Центральный комитет Художник и продюсер Павел Каплевич - гость шоу "Центральный комитет"

АВЕРИН: На заседание Центрального комитета вызван Павел Каплевич.

РУЖЕЙНИКОВ: Сопротивлялся, но доехал.

КАПЛЕВИЧ: Здрасьте, здрасьте.

АВЕРИН: Сопротивление бесполезно.

КАПЛЕВИЧ: Московские пробки, но уже про них говорить невозможо.

АВЕРИН: Пытался убежать, но был пойман, в "воронок" засунут.

КАПЛЕВИЧ: От Маяковки до "Белорусской" я ехал 35 минут.

АВЕРИН: Отвратительно!

КАПЛЕВИЧ: Надо менять месторасположение. Я с удовольствием буду┘

АВЕРИН: Дальше будет еще хуже.

КАПЛЕВИЧ: Я больше к вам просто не поеду в это время. Я теперь понял, что на это время не надо договариваться.

АВЕРИН: На это время уже не будем. Только в течение шести месяцев будут спецрейсы летать из "Шереметьево", а не из "Внуково"?

КАПЛЕВИЧ: Через шесть месяцев уже будут летать?

АВЕРИН: Правительственные из "Внуково" переводятся в "Шереметьево". Поэтому обещали коллапс по всем направлениям на "Шереметьево". А после этого все будет хорошо.

КАПЛЕВИЧ: За эти шесть месяцев нам надо стать правительством.

РУЖЕЙНИКОВ: Надо не правительством стать. Надо научиться регулировать потоки. Я знаю. Мне объяснили. Главное - быть не у власти, а у потоков.

АВЕРИН: И в этом смысле наш гость - тоже человек вполне себе опытный.

РУЖЕЙНИКОВ: О! Ну-ка, вот это интересно! Я ни одного интервью такого не знаю.

КАПЛЕВИЧ: Разрулить чего-нибудь? Пожалуйста. Любые потоки.

РУЖЕЙНИКОВ: На "Киношоке" потоков особенных, по-моему, не было.

КАПЛЕВИЧ: На "Киношоке" не было.

АВЕРИН: Это мимо.

КАПЛЕВИЧ: Там был поток хорошего кино. Был поток. Вот это был поток. Его надо было разруливать, кстати. Очень хороший поток был. Прекрасные фильмы, прекрасные артисты и режиссеры. Я познакомился с Жанной Исабаевой, с которой продолжаю работать. И сейчас я ее очень сильно продвигаю везде, где только могу.

РУЖЕЙНИКОВ: Павел, а почему вас часто называют: художник, сценограф. По поводу художника и сценографа - вы неоднократно┘ Вы же продюсер именно.

КАПЛЕВИЧ: А чего, вы не знаете?

РУЖЕЙНИКОВ: Нет, стоп! Во всех интервью вы говорите: "Я художник, художник, художник, художник!"

КАПЛЕВИЧ: Никогда не говорю "художник, художник, художник".

РУЖЕЙНИКОВ: По костюмам.

КАПЛЕВИЧ: Я могу сказать: "Я художник". Вот и все. А "художник, художник, художник" - это не про меня, знаете?

РУЖЕЙНИКОВ: Это я заикаюсь, простите. Вот. И журналисты стесняются у вас спрашивать о продюсерской деятельности.

КАПЛЕВИЧ: Почему?

РУЖЕЙНИКОВ: А мы вот не стесняемся.

АВЕРИН: Мы в этой студии уже даже говорили, я был свидетелем одного продюсерского проекта.

РУЖЕЙНИКОВ: И ты об этом говорил в эфире?

АВЕРИН: Да.

РУЖЕЙНИКОВ: Мы сейчас про второй продюсерский проект.

КАПЛЕВИЧ: Нет, вы знаете, у меня много продюсерских проектов. И я сам - свой продюсерский проект. То есть я считаю, что сегодня любой┘ Если ты хоть чуть-чуть больше, чем просто на белом листе рисуешь у себя дома, ты уже продюсером должен быть. Потому что сегодня зал получить, потому что сегодня даже построить взаимоотношения с инвестором┘ Условно говоря, сейчас я занимаюсь большой историей выставки большой своих работ, огромных работ, скажем, в Венеции. Вот это очень тяжело. Очень тяжело. Это надо продюсировать. То есть мало того, что ты создать должен┘

РУЖЕЙНИКОВ: А доверить кому-нибудь за долю малую?

КАПЛЕВИЧ: Ну, конечно, доверяю. У меня есть помощники, есть директора, продюсеры, которые┘

АВЕРИН: Доля немалая. И, кстати, кто интересовался, повезут современное искусство современной России в Италию в рамках перекрестного Года Россия-Италия? 

КАПЛЕВИЧ: В этом году еще, помимо того, что перекрестный год, есть венецианский биеннале в это году, на который поедете Монастырский, который будет представлять нашу страну. Он как бы один, обычно коллективные выставки какие-то делались. В этом году он едет один. Но есть там, скажем, борьба за участие, я участвую в этой гонке, так скажем, завоеваний каких-то. Но тяжело разруливать очень. Очень тяжело. Это огромные деньги.

АВЕРИН: Если продюсирование берем... Вот проекты, подобные тому, как вы представляли в Москве Жолдака?

КАПЛЕВИЧ: Ну, Жолдака мы и представили.

АВЕРИН: Ожидается еще что-нибудь?

КАПЛЕВИЧ: Ну, понимаете, такого человека, как Жолдак, не каждый день земля рождает.

АВЕРИН: Да, хорошо бы ожидался...

КАПЛЕВИЧ: Вот его украинская земля рождала. Он спозиционировал, он сейчас делает оперу в Михайловской опере в Санкт-Петербурге у Кехмана. Вот. С ним я не намереваюсь дальше продолжать отношения. Сейчас мой продюсерский проект - я сам. Я стал с какого-то момента делать такие вещи, которые вышли за рамки и театра, и кино. И вообще я на территорию, так скажем, монументального искусства вдруг встал. Монументального.

РУЖЕЙНИКОВ: Это случилось тогда, когда самый главный монументалист потерял своего мецената. Это шутка была. Извините.

КАПЛЕВИЧ: Нет, почему? Мне нравится.

РУЖЕЙНИКОВ: Вы знаете, я вспомнил ваших слонов сценических, вот монументально, действительно, да.

КАПЛЕВИЧ: Но это же не мои слоны. Это цитата.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, цитата. Но вы же изваяли.

КАПЛЕВИЧ: А чего цитата, дорогой мой? Чего цитата?

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, не знаю. Надо у Волчек спросить.

КАПЛЕВИЧ: Не у Волчек. Почему Волчек?

АВЕРИН: Это не в "Современнике"?

КАПЛЕВИЧ: Это в "Современнике". Но к Галине Волчек этот спектакль имел только отношение, потому что она его спродюсировала, так скажем.

АВЕРИН: И сыграла.

КАПЛЕВИЧ: Нет, она не играла.

РУЖЕЙНИКОВ: Не играла разве?

КАПЛЕВИЧ: Она давно не играет, уже последние 15 лет.

АВЕРИН: И не уговорить?

КАПЛЕВИЧ: И не уговорить. Я пытался. Нет. Это слоны, это цитата "самарских слонов", которые в 1898 году были построены на берегу Волги и благополучно там пребывают. Надо в Самару просто съездить. Это дача купца Головкина.

РУЖЕЙНИКОВ: Ты знал, Володь, что там слоны?

КАПЛЕВИЧ: Эти слоны входят во все учебники русского модерна. Если вы наберете "Самара, слоны", вы сразу поймете, где вы находитесь. И я их знал просто. И когда мне предложил режиссер Каменькович сделать этот спектакль, я ему сказал: "Давай  делать слонов. Если мы делаем про самого богатого русского человека в 1897 году, давай сделаем его со слонами?" У него слоны - это такие персонажи жизни его. На них выезжает он на свадьбу.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, по-русски, в общем.

КАПЛЕВИЧ: Всем же известно, что Россия - это родина слонов. Это даже не обсуждается никем.

РУЖЕЙНИКОВ: Да, нормально все.

АВЕРИН: С 1897 года.

КАПЛЕВИЧ: С 1897 года мы - родина слонов.

РУЖЕЙНИКОВ: Так они сейчас там до сих пор стоят, эти слоны?

КАПЛЕВИЧ: Да, да. Фантастические.

РУЖЕЙНИКОВ: Вот куда я поеду!

КАПЛЕВИЧ: Я сейчас работаю в Самаре, между прочим. Вот сейчас конкретно я в Самарском Театре оперы и балета делаю "Бориса Годунова". Уже теперь декорации костюмов я делаю там. И я поэтому к этим слонам┘ Как бы слоны меня притянули. Я в прошлом году делал слонов. И эти слоны меня привели в Самару. Очень это удивительная вещь. И теперь я их вижу постоянно.

РУЖЕЙНИКОВ: Но душа рвется у Павла в Венецию.

КАПЛЕВИЧ: Нет, нет, почему? Очень рвется в Самару. Мне очень там нравится. Прекрасный театр, огромный, вообще такой┘

АВЕРИН: Отреставрированный.

КАПЛЕВИЧ: Отреставрированный, приведенный┘.

РУЖЕЙНИКОВ: Там традиции же, в Самаре.

КАПЛЕВИЧ: Ну, да, традиции. Но вот они пытаются┘ У них 80 лет театру в этом году. И они хотят 80-летие отметить "Борисом Годуновым". А так как я известный специалист┘ Россия - родина слонов, а я специалист по "Борисам Годуновым", понимаете? Это второй "Борис Годунов", а у меня на очереди уже третий стоит.

АВЕРИН: И все разные?

КАПЛЕВИЧ: Конечно.

АВЕРИН: Почему конечно?

РУЖЕЙНИКОВ: Это в советское время скульптор Лукичей┘

КАПЛЕВИЧ: Но, слушайте, нет, нет! А я - Борисок, Борисок. У меня - Бориски. "Екатерина Великая" сейчас вторая есть на очереди. Так что я по этим самым... Но так получилось.

РУЖЕЙНИКОВ: Вот правда, а как? Вы стебетесь над этим? Почему? Ну, как? Заходишь в Малый театр, да?

КАПЛЕВИЧ: Я не бываю в Малом театре.

РУЖЕЙНИКОВ: Но, к примеру. Во-во! В Малый театр заходишь, и там, кроме царей, никого нет в репертуаре вообще. Единственный там - это "Борис Годунов", понимаете?

КАПЛЕВИЧ: Какой "Борис Годунов"? Вы все время рядом... Лучше вы ничего не говорите. Вот он гораздо компетентнее.

РУЖЕЙНИКОВ: Да? Хорошо.

КАПЛЕВИЧ: Вот вы все время рядом говорите. А я все время должен слушать и делать вид, что я этого не вижу.

РУЖЕЙНИКОВ: Чушь какая-то!

КАПЛЕВИЧ: Волчек не играет уже 15 лет, а вы спрашиваете. Спектакль поставил Каменькович.

АВЕРИН: Давайте мы сменим тему.

КАПЛЕВИЧ: Давайте сменим тему.

АВЕРИН: Потому что, опять же, мы вернемся к началу. Вот в этих представлениях┘

КАПЛЕВИЧ: "Борис Годунов" в Малом театре не идет.

АВЕРИН: В этих представлениях, в газетах действительно перечисляется много-много-много... И, кстати, самарские газеты, которые я имел счастье недавно прочитать, писали: "Макет декораций привез┘"

КАПЛЕВИЧ: Фантастические.

АВЕРИН: Да, "фантастический макет декораций привез знаменитый московский художник и светский персонаж┘"

КАПЛЕВИЧ: Вот так вот меня называют.

АВЕРИН: Да. И я же тоже, я периодически смотрю какие-нибудь фотоотчеты с различных тусовок, которые происходят, с каких-то мероприятий. И я знаю вас там не первый день, хотя бы эпизодически┘

КАПЛЕВИЧ: Не первое десятилетие.

АВЕРИН: Да. То есть я не понимаю, а смысл?

КАПЛЕВИЧ: В каком смысле - смысл?

АВЕРИН: Вот Павел Каплевич, который появляется на презентации того, там - на презентации этого. И делает какой-то чудовищный объем работы, с моей точки зрения?

КАПЛЕВИЧ: Зачем я еще светски появляюсь?

АВЕРИН: А зачем еще там быть?

КАПЛЕВИЧ: А я нигде не появляюсь. Вы знаете┘

АВЕРИН: А на фотографиях монтаж?

КАПЛЕВИЧ: Нет. Ну, почему? Ну, вот последний раз я был на мероприятии полгода назад. Я делал для армянских коньяков коллекцию костюмов.

АВЕРИН: Представлял свои работы.

КАПЛЕВИЧ: Ну, да. Но получилось, я был в это время там, меня снимали. И ощущение такое - вот, много снимали, потому что ко мне┘ И все средства массовой информации моментально это издали. И получилось так, что я везде. Я опять везде.

АВЕРИН: Я-то на самом деле ожидал ответа: "А как же иначе? Если я сам себе - продюсерский проект, это часть этой работы".

КАПЛЕВИЧ: Нет. Это уже все прошло, это было. Это все было. Лет 10 назад это было, действительно. Нужно было, чтобы меня знали. Потому что я был какой-то такой полулегальный художник, полулегальный продюсер. И для того, чтобы мне доверяли и хотели, скажем, мне помогать и участвовать в моих проектах, мне нужно было, чтобы они знали, кто я такой. Сейчас некому меня представлять, все меня достаточно хорошо знают.

АВЕРИН: А вот эта вот модель осталась или она тоже ушла?

КАПЛЕВИЧ: Работающая модель - работать на свой образ?

АВЕРИН: Да, на узнавание.

КАПЛЕВИЧ: Светиться?

АВЕРИН: Да, чтобы сделать какой-нибудь проект┘ Я знаю массу молодых людей, которые готовы сидеть в кафе в Останкино на первом этаже, чтобы лица примелькались. Тогда, наверное, возьмут куда-нибудь на телевидение. Или тоже мелькать с одного мероприятия на другое в надежде... Вот эта модель продвижения себя еще действует в Москве или уже тоже умерла?

КАПЛЕВИЧ: Я не знаю, к сожалению. Вот я знаю, когда вот я работаю на проекте продюсерском, я знаю, какие средства массовой информации задействовать, чтобы моментально войти как бы, скажем, в топ.

АВЕРИН: Новостей каких-то.

КАПЛЕВИЧ: Новостийный топ. Я знаю, их не так много. Это, я скажу, изданий семь. Не буду перечислять их. Есть глянец в этом наборе, три, скажем. Есть четыре названия газет, практически каждодневных, которые надо пригласить, и все сработает. А дальше┘ Вот все остальное, что дальше, это не работает вообще. Единственное, что я знаю, что работает скандал. Но мне уже это как-то не интересно.

АВЕРИН: Чего-то не было.

КАПЛЕВИЧ: Что?

АВЕРИН: За последнее время не было такого скандала.

КАПЛЕВИЧ: Ну, да. Нет. Нет. А чего? И раньше-то особо не было. Но просто я говорю, что скандал работает. Скандал работает вообще на раскрутку. Причем, скандал работает таким образом, что┘ Я помню, как один человек очень переживал, там про него плохо писали, про спектакль, который он сделал, плохо писали. А прошло время, на этот спектакль не попасть. Я говорю: "Теперь давай проанализируем, что произошло на старте? То есть если бы это было просто зализано, заглажено, вполне может быть, что сегодня бы у тебя не было зрителей". Понимаете? Вот такая вещь интересная. Очень трудно создать проект, который будет одновременно и художественным, и коммерческим. Понимаете? И ругают ведь за что? Либо за то, что ты сделал коммерческое, либо за то, что ты сделал художественное. Понимаете? Тут одно из двух. Вот, кстати, про это давайте поговорим. Вот кому удалось, как вам кажется, в театре, в кино сделать вот эти два шага одновременно? У меня есть несколько названий, которые не в моем творчестве.

АВЕРИН: Театр Наций, например, со спектаклем "Рассказы Шукшина".

КАПЛЕВИЧ: Блестяще! Это один мой вариант. Второй вариант. В кино, например, что удалось? Сделать так, чтобы это было успешно коммерчески и художественно? Есть один проект.

АВЕРИН: Из современных?

КАПЛЕВИЧ: Ну, так скажем, за десятилетие?

АВЕРИН: "Брат".

КАПЛЕВИЧ: Но это не за десятилетие.

АВЕРИН: Да? Тогда не знаю.

КАПЛЕВИЧ: Это уже 15 лет.

АВЕРИН: Не возьмусь тогда.

КАПЛЕВИЧ: "Русский ковчег" Сакурова.

АВЕРИН: Коммерческий?

КАПЛЕВИЧ: 10 миллионов они заработали в Америке. В Америке и в Европе. 10 миллионов. Стоил миллион.

АВЕРИН: А у нас - нет, не заработали ничего.

КАПЛЕВИЧ: Но у нас они там 250 тысяч заработали. Но я просто говорю, что по сумме┘ Я же говорю по результату, я же не говорю, у нас собрал или не собрал. Просто это проект, который принес┘

АВЕРИН: А в таком случае, смотрите, мы вот назвали две вещи, которые действительно отвечают этим критериям. Это значит, скорее, исключение из правил? Этого сделать нельзя? Во всяком случае в условиях России?

КАПЛЕВИЧ: В жизни каждого художника бывает такой момент вспышки, когда ты делаешь что-то и там, и здесь. На обеих территориях. И вдруг это происходит. Но это бывает крайне редко. Вот в моей жизни, может быть, объективно один раз так было. И то это был недолговечный проект. По-настоящему успешным был проект "Нежинский", который мы делали с Феклистовым и с Меньшиковым в 1993 году. Но он быстро прошел. Он мог бы жить до сих пор. Андрис Лиепа недавно мне говорит: "Давай, давай восстановим". А как его восстановишь? Там все было из пригорков и ручейков. Там не было ничего объективного.

АВЕРИН: А тогда, значит, вы все равно оказываетесь на развилке. Либо делать коммерческое┘

КАПЛЕВИЧ: Это правда.

АВЕРИН: Потому что надо жить, есть семьи, дети.

КАПЛЕВИЧ: Но, к счастью, у меня нет такой необходимости уже.

АВЕРИН: Ну, да. Я говорю вообще про сегодняшнего любого человека, который в этой сфере существует.

КАПЛЕВИЧ: Да, да.

АВЕРИН: И просто хочется как-то жить. Либо в отшельники, либо тогда что, институция, которая будет тебя поддерживать?

КАПЛЕВИЧ: Например, Александр Николаевич Сакуров, блистательный и прекрасный, снял сейчас картину. Уникальнейшую картину. Я не знаю, знаете ли вы здесь про нее или нет, это картина "Фауст", которую он снял и которая будет в этом году в Каннах представлять Россию? Вот как сделать так, чтобы ее начал зритель смотреть? Это высочайшего класса картина по всем параметрам. Вот нет параметра, по которому она не состоялась, что называется. Это потрясающе изобразительно, это потрясающе эмоционально. Это феноменально снято и сыграно.

АВЕРИН: Надо устроить скандал вокруг Сакурова. Хотя, с другой стороны, скандал вокруг "Отца и сына" тоже не обеспечил здесь дикую кассу.

КАПЛЕВИЧ: А какой такой большой скандал был?

АВЕРИН: Такой был шепелявый скандал. Мы продолжаем тот разговор, по большому счету, который начали до того, как вы появились в студии, в связи с тем, что открылась выставка Прадо в Эрмитаже. И пробросили вопрос: а оно надо? И было такое мнение: тем, кто смотрит "Дом-2", эль греки не нужны.

КАПЛЕВИЧ: А вы знаете, интересно, "Дом-2", например, смотрит Рустам Хамдамов, я хочу тебе сказать. Он его смотрит, и у него какое-то волшебство... Он говорит, что он какое-то волшебство оттуда получает.

АВЕРИН: Магия такая, гипноз.

КАПЛЕВИЧ: Магия какая-то. А я считаю, что и Сакуров, и Прадо, это все нужно всем. Просто каждый, кто смотрит "Дом-2", например, кто заразительно в это погружается, я уверен, что у них где-то есть место и для Прадо, и для Сакурова, просто их надо к этому привести.

АВЕРИН: Как?

КАПЛЕВИЧ: Вопрос как.

АВЕРИН: Вопрос вопросов.

КАПЛЕВИЧ: Вопрос вопросов, как раз сейчас стоит там Сережа Минаев, ждет по поводу вопроса, как продвинуть проект, который заведомо артхаусный и в который заведомо не придешь, идя по улице... Туда надо, чтобы тебя привели. Ну, это тяжелое дело. Я, кстати, сейчас этим очень озадачен, как раз применительно к потрясающему фильму Сакурова "Фауст".

АВЕРИН: Я вспоминаю какое-то время назад, может быть, год назад Москва была завешана такими большими и маленькими плакатами по поводу того, что надо читать книги. И вроде бы были выбраны люди, которые с точки зрения тех, кто этот проект делал, являются некими авторитетами. Вот они могли бы стать такими проводниками в культуру. Хотя я тогда ходил по городу, специально отслеживал, кто эти люди, и думал, а для кого эти люди авторитеты, кто их целевая аудитория? И понимал, что, ну, это примерно я. А для тех, кто, может быть, не читает, они малоизвестные люди. И кто тогда сегодня проводник в культуру?

КАПЛЕВИЧ: Вопрос вопросов не только про людей, которые проводники культуры, а как сделать так, чтобы мы, то есть мы, наша страна, мы превратились из страны, которой пугают, в страну, которую уважают, например. Сейчас есть ситуация той же Олимпиады, то есть все время вокруг нас будут какие-то информационные поводы огромные, и все будут очень внимательно на нас смотреть. Вы понимаете, например, "Имя России", оно не дало ни одного женского образа. Страна, которая не имеет в своем арсенале образа женщины, вообще она автоматом попадает на территорию агрессии, потому что мужские образы, они в любом случае - нападение, понимаете, и мы ассоциируемся с этим. Вот, например, вы про Прадо заговорили, а я, например, обратил внимание, в музее Прадо три входа есть, "Гойя", "Веласкес" и "Мурильо". Я спросил, а почему так они называются? Ведь есть там, скажем, Эль Греко? Они говорят: нет, вы знаете, есть такая великая испанская троица... Есть методы работы с гуманитарными образами, которые насаждаются, которые рекомендуются, с которыми нужно играть, их нужно подавать. Это не то, что развесить портреты каких-то известных людей, которые говорят: читайте книги. Вот так книга не придет. А если, например, вовлечь всю страну в поиск альтернативного женского образа, который объединит нашу страну? Вот, например, придумать так, как, кстати, французы сделали. Они придумали образ Марианны, и каждый год вся страна голосует, кто же в этом году будет отвечать образу Марианны, кто главная француженка будет? А давайте сделаем такой образ нашей главной русской женщины? У меня есть идея.

АВЕРИН: Мы еще передеремся, кто же будет наша главная русская женщина, на самом деле.

КАПЛЕВИЧ: А мы будем голосовать, мы будем ее выбирать. Кому-то нравится одна, другая, третья, потом из этого множества мы будем голосовать и выберем одну, которая на год, не на всю жизнь, на год станет олицетворять собой, скажем, женское имя русское Анна, например.

АВЕРИН: И в результате коррупционных связей такой женщиной станет Валентина Ивановна Матвиенко, например, что не исключено.

КАПЛЕВИЧ: Ну, а почему нет, станет, значит, это стране что-то скажет, понимаете.

АВЕРИН: А стране скажет, конечно.

КАПЛЕВИЧ: Мы тоже в этот момент что-то поймем. Но в любом случае, мы на это обратим внимание, потому что под это можно будет делать фестивали, конкурсы. Вот, например, Анна, у нас была Анна Ахматова, у нас была Анна Павлова, у нас была Анна Каренина, Анна Снегина, вы представляете, вот это навскидку.

АВЕРИН: "Анна на шее".

КАПЛЕВИЧ: Анна Иоанновна. Пожалуйста, давайте, "Рабочего и колхозницу"... Колхозница не названа именем, вы знаете, да? Вы знаете, что, например, Мухина мечтала, чтобы у них были имена? А вы знаете, что она хотела, чтобы они никогда не назывались "Рабочий и колхозница", они ими не являются, это кто-то придумал. И Иофан не хотел. "Мальчик и девочка" они назывались, они изначально были придуманы, как "Мальчик и девочка", они их так и называли между собой, папа с мамой этих "Мальчика и девочки"... Потом они стоят на таком месте, вот, пожалуйста, целую акцию можно было... Давайте попробуем сделать так, чтобы в Москву пришли "Рабочий и колхозница", которые сейчас стоят на выселках и никому не нужны.

АВЕРИН: Да, но тогда ведь кто-то должен быть тем человеком, институцией, я не знаю, которому это надо, который в этом заинтересован.

КАПЛЕВИЧ: Вы знаете, я был недавно на одном дне рождения, я ветеран движения, в принципе, но вот, в частности, есть молодое движение такое, они меня пригласили, я к ним примкнул. Там у них главный такой путеводитель - это Вася Бровка такой есть, знаете, да? Идеолог, создатель агентства, они создали с Тиной Канделаки "Апостол продакшн медиа", такие потрясающие ребята. У них никто не выпивал. День рождения Васи был, все пили морс, знаете, вот мне это очень понравилось. Я думаю, что эти люди к чему-то приведут нас. Если мы за ними пойдем, и если мы их будем слушать, вот они уже не такие, как мы, понимаете? Они читают, они образованы, при этом они не зажаты. Я смотрю, только закончили они какие-то переговоры, сумки похватали, побежали качаться. То есть это люди, которые о себе думают, они читают книги.

АВЕРИН: Вот "о себе думают" - эта мне нравится формулировка. Для кого-то это будет явно негативом, "он думает только о себе", с другой стороны, если о себе не думает┘

КАПЛЕВИЧ: Конечно, о какой стране он будет думать? Я уверен, что, не думая о себе, сделано очень много неприятного.

АВЕРИН: Но без этого, как выясняется, никуда

КАПЛЕВИЧ: Никуда.

АВЕРИН: Хорошо, что на полчаса хотя бы успели к нам, потому что главный вопрос "что делать?" нашел сегодня ответ в нашем эфире. Надо думать о себе, прежде всего. Спасибо.

КАПЛЕВИЧ: Всего доброго, до свидания.
Слушайте аудиофайл.