Шоу Комолова и Шелест Журналист и телеведущий Павел Лобков в гостях у Антона Комолова и Ольги Шелест
15 сентября 2010, 13:05
Персоны
ШЕЛЕСТ: Друзья, у нас в студии журналист и телеведущий Павел Лобков. Павел, здравствуйте.
ЛОБКОВ: Здравствуйте, добрый день.
ШЕЛЕСТ: Во-первых, позвольте вас поздравить. Я так поняла, что вы номинированы на ТЭФИ в этом году, ваша программа ╚Диктатура мозга╩ в номинации ╚Наука╩.
ЛОБКОВ: То, что шло на НТВ, документальный фильм. Я зашел на сайт ТЭФИ, честно говоря, потом мне звонили какие-то люди, которые заходили до меня на сайт ТЭФИ и там увидели, что компания-производитель выставила это на ТЭФИ. Ну что ж, пускай.
ШЕЛЕСТ: Без вашего ведома?
ЛОБКОВ: Ну, в общем, я об этом узнал, только когда посмотрел сайт.
КОМОЛОВ: Но все равно же приятно.
ЛОБКОВ: Как говорила моя подруга, цыганка, – ╚как карты лягут╩.
КОМОЛОВ: Ну, знаете как, говорят, что номинация на ╚Оскар╩ – это уже неплохо. То же самое, наверное, и с ТЭФИ.
ЛОБКОВ: Ну, у нашего канала сложные с ТЭФИ отношения, я бы не хотел в эти корпоративные дела вникать. Знаете, у нас всегда как получается? Русские вообще отличаются как нация, как мне кажется. Но вообще любое обобщение грешит пошлостью. Ну, у нас еще отношений нет, а мы уже их выясняем. Сколько существует ╚Оскар╩, сколько существует, допустим, ╚Грэмми╩ или ╚Эмми╩? А вот ТЭФИ всего-то, в общем, ничего существует, а уже все успели перегрызться и опять пытаются объединиться. У нас так же часто происходит и в семейных каких-то, в любовных контактах. То есть неделю прожили вместе – и все, начинают уже┘ Мне кажется, это что-то такое наше внутреннее, и я в это стараюсь не лезть, потому что как-то там разберутся. Знаете, ╚без меня большевики разберутся╩.
КОМОЛОВ: А давайте поговорим про фильмы вообще. Вот как вы выбираете темы? Вы берете какие-то яркие темы, где больше всего заблуждений, мифов, которые можно разрушить, с научной в том числе точки зрения?
ЛОБКОВ: Я не хочу присоединяться к тому хору голосов, который говорит, что у нас там 20 лет ничего не было, кроме, я не знаю, турецких трусов в магазине и залоговых аукционов. Все у нас было. Но так или иначе, наука у нас была непопулярна, и по сути дела мы столкнулись сейчас с такой странной ситуацией, когда человек, с одной стороны, пользуется айфоном, в котором зарыто 20 Нобелевских премий, а с другой стороны, он при этом ходит на сайты, тоже через компьютер, в который тоже заложены тысячелетия развития человечества, ходит через компьютер на сайты, где гадает на свою судьбу, или заходит на сайты сонников. Это очень часто встречается. То есть в голове такая каша из какого-то XV века, XVI века и XXI века. И поэтому у людей появилось некое, как нам показалось (вот в чем были посылы), ощущение – взять игрушку и разобрать ее. То есть взять какую-то проблему, о которой все что угодно известно, и разобрать ее, вот эту проблему. Потому что количество паранауки, которая сыпется отовсюду, количество всякого колдовства стало таким, что люди просто уже ничему не доверяют. И мы решили сделать то, чему бы доверяли, скажем так.
ШЕЛЕСТ: А доверяют ли?
ЛОБКОВ: Ну, рейтинги показывают, что доверяют. Видите ли, рейтинги тоже сложная вещь, потому что если вы покажете, что при помощи стакана воды, если кто-то посидит на нем, можно вылечить геморрой, то, может быть, там тоже рейтинг будет высокий. Непонятно, мы пока не делали таких исследований. Нужна большая серия, фильмов 10-15, чтобы можно было делать уже какие-то опросы.
КОМОЛОВ: Павел, вот вы говорите, что одна из основных целей – это немножко средневековщину убрать из XXI века и какие-то совсем уж явные мифы выкинуть из голов людей. Значит ли это, что в фильмах своих вы даете слово только ученым классическим и академическим? Или та вторая сторона, которая заблуждается с точки зрения классической науки, она тоже получает какое-то право высказаться?
ЛОБКОВ: Время от времени по одной ведьме мы вставляем, но это сеанс черной магии с разоблачением все-таки.
КОМОЛОВ: Публичная порка.
ЛОБКОВ: Ну, в общем, можно сказать, что да. Потому что у меня есть некий долг. Когда человек уезжал за границу в советские годы, его выпускали, подписывали ему разрешение в конце концов, а он эмигрировал. И в качестве такого самого большого наказания, то есть там это было на усмотрение парткома или КГБ, он должен был выплатить деньги за образование. Вот была такая практика. И я знаю одного человека, который живет сейчас в Чикаго, у него все замечательно, у него своя клиника, вот он выплатил в свое время 2,5 тысячи рублей.
КОМОЛОВ: Ну, это еще в советские времена, когда ╚жигули╩ 5 тысяч стоили.
ЛОБКОВ: В советские годы, 1983-84 год. То есть на это надо полжизни копить. Поэтому в каком-то смысле я совершил нечто подобное, я эмигрировал в другую профессию из науки и сейчас должен выплачивать долг за образование. Вот таким образом я это и делаю.
КОМОЛОВ: А все должны? Я просто инженер по образованию. Когда придут с ведомостью?
ШЕЛЕСТ: Припрет, припрет рано или поздно.
ЛОБКОВ: Когда начнут строить по-настоящему, тогда и припрет, наверное.
КОМОЛОВ: Надо готовиться.
ШЕЛЕСТ: А темы выбираете вы какие? Которые интересны вашему кругу общения или самому вам?
ЛОБКОВ: Скажем так, мы очень подробно сидим с нашим начальством, потому что мы в конце концов за эту цифру отвечаем. Мы все-таки живем в бизнесе, мы не можем так вот, совсем наугад, совсем на кончиках пальцев. Поэтому, конечно, сейчас людей очень интересует все, что связано с их телом. Хорошо это или плохо, я не знаю. Но поскольку жизнь, в общем, стала благополучнее, денег у людей стало больше, и вот люди стали интересоваться: а какое тело на эти деньги можно сделать? Прожить дольше, быть постройнее, условно говоря, поздоровее, не бояться собственных страхов. То есть людей начало волновать то же самое, что волнует их коллег, современников в других странах. Если посмотреть фильмы Би-би-си, например, документальные, а там традиция огромная и насыщенная, то там процентов 70. Но, с другой стороны, вы бы стали смотреть фильмы про суперструны или черные дыры? Я бы не стал.
КОМОЛОВ: Я – да.
ЛОБКОВ: Единственный зритель. Я специально сделаю. Главное, там картинки много не надо. Черная дыра, как известно, если на нее посветишь, она свет обратно не выпускает. То есть получить изображение этой черной дыры невозможно. Поэтому можно закадровый текст клеить просто черным планом.
КОМОЛОВ: Ну, мы поймем, что это не настоящая черная дыра. Многие ученые, я просто читал интервью, они жалуются на то, что, в принципе, разные каналы выпускают такие научно-популярные фильмы – про еду, про плесень, про воду. И ученые жалуются на то, что они серьезные, академичные, они отвечают: да, действительно, мы хотим развеять эти мифы, потому что невозможно жить в стране, которая живет мифами. Но при этом после монтажа остается совсем капелюшечка, которая выдернута из контекста. Вот как вы делаете? Потому что понятно, что нельзя целую лекцию вместить в рамки.
ЛОБКОВ: Нет, естественно. Это нужно делать увлекательно. Поэтому мы пытаемся как? Прямая конфронтация запросу зрителя. А запрос зрителя, конечно, это запрос на чудо. Ну, это безусловно, потому что┘
КОМОЛОВ: Зрителя или удивить, или напугать надо, по сути дела.
ЛОБКОВ: Удивить, напугать и вообще чудо показать. То есть желательно дать простой ответ на сложный вопрос. Но, к сожалению, простых ответов не бывает на сложные вопросы. То есть, если вы зададите простой вопрос, а он достаточно сложный: вот я пошел в туалет, как меня мобильный телефон там находит? Довольно сложный ответ на самом деле. А нужно какие-то придумать такие схемы, эксперименты. Вот сидим, бьемся, собственно, над этим – как сделать увлекательным и, с другой стороны, не настолько упростить проблему, чтобы она превратилась бы в собственную противоположность. Потому что, например, чем отличается настоящий ученый от псевдоученого в контактах с телевидением? Когда звонишь настоящему ученому, ты знаешь его работы, ты знаешь его реноме и так далее, и тому подобное, и он будет очень долго выкобениваться: да вот, вы там все извратите, в конце концов меня прикроете какой-нибудь ведьмой, потом эта ведьма будет ножками сучить, счастье наговаривать, родимую горячку лечить (родимчик, или как называется?), зачем я вам нужен? А вот псевдоученый, который действительно будет при помощи огурца лечить геморрой, он, знаете, реагирует на е-мейл еще до того, как вы ему послали запрос. Они уже стоят в очереди и готовы. И вот этим они серьезно различаются, это можно использовать как критерий.
ШЕЛЕСТ: А бывают полярные мнения, сталкиваются мнения? Или вы все-таки даете какой-то однозначный ответ?
ЛОБКОВ: Мы стараемся не давать мнений. Мы показываем какие-то эксперименты.
ШЕЛЕСТ: То есть это однозначный ответ.
ЛОБКОВ: Все равно мы репортеры все. Вот энтэвэшники, они┘ На других каналах есть очень красивые ведущие, очень много красивых ведущих. А у нас, если вы посмотрите, мы такие, я бы сказал, очень разные. Потому что нас по этому признаку никогда не кастинговали, ноги не мерили и все остальное. Потому что мы все из репортеров. У нас же компания началась как репортерская. И поэтому уж что выросло, то выросло. И генетически репортер заложен в каждом из нас, то есть мы должны все равно на каждую тему снять репортаж. Поэтому там уже мы не сталкиваем мнения, это дело ток-шоу. Нам надо показать картинку, нам надо показать эффектный репортаж с тем выводом, который на этот момент представляется бесспорным, скажем так, для большой науки.
КОМОЛОВ: А эксперименты вы прямо самостоятельно?..
ЛОБКОВ: Да на людях, конечно.
КОМОЛОВ: Потому что тот же замечательный ученый, академик естественных наук, по-моему, господин Петрик, который фильтры придумал, он же тоже апеллирует к каким-то экспериментам, которые проводил, что результаты фантастические. А потом оказывается, что академики говорят, что нет.
ЛОБКОВ: Мы пока про Петрика не делали ничего, и я надеюсь, что не успеем, что к тому времени феномен этот свое отживет. Потому что это, знаете┘ как бывает затерянный мир, вот едут куда-то в Венесуэлу, а там динозавры летают.
КОМОЛОВ: Это пересечение с параллельными мирами, мне кажется, произошло наложение из какой-то альтернативной вселенной.
ЛОБКОВ: Да-да-да, вот залетел птеродактиль, что называется, на наши московские изогнутые улицы залетел птеродактиль и вот бьется, сейчас, кстати, бьется, потому что не находит понимания птеродактиль. Вы знаете, здесь есть даже больший интерес, не говоря уже о Петрике. Вот, например, вред генно-модифицированных организмов. В конце концов мы будем про это делать и постараемся сделать очень объективно, потому что объективного взгляда вообще нет на проблему. Потому что все эксперименты, я вот убедился, которые делались, про то, что это страшно вредно, там, в общем, в 90 процентах нарушен экспериментальный протокол.
КОМОЛОВ: Некорректные?
ЛОБКОВ: То есть, грубо говоря, вы сравниваете красное с зеленым и получаете, что кабачок с генами осетра – это страшно вредно. Потому что есть некий такой заговор, я бы сказал, экологический, что если вы не зеленый, вы никогда не станете, во-первых, политиком, в особенности на Западе. А поскольку это конкурентная борьба и прямые выборы, то один зеленее другого. Вот у меня даже есть с собой в сумке спички какие-то из Америки, там написано: ╚Go green. Try matches╩. То есть, значит, не пользуйся зажигалкой, не выкидывай СО2. Вы представляете объем СО2 в зажигалке? То есть выкидывай SO2, сернистый газ. Понимаете, и вот если ты не зеленый┘
КОМОЛОВ: Ну, до абсурда доходит.
ЛОБКОВ: До абсолютного абсурда.
КОМОЛОВ: В гостях у нас Павел Лобков, телеведущий и журналист. И беседуем мы о документальных фильмах, о научно-популярных документальных фильмах. Павел, вот такой вопрос от нашего слушателя Артема: ╚Павел Альбертович, сколько по времени делается один документальный фильм? По количеству той информации, что выдается, кажется, что лет пять╩.
ЛОБКОВ: Нет, за год мы взяли повышенное обязательство сделать восемь фильмов. Вот сейчас я как раз пишу текст, приехал только что, оторвался от компьютера. Про сон. Что наш мозг делает, когда нам кажется, что он ничего не делает? Оказывается, он очень много чего делает.
КОМОЛОВ: А будет ответ на вопрос, сколько надо спать?
ЛОБКОВ: Коль уж вы практические люди, надо какую-то пользу извлекать, сон организован┘ Кстати, что интересно, вот физиология со времен Павлова (1910-1920 гг.) сделала огромные прорывы в области строения и функционирования органов внутренних. А вот, как ни странно, только в 60-е годы ХХ века, хотя уже энцефалографы были, стали смотреть действительно, что в мозгу происходит. Оказалось, что во сне есть так называемые периоды, состоящие из быстрых и медленных стадий, и этот период продолжается примерно час тридцать. У себя я мерил √ час пятнадцать, у кого-то меньше. Вот надо, чтобы продолжительность сна была кратна. То есть, грубо говоря, чтобы весь этот период закончился, потом еще один период, еще один период┘ Условно говоря, ведь бывает такое, что поспал полтора часа, выспался, посмотрел на часы √ ой, рано мне еще ехать на работу, посплю-ка я еще два часика. И просыпаешься разбитым, как будто по тебе трактор проехал. То есть все, что мозг должен сделать, он должен сделать упорядоченно. Можно сравнить это с дефрагментацией диска в компьютере. Вот он должен довести цикл дефрагментации до конца, потом зайти еще на один, более тонкий. В середине дефрагментации если вы нажимаете кнопку Cancel и начинаете работать, то у вас все начинает глючить.
КОМОЛОВ: Весь процесс насмарку идет практически.
ЛОБКОВ: Да, в общем, так.
КОМОЛОВ: Но это же нельзя предугадать, потому что, допустим, ложишься в восемь, а засыпаешь-то в девять-десять.
ЛОБКОВ: Ну так это наша трагедия – в том, что мы вообще живем┘ Спать мы должны по социальным показателям. Особенно, кстати, ночные радиоведущие. Вы ведете ночью?
ШЕЛЕСТ: Нет, слава богу.
КОМОЛОВ: К счастью, нет.
ЛОБКОВ: И постарайтесь этого не делать, потому что, конечно, мы в эксперименте собирали представителей ночных профессий и тех, кто связан со сменой часовых поясов – стюардесс, например, ночных медсестер, водителей ╚скорой помощи╩. И там, надо сказать, что девушки просто забеременеть не могут. Они уходят с работы, чтобы забеременеть, настолько на гормональный цикл влияет то, светло или темно на улице, сколько часов проходит┘
ШЕЛЕСТ: Ничего себе! А полярные дни и ночи – тоже влияет?
ЛОБКОВ: А там вообще катастрофа. Почему, в общем-то, нигде, кроме нашей лагерной страны, города (мы говорим о городах, которые образовались спонтанно) не строились у Полярного круга или за Полярным кругом, большие города. Были поселения, которые обслуживались вахтовым методом. Если почитать Адама Олеария, когда он прибывал с посольством в Москву от Священной Римской империи, прибывал через Ниеншанц, то есть собственно через то, что сейчас Петербург, там все офицеры жаловались, что это вообще-то ссыльное место, там по полгода вахтовым методом люди жили. Потом Петру пришло в голову там город построить. Потом он стал пятимиллионным. А теперь американские психиатры говорят, что любому жителю Питера можно поставить маниакально-депрессивный психоз, потому что настолько сдвинуто все.
КОМОЛОВ: То есть на белые ночи, как сейчас все едут туда туристами┘
ЛОБКОВ: Туристами – нормально. А вот жить там┘ Я оттуда сам, это действительно летом ты постоянно находишься в некой эйфории, зимой ты постоянно находишься в состоянии депрессии. И, например, Путин был абсолютно прав, когда он говорил олигархам, которые там денег не поделили, что вообще-то Норильск вывозить надо. Это вообще проблема, еще в 60-е годы хотели Норильск вывозить и делать вахтовым методом. Есть города, где нельзя рожать детей и жить там после пенсии, это преступление – там оставлять людей, даже из этих соображений.
ШЕЛЕСТ: Спрашивают про фильм ╚Жизнь за еду╩. Там будет про генно-модифицированные продукты или про пользу и вред разных продуктов?
ЛОБКОВ: Нет, фильм уже прошел, там это не поместилось. Поэтому мы про экологическую мафию, думаю, будем делать отдельно. Мафия – опять же осторожно. Я не хочу обвинить экологов в том, что они мафия. Я имею в виду некий сговор людей.
КОМОЛОВ: Лоббирование производителей наверняка.
ЛОБКОВ: Понимаете, дело в том, что если сравнивать, допустим, взять предвыборную кампанию 1996 года, когда Ельцин против Зюганова, на стороне Ельцина, ельцинской кампании были медиа, были олигархи, было очень много денег и вот это ╚Голосуй, а то проиграешь╩. То есть денег тратилось очень много.
КОМОЛОВ: А на стороне Зюганова – пенсионеры.
ЛОБКОВ: А на стороне Зюганова был телефонный аппарат городской с трубкой, и вот эти тетушки, они друг друга обзванивали и за три копейки собирали миллионные митинги. Здесь примерно та же самая история. То есть на стороне партии прогресса деньги, корпорации, все остальное, а на стороне зеленых – вот эта способность ни из чего возникать, создавать некую сеть такую. Потом вам говорят, что ╚выбирайте спички – становитесь зелеными╩.
КОМОЛОВ: Вопросы про ваше образование. Как вы попали с биологическим образованием на телевидение? Ну это, наверное, как многие, случайным образом.
ЛОБКОВ: Как мы все попадали.
КОМОЛОВ: У меня другой вопрос. Вот биологическое образование в работе, оно больше помогает или больше мешает?
ЛОБКОВ: Вы знаете, помогает, потому что зачастую, я бы сказал, даже мои коллеги колеблются. Потому что все-таки в нас очень много напихали всего в Ленинградском государственном университете имени Жданова, с таким вот ужасным названием, много в нас всего напихали. В общем, я не могу сказать, что до сих пор хватает, потому что все равно нужно читать научные статьи и следить хотя бы за вторым слоем публикаций, я не говорю о первом слое, который в специализированных журналах, но хотя бы за вторым слоем – Nature, Science, за вторым слоем публикаций все равно нужно следить. Но напихали много, я вам хочу сказать.
КОМОЛОВ: А если вдруг конфликт интересов: журналист и биолог, то чью сторону вы в итоге занимаете? Потому что, с одной стороны, вы же понимаете, что не всегда журналистская версия будет близка к истине научной.
ЛОБКОВ: Упрощать до той степени, пока это возможно. То есть, если это вообще остается непонятным, при любом раскладе, мы просто делаем вид, что этого нет. Ну невозможно. Потому что телевидение – тоже средство определенного рода технологий, скажем так, и прайм-тайм накладывает некие ограничения. Потому что, допустим, до нас идут ╚НТВшники╩, после нас идет что-то другое. Это все-таки широкая аудитория, это не специализированный канал. Вот будет ╚цифра╩ у нас, когда мы все будем из каждого канала выделять по струйке в ╚цифру╩, и тогда люди будут переключать, но это будет совершенно другая экономика телевидения даже.
ШЕЛЕСТ: И вот в тему такой вопрос: ╚Не кажется ли вам, Павел, что журналистика становится благодаря тому, что потакает зрителю, излишне поверхностной?╩
ЛОБКОВ: Согласен.
ШЕЛЕСТ: То есть, чтобы донести вроде бы до зрителя, нужно максимально упростить.
ЛОБКОВ: Абсолютно согласен. Потому что здесь же такая вещь: бесплатное должно быть простым. Телевидение наше бесплатное. Я тут недавно посмотрел фильм Ларса фон Триера, с запозданием, к сожалению, посмотрел фильм ╚Антихрист╩. Вы знаете, если бы я заплатил деньги за сеанс, я бы до конца, наверное, досидел из любопытства. Но если бы вот по телевизору┘ Я диск купил за деньги, я досмотрел все-таки, чем кончится, долго он с этим бревном – изуродованной собственной женой будет ползти по лесу. Ну, уже купил – досмотри. Или там в ресторан ты пришел: не очень нравится, но редко кто из нас уж совсем все бросает. Ладно, поковыряемся немножко, что называется. А бесплатное должно быть общедоступным, и оно должно быть, конечно, простым. То есть мы не можем, как в ресторане ╚Нома╩ (в Копенгагене кто был), там шеф очень любит еловые веточки добавлять в еду, даже землю, вот в этом году он уже землю добавляет, соусы на основе земли делает. Вы знаете, что есть ресторан ╚Нома╩ в Копенгагене, что вы туда приходите и вас обязательно накормят землей. А когда вы включаете телевизор, вы рассчитываете, что это будет нечто между борщом и водкой все-таки.
ШЕЛЕСТ: И этот же слушатель задает вопрос: ╚Павел, а почему вы избегаете в своей работе политических тем?╩ Завязали с политическим обозрением?
ЛОБКОВ: Ну, потому что был период, когда это было актуально, остро, когда там была картинка. Сейчас вся политика – ну что скрывать? – вся политика, в общем, делается в значительной мере кулуарно, мы это видим по последним событиям. Если политика прорывается на публичный уровень, это событие такого масштаба, что о нем начинает говорить вся страна.
КОМОЛОВ: Или это то, что хотят вывести на публичный уровень.
ЛОБКОВ: Или это то, что хотят вывести. В основном вся политика делается непублично, а делать, когда нет картинки, очень сложно. Поэтому очень многие журналисты как раз ушли из политики. Но, может быть, период публичности вернется еще раз, тогда мы будем востребованы в большей степени.
КОМОЛОВ: Такое сообщение: ╚Смотрел фильм Лобкова ╚Формула любви╩. Это лучший документальный фильм, который я видел. Респект автору!╩
ЛОБКОВ: Спасибо. Но мы как раз подумали, что мы наткнемся на волну критики, потому что человек-то там у нас голый, ecce homo, это голый петух то есть. Мы там ничего не оставили от романтики практически. У нас же была такая задача, потому что про романтику вам расскажут в других местах.
КОМОЛОВ: Может, как раз циник-то и написал, прагматик.
ШЕЛЕСТ: Ну да. И тоже: ╚Павел, спасибо, что вы есть на отечественном телевидении. Пусть будет побольше ваших фильмов и передач. А какие вам лично нравятся и вызывают доверие научные фильмы и передачи?╩ – Лена спрашивает.
ЛОБКОВ: Ну, вы знаете, вообще я с растениями больше общался, когда я был в университете, там и генетика растений.
ШЕЛЕСТ: Я когда смотрела ╚Растительную жизнь╩, я мечтала, что когда-нибудь я брошу этот город и буду жить за городом. И вот я живу за городом, а программа уже не существует!
ЛОБКОВ: Да. А мы ведь, между прочим, звонили и набивались, а у вас тогда дачи не было. Вот. Появился целый слой. Но каждому овощу свой фрукт, что называется. Поэтому время-то ушло тоже. Конечно, моим богом был Аттенборо, вот фильмы Аттенборо. Там действительно не только ощущение, что пять лет делалось, там пять лет и делалось. Вот когда у вас слизняк ухаживает за слизнячкой┘ правильно я скажу?
КОМОЛОВ: Слизнихой.
ЛОБКОВ: Да. Вот, понимаете, на это можно смотреть часами. Или когда какое-нибудь там насекомое проникает внутрь другого насекомого, выпиливает ему брюшко, вы понимаете, вообще любой фильм ужасов отдыхает, потому что когда ты смотришь фильм ужасов, все равно понимаешь, что это понарошку, а здесь по-настоящему. Потом видно внимание к детали. Фильмы Аттенборо, кстати, показывает наше телевидение иногда, но там очень дорогие права, поэтому наши телеканалы обычно закупают на одноразовый показ или еще пять лет не могут показывать, допустим. Они очень редко бывают. Но они есть, в частности, на дисках можно посмотреть. И вот фильмы Аттенборо, допустим, это классика абсолютная, то есть это никаких спецэффектов главное. Вот знаете, от чего устаешь, это от того, что спецэффекты. Потому что это очень сложная вещь, ты не можешь этого показать, ты не можешь показать, как молекула садится на рецептор, а потом вам счастье пришло в жизни. Приходится рисовать, что называется, компьютерную графику. Так от этого устаешь, что мечтаешь, как Аттенборо, без единой компьютерной графики, чтобы простая склейка, чистый звук и реальная картинка.
КОМОЛОВ: Павел, а вы сразу можете отличить научно-популярную программу от псевдонаучной, когда что-то втюхивают? Сейчас тоже ведь это такая модная тема.
ЛОБКОВ: Да, можно, по горящим глазам. Вот был такой Рафаэль Мешулам (кстати, его снимали по поводу еды), дело в том, что он открыл собственно действующее вещество марихуаны. А у марихуаны есть побочный эффект, что очень хочется есть. И не интересен ему был наркотический аспект марихуаны, ему было интересно, значит, если какое-то вещество возбуждает аппетит так сильно (мы же все хотим похудеть), значит, надо создать какой-то антиметаболит, который бы блокировал в мозгу то, за что цепляется марихуана, и мы бы не хотели жрать, мы бы не толстели. А в Израиле это очень большая проблема, мы с Израилем делим третье место. То есть Америка, Англия и мы с Израилем третье-четвертое┘
КОМОЛОВ: По ожирению?
ЛОБКОВ: Да, по ожирению, да, мы очень толстые. И израильтяне очень толстые. Может быть, благодаря тому, что очень много наших приехало. И вот какой-то закадр пишется, а потом мне звонят и говорят: вы знаете, вы 20 лет работы в одну строчку вместили. Поэтому приходится 20 лет работы вмещать в одну строчку. А человеку обидно, конечно, и вот глаза не горят. И можно сразу понять, что это настоящий ученый. А который готов по вашему запросу сделать все что хотите┘ По сопротивлению понятно. Ну, некоторые экзамен устраивают еще.
КОМОЛОВ: В смысле?
ЛОБКОВ: Перед тем как согласиться, экзамен устраивают.
КОМОЛОВ: А, ученые.
ЛОБКОВ: Да, прежде чем пустить на съемки, в лаборатории там какие-то.
КОМОЛОВ: Ну, тут-то у вас козырь в виде образования такой.
ЛОБКОВ: Ну, иногда готовишься и сдаешь. В последнюю ночь, как студенты.
КОМОЛОВ: А это один шанс? Или можно уговорить?
ЛОБКОВ: Там по-разному. Бывают очень капризные люди. И, честно говоря, я был бы таким же.
КОМОЛОВ: Но они же уже, наверное, все ученые, они достаточно возрастные, авторитетные.
ЛОБКОВ: Да разные бывают. Бывают молодые парни. Например, механизм привлекательности, почему мы друг друга по запаху нюхаем, этому парню сейчас 42, а сделал-то он открытие в 1995 году, то есть ему было 27-28 лет. Разные бывают.
ШЕЛЕСТ: Павел, а какие-то темы, которые вы бы хотели затронуть в своих программах, но вот не пропускает их руководство, есть такие?
ЛОБКОВ: Нет, такого, в общем, нет. Потому что мы так или иначе с руководством всегда думаем о картинке, которую мы можем дать. Вот одна из тем, которую мы будем делать, это про начальников и подчиненных. То есть почему я не босс, а кто-то босс. Что там в генетике, в поведении, в воспитании? Там очень интересно все это формируется.
ШЕЛЕСТ: То есть каждый ли может?
ЛОБКОВ: Почему так случается. Например, я уговаривал, но уговорил босса. Очень просто я спросил: ну вот вам же интересно, почему вы босс, а я нет? Или почему еще есть больший босс?
ШЕЛЕСТ: Да.
КОМОЛОВ: А есть ли темы, к которым вы не можете подступиться? Может, в силу того, что это такие не телеформаты, может быть, еще что-то?
ЛОБКОВ: Конечно, большая их часть.
КОМОЛОВ: А какие, например? Какие, о которых вам интересно было бы рассказать?
ЛОБКОВ: Большая их часть. Вот, например, то же самое происхождение жизни на Земле, вот эта искусственная жизнь, вот об этом пишут все – ╚Тайм╩, ╚Ньюсуик╩. Ни черта там снимать, ну ничего!
КОМОЛОВ: Искусственная жизнь в том смысле, что┘
ЛОБКОВ: Что уже есть первый в мире организм, где полностью ДНК склеена, где она саморазмножается, вот сделанная просто из молекул.
КОМОЛОВ: Где сформированы вот эти хляби небесные, да?
ЛОБКОВ: Хляби небесные. Все, уже подошли к разгадке происхождения жизни более-менее. Но не снять никак. И кого это будет волновать – еще вот в чем дело.
КОМОЛОВ: Вот вы рассказали, а меня эта тема взволновала.
ЛОБКОВ: Ну, вот я-то рассказал, а чего показать, чем закадр закрыть – компьютерной графикой?
ШЕЛЕСТ: Как ее, хлябь эту, показать?
КОМОЛОВ: Когда Аттенборо еще это все сделает?
ЛОБКОВ: Хлябь красиво выглядит на компьютерной графике. Вот ╚Тайм╩ и ╚Ньюсуик╩, что они делают? Берут большую статью, там две иллюстрации, все читают. А нам-то надо 100 процентов текста перекрыть картинкой, мы же на телевидении работаем.
КОМОЛОВ: Зато, вы знаете, сейчас, когда будет развиваться вот эта ДНК склеенная, она будет тоже эволюционировать по идее?
ЛОБКОВ: И когда из этого вырастет маленький зеленый человек, тогда, безусловно┘
КОМОЛОВ: Хотя бы трилобит какой-нибудь.
ЛОБКОВ: Ну, тогда об этом уже все, я думаю, скажут, наша помощь не понадобится.
КОМОЛОВ: Уже будет не интересно?
ЛОБКОВ: Это уже будет в новостях, когда они будут в московском метро, зеленые трилобиты в московском метро или что-нибудь в этом роде, тогда этим займется известный нам всем портал.
КОМОЛОВ: Не только портал, я думаю, там и телепрограммы займутся, тоже известные.
ЛОБКОВ: И на ток-шоу будут звать, и по партиям растаскивать, спортивным символом будут делать.
КОМОЛОВ: Мне кажется, некоторые из них уже в некоторых партиях.
ШЕЛЕСТ: Павел, спрашивают: ╚Верите ли вы в неземные цивилизации? Существует ли кто-то помимо нас?╩
ЛОБКОВ: Знаете, честно говоря, вот так мимо меня это все время проходило┘
КОМОЛОВ: Вот с общечеловеческой и с биологической точки зрения.
ШЕЛЕСТ: У вас 30 секунд.
ЛОБКОВ: Я хотел бы, чтобы на свете был кто-то совершеннее нас, потому что мы ужасны.
ШЕЛЕСТ: Я с вами соглашусь, да.
ЛОБКОВ: Поэтому исходя из того, что эволюция все-таки идет в разных направлениях, я думаю, что где-то все-таки есть. Но, может быть, мы пока так ужасны, что они просто брезгуют с нами общаться.
ШЕЛЕСТ: Скорее всего.
КОМОЛОВ: А может быть, совсем другая форма жизни, которую мы не поймем и не увидим. Да и они, собственно.
ЛОБКОВ: Ну и пускай. Может, они внутри нас уже живут давно.
КОМОЛОВ: Павел Лобков, журналист, телеведущий, был у нас в гостях. Говорили мы о документальных научно-популярных фильмах. Спасибо, Павел, будем ждать новых событий.
ЛОБКОВ: Спасибо, спасибо.
Слушайте аудиофайл.
Шоу Комолова и Шелест. Все выпуски
Все аудио
- Все аудио
- Маяк. 55 лет