: Мне иногда кажется, что Ване 97 лет, он все успел, везде был.

ОХЛОБЫСТИН: Извини, я не подросток тоже, я сегодня на себя смотрел в зеркало, мог бы выглядеть и свежее.

ШЕЛЕСТ: Постарше, чем ╚Маяк╩?

ОХЛОБЫСТИН: Постарше, чем ╚Маяк╩? Ровесник практически. Я написал сказку и думаю так, могу опозориться? Одно дело сценарий 110-160 страниц, другое дело 700-1000. Ну, сказка должна быть большой, потому что хочется читать день ото дня – эффект сериала, кстати. Почему надо смотреть 60 серий? Потому что иначе не поймешь флер, воздух, не будешь этих людей┘

КОМОЛОВ: Атмосферу не почувствуешь.

ОХЛОБЫСТИН: Ну, да, что самое главное, что хорошо стало самым главным у нас.

КОМОЛОВ: Ну, это всегда, когда хорошую книгу заканчиваешь читать, видишь, осталось мало страниц, и ты медленнее начинаешь читать.

ОХЛОБЫСТИН: Да, да. И я изначально с пиететом┘ Запах вот этих книг, я с детства вырос на книгах. И решил я, попробую, напишу сказку. И мой товарищ профинансировал выпуск ее малым тиражом 10 тысяч. Она так быстро, фу. И я еще обанкротился, потому что забрал 100 экземпляров авторских, я – по друзьям, оказалось, друзей-то больше. Я еще покупал собственные книги, испытывая очень противоречивые чувства. Лучше на детей эти деньги тратить. В общем, хочу продолжать, понял, что освоил роман. Продолжаю, читайте на журнале ╚Сноб╩ мой новый роман, который называется ╚Утопия╩. Пишу я его он-лайн, как наш эфир. Каждую неделю выходит чистый отрывок. Это будет, с одной стороны, сказка, с другой стороны, серьезное, но не мудрено в словах донесенное рассуждение о будущем нашем человечества, нашего отношения с окружающим.

ШЕЛЕСТ: Со всех сторон можно к Ивану прикоснуться, через Интернет, через книги и через телевидение. А вот здесь очень многие спрашивают, а можно ли в реалии пообщаться с Иваном Охлобыстиным? Или мимо пройдете, если вдруг окликнут?

ОХЛОБЫСТИН: Нет, я стесняюсь, во-первых. Ну, я себя ставлю на место человека, который окликает, что-то ломает.

ШЕЛЕСТ: Пишет нам Рамзес 86, наш слушатель постоянный: ╚Имеет ли возможность простой смертный из Воронежа так по-простому пообщаться с гением современности?╩

ОХЛОБЫСТИН: Ну, гений современности это очень натянуто, очень и очень. Конечно, возможно, на улице где-то встретиться, пообщаться. Но тоже как надо соразмерять. Одно дело, когда идет мне навстречу человек, а я иду свой марафон. Я спортом занимаюсь. Иду марафон, мимо мужик идет, нормальный парень, барсетка у него. Он меня увидел: ╚О, – говорит, – Охлобыстин╩. И в голове у него: ╚Что-то надо делать╩. ╚Давай, я у тебя автограф возьму╩. Не давай, не в такой хамской манере. А можно я автограф возьму? Я говорю: ╚А зачем тебе? Сейчас либо документ какой испортишь, либо на грязном квиточке, потом и выкидывать жалко. Давай, просто – было Христово воскресенье недавно – Христос Воскресе! А ты мне говоришь: Воистину Воскресе!╩ И поговорили по-большому, и расстались, и разошлись. И он хохочет, идет дальше, и я хохочу.

ДУСМУХАМЕТОВ: И говорит: вот, Охлобыстин, автограф не дал.

ОХЛОБЫСТИН: Да, ладно, нет, у меня очень адекватно, со всеми, с кем я встречался – вот так пересекает жизнь, слава богу – очень адекватные люди. Даже, если не из этой сферы, не моего возраста, маленькие, большие. Наши продавщицы до такой степени деликатные, что ни разу за это время (при том, что смотрят ╚Интерны╩, я знаю, потому что я общаюсь, то есть, со стороны знаю их жизнь) они ни разу не спросили ни Оксанку, ни меня, ни детей про ╚Интерны╩, потому что все стесняются. Ну, чего обременять, они думают, что лезут прямо вот так, и нет личной жизни. На самом деле, нет, довольно комфортно. Как я по Тушино ходил марафон, так и хожу, как на велике ездил я в овраг прыгать, так и езжу, как на скейтборде катался перед домом, так катаюсь.

ШЕЛЕСТ: Вот спрашивают, где вас можно на маты положить. Вы ведь каратэ еще увлекаетесь?

ОХЛОБЫСТИН: Ну, на маты меня можно, где маты есть.

КОМОЛОВ: Но положить┘

ОХЛОБЫСТИН: Положить тоже, наверное. Лучше тогда уже, я сейчас бросил, поэтому лучше ринг, чем маты.

ШЕЛЕСТ: А, теперь вы боксируете?

ОХЛОБЫСТИН: Боксировал я всегда.

ДУСМУХАМЕТОВ: Давайте доснимемся, потом ринг.

ОХЛОБЫСТИН: Если меня в партер, то легко сейчас взять, я изнурен сериалом. Высосали все соки славы из меня.

ШЕЛЕСТ: Вячеслав, сложно с такими людьми, которые очень многим в жизни увлекаются, и нарасхват, и очень востребованные, собрать всех вместе, снять что-то.

ДУСМУХАМЕТОВ: Благо, воспитанные и талантливые люди мы все, и окружаем друг друга и вниманием, и заботой, и прочее. С Иваном Ивановичем работать милое удовольствие.

ШЕЛЕСТ: Ну, какой у него райдер? Отдельная гримерка, наверное.

ДУСМУХАМЕТОВ: Все нормально, все по-человечески, общие гримерки, общие массажистки. Просто еще удобно, когда Иван Иванович рядом вещает, иногда отключаешься, и такой эффект радио получается.

ОХЛОБЫСТИН: Ну, у меня это в связи с обилием детей, потому что они сами все говорят. Я начинаю тоже говорить сам с собой, вокруг меня такой, как купол. Я вроде, как и один.

ДУСМУХАМЕТОВ: Когда долго слушаешь Ивана Ивановича, такое ощущение, что ты с ним разговариваешь, что-то задаешь.

ОХЛОБЫСТИН: Да, такое классическое НЛП проходит, карты еще не территория.

ШЕЛЕСТ: Дмитрий из Москвы спрашивает: ╚Шесть дочерей это более чем серьезная ответственность. Хочу спросить, водили ли вы их на фильм ╚Царь╩, если да, каково было их впечатление?╩

ОХЛОБЫСТИН: Четыре дочери, двое сыновей, двое сыновей маленькие еще. И одна дочка маленькая. А те, кто в здравом уме и ясной памяти уже, ну, более менее, в себя пришел по возрасту, они видели ╚Царь╩ по телевизору, в кино не водил. Фильм непонятно, чего-то они как-то равнодушно.

КОМОЛОВ: Но все-таки для детей, мне кажется┘

ОХЛОБЫСТИН: Ну, мои-то подготовленные, мои сидят, смотрят мультик. У нас перед окном падает женщина с шестого этажа в труху просто. Они подошли к этому┘ посмотрели, одна ответственная Дуся пошла маме сказать: там тетя разбилась перед окном.

ШЕЛЕСТ: Это не мультик, это реальность.

ОХЛОБЫСТИН: Абсолютно. А дети продолжали мультик. Они ее разглядели, они этого навиделись. У нас периодически кто-то бился, кого-то в травмпункты, со всеми там перезнакомился.

ШЕЛЕСТ: А ╚Интернов╩ смотрят?

ОХЛОБЫСТИН: ╚Интернов╩ смотрят. Диск я принес, кисоньке своей принес и уговаривал месяц. Он говорит: ╚Не дам. Ты продашь╩. Я говорю: ╚Нет, не продам, зуб немецкий даю, не продам╩. – ╚Продашь╩. √ ╚Не продам╩. И в итоге он пожалел меня и дал мне несколько.

КОМОЛОВ: Спасибо вам большое.