Центральный комитет Михаил Веллер в гостях у Тутты Ларсен и Владимира Аверина

 

ЛАРСЕН: Унас в гостях писатель Михаил Иосифович Веллер, здравствуйте!

 

ВЕЛЛЕР: Здравствуйте, господа!

 

ЛАРСЕН: В одном из ваших интервью вы сказали, что любопытство и любознательность - это начальный этап любой человеческой деятельности. А  над чем, о чем любопытствовать или чем любопытствовать?

 

АВЕРИН: По поводу чего?

 

ЛАРСЕН: По поводу чего любопытствуете сегодня? И что ваша любознательность сегодня раздражает?

 

ВЕЛЛЕР: Вы знаете, я боюсь, что это немножко не для радио. Потому что сейчас я тихо читаю знаменитого Конрада Лоренца. А это тот парень, который изобрел этологию, которая наука об инстинктах поведения животных, которая кое-что изменила вообще в философии конца 20-го века. И решительно опровергает, скажем, нынешнюю политкорректность, потому что в нас заложено, то в нас заложено. И не надо рассказывать, что мы не такие. Так что последнее, о чем была речь перед тем, как я появился у вас в студии, это, конечно же, о кинофильме ╚Аватар╩, на тему которого я именно любопытствовал. Все знакомые смотрели. Надо же посмотреть. Конечно, это милая, чудесная, добрая, красивая сказка.  Ну, такое смотриво, такая музыка, кстати, не говоря уже об этом DDD формате. Но с точки зрения, конечно, политкорректности, все это, конечно же, полное вранье, потому что все дикари всегда не были добрыми, миролюбивыми, благородными и отзывчивыми. Они были жестокими, агрессивными и кровожадными, которые всех, которые не члены их группы, за людей вообще не считали и кушали. Вы знаете, мы √ каннибалы. И на самом деле все наши предки были каннибалы.

 

ЛАРСЕН: Мы делаем то же самое. Только кушаем не физически, а как-то иначе.

 

АВЕРИН: А вот здесь давайте спорить на самом деле.

 

ВЕЛЛЕР: И это имеет значение. С наукой не поспоришь.

 

АВЕРИН: Нет, вы сами сказали: ╚все дикари были таковы╩. Но при этом общество прошло  несколько цивилизационных ступеней.

 

ВЕЛЛЕР: Точно так.

 

ЛАРСЕН: И вдруг мы уже не дикари.

 

АВЕРИН: Что касается роли церкви и морали, и  чего-то еще, все равно человек научился себя в этом смысле ограничивать, сдерживать, обуздывать. И это свое дикарское желание сожрать того, кто рядом, и не очень похож на тебя, оно как раз и  есть - политкорректность, против которой, собственно, вы так выступаете.

 

ВЕЛЛЕР: Нет, политкорректность √ это есть ложь. То, что не надо есть людей, это называется - культура и гуманизм. А то, что не надо говорить, что дикари едят людей √ вот это называется политкорректность. Вот это мне не нравится.

 

АВЕРИН: С другой стороны, возьмем вот этот французский пример, который давно уже обсуждается, носить √ не носить хиджабы женщинам, девочкам в школе и в высших учебных заведениях.

 

ВЕЛЛЕР: Да, они сейчас о паранджах заговорили.

 

АВЕРИН: Хорошо. Но вот такой запрет на то, чтобы они носили эти самые хиджабы, не есть ли это попытка сожрать этих самых  девушек со всем тем, что у них есть внутри?

 

ВЕЛЛЕР: Вы знаете, эти юноши, которые этих девушек, сожрут вас самих. Так что вопрос нужно ставить на некую объективную платформу. Когда европейцы, а затем американцы говорили о веротерпимости и о том, что ни одна религия и конфессия не должны иметь преимущества перед другими, они, однако, первое: имели в виду христианские конфессии. Второе: они имели в виду, что все другие не будут покушаться на изменение этого культурно-этического уклада. Они не имели в виду интервенцию чужой культуры. А когда чужая культура входит агрессивно и нетерпимо, то  нужно кончать разговоры об этих глупостях. Потому что когда началась Вторая мировая война, когда судьбы мира были на кону, когда Британия вообще одно время противостояла в одиночку Германии, которой помогал Советский Союз, то были интернированы все лица германского происхождения этнического. А несколько позднее было сделано то же самое в Америке с лицами японского происхождения. Потому что культура культурой, но речь идет вообще о том, будет страна,  народ или не будут. Потому что если победит враг, то здесь уже разговор будет совсем иной. А из двух зол приходится выбирать, по возможности, конечно, меньшее. Вот поэтому меньше зла. Запретить минареты, муэдзинов, хиджабы, паранджи и так далее, нежели через 50 лет жить в жестком исламском государстве. Там вам покажут картины с обнаженной натурой. Там вам покажут парады геев. Там вам покажут торговлю наркотиками, евростандарт для камер. Все будете строем ходить.

 

ЛАРСЕН: Михаил Иосифович, а если мы говорим все-таки о каких-то двух ипостасях цивилизованного общества, одна из них √ политкорректность, а другая √ культура и, как вы сказали, воспитание. Какое-то хорошее было еще слово. А возможна ли тогда культурная цивилизация без веротерпимости, без политкорректности вот этой?

 

ВЕЛЛЕР: Все хорошо в разумной пропорции. Гостя подобает встречать вежливо. В разных странах могут быть разные страны гостеприимства. Где-то гость просто главный человек. Где-то гостя положат к своей жене. Ну, потому что кровь свежая нужна, потому реликтовый этнос. Где-то к гостю отнесутся сдержаннее. Где-то скажут: ╚Простите,  но сегодня мы на вас не рассчитывали╩,  имея в виду обед. Ограничатся чашкой чая и будут недовольно смотреть на часы, потому что заранее сговариваться надо. Но, в любом случае, гостеприимство √ священный долг. Это подразумевает, что и гость ведет себя подобающим образом. Потому что когда  гость начинает класть ноги на стол, хватать куски руками и перебивать хозяев, это уже не гость, а хам. Имеет место оскорбление. Дело может кончиться дракой. А могут вывести за угол и горло перерезать. И уж, во всяком случае, больше звать не будут. То есть соблюдение правил возможно только взаимное. Так вот, когда было сложено - ╚В чужой монастырь не ходят со своим уставом╩, - этой простой формулой все исчерпывается. Я терпим к твоим мелким особенностям, но ты в моей стране живешь по моим правилам. И никак иначе. Вот и все.

 

ЛАРСЕН: Но это получается, что дикарем-то быть, в общем, честнее и проще.

 

ВЕЛЛЕР: В каком смысле? Не понял.

 

АВЕРИН: Что хочется сожрать, сожрал.

 

ЛАРСЕН: Да, хочется сожрать √ сожрал. А не сожрал только потому, что пришел в гости. А если переступил какую-то определенную черту √ все. Голову на тарелку кладешь.

 

ВЕЛЛЕР: Ну, из головы холодец сварить можно. Голова тоже полезная вещь. Нет, здесь я просто не совсем понимаю. Я имею в виду, что человеческое общежитие, как и животное, кстати, всегда регулируется определенными правилами. И эти правила соблюдают все участвующие в общении стороны. Как только одна сторона нарушает эти правила, так следуют репрессивные меры, потому что асоциальные уроды никакому социуму не нужны. Вот и все.

 

ЛАРСЕН: Разве возможна в мире такая ситуация, чтобы все стороны соблюдали правила?

 

ВЕЛЛЕР: Совершенно справедливо. Когда мы с вами, я знаю, не рыгаем, не пукаем, не мочимся, не испражняемся, не кладем ноги на стол, мы соблюдаем эти правила. Не только один из нас, но вообще-то мы все. Иначе невозможно.

 

ЛАРСЕН: Но мы с вами все-таки принадлежим к одному племени дикарей сегодня.

 

ВЕЛЛЕР: Во-первых, все условно. Поэтому если кто-то дикари, то мы не дикари. Все относительно. Во-вторых, я повторяю, не только эти правила могут соблюдаться всегда, но иначе не может быть. Иначе никакое общество жить не может.