Картинка

Центральный комитет Французский писатель Фредерик Бегбедер в гостях у Владимира Аверина

26 мая 2010, 16:05

Персоны

 
 
АВЕРИН:  Я с удовольствием приветствую в нашей студии в рамках ╚Культа личности╩ французского писателя Фредерика Бегбедера.
 
БЕГБЕДЕР: Здравствуйте!
 
АВЕРИН: И его переводчика Андрея Наумова. Здравствуйте, Андрей.
 
НАУМОВ: Здравствуйте.
 
АВЕРИН: У Фредерика Бегбедера вышла новая книга ╚Французский роман╩. Это стало, собственно, поводом его появления в очередной раз в столице. Может быть, не единственным поводом, так, судя по предыдущим книгам Бегбедера. Но и, кроме того, проходит Год Франции в России. Я думаю, что это тоже такая жирная галочка, что вот популярный французский романист, недавний лауреат премии Ренодо, приехал к нам в страну для того, чтобы представить свою новую книгу. Но и не только книгу. Потому что  наверняка у наших слушателей и у читателей  ваших накопились вопросы.
 
НАУМОВ: ╚Звоните, звоните╩, - он говорит.
 
АВЕРИН: Фредерик, мне мои коллеги, литературные критики, уже успели рассказать, что ваш новый роман - это совсем новый Бегбедер. Вот все, что вы читали прежде, это тогда был один человек и один писатель. А вот теперь, наконец, предстанет совершенно иной. Что случилось?
 
БЕГБЕДЕР: Друзья ваши и правы и неправы одновременно. Потому что, действительно, в общем, книга другая. Раньше книги были более пустые, что ли, и более эпатажные, можно сказать. Но на самом деле, ничего такого уж совсем нового нет. Потому что в других книгах ╚Любовь длится три года╩, ╚Windows on the World╩ и в  ╚Идеале╩, в общем, были уже меланхолического плана пассажи, интимного плана пассажи, личные такие куски. Просто в этой книге я постарался собрать. Скорее, это такая последовательность вырисовывается. Я постарался быть более личностным, более откровенным, более глубоким. Надеюсь, у меня получилось.

АВЕРИН: Да, но более личностным┘ Мне казалось, что в ваших предыдущих книгах вот это вот ╚более личностного╩ там хватало. Потому что иногда это походило на такой стриптиз, скорее. Что вы подразумеваете тогда под более личностным подходом?
 
БЕГБЕДЕР: Да, совершенно верно. Согласен. Здесь просто я говорил раньше о тех персонажах, которые не имели за собой прошлого. Это Октав из ╚99 франков╩, Марк из другой книги, Оскар из ╚Романтического эгоиста╩. Это ребята такие, которые думают только  о сегодняшнем дне. Как будто вот их заперли в постоянном сегодняшнем дне, нескончаемом сегодняшнем дне. Здесь я рассказываю о своем детстве, рассказываю о своем происхождении, откуда я вообще взялся. О жизни своих предков, дедушек, бабушек, о Второй мировой войне, о разводе моих родителей. И, собственно, пытаюсь объяснить, как я вот стал таким придурком, которого я описывал в предыдущих книгах.
 
АВЕРИН: Значит ли это, что вас прежде прошлое не интересовало вообще? Вы жили без него и прекрасно себя чувствовали?
 
БЕГБЕДЕР: Именно так.  Наверное, я вот такую амнезию некую испытывал, как и многие люди, представители моего поколения. Наверное, я полагал, что моя юность не интересна просто вообще. Или, может быть, я хотел забыть какие-то печальные события, связанные с моей семьей. Хотелось, наверное, забыть трагедии, связанные с историей моей страны, Францией. В общем, действительно, где-то начиная с 40-летнего возраста человек оборачивается назад все больше и больше. Обращается к своим воспоминаниям. И, наверное, это признак того, что я старею. Вот и все.
 
АВЕРИН: О! Вы думаете, что это признак старости! Мне всегда казалось, что это признак взрослого сознания. У каждого эта взрослость наступает в свое время. Кто-то взрослый уже в 16, кому-то надо дожить до  44, чтобы, наконец, ощутить себя взрослым человеком.
 
БЕГБЕДЕР: Спасибо за вежливые такие слова.
 
АВЕРИН: Я стараюсь. Вслед за этим безусловный вопрос по поводу взрослости. Для вас это только память? Ощущение себя взрослым? Только вот это продление себя в роде и в истории страны? Или есть еще какие-нибудь вехи, когда вы можете  сказать: взрослый человек - это тот, кто┘?
 
БЕГБЕДЕР: Ну, может быть, тот, который, вместо того, чтобы смотреть вперед, начинает все-таки оглядываться назад, смотреть назад, пытаться понять, кто он  такой, что он здесь вообще делает. Как он стал вот таким человеком, какой он есть сейчас. Возьмем Октава,  такого двойственного несколько человека. Он - персонаж, наверное, завораживающий многих молодых людей, он очень смешной, прикольный человек. Но на самом деле, он бежит над пропастью, как, вы знаете, вот в колесе хомяки, белки крутятся по кругу, бесцельно абсолютно. А я захотел какое-то добавочное измерение придать ему, что ли. Попытаться понять, откуда он появился, вот этот мальчик,  откуда взялся.
 
АВЕРИН: И у него появилась цель?
 
БЕГБЕДЕР: Именно так. Хотел  дать цель, да.
 
АВЕРИН: Куда? Куда он теперь бежит, этот повзрослевший мальчик?
 
БЕГБЕДЕР: Ну, в книге, видите ли, я прежде всего┘ Да, уже начал называть себя Фредериком, перестал называть Октавом. И я рассказываю о своей дочке.
 
АВЕРИН: Куда бежит теперь Бегбедер?
 
БЕГБЕДЕР: Да, наверное, бежит ближе к своей дочери. Скорее, в эту сторону. Пытается  ей что-то передать, что-то ей объяснить. Я не могу уже больше удовлетворяться жизнью в настоящем, жить в будущем. Я должен просто  объяснить ребенку, что такое жизнь, почему надо вот какие моменты счастья в ней хватать, цепляться за них. Какие-то вещи вложить ей в голову. И поэтому я стал,  так сказать, более многоразмерным, что ли, более  рельефным. Может быть, чувства стали проще теперь.
 
АВЕРИН: Да куда уж проще-то? Все, кто читал ваши книги, все знают, что уж там такая простота чувств! Дальше простоте уже больше некуда. Разговор про дочь мне очень интересен, но давайте вот сначала сюрприз, который мы приготовили для вас. Мы знаем, что вы неравнодушны к группе ╚Кукс╩(╚Kooks╩). И поэтому у нас есть такая песенка этой группы.
 
Фредерик, мы заговорили о дочери. О том, как важно для вас, чтобы она научилась получать удовольствие от жизни. Может быть, что-нибудь еще? Ведь ╚сарафанное радио╩ существует и в Москве. Мне уже рассказали, что вы хотели бы вырастить вашу дочь француженкой. Что это значит для современного французского отца - вырастить дочь француженкой?
 
БЕГБЕДЕР: Наверное, вот просто  я в книге пытаюсь вообще объяснить, что значит быть французом. Это не только очень хорошие, может быть, какие-то вещи. Франция - страна старая, древняя, с традициями, довольно скучными. Которые, кстати, уже и  теряются тоже. И потом, это страна, в которой развита амнезия. Страна, которая не любит сталкиваться с собственной историей. Во всех семьях, как, наверное,  и в России, существуют свои драмы какие-то, которые замалчиваются. Об этом молчат в семьях. И я это заметил для себя, вот когда я писал книгу. Например, узнал, что дедушка, прадедушка прятал еврейские семьи во время Второй мировой войны у себя дома. А еще прапрадедушка был убит в 1915 году из немецкого пулемета. Вот все эти вещи, которые  глубоко отразились  на моей семье и которые тоже являются частью истории Франции. Я полагаю, что их необходимо передать дочери, объяснить ей вот это. И объяснить еще, помимо того, что существуют какие-то приятные вещи в жизни, радости. Вообще как бы существует искусство жить.
 
АВЕРИН: Искусство жить - это, не знаю, это французское специфическое понятие или, скорее, итальянское понятие специфическое.
 
БЕГБЕДЕР: Да, это, скорее, французское - искусство жить, не торопиться, интересоваться литературой, поэзией, готовить хорошо, уметь сидеть за столом.
 
АВЕРИН: Послушайте, что вы хотите от своей дочери? Когда вам было столько лет, сколько ей, да еще несколько десятков лет после, вы, не знаю, были обсыпаны кокаином, вы резвились, вы меняли женщин, как перчатки. Вы, в общем, вообще ни о чем не задумывались! А теперь вы хотите лишить девочку детства и юности, чтобы она уже в свои годы стала такой, какой вы в свои 44.
 
БЕГБЕДЕР: Ну, нет, нет. Совсем даже наоборот. Я полагаю, что важно молодежи говорить, что, конечно, удовольствие - это необходимо. Но оно и бывает опасно. И  хочу еще донести до них, что удовольствие - это все-таки не счастье. Слишком много мы себя одуряем, оболваниваем этим вот удовольствием, вот мы трепетно ищем этого удовольствия. Убегаем, таким образом, от жизни. Я писал романы о людях, которые как раз за этим удовольствием  гонятся. А в этой книге я пытаюсь объяснить, за чем я гонюсь, от чего я бегу. Я описываю историю семьи. И вот те трагедии, которых я тоже раньше избегал, это вовсе не значит, что я пытаюсь запретить своей дочери смеяться. Просто хочу, чтобы когда-нибудь она поняла, откуда она происходит, собственно. Вот я хочу сказать фразу Гёте, я очень люблю эту фразу. ╚Не  забывайте жить, не забывайте жить╩, - сказал Гёте.
 
АВЕРИН: Послушайте, вы сейчас меня повергаете в абсолютный шок. Потому что я как человек, который прочитал некоторое количество ваших, скажем так, ранних книг, теперь просто не узнаю автора, который сидит передо мной. Я рассчитывал, что вы по-прежнему будете,  ну, как-то так проповедовать гедонизм, вы будете призывать всех выйти из студии, покинуть рабочие места и пойти тусить по клубам и знакомиться с девчонками и вообще как-то вот получать удовольствие. И вдруг именно от вас я слышу, что удовольствие - это  не счастье, что удовольствие - это мимо жизни. И  теперь я себе представляю Фредерика Бегбедера, который сидит в кресле, у него на ногах плед. В лучшем случае, вместо всех этих вот ранее употребляемых веществ, у него есть раз в сутки хорошая гаванская сигара. Рядом сидит дочь, внимающая сказкам старого отца. И вот, я не знаю, и рядом одна женщина до конца, до гробовой доски. Да?
 
БЕГБЕДЕР: Вы прекрасно меня поняли. На самом деле, я вот полагаю, что важно для художника? Быть сложным человеком все-таки. Я очень держусь за свою сложность, за свою противоречивость внутреннюю. Вот такой пример хочу вам привести. Вчера вечером я погулял хорошо в Москве, погулял.
 
АВЕРИН: А, все-таки погуляли!
 
БЕГБЕДЕР: Напился, поддал! Выпил литр водки, смеялся. Были девочки прекрасные вокруг. Но мне это не мешает быть сегодня здесь с вами и говорить, что это  не счастье. Счастье - не это. Конечно, можно хоть каждый вечер гулять как угодно.
 
АВЕРИН: Спасибо. Спасибо за вот это ╚можно гулять каждый вечер╩. У меня просто отлегло от сердца. Потому что будучи старше вас еще  на три года, я подумал: ╚Господи! А мне-то тогда что остается?!╩
Вот у меня какой к вам вопрос, Фредерик. Вы только что сказали, что вчера вечером погуляли, выпили, и девчонки были. А теперь представьте себе ситуацию. Приезжает русский олигарх, например, во Францию. И ваша дочь становится любовницей русского  олигарха. Как вы к этому отнесетесь?
 
БЕГБЕДЕР: Запрещу! Запрещу! Засуну ее в монастырь! В монастырь! Женский монастырь! Чтобы молилась, молилась каждый день, в церковь ходила, чтобы ее грехи прощены были.
 
АВЕРИН: Да,  но вы же знаете, что запретами ничего не сделать. И вам запрещали что-то. И вместо этого, действительно, как пишут наши читатели на форуме, если вас начнут потрошить, то, наверное, оттуда посыплется кокс.
 
БЕГБЕДЕР: Не думаю, чтоб столько уж кокаина во мне было! Водка, может, выльется. Немножко водки выльется, да, да.
 
АВЕРИН: Но все-таки про запреты.
 
БЕГБЕДЕР: Нет, я согласен. Нельзя все запрещать детям. Потому что, наоборот, они захотят только еще больше этого. И поэтому я против запретов, например, тех же наркотиков. Надо все легализовать, наоборот. Потому что это будет сразу менее притягательным, менее завораживающим, если хотите.
 
АВЕРИН: Сейчас меня увольняют, радиостанцию закрывают сразу после этих слов. Сменим тему.
 
БЕГБЕДЕР: Есть страны менее запретные, чем Россия или Франция - Голландия та же самая.
 
АВЕРИН: Так вот, видите, с моей точки зрения, наркотики - даже, может быть, не самая большая проблема в отношениях поколений, отцов и детей. Потому что есть просто запреты: не знаю - на проявление чувств, запрет на этот бунт против родителей, которые мы с вами наверняка пережили. Но это было тогда. Нынешние дети, мне кажется, совершенно другие. Я сталкиваюсь с тем, что дети моих ровесников не хотят жить отдельно здесь, в России. Они даже (при том, что у них есть какая-то личная жизнь) до 25 лет что девочки, что мальчики хотят оставаться при родителях. И, с моей точки зрения, нынешнее поколение в гораздо большей степени инфантильно, чем мы с вами, что во Франции, что в России. Вот этому есть рациональное объяснение?
 
БЕГБЕДЕР: Согласен, согласен. Сам - ребенок 60-ых. Я родился в 65-ом году. И видел я, как родители освобождались от всех этих запретов:  религиозных, семейных, которые раньше накладывались на них. Я на самом деле освободился очень рано сам. Действительно, молодежь  нынешняя, может быть, несколько потерялась от этой свободы. Может быть, они боятся вот такой свободы. Свобода - ведь это и  одновременно одиночество. Что такое свобода? Надо уметь бороться, надо уметь зарабатывать на жизнь,  надо найти себе жилье и так далее. Я замечаю, что вот нынешнее поколение, которое идет за моим уже,  наверное, побаивается жизни. Наверное, так. Поэтому еще раз хочу повторить фразу Гёте: ╚Не забывайте жить╩. Еще вот одна штука меня беспокоит во всем этом - фейсбуки (Facebook). Фейсбуки меня пугают, честно говоря. Когда я был мальчишкой, после школы вот мы с ребятами шли в кафе. Мы играли в футбол, настольный футбол, во ╚Флиппер╩, это  настольные игры всякие.
 
АВЕРИН: Ну, в любом случае, живое общение было.
 
БЕГБЕДЕР: Да, и мы общались. Общались. А эти бегут домой и вот по Интернету чего-то переписываются. Я считаю, что это какая-то болезнь просто. Какая-то болезнь. Я пытаюсь передать такую идею, что один из смыслов жизни - это встречаться.  Живые люди должны встречаться  между собой. Они не должны реальных вещей избегать.
 
АВЕРИН: Ну, может быть, это как раз потому, что вы сказали: они боятся  жить. И, может быть, они боятся жить, глядя на то, как прожили мы с вами свою жизнь. Может быть, они боятся жизни, посмотрев на своих  отцов? И в этом смысле на нас. На нашем поколении лежит вина перед ними, потому что мы испугали их своей жизнью.
 
БЕГБЕДЕР: Может быть. Да. Мы им дали слишком много свободы. Просто каждое поколение, понимаете ли, оно пытается исправить ошибки предыдущего поколения. Мы не хотели быть похожими на родителей. И вполне естественно, что наши дети не хотят быть похожими на нас. Еще вот одна вещь меня беспокоит. Конец книги практически исчезает. И вот это серьезно. Пластинки у нас уже исчезли.  MP3 у нас вместо них. Теперь, если бумажная книга исчезнет, то для всемирной цивилизации это очень серьезно будет. Все больше молодых людей страдает от нового заболевания. Называется ADD - такое сокращение, дефицит┘ Понятно? Не могут сконцентрировать внимание на какой-то вещи.
 
АВЕРИН: На статической картинке вообще.
 
БЕГБЕДЕР: Они слушают пластинку, какой-то диск, одновременно играют, одновременно звонят по телефону, одновременно телевизор у них. И в чате находятся одновременно. И это какая-то новая форма безумия. Ну, что ж, после этого, как вы хотите, чтобы великие творения  человеческого ума передавались такому поколению, которое страдает от этого дефицита.
 
АВЕРИН: А по поводу великих творений человеческого ума - так или иначе,  любой писатель, который берется за написание книги, уж, тем более, за ее издание, он все равно встраивается в некий ряд. Там от Гомера до Золя, не знаю, и, наконец┘ Вы тоже встроились в этот ряд великой или вообще литературы мировой. Французской литературы. У вас никогда не возникало некоего внутреннего комплекса, что тот текст, который выпускаете в сравнении с великими, ну, вот не дотягивает? И тогда где эта смелость выпускать этот самый текст? Или вы как раз про это не думаете?
 
БЕГБЕДЕР: Все время об этом думаю. Для меня писать на сегодняшний день настолько┘ Писать так, как писали они, ну, это настолько было бы претенциозно просто, настолько невозможно! Просто происходит подавление великими авторитетами. Но просто я не могу делать ничего другого, не могу по-другому поступить. У меня просто есть  такое впечатление, что я могу и хочу чего-то сказать, мне надо чего-то говорить. Такое впечатление, что я должен это делать. Может, это все дрянь, может, это все фигня, на самом деле. Но передо мной выбора нет. Конечно, я не могу себя сравнивать с такими великими, как великие российские писатели, русские писатели. С этими колоссами! Но, тем не менее, на своем невысоком, может быть, уровне я пытаюсь с помощью юмора, меланхолии, поэзии даже немножко, немного декаданса написать какой-то портрет своего времени, если хотите.
 
АВЕРИН: Ну, может быть, это еще в известной степени перевод тех идей, которые высказаны великой литературой на ее языке на тот язык, который в состоянии воспринять сегодняшнее поколение. И это, в общем,  тоже такая важная культурологическая задача для сохранения цивилизации. Хотя бы для того, чтобы книга не исчезла. Кстати, если мы говорим о книгах, то имейте в виду, что завтра состоятся две автографсессии и, соответственно, встречи с читателями в 5 часов вечера в Доме книги на Арбате, и в 19.30 - в магазине книжном ╚Москва╩ на Тверской.
 
Есть вопросы наших слушателей. И, в общем, слушатели-скептики, например, после вашей тирады в защиту печатных книг задали такой вопрос из Карелии: ╚А вы сами-то читаете?╩
 
БЕГБЕДЕР: Конечно. Конечно, я читал, очень много читал, когда я был помоложе. Я страдал ведь от одиночества. Мне  абсолютно необходимо было читать. И,  наверное, поэтому я и стал писателем. А сейчас я продолжаю бороться. Буквально это бой за время. Я пытаюсь выиграть время, чтобы читать. Как все нормальные люди, я очень занят, меня со всех сторон дергают. У меня и компьютер, безусловно, есть. И телефон постоянно звонящий. Но вот просто┘ Вот что хотел сказать, да? Не  то, чтобы читать мораль хотелось слушателям нашим. Но я хотел сказать: вернитесь, вернитесь к тишине, к молчанию. Вернитесь к  осознанию собственного существования. Овладейте снова своим временем. Ваше время - это ценность. Выключите компьютер, выключите телефон, выключите телевизор. Может быть, и радио. Извините, конечно, что я такие вещи говорю. Простите, простите, ради бога.
 
АВЕРИН: Радио еще никому не мешало.
 
БЕГБЕДЕР: В общем, все это выключите. И сначала, может быть, будет непривычно. Откройте книгу. Не обязательно это будет сразу  ╚Война и мир╩. Может быть, ладно, чего-нибудь полегче.
 
АВЕРИН: Может быть, это будет французский роман Фредерика Бегбедера.
 
БЕГБЕДЕР: Например, мою книгу. И поймите, наверное, вам сначала будет непривычно, как-то странно. Может, будет скучновато даже. Но потом, постепенно, вот в этой тишине вы сконцентрируетесь, и вы окупите вот эти великие усилия. Хочу сказать, что литература - это великий наркотик, самый прекрасный, самый мощный наркотик и  самое мощное удовольствие. Потому что ваш мозг дойдет до некоей глубины, настоящей глубины. Литература - это великое искусство. Так что, слушатели наши, пожалуйста, время от времени┘
 
АВЕРИН: Читайте!
 
БЕГБЕДЕР: Решайте вот эту свою проблему рассеянности внимания.
 
АВЕРИН: Я бы добавил только одну ремарку, если можно? 
 
БЕГБЕДЕР: Лечитесь.
 
АВЕРИН: Читайте вдвоем, читайте вслух.
 
БЕГБЕДЕР: А почему бы и нет? Прекрасно, прекрасно!
 
АВЕРИН: Потому что это прекрасные перерывы между занятиями любовью - читать книги.
 
БЕГБЕДЕР: Я, как все, после того, как час, два, три работал на компьютере, был на ю-тюбе (You-Tube) и так далее, мне как-то становится плохо после этого. Фрустрация некая происходит. Кажется, что тебя оболванили, оглушили. Литература -  наверное, хороший выход из этой фрустрации.
 
АВЕРИН: Знаете, есть еще вопрос, который касается именно книги. Французский роман, собственно, рассказывает о том, как автор, лирический герой оказался в тюрьме, хотя бы на несколько часов. Двое суток, кажется, в тюрьме. Скажите, французская тюрьма страшна?
 
БЕГБЕДЕР: Ничего клевого там нет, на самом деле. Не думаю, что в России, конечно, чтобы тюрьмы были лучше.
 
АВЕРИН: Я знаю, каково в российской тюрьме, я там бывал неоднократно с разными целями. Как журналист.
 
БЕГБЕДЕР: Значит, мы с вами коллеги, стало быть.
 
АВЕРИН: Но при этом всегда существует представление, что а вот там вот, на Западе, существуют такие комфортабельные тюрьмы, что сиди - не хочу, что  называется.
 
БЕГБЕДЕР: Нет, нет. Знаете, я там только две ночи провел. Я был  там не в настоящей тюрьме, это  было такое типа КПЗ, в полицейском участке, но под землей. Была зима, было холодно, там было 0 градусов. Там пахло мочой, пахло рвотой. И очень маленькая была комнатушка.
 
АВЕРИН: Да? Очень напоминает марокканскую тюрьму. Я там тоже провел сутки как-то.
 
БЕГБЕДЕР: Очень было неприятно и странно даже вот. Я-то думал, что Франция - страна такая, где соблюдаются права человека. Да ничего подобного! Там очень много жестокости. Французская полиция может быть очень жестокой, грубой.
 
АВЕРИН: И что дала вам слава? Дала ли она вам иммунитет? Ну, перед французской полицией, видимо, не дала. Может быть, какой-нибудь перед чем-нибудь есть иммунитет, когда приходит слава?
 
БЕГБЕДЕР: Знаете ли, она мне дает время. У меня есть возможность путешествовать, приезжать к вам в Россию, просто гулять. И я пытаюсь время как-то для себя выделить, чтобы подумать, посмотреть вокруг, на красоту природы, почитать. Наверное, очень хорошо быть не совершенно отвергнутым художником - некая такая роскошь, если хотите. Но иметь возможность встречаться с людьми. При этом еще остается достаточно времени на раздумья.
 
АВЕРИН: Спасибо большое. Время, увы, категорически истекло. Благодарю вас, Фредерик, за то, что вы пришли, за участие в программе. Огромное спасибо Андрею Наумову за блистательный совершенно перевод. Вы совершенно неподражаемый переводчик. Спасибо, всего доброго.
 
БЕГБЕДЕР: Спасибо большое.
 
 
 
Слушайте аудиофайл.

Центральный комитет. Все выпуски

Новые выпуски

Авто-геолокация