Шоу Комолова и Шелест Актер и режиссер Эдуард Радзюкевич в гостях у Антона Комолова и Ольги Шелест

11 октября 2010, 11:05

Персоны

ШЕЛЕСТ: У нас в студии гость – Эдуард Радзюкевич. Для вас с утра, судя по вашим грустным глазам, это, наверное, тяжело?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет.
ШЕЛЕСТ: Вы привыкший?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, нормально
ШЕЛЕСТ: То есть, мозг уже работает и можно уже играть и сочинять что-то?
РАДЗЮКЕВИЧ: Мозг – нормально. Мозг есть, нормально.
ШЕЛЕСТ: Совсем скоро, друзья, 28 октября, на экран выходит комедия ╚На измене╩, где у Эдуарда главная роль. Что это за фильм, что за роль?
РАДЗЮКЕВИЧ: Этот фильм по мотивам пьесы Рэя Куни ╚Номер 13╩, был такой очень известный спектакль, он шел во МХАТе, в ╚Табакерке╩, насколько я помню. Замечательный спектакль. И вот по мотивам этой пьесы был написан сценарий, адаптированный на нашу страну, на наше время. Роль такого депутата какой-то там, может быть, думы, а, может быть, не думы. В общем, человека, пробивающегося во власть из провинции в центральные органы. Через какую-то партию┘.
КОМОЛОВ: Ну, мы это понимаем.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, да, мы это понимаем. Такой некий Соломатин.
КОМОЛОВ: А правда, что не было никаких проб? Просто сказали: ╚Эдуард, вы утверждены╩?
ШЕЛЕСТ: Вы будете депутатом.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, да.
КОМОЛОВ: А как так?
РАДЗЮКЕВИЧ: Атанесян Александр Ашотович, режиссер фильма, вызвал, говорит: ╚Хочу встретиться. Вы уже утверждены╩. Мне позвонили, говорят: ╚Вы утверждены на роль, он хотел бы встретиться. Если вы не против почитать сценарий и┘╩.
ШЕЛЕСТ: А вообще приходится много проходить проб каких-то, кастингов, может быть? Ну, кастингов – вряд ли. А проб?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, кастинги и сейчас есть. Меня вот сейчас приглашают озвучить очередной мультик. Я часто озвучиваю мультики.
КОМОЛОВ: Отечественный или переводной?
РАДЗЮКЕВИЧ: Еще не знаю, но, по-моему, отечественный, насколько я понимаю. Из жизни самолетов. Там персонажи – самолеты. Затея интересная. Но они говорят – надо обязательно попробоваться, потому что там есть несколько позиций, на которые хотели бы вас пригласить. Поэтому попробуем то, то, то.
ШЕЛЕСТ: То есть, вы по-любому уже в проекте, но посмотрим, в каком качестве?
РАДЗЮКЕВИЧ: Не знаю, по-любому или нет. Но хотят попробовать.
ШЕЛЕСТ: Это приятно. А вы когда получаете сценарий, например, сценарий фильма ╚На измене╩, вы его прочитали и сразу поняли, что будете сниматься или тоже сомнения были какие-то?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, сомнений не было, потому что мне хотелось с Атанесяном поработать. Там и команда актерская очень симпатичная. Поэтому у меня сомнений не возникло. Просто я его прочитал, и были какие-то разговоры, вопросы. Но это уже такой рабочий момент.
ШЕЛЕСТ: А персонаж был полностью прописан или вам приходилось что-то менять, какие-то тексты, может быть, даже себе придумывать?
КОМОЛОВ: Атанесян же из тех режиссеров, кто дает актерам поиграть, импровизировать, да?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, дает, дает. Он отпускает. Он, во-первых, знает, совершенно четко, что хочет. С репетициями, с читками, со всеми делами, так по-взрослому, что называется, серьезно. Но при всем при том, пожалуйста, в кадре ты можешь┘
КОМОЛОВ: То есть, на репетиции ты слушаешь режиссера, а в кадре – ради бога, пожалуйста?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, нет, все равно ты выполняешь поставленные задачи, но если что-то удачное рождается на площадке, он только это приветствует.
ШЕЛЕСТ: А сколько сейчас уходит на производство фильма? Вот ╚На измене╩ сколько снимался? У вас же главная роль. У вас, наверное, практически каждый день съемочный.
РАДЗЮКЕВИЧ: Месяц. За месяц.
ШЕЛЕСТ: За месяц? Вот это да! Это вы так хорошо, слаженно работаете? Или просто уже такой отлаженный механизм съемок?
РАДЗЮКЕВИЧ: Там все было очень здорово налажено.
КОМОЛОВ: А вы уже видели смонтированный?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, честно скажу, нет. Многие из моих коллег рассказывали: ну, ничего, там это вот. А я видел на том этапе, на этом этапе. На финальном этапе никто не видел.
ШЕЛЕСТ: А это всегда страшно ждать, как смонтируют, где как┘?
РАДЗЮКЕВИЧ: Мне не страшно
КОМОЛОВ: Всегда же можно свалить на режиссера.
РАДЗЮКЕВИЧ: Страшно придти на премьеру и не увидеть себя на экране. Вот это страшно
ШЕЛЕСТ: А бывало такое? Нет?
РАДЗЮКЕВИЧ: На моей памяти – нет, но сильно порезано – бывало.
КОМОЛОВ: Но с главной ролью-то тяжеловато. А бывало, что другой человек озвучивал? Я вот слышал от актеров, что приходят, а голос совсем другой.
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет. У меня ни разу не было.
КОМОЛОВ: Все время своим голосом говорите?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да.
КОМОЛОВ: Это тоже, наверное, большой плюс. Хотел спросить про фильм, который вы снимаете как режиссер. Что это за картина? Тоже комедия?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, это лирическая комедия, рабочее название ╚Все включено╩.
КОМОЛОВ: Про отдых в Турции?
РАДЗЮКЕВИЧ: Там не только про отдых в Турции. Там, скорее всего, про любовь. Но все-таки это лирическая комедия. Про человека, у которого нет любви, не нашел он такую женщину. И в силу всяких разных обстоятельств он попадает в Турцию, потом опять возвращается в Москву, и любовь все-таки побеждает.
КОМОЛОВ: А вы только за кадром или в кадре тоже?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, в кадре тоже. Я играю наемного убийцу, киллера, немца Рудольфа.
ШЕЛЕСТ: Роль на сопротивление. Какой вы режиссер? Вы же со многими поработали, я не знаю, есть деспоты, тираны. А есть, наоборот, мягкие, услужливые?
РАДЗЮКЕВИЧ: Я не знаю, мне очень сложно про себя говорить. Поэтому это надо у кого-то спросить, с кем я работаю.
ШЕЛЕСТ: Но голос приходится повышать?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, да.
ШЕЛЕСТ: А на кого? Больше на актеров или на технический персонал?
РАДЗЮКЕВИЧ: По ситуации. Но бывает иногда. Бывают и срывы. Мы все не без червоточинки.
КОМОЛОВ: Кто писал сценарий фильма ╚Все включено╩? Это не ваш сценарий?
РАДЗЮКЕВИЧ: Написал сценарий Александр Маленков, главный редактор журнала Maxim. Как он говорит, что это его сценарный дебют.
КОМОЛОВ: Не переработка чего-то? Не адаптация под кино?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет. Это его сценарий с оригинальной идеей, со всеми делами. Но что-то дорабатывалось, что-то менялось.
КОМОЛОВ: А как вот это взаимодействие? Кто предложил сценарий?
ШЕЛЕСТ: Как вы возникли как режиссер?
РАДЗЮКЕВИЧ: Меня пригласили, честно вам скажу. Сценарий уже был написан. И меня пригласили.
ШЕЛЕСТ: Но до этого вы ничего не режиссировали?
КОМОЛОВ: Как? Кучу всяких телевизионных сериалов.
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, почему?
ШЕЛЕСТ: В большом кино?
РАДЗЮКЕВИЧ: Полный метр – нет. Дебют.
ШЕЛЕСТ: Страшно?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет. А почему должно быть страшно?
КОМОЛОВ: А по жанру? Вы просто, может быть наши слушатели не в курсе, Эдуард очень много серий снял и в ╚Моей прекрасной няне╩, и в ╚Папиных дочках╩, и во многих других, преимущественно ситкомах┘
РАДЗЮКЕВИЧ: В ╚Папиных дочках╩ только две серии я снял как режиссер.
КОМОЛОВ: Когда я говорю ╚множество╩, я имел в виду все серии. Вот, в принципе, вот такой легкий жанр – ситком, эта комедия тоже будет такая ситуация как комедия положений, гротексная?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, это лирическая комедия. Она отличается по всем делам. Здесь возможны лирические отступления, другие длинноты, другие темпоритмы. Ну, и музыкально все по-другому. Ситком – это все-таки комедия положений, это все-таки такой достаточно динамичный и на грани полумасочного, полу- такого бытового существования. И поэтому там более все-таки остро.
КОМОЛОВ: А вот всегда, как мне кажется, ведутся споры┘
РАДЗЮКЕВИЧ: А насчет жанра легкого┘ Комедия – самый сложный жанр, я уж знаю.
КОМОЛОВ: Заставить человека смеяться намного сложнее, чем заставить человека плакать. Вот лирическая комедия – там как раз и слезу можно пустить, и похихикать. Вот что сложнее вам как режиссеру давалось? Или человек, который занимается профессионально┘
РАДЗЮКЕВИЧ: Сложнее в наше время. В наше время сложнее всего, чтобы тебе дали снять кино или поставить спектакль по чистоте жанра. У нас нет чистоты жанра. У нас настолько все перемешалось. У нас какой-то микс все время, такой полудрама-полутрагедия.
КОМОЛОВ: Чтобы и дети смотрели, и бабушка с дедушкой.
РАДЗЮКЕВИЧ: У нас придумывают новые жанры. Чисто в жанре очень мало народу вообще работает, выдерживает чистоту жанра, к сожалению. Я постарался, насколько это возможно.
ШЕЛЕСТ: А к сожалению? Или, может быть, действительно, хорошо, когда есть микс какой-то?
РАДЗЮКЕВИЧ: К сожалению. Если я прихожу, например, на лирическую комедию и вдруг начинается гэг на гэге и гэгом погоняет и каскад аттракционов, я вообще не понимаю: а где лирика-то? Зина, Зина, ничего не говори этим людям!
КОМОЛОВ: На титрах романтическая песня. Вот она, лирика.
РАДЗЮКЕВИЧ: А! Ну, да!
ШЕЛЕСТ: А вот такое сообщение из Москвы пришло: ╚А убийца тоже смешной будет?╩
РАДЗЮКЕВИЧ: Да. У него тоже все хорошо закончится. Он завяжет со своим черным промыслом. Он влюбится и у него вообще все ┘
ШЕЛЕСТ: Да? Что-то так все влюбляются.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да жуть просто, ребята!
ШЕЛЕСТ: Слушайте, интересно! А это какой-то сквозной персонаж или он появится и исчезнет? Появится, влюбится и исчезнет?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, он через весь фильм проходит.
ШЕЛЕСТ: А он за кем гоняется?
РАДЗЮКЕВИЧ: За главным героем.
ШЕЛЕСТ: А, вот оно что! А главного героя кто играет?
РАДЗЮКЕВИЧ: Михаил Беспалов.
КОМОЛОВ: А есть какие-то любимые актеры, которых вы приглашали? Или вас пригласили как режиссера и сказали: вот у нас уже, в принципе, актерский ансамбль практически подобран, вот с ними нужно работать.
РАДЗЮКЕВИЧ: Ансамбля не было. Был главный герой Михаил Беспалов, он уже был. Всех остальных – мы проводили практически полтора месяца кастинги, я вам честно скажу. Но никто не обижался. Нам нужно было видеопробы обязательно сделать. Не прямо уж кастинг, а такие пробы.
КОМОЛОВ: Но пробы, пробы!
РАДЗЮКЕВИЧ: Но полтора месяца мы на это потратили. И, мне кажется, что с кастингом мы просто на пятерочку с плюсом отработали.
ШЕЛЕСТ: То есть, не было таких людей, как вот вас пригласили ╚На измене╩, это роль Радзюкевича. То есть, у вас такого не возникло сразу персонажа, который: вот этот сыграет.
РАДЗЮКЕВИЧ: Я вам честно скажу, я сопротивлялся. И все-таки меня победили продюсеры. Потому что я сопротивлялся до последнего момента играть этого Рудольфа. Мы все-таки хотели, чтобы был другой актер. И они говорили: ╚Ну чего ты?╩ – Я говорю: ╚Ну, нет же, ну, ребята┘.╩
КОМОЛОВ: Они говорят: ╚Ну, дополнительная ставка как бы╩.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да дело даже не в ставке. Дело в том, что сидеть режиссировать надо все-таки у монитора. Тем более, я говорю, ну как┘ Да. А то, как в анекдоте с обезьянами. Умные – направо, красивые – налево. Мне разорваться, что ли? Это, действительно, сложно. Хотя в театре у меня был такой опыт, когда я режиссировал и играл главные роли, и второстепенные роли.
КОМОЛОВ: А в театре же, наверное, еще сложнее? Там нет монитора, нельзя посмотреть потом.
ШЕЛЕСТ: Но все равно ты находишься внутри как бы этой ситуации.
РАДЗЮКЕВИЧ: Но там находились люди, к которым есть доверие и которые могли из зала посмотреть и как-то, так сказать,┘
ШЕЛЕСТ: Подать знаки.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да. И мощно в материале, есть моменты. В репетиции можно как-то еще распределиться, что-то поправить, что-то исправить. Здесь же все-таки надо входить уже в кадр, несколько дублей – и все, до свидания, мама.
ШЕЛЕСТ: Вот вы упомянули о продюсерах. Это тоже продюсерский проект. Так получается, что продюсеры вмешиваются в творческие процессы, отбирают и актеров. То есть, смотрят, следят за этим.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да у нас сейчас все коммерческое кино оно продюсерское.
ШЕЛЕСТ: Ну, да. Тяжело так работать, когда над тобой еще кто-то виснет и пытается тебя скорректировать?
РАДЗЮКЕВИЧ: Конечно, тяжело. Всем тяжело.
КОМОЛОВ: Над актером всегда режиссер виснет, вмешивается.
ШЕЛЕСТ: Над кем виснет актер тогда?
КОМОЛОВ: Актер над зрителем.
РАДЗЮКЕВИЧ: У нас вообще тяжелая ситуация в этом отношении. И мы, по большому счету, не готовы. У нас серьезный продюсерский центр не готов. Нет кадров. Как сейчас нет института завлитов в театре, например. Большая беда. А в кино у нас многие институты потеряны. То есть, очень много народу не хватает, кадров не хватает. Я говорю сейчас и о звукорежиссерском цехе, о реквизиторском, о постановочном. Много нам профессиональных рук не хватает. В свое время мы так быстро все разрушили, развалили, что сейчас просто беда.
КОМОЛОВ: Не хватает кадров, в принципе. Куда ни плюнь, в какое направление, в области кинопроизводства, театрального и людей не хватает. В том числе, и технические какие-то службы, операторы и так далее. Вы же и преподаете? В ГИТИСе?
РАДЗЮКЕВИЧ: В данный момент – нет. Преподавал.
КОМОЛОВ: А желание поделиться тем, что знаете или, в том числе, и желание – не хватает людей и хочется воспитать, чтобы они были?
РАДЗЮКЕВИЧ: Желание и поделиться тем, что знаешь. И желание как-то вообще испробовать себя в этой стезе.
ШЕЛЕСТ: Ну, и как? Тяжело?
РАДЗЮКЕВИЧ: Это очень тяжело, это очень ответственно, самое главное. Потому что ты сопереживаешь за каждого, но иногда сделать ничего не можешь.
ШЕЛЕСТ: А они как? Они смотрят вам в рот или у них на все свое мнение?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, почему? Все относительно. Существует же этика. Они могут смотреть в рот, но в это время думать совершенно о другом. Я же говорю: подонки!
КОМОЛОВ: А это же полноценно ваша мастерская? То есть, вы набирали?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, нет. Это была мастерская Геннадия Викторовича Хазанова. Мы были педагогами.
КОМОЛОВ: А вы как-то выделяли для себя, были ли любимчики или педагог, наоборот, он должен быть абсолютно непредвзятым?
РАДЗЮКЕВИЧ: Ну, не знаю. Лично у меня не было ни любимчиков, ни всяких, которые были в гонении. Потому что существуешь либо профессионально, либо непрофессионально. Другого быть не может
КОМОЛОВ: Вопросы от слушателей. Владислав Дудинков спрашивает: ╚Как вы думаете, если бы ╚6 кадров╩ показали за пределами нашей страны, смеялись бы люди или это типично российский юмор?
РАДЗЮКЕВИЧ: Вы знаете, я точно знаю, что в Казахстане мы идем на казахском языке. Я клянусь вам!
ШЕЛЕСТ: Все-таки дублируют вас.
РАДЗЮКЕВИЧ: Нас дублируют.
КОМОЛОВ: Нет, специально снимается на казахском языке.
РАДЗЮКЕВИЧ: Они приезжали, смотрели. У нас были некоторые скетчи, которые надо было переозвучивать, потому что сложности были с записью чистого звука. И приезжала как раз делегация из Алма-Аты. Они смотрели и потом сказали, что в Казахстане мы идем на казахском языке. Хотя, я так понимаю, что по каким-то там спутниковым делам нас и в Германии, и в Израиле смотрят, но русскоязычные люди.
КОМОЛОВ: Мне кажется, как мы можем смотреть такие вот скетчкомы западные, какие-то зарубежные, так и наши. Есть, конечно, специфические.
РАДЗЮКЕВИЧ: Есть, есть специфический юмор, безусловно. Есть вещи интернациональные, я думаю.
КОМОЛОВ: Вопрос от нашей слушательницы из Москвы: ╚Была с ребенком на спектакле ╚Малыш и Карлсон╩, ушли в полном восторге. Спасибо вам. А задействованы ли вы еще в каких-либо спектаклях для детей?╩
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, для детей у меня единственный спектакль.
ШЕЛЕСТ: И достаточно. ╚Эдуард очень талантливый. ╚6 кадров╩ я обожаю. Но живой концерт ╚6 кадров╩ разочаровал. Чем объясните?╩ Или это такое частное мнение, и в целом вы можете дать положительную оценку?
РАДЗЮКЕВИЧ: Чем я могу объяснить? Я не знаю, чем объяснить? Чем разочаровал?
ШЕЛЕСТ: А вам самому?
РАДЗЮКЕВИЧ: Ребята, мы старались.
КОМОЛОВ: Выкладывались на 100%.
ШЕЛЕСТ: Но будете продолжать этот опыт? Получился перенести с телевидения на сцену?
РАДЗЮКЕВИЧ: Мы не переносили. Это абсолютно другая вещь то, чем мы занимаемся за кадром. Танцы, песни, пляски, еще что-то. И это не имеет никакого отношения к скетчу.
ШЕЛЕСТ: То есть, сравнивать нет смысла.
РАДЗЮКЕВИЧ: Да нет. Мы не переносили скетчи туда. Это совершенно другое, отдельно написанное дело.
КОМОЛОВ: Петр спрашивает: ╚Вы же начинали в ╚Сам себе режиссер╩?╩ Действительно, театр ╚Ученая обезьяна╩, насколько я знаю, вы там начинали, причем и озвучание всяких сюжетов, которые присылают в ╚Сам себе режиссер╩, а изначально была даже рубрика ╚Ученая обезьяна╩.
РАДЗЮКЕВИЧ: Была рубрика, ╚Доигрались╩ она называлась. Это был наш первый опыт такого скетч-шоу, такой формат, снятый любительской камерой, мы сами снимали.
КОМОЛОВ: А сейчас театр этот существует?
РАДЗЮКЕВИЧ: Ну, он, как летучий голландец, нет ни помещения, ничего, так сложилась судьба. Но в наших душах и сердцах он живет.
ШЕЛЕСТ: Артем задает такой вопрос: ╚Скажите, Эдуард, все эти квартиры, вагоны, магазины и так далее, это все настоящее или картонная бутафория? И отдельное спасибо, конечно, вам за прекрасно сыгранные роли╩.
РАДЗЮКЕВИЧ: Трудно снять поезд, не зайдя в купе настоящего вагона.
ШЕЛЕСТ: То есть, все это настоящее.
РАДЗЮКЕВИЧ: Практически все настоящее.
ШЕЛЕСТ: Квартиры, аптеки?
РАДЗЮКЕВИЧ: За редким исключением мы работаем в декорации, в основном, все настоящее – квартиры, магазины, аптеки, берега, пруды. Ни капли компьютерной графики.
КОМОЛОВ: Много вопросов, Александра из Иркутска, цитирую: ╚Эдуард, любим ╚6 кадров╩, будут ли они продолжаться, каковы планы по проекту?╩
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, это продолжает сниматься и вроде бы даже я слышал, ходят упорные слухи о продолжении в течение следующего года.
КОМОЛОВ: Такой вопрос, достаточно объемный: ╚Эдуард, в ваших скетчах задействованы партийные и политические лидеры времен СССР. В ╚шестерке╩ чудесным образом нашлись артисты, способные создать похожие на них образы. А вот лидеров современной России сумеете сыграть без пластических операций? Или нам лучше выбирать таких, чтобы они вписывались в вашу ╚шестерку╩?╩ Вот выборы сейчас прошли, проголосую за этого, потому что его потом в ╚6 кадрах╩ прикольно покажут.
РАДЗЮКЕВИЧ: А, вы с этой стороны заходите?
КОМОЛОВ: Я именно так понял этот вопрос.
РАДЗЮКЕВИЧ: Ну, не знаю, честно вам скажу, насколько это без пластики, без грима возможно. Наверное, возможно, но это на уровне какой-то пародии тогда будет существовать.
КОМОЛОВ: А как выбирается, кто будет делать того или иного персонажа, не когда просто расхожий, шаблонный герой, а именно исторический персонаж? Это уже с самого начала понятно?
РАДЗЮКЕВИЧ: Вообще, это все Александр Жигалкин, наш режиссер, он раскидывает роли уже по скетчам, по всем делам распределяет, а мы шарашим.
ШЕЛЕСТ: А тяжело сниматься в ╚6 кадрах╩, это тяжелый труд или перевоплощение, то есть, в течение дня снимается несколько сцен наверняка?
РАДЗЮКЕВИЧ: От 15 до 22.
КОМОЛОВ: Скетчей?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да.
ШЕЛЕСТ: Или, когда в окружении друзей, все весело, замечательно?
РАДЗЮКЕВИЧ: Не знаю, мне легко сниматься.
КОМОЛОВ: Просто складывается ощущение, это далеко, причем, не во всех проектах ╚6 кадров╩, люди, которые внутри кадра находятся, они и за кадром получают удовольствие?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да.
КОМОЛОВ: Им прикольно друг с другом? Так и есть? Это не обманчивое впечатление?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да, это не обманчивое впечатление, абсолютно.
ШЕЛЕСТ: Дмитрий из Подольска задает такой вопрос: ╚Мне 30 лет и я хотел бы стать артистом вашего жанра, с чего посоветуете начать?╩ Или в 30 лет уже закончить пора?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да нет, сейчас, по-моему, без границ у нас высшее образование, я не знаю, с чего начать. Такой вопрос меня ставит в тупик.
КОМОЛОВ: Ну, а актерское образование необходимо?
РАДЗЮКЕВИЧ: Актерское образование необходимо.
КОМОЛОВ: Так что, уважаемый слушатель из Подольска, в актерский поступайте. Кстати, а как братья по цеху относятся, я слышал, что есть некоторое не то, что пренебрежение, ну, так, иногда через губу относятся, что это комедии ситкомовские, что это легкий жанр?
РАДЗЮКЕВИЧ: Да нет, это заблуждающиеся коллеги по цеху, потому что, опять говорю, комедия – это самый сложный жанр, где у актера должен быть джентльменский набор – танцы, песни, слух, чувство ритма и обязательно чувство юмора. В то же время это очень тяжело все.
КОМОЛОВ: В тех же ╚6 кадрах╩, там куча разных разноплановых образов, которые обычному актеру еще не посчастливится сыграть в таком количестве, как мне кажется.
РАДЗЮКЕВИЧ: Ну, да, выпало счастье, поэтому┘.
ШЕЛЕСТ: Поэтому и пользуемся.
РАДЗЮКЕВИЧ: И потом они же все немножко собирательные, поэтому тут от наблюдательности очень много зависит, внимания, наблюдательности. А что касается еще, с чего начать, без школы, у нас, к сожалению, так много сейчас пришлых, не посвященных в таинства, людей без образования, без школы, что просто становится страшно в какой-то момент. Думаешь, мама, девальвация профессии повальная! У нас как перед войной, знаете, ускоренный выпуск офицеров, надо срочно. Я сделаю артиста за полгода, а я сделаю за три недели, а я, говорит, сделаю за неделю.
КОМОЛОВ: Мне кажется, девальвация не только актерского цеха касается.
ШЕЛЕСТ: Ну, это да, во многих профессиях. А, на самом деле, эти люди приживаются в профессии или профессия требует какого-то трепетного отношения, таких люди просто выталкиваются из искусства сами собой?
РАДЗЮКЕВИЧ: Дело в том, что, я не знаю, может, приживаются, может, не приживаются. Суть в другом. Человек, не прошедший серьезную актерскую школу, это сродни казарме, военному училищу, это все очень серьезно, достаточно серьезно. Он все равно останется профессиональным любителем.
КОМОЛОВ: Такая реплика от слушателя: ╚На актерские факультеты до 27 лет прием╩. Как и в армию, кстати. К вопросу о казарме.
ШЕЛЕСТ: И что теперь, все? Или можно какими-то частными уроками добиться профессии?
РАДЗЮКЕВИЧ: Можно и частными уроками, просто все зависит от мастера, можно поступить и в 30 лет. Если мастер вас берет, он может пробить, с огромным трудом, конечно.
ШЕЛЕСТ: А вы в последнее время получали какое-то впечатление от действительно хорошей актерской работы? Что вас прямо, вы увидели, да, вот этот парень может, или девушка?
КОМОЛОВ: Или, как правило, нет, этот парень вообще не может.
РАДЗЮКЕВИЧ: Ну, вот сейчас, когда кино снимал, восхищался актерами. Я так радовался, что все удачно с кастингом сложилось. И по поводу каждого могу сказать, что просто большое чудо, когда люди в жанре, когда люди понимают, что делают, и делают профессионально, со вкусом, остроумно, и так хорошо на душе.
КОМОЛОВ: А ваши студенты, у кого вы преподавали, снимались в вашем фильме?
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, в моем фильме нет.
КОМОЛОВ: Так сложилось, или это специально просто, кажется, что ребята пока не дотянули.
РАДЗЮКЕВИЧ: Нет, они многие уже снимаются и популярны, и известны. Но так просто сложилось.
ШЕЛЕСТ: А самому удается посмотреть то, что делают коллеги, какие-то новые театральные постановки, премьеры?
РАДЗЮКЕВИЧ: Удается, с большим трудом, но удается. Это надо делать, потому что мы же все не читаем, не слышим, не ходим, не видим, зато мы все знаем, мы все понимаем. Почему-то сейчас стало модным выражать свое мнение, если ты не был на спектакле, по поводу премьеры: ну, как тебе? Ну, давай, обсудим. И начинается. Ну, что он может сыграть. Нет, ну, ты сходи, посмотри. Да ладно, я уже все знаю. А что он может поставить? Вместе с ним, который ничего не может сыграть?
КОМОЛОВ: Эдуард, спасибо большое.
ШЕЛЕСТ: Спасибо.
РАДЗЮКЕВИЧ: Спасибо вам.
Слушайте аудиофайл.

Шоу Комолова и Шелест. Все выпуски

Все аудио
  • Все аудио
  • Маяк. 55 лет

Популярное аудио

Новые выпуски

Авто-геолокация