Центральный комитет Режиссер, продюсер, актриса Ольга Дыховичная в гостях у Тутты Ларсен и Владимира Аверина

ЛАРСЕН:  У нас рубрика "Верховный совет". Сегодня у нас в гостях  актриса, сценарист, режиссер, продюсер Ольга Дыховичная. Здравствуйте, Оля.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Здравствуйте.

 

ЛАРСЕН: Все-таки в этом списке "актриса, сценарист, режиссер, продюсер┘"

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Главное, не закончить акушером.

 

ЛАРСЕН: И дворником. Но,  тем не менее┘

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Хотя лучшие представители российской интеллигенции работали дворниками.

 

ЛАРСЕН: А сейчас дворниками работают лучшие представители киргизской интеллигенции. Но тоже очень милые люди.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Это правда.

 

ЛАРСЕН: А все-таки вам сегодня какое амплуа интереснее всего?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Наверное, продюсер. Я понимаю, почему такой длинный перечень, на самом деле, благодаря последней работе, которую мы сделали на чистом энтузиазме, это наш кинофильм, который называется  "Портрет в сумерках", который отправится на Венецианскую биеннале, и будет там в ретроспективной программе "Авторские дни". Это для меня победа как продюсера, победа, что мы вообще стартовали, в кошельке было, чтобы только колбасы купить.

 

ЛАРСЕН: Прям на свои деньги реально?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Без денег. Это называется  не "на свои деньги", а на свои "отсутствие денег".

 

ЛАРСЕН: Но, подождите, настоящие продюсеры так не поступают. Они сначала найдут кучу денег.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Так я же не говорю, что я настоящий. Я как раз-таки не настоящий в этом смысле.

 

ЛАРСЕН: А как же вы рискнули все-таки на такую авантюру?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: А вот бывает такой в жизни переломный момент, когда сейчас или никогда. И вот у меня такой момент случился  и у режиссера Ангелины Никоновой, которая также пустилась в эту авантюру.

 

ЛАРСЕН: Вы увидели сценарий, или как вы поняли, что это то самое кино, за которое можно отдать все деньги?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Я сначала написала короткую историю. Это был короткий, краткометражный сценарий. Потом мы вместе  доработали его до полного метра. И когда мы услышали уже 39-ю рецензию о том, что это шикарный сценарий, но вас мы запускать не можем, потому что дебютанты, слишком авторское кино, а кому это нужно? И когда очередной человек вот так вот захлопнул дверь перед носом, то, что оставалось делать?

 

ЛАРСЕН: Сама, сама.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Ну, да. Заложить янтаря и пуститься в это плавание.

 

АВЕРИН: Вот все равно я не понимаю механизма. Потому что все равно должны быть какие-то первые шаги. Я сейчас слушаю вас и думаю: а вот многим же хочется, наверное, пуститься в какую-нибудь авантюру,  но всегда останавливает эта известность абсолютная.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Страх останавливает.

 

АВЕРИН: Незнание алгоритма действий. Вот вы, пройдя через это все, вы уже понимаете алгоритм? Есть рецепт, которым можно пользоваться дальше?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Я не уверена, что это можно в нашем случае повторить, потому что, конечно, это изматывающий труд. Особенно, когда ты заставляешь других людей работать бесплатно. Это самое сложное, такой на тебе лежит груз. Но благо все люди, которые были с нами в команде┘ Например, ростовчане получили славу, мы получили какое-то признание в профессии. А вообще только так и надо делать. На самом деле вот эта "индии", понятие "инди-муви", которое реализуется, на самом деле, на Западе, а, в частности, в Нью-Йорке, это единственно возможное для молодых кинематографистов, иначе ты не настоящий кинематографист. Если ты начинаешь с разговора с миллиона  долларов.

 

АВЕРИН: Так вот ведь, понимаете, в чем  дело! Это же не только в кинематографе такая история. Я, почему ухватился за эту  мысль? Потому что сейчас сталкиваемся с тем, что какую профессию ни возьми (любой работодатель жалуется), приходит молодой выпускник вуза, и он сразу, первым делом, хочет себе высокую зарплату, и он не спрашивает о сути профессии.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Это правда.

 

АВЕРИН: О сути того, чем ему предстоит заниматься. Он выдвигает на первый план деньги. И, в общем, работодатель говорит: "А мне с ним тогда не интересно", особенно если работодатель тоже увлеченный своим делом, какой-нибудь бизнесмен. Есть, вы прекрасно понимаете, люди, которые горят своим делом. И когда говорят "сколько", не спрашивая "за что", собственно, "а что я должен делать?", как-то теряется интерес. Тогда вот этот подбор людей, которые вокруг, они как возникают? Это надо кого-то разыскать, уговорить или если есть хорошая идея, то все равно сами подтягиваются?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Когда мы, я и Ангелина, уже решились делать это независимо ни от чего, от отсутствия, в частности, средств, то мы стали искать оператора-постановщика. Понятное дело, обратились вот к этим горящим мальчишкам, которые, якобы, учатся во ВГИКе или закончили ВГИК. Но  разговор действительно начинался с денег, со сроков, о том, что, а у них рекламка, а у них клипчик, а у них то да се, халтурка. И единственный человек, кто согласился войти в эту историю, это был Ибн Булл, американец, однокурсник Ангелины по нью-йорской школе, который приехал сюда. Мы нашли деньги ему на билет и поселили вместе с нашим директором площадки Лешей Афанасьевым, который также ринулся в этот Ростов-на-Дону. И они вместе прожили полтора месяца на сушках, колбасе и сладком  чае.

 

ЛАРСЕН: Ничего себе!

 

АВЕРИН: Смотрите,  очень многие,  наверное, сейчас слушатели: "Ну, конечно, американец! У него там есть, на что жить, он не заинтересован в деньгах". Хотя так ли это?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Это не так. Это просто человек, которому интересно. И этот интерес подкрепляется действием. К сожалению, у нас в стране я могу перечислить по пальцам тех людей, которые откликнулись. Это члены нашей команды. Это Лена Афанасьева,  режиссер монтажа, которая великолепный профессионал. И не потому что нечего делать, а потому что интересно. Это вот невероятный драйв.

 

ЛАРСЕН: Тем удивительнее, что американский оператор, постановщик снимал фильм о России, причем, как я понимаю, это все-таки какое-то ваше видение сегодняшней России. Правильно?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Он когда получил предложение от Ангелины, перевел в Гугле сценарий на автопереводчике и сказал: "Ну, я примерно представляю, о чем".

 

ЛАРСЕН: Очень смешно.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: И дальше он уже был в Ростове-на-Дону. И он не говорит по-русски. И на самом деле то, что у него был такой  отстраненный  взгляд на нашу действительность, это и видно в кино, потому что он увидел очень типичные вещи для России. Поэтому очень русская картинка, как ни странно, получилась.

 

ЛАРСЕН: А почему и вообще как так получилось, что ведь о России только ленивый не снял, не написал, не спел, не рассказал.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Это кого, каких неленивых вы имеете в виду?

 

ЛАРСЕН: Я не знаю. Мне кажется, у нас постоянно снимаются какие-то фильмы. Я вспоминаю 90-е годы, когда был застой и не было денег, но была рубрика "Наше новое кино", и мы все снимали фильм и о российской молодежи, и о нашей российской действительности. Сейчас мы снимали какие-нибудь фильмы про русских женщин и их красоту в объятиях Никиты Джигурды. И что-нибудь в этом роде. Ну, какой фильм ни возьми! Или про то, как  человек приходит из Чечни, вот не может найти свое место в этой жизни. Ну просто какой-то адский треш. А эти сериалы, которые сейчас идут, криминальные! Это все вроде бы как бы о России. И мне очень интересно, почему у вас возникла такое желание и тоже какой-то свой взгляд? Мне казалось, что человек, который снимает авторское кино, он больше, может быть, отходит от страны вообще, от каких-то реалий сегодняшнего дня к каким-то общечеловеческим вещам. Или, например, к ценностям какой-то отдельно взятой жизни человеческой, какой-то личности. Какой-то частной истории.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: У нас не энциклопедии российской жизни. Это очень частная история.

 

ЛАРСЕН: А депутаты?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Какие?

 

ЛАРСЕН: Вы сказали про депутатов.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Нет у нас там депутатов.

 

ЛАРСЕН: А, нет? Я, значит, депутаты откуда-то из другого┘

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Не дай бог!

 

АВЕРИН: Это из-под сознания. Депутаты везде. И поэтому без депутата невозможно.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Нет, у нас история о русской женщине, корни характера которой идут в "Душечку" чеховскую, ту же  "Анну Каренину", в "Аглаю" Достоевского. То есть это очень русский образ женщины, которая любит, несмотря на то, что бьют, унижают, оскорбляют. А силы ее в этом преодолении. И сохранить себя.

 

АВЕРИН: Ой, ой! А вы вот сейчас не лукавите, говоря о русской женщине? Потому что вам же принадлежит высказывание: "Женщины коварны и заботы - это самый изощренный инструмент ее контроля".

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Это правда. А поспорьте со мной по русскую женщину. Вы считаете, что мы коварны?

 

АВЕРИН: Неосознанно. Очень многие неосознанно коварны в этом смысле.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: А всепрощение русской женщины!

 

АВЕРИН: Есть?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Я не знаю.

 

АВЕРИН: По-моему, было.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Я обращаюсь к себе и понимаю, что есть.

 

АВЕРИН: Да?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Да.

 

ЛАРСЕН: Да? Я как-то не всегда в себе обнаруживаю.

 

АВЕРИН: Фильм еще невиденный уже вызывает дискуссию.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Но наша-то красотка, которая в фильме, кроме того, что простила, она еще и отомстила этим чувством, чувством любви. Подставив щеку вторую, она этим еще и мстит. Поэтому про коварство вы правы.

 

ЛАРСЕН: То есть это фильм ни фига не про Россию, а про любовь, что ли?

 

АВЕРИН: А как Россия без любви?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Про чувства. Потому что у нас показано возникновение какого-то очень  острого чувства, а будет ли это любовью, никто не знает.

 

ЛАРСЕН: А дело происходит в провинции?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Дело происходит в провинции, в Ростове-на-Дону, в частности. На самом деле, это я для себя открыла один из немногих городов, из которого люди не уезжают. И ты встречаешь нормальных людей с огоньком в глазах, которые любят свой город. И плюс еще, это, конечно же, Шолохов. Эта речь фантастическая. Не знаю, смотрели ли вы тоже последние  шедевры из Ростова, это Костомаров и Росторгуев  фильм "Я люблю тебя". Не видели?

 

АВЕРИН: Нет.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Ой! Это просто нужно погрузиться в лексику. Это лексика, которую мы никогда не слышали. Потому что обычно у нас народ изображают так: "Ну, ты че? - А я не че. - А ты че делаешь? - А я ниче не делаю". А на самом деле это же все по-другому. Там фантастическое словообразование. Вот наш герой, он ростовчанин, раньше был  настоящим дпсником. И играет дпсника. Поэтому вот такое совпадение. Он привнес несколько фраз, там у нас был конфликт главного героя и героини. И вдруг он на импровизации говорит мне: "Ты че, борзянки объелась?" И я, честно говоря, еще долго приходила в себя от этого фантастического образа.

 

ЛАРСЕН: А вы никогда не слышали этого выражения?

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Нет. А дальше его же фраза, когда он просит своего коллегу мне показать, кто здесь главный, он говорит: "Угости ее простолюдином".

 

АВЕРИН: Опа! Вот это да!

 

АВЕРИН:  Оль, а скажите, вы так влюблены, на самом деле, в эту работу?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, да, а мне ничего не приходится другого, когда без денег, то только по любви.

 

АВЕРИН:  Да, и вам вкусно, и к фестивалю готовиться. И вроде как действительно отличный сценарий, и снято так на контрасте. Я уже понимаю, что, если там такой отстраненный несколько взгляд оператора и такая сочность актерская  и речь, и внутри, это должен быть такой конфликт, и вдруг фильм не получает признание, и вдруг фильм остается незамеченным на фестивале и без проката, естественно, здесь. Вот это что тогда, это крушение всех надежд?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, слава богу, нас миновало это вдруг, потому что уже есть признание то, что мы участвовали на ╚Кинотавре╩ и получили приз за изображение, что, казалось, было невозможно. Мы снимали на фотоаппарат без всего, без света, без кинооптики, без фоллоу фокуса, это такая штучка, которой фокус ты можешь, вообще без всего, это был выход из положения. И кино это изображение, и то, что мы получили приз за изображение┘

 

ЛАРСЕН: За картинку.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Да,  по сути, это признание, что кино получилось. У нас просто счастливая звезда, но это заслуженная счастливая звезда, поэтому я не знаю, что бы было, если бы мы сейчас сидели DVD  мотали вокруг пальца и рассказывали друг другу, какие мы классные.

 

ЛАРСЕН:   Ну, слушайте, а потом,  с другой стороны,  как может не быть принято и признано кино на фестивалях, когда, как минимум, один-то фестиваль у нас есть свой собственный, и уж чего там греха таить, можно этим воспользоваться. Нет?

 

АВЕРИН:  И что, собственный фестиваль?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, я понимаю, что вы имеете в виду фестиваль ╚Завтра╩, фестиваль Tomorrow. Но я,  мне  кажется, пока еще не тот большой кинематографист, который на своих фестивалях  демонстрирует свои фильмы, это пока для меня кажется, что это моветон, но вы меня можете переубедить.

 

АВЕРИН:  Но, с другой стороны, смотрите, вот опять, если уж зашла речь о фестивалях, то фестиваль ╚Завтра╩ стоит по отношению к фестивалям российским все-таки┘

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  К настоящим фестивалям.

 

АВЕРИН:  Да, к настоящим, скажем так, к настоящим таким, освещенным присутствием и спонсорами.

 

ЛАРСЕН:  Там, где не стесняются показывать свое кино.

 

АВЕРИН:  Он особняком стоит, чуть ли ни в оппозиции, и это тоже ведь, собственно, та точка, которая была выбрана еще  Иваном.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да, это его формулировка.

 

АВЕРИН:  Это сознательная совершенно позиция.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да, потому что он всегда был вне вот этого киноконтекста и тусовки, он всегда стоял поодаль, за что расплачивался. И каждый раз каждая картина это было невероятное усилие воли. И когда никто не верил, он единственный оставался и верил, и шел. Поэтому и в этом году у нас так программа подбирается, что мы достаточно радикальны не в смысле контента, а в смысле того, что у нас есть картины, которые сняты за две тысячи долларов, за 10 тысяч долларов, сняты картины человеком, который сидит в тюрьме и снимает свой фильм.

 

ЛАРСЕН:  Как это так?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Вот так вот. Когда он моделирует и снимает на сотовый телефон, моделирует мизансцены.

 

ЛАРСЕН:  Ничего себе.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  То есть, это как раз-таки фестиваль про силу воли искусства. И если тебе, ну, есть  прекрасное выражение, которое часто Иван употреблял, что был у него механик знакомый, к которому приезжаешь и говоришь: вот, у меня там что-то там неладно. Он говорит: хороший стук наружу выйдет. Это то же самое про кино. Если у тебя есть, чем стучать, ну, а чего ты стучишься, достучишься. Как-то в этом смысле у меня совпало, очень совпала жизнь и с нашим фильмов и с фестивалем, который мы сейчас делаем.

 

ЛАРСЕН:  А как вы думаете, западный зритель, посмотрев это кино, он поймет то же, что и вы чувствовали, когда вы делали его.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Удивительно, что западный зритель все понял.

 

ЛАРСЕН: Уже все понял?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да.  Потому что на ╚Кинотавре╩, как ни странно, очень много людей, интересующихся русским кино, приезжают критики из Англии, из Америки, из Италии. У нас прекрасная критика иностранная, и на пресс-конференции западные люди говорили вот такие монологи и мне рассказывали, о чем кино. Я думаю, все-таки не зря мать родила. А наши критики, вот степень аргументации была такая: а я такси не вызываю, когда я захожу в кафе. Вот мне, например, одна. И вот этот критик, ну, раза четыре мы вступали с ней в эту дискуссию, а я вызываю. Ну, это наши люди на такси в булочную не ездят.

 

ЛАРСЕН:  Не похожа, да, на нас эта женщина, с ее точки зрения?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Вот, а был когда-нибудь такой случай, когда вы вызвали такси в кафе?

 

ЛАРСЕН: Особенно, если выпью, как же домой-то попасть, интересно.

 

АВЕРИН:  Русская женщина, как выпьет, вызывает такси.

 

ЛАРСЕН:  Ну, конечно, да, на трамвае, ага. Может быть, у критиков такое хобби пешкодралом.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Поэтому там понимают очень хорошо, там как-то доброжелательнее зритель, он настроен понять.

 

АВЕРИН:   С другой стороны, а как можно перевести ╚угости его простолюдином╩ на любой язык, все равно же теряется, что-то не может придти. Так же, как у нас, когда показывают любой, особенно хороший фильм, я их тех людей, которые ходят смотреть фильмы с субтитрами, чтобы была слышна оригинальная фонограмма - голоса, интонации, те, которые заложены автором.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  То есть, вы не уважаете труд этих актеров, которые все-таки доигрывают за этого де Ниро бесталанного, да, который показывает настоящую страсть, помогает этим звездочкам голливудским.

 

АВЕРИН: Я с большим уважением к ним отношусь, но┘

 

ЛАРСЕН:  Слушайте, у нас есть актеры дубляжа, которые умеют делать это так, что ты не замечаешь, что есть еще один голос в этой истории.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Я видела великолепный дубляж, это фильм с Хавьером Бардемом Beautiful. Там Максим Суханов озвучивает и, я не вспомню сейчас, актриса замечательная.

 

ЛАРСЕН:   Не Каменкова?

 

АВЕРИН:  Нет, у него идеальное попадание, настолько, что ты отрешаешься. Вот Бардем, который говорит по-русски, ты даже не понимаешь, на каком языке он говорит, потому что это он говорит. Это редкие вещи.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, просто культура актерская есть у Максима Суханова, в частности.

 

АВЕРИН:  Ну, я к чему говорю, что я даже при всем несовершенстве знания каких-то языков, даже я понимаю, что даже титрованный перевод иногда очень обедняет то, что там говорится, особенно когда какие-то идиомы, какие-то местные выражения. Я не могу перевести, но я чувствую, что есть этот зазор. Насколько для вас, как для автора этого самого фильма, жалко, что есть эта потеря, когда вы не можете все равно абсолютно все, что заложено, донести до зрителя, ну, хотя бы из-за языка.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, действительно, во-первых, эта атмосфера этого языка это был выбор Ангелины, и она настояла на том, что это был Ростов-на-Дону с таким вот этим ярким языком. И дальше из-за того, что мы делали почти все сами, а Ангелина жила какое-то время в Америке, и английский - это ее второй язык, и она сама занималась переводом. И, по-моему, она достигла, мне очень сложно сказать, потому что для меня все равно английский язык - язык туриста. Но в переводе она достигла вот этого приближения.

 

АВЕРИН:  Ее американский английский как раз и обогащен, в том числе,  некоторыми выражениями, которые не попадают там, скажем, на страницу широкой литературы.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, вот  удивительно, весь постпродакшн мы делали в Нью-Йорке, не от того, что вдруг наступили хорошие времена, нет, наступили еще худшие времена, когда мы подошли уже к профессиональной цветокоррекции, звук, когда ты уже не можешь это сделать без больших компаний и техники. То здесь, как бы нам ни считали все скидки наши друзья, оказалось дороже в полтора раза, чем мы поехали в Нью-Йорк, там жили и работали  в роскошной студии, в которой снизили цену, потому что им интересно. И ребята, вот эти три человека, работали над звуком. У них не было даже титров, они работали с фильмом, они все поняли. Там одна девушка эмигрантка из Германии, она  говорит: а, так нас все то же самое, вот у нас такие же есть, вот все то же самое, так же пахнет у нас.

 

ЛАРСЕН: Оль, а вы ведь до этого, как режиссер, сделали немало документальных фильмов?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, не то, чтобы не мало, но достаточно мало.

 

ЛАРСЕН: Ну, больше, чем пальцев одной руки?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Больше.

 

ЛАРСЕН: Ну, это достаточно.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Я работала просто долго в таком телевизионном формате, и в большей степени это были форматные истории, от которых я тоже очень устала. Ну, я не знаю,  сталкивались ли вы со спецификой формата, когда ты являешься исполнителем чужого каприза и чужого ╚нра - не нра╩, какой бы ты профессионал ни был.

 

ЛАРСЕН:  Я же телеголова, я в этом существую всю свою профессиональную жизнь.

 

АВЕРИН:  Дайте новости раньше, мы с Туттой будем плакать по этому поводу.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  То есть, вам это знакомо?

 

АВЕРИН:  К сожалению. Может быть,  как раз в гораздо меньшей степени знакомо то чувство полета, когда, как вы говорите, интересно и не важно, за сколько. Правда, отчаянно хочется, отчаянно вписаться вот в это.

 

ЛАРСЕН:  Слушайте, а мне казалось, что в документальном кино как-то больше у режиссера┘

 

АВЕРИН:  В телевизионном форматном документальном проекте?

 

ЛАРСЕН:  Да, даже в телевизионном, но когда ты там. Ты хоть ездишь, что-то видишь, что бы ты никогда не увидел, если бы ты не работал с этой картиной.

 

АВЕРИН:  А дальше ты привозишь оттуда материал, а тебе говорят, что вот этого мы не показываем потому-то, а вот этого потому-то.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да, у меня есть две как раз таки документальные картины, которые неформатные, но их и я не могу никуда и никто их не видел.

 

АВЕРИН:  Мы говорим о новом фильме, который сделала команда энтузиастов вместе с Ольгой Дыховичной, а, с другой стороны, мы говорим с человеком, причастным и к кинофестивалям, и к документальному кино, и истории вашей собственной жизни, это история, заслуживающая, по-моему, внимания. Честно скажу, мы как раз с Туттой очень нежно относились и относимся к Ивану, он был у нас не  раз в студии. С огромным удовольствием с ним беседовали, и то, что его нет, это, в общем, такое не только, ну, да, искусство, страна, это еще и ощущение личной такой потери у нас.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Спасибо.

 

АВЕРИН:  Тем более, зная, видя и разговаривая с ним, ты понимаешь, насколько это мощная была абсолютно фигура. Если у меня за три или четыре раза счастье, которое подарила мне жизнь, с ним побеседовать, ну, что-то в мозгах, знаете, все равно что-то сдвигается  с места, может быть, не встает на нужное, но хотя бы в ту сторону начинает двигаться, то все равно опыт жизни, опыт общения с такого масштаба личностью, он все равно не проходит даром. Но я очень боюсь, что это может и мешать, потому что, когда рядом настолько сильный, настолько интересный, настолько мощный мужик просто, помимо всего прочего, то это может давлеть.

 

ЛАРСЕН:   Мне кажется, это все очень зависит от человека. Я одно время общалась с очень талантливым музыкантом, была замужем за ним, и до того, как я с ним встречалась, я закончила школу по классу гитары. Я вообще приехала в Москву, мечтая петь, выступать, рок-музыку исполнять, играть на гитаре. Он услышал один раз, как я играю на гитаре, и он сумел так меня как-то опустить. Причем он не сказал ни одного обидного слова, ничего, что я гитару больше не взяла в руки, потому что мое место было у параши в этом музыкальном мире на его фоне. Мне кажется, что у вас другой случай.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  У меня совершенно иной опыт.

 

ЛАРСЕН:  Наоборот.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Саму профессию, у меня было счастье ее познать рядом с Иваном, потому что и ╚Копейка╩, я работала там и в качестве ассистента, и в качестве режиссера монтажа, сорежиссера монтажа, и картина ╚Вдох-выдох╩ тоже была на моих глазах придумана и сделана. То есть, для  меня это, конечно, это был опыт человека. Ну, вообще то, как Иван работал на площадке, мне кажется, это некий уникальный случай, который повторяется раз в сто лет. Настолько было доверие тем выбранным людям и настолько он, во-первых, какая была интуиция на актеров, потому что Андрей Краско, я помню, как был большой кастинг в Петербурге, когда Иван искал лица для ╚Копейки╩ и пришло в комнату, маленькую комнату на ╚Ленфильме╩ пришло, наверное, человек 10. И пришел Андрей, который не сказал ни слова, ну, как-то пошутил один раз, все. Дальше, когда все ушли, Ваня говорит: вот это очень талантливый человек, я буду с ним работать. И когда появился Андрей, то даже переписывался сценарий, чтобы для Андрея было больше места. И дальше появился закадровый текст в ╚Копейке╩, который Краско изумительно прочитал. То есть, то, как Иван видел талант, это были какие-то, язык даже не ультразвуковой, это что-то, была абсолютно интуиция. Также в ╚Копейке╩ появилась Алена Бабенко, в ╚Копейке╩ появился Мадянов, который до этого не снимался. Все те звезды, которые сейчас являются звездами современного кино, очень много людей открылись, благодаря интуиции Ваниной. И, конечно, рядом со мной был грандиозный пример человека, который несмотря ни на что вообще жил вне конъюнктуры и вне госполитконъюнктурного заказа. Это было вообще мимо. И человек, который, каждая картина это его личное высказывание о жизни. Ну, это дорогого стоит, но опять-таки вся его жизнь это была большая  плата за эту свободу.

 

АВЕРИН:  Но он ведь тоже был действительно все время в стороне и проблема вот этого, что┘

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Но при этом он выходил на прямой диалог.

 

АВЕРИН:  Что денежку на картину просто приносят на блюдечке с голубой каемочкой, тоже ведь не было.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:   Нет, это не про него совершенно.

 

ЛАРСЕН:  Но вы знаете, что удивительно. Вот я сейчас поняла, что он всегда был в стороне, но он никогда не прибеднялся, он никогда не хаял тех, кто не в стороне, в нем  какое-то такое было удивительное внутреннее благородство и чувство собственного достоинство такое, видимо, я не знаю, через какие там генетические поколения.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Но при этом это был человек, который не был конформистом ни в чем.

 

ЛАРСЕН:   Нет,  я как раз говорю, обычно, когда приходят люди, которые делают авторское кино, они хорошие, талантливые актеры, они все говорят: да, но мы все равно, конечно, не у дел, вот у нас все по-другому, у нас кино строится по другим стандартам, у нас прокатчики. Этот человек никогда в жизни, он заходил хозяином жизни.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: При этом он называл всегда вещи своими именами. И когда ╚Копейка╩ прошла, в тот момент просто не было даже той индустрии, всеми кинотеатрами владели бандиты, и Ваня очень прямо говорил о том, что всеми кинотеатрами владеют бандиты, что с ними разговаривать. Когда на ╚Мосфильм╩ приехали ребятки, такие в кожухах, в джипах и поставили на газон свои машины, посмотрели 15 минут  ╚Копейки╩ в кинозале просмотровом на ╚Мосфильме╩, дальше встали молча, их там было человек семь, и ушли, ну, эта история не осталась для них неозвученная, потому что обычно про таких людей, ну, люди, кто боится говорить, а кто не хочет ввязываться ни во что, у Ивана не было вообще страха ни перед кем, а уж тем более перед теми людьми, которые абсолютно недостойно себя ведут в этой индустрии.

 

ЛАРСЕН:  Вы, кстати, сказали, что у него была удивительная интуиция на таланты, он открыл кинематографу, широкому зрителю некоторых действительно, безусловно, великих людей в современном  кино. А вам хотелось бы открыть такие лица? Может быть,  вот в этом вашем новом фильме мы увидим каких-то людей, которых вообще не знали?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:   Вообще, мне кажется, что опять-таки те лица, которые сейчас есть в нашей картине, это, конечно, заслуга режиссера, и это задача режиссера ставить перед собой цель открыть новые лица. Потому что можно бесконечно ездить на одних и тех же лицах хороших, талантливых, но это все равно спекуляция уже чужим талантом. И мне кажется, что в нашей картине появились несколько очень талантливых персонажей, очень.

 

АВЕРИН:  Тогда вы неправильный продюсер, потому что здесь на вашем месте периодически появляются кинорежиссеры, которые либо в эфире, либо за ним сетуют на то, что, что же это у нас за кино такое пошло, и вроде хочешь снять того и того, а продюсер говорит: вот этого и этого. И у меня, правда, сложилось абсолютное ощущение, что теперь и назначение актеров на ту или иную роль это уже не режиссерская задача, это задача продюсерская. А вы говорите, что это режиссер, и она нашла, и опять передаете, и эти полномочия тоже режиссера.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:   Но опять-таки плата за то, что мы были такими свободными, это тот дискомфорт, в котором мы существовали весь этот период. Но мы этим дискомфортом окупили собственную свободу, поэтому никакой дядя нам ничего не советовал.

 

АВЕРИН:  Нет, но если вы продюсер.

 

ЛАРСЕН:  Но даже вы не выступили в роли этого дяди.

 

АВЕРИН:  Вот вы тот дядя как раз. Или это просто представление о профессии таково, что вы понимаете, что этим должен заниматься режиссер.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: Ну, у меня вообще есть уважение к режиссерской профессии, и любой фильм это, конечно же, взгляд режиссера на вещи. И, наверное, это позиция, которая  воспиталась рядом с Иваном большой жизнью, которую мы прожили вместе. Все равно продюсер это такой фасилитатор или вспомогающий элемент, чтобы этот талант проявился режиссерский. Поэтому, наверное, я, но я же не говорю, что я не настоящий сварщик.

 

АВЕРИН:  Поперечный человек Ольга Дыховичная.

 

ЛАРСЕН:  Оля, а вам хватает времени на какие-то простые девчачьи радости, я не знаю, может быть, вы любите SPA или вы вяжете классно? Собаки у вас?

 

АВЕРИН:  Одно только замечание слышал на любимой мной радиостанции разговор про Бена Бернанке, главу РФС  в Соединенных Штатах Америки. И вот что-то рассказывают, и ведущая у своих гостей спрашивает: ╚Слушайте, так получается, он какой-то весь такой у нас идеально розовый╩. И тут один из экспертов говорит: ╚Ну, почему? Он играет в сквош, у него есть недостаток все-таки╩. Вот сейчас примерно также.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Я люблю баню.

 

АВЕРИН:  Вот такая целеустремленная девушка, а, она любит баню.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  И люблю спать, и люблю баню, и вообще люблю жизнь. И опять-таки в этом Иван был абсолютно для меня примером человека, который любил жизнь во всех ее проявлениях. Ну, как-то я люблю жизнь, поэтому я ничем не гнушаюсь, никакими девичьими радостями  уж тем более.

 

АВЕРИН: Сейчас у меня мозги такие за баню зацепились, человек, который любит баню. А какую, а какие веники вам нравятся?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Русскую. Вот сейчас буду вязать веники на  зиму.

 

ЛАРСЕН:  Сама?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, с помощью, сама не смогу отрезать, буду обращаться за помощью, у кого есть стремянка и топорик.

 

АВЕРИН:  Знаете, я тут нашел такую вещь, называется мочалка из бересты.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  А у нас эта мочалка уже много-много-много лет.

 

АВЕРИН:  Вот так вот, а я-то думал глаза открыть на это дело.

 

ЛАРСЕН:  И что, ею скрести себя надо?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  О, это необыкновенная вещь.

 

АВЕРИН:  Вопрос пришел: ╚Как можно увидеть ваш фильм?╩ Вопрос, который крутится на языке у очень многих.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Спасибо огромное тому человеку, который задал этот вопрос. Во-первых, мы дальше решили прокатывать картину тоже сами. У нас будет ограниченный прокат в лучших кинотеатрах Москвы, если вы не возражаете, я могу их назвать. ╚Ролан╩, ╚Пять звезд╩, ╚Пионер╩. И это все состоится в конце октября. И надеюсь, что у нас будет длинный прокат.

 

АВЕРИН:  Это в рамках фестиваля?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Нет. Отдельно, закончится фестиваль и начнется прокат картины. Я надеюсь, что тот зритель, в которого мы верим, тот зритель придет к нам. А такой зритель есть.

 

ЛАРСЕН:   Вот Никанор спрашивает: ╚Не находите ли вы, Ольга, что умонастроение среднестатистического россиянина - буржуазные киноподделки узурпировали?╩ От себя добавлю, и сложно русскому режиссеру вообще до русского зрителя докричаться, достучаться.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, конечно, сложно, и поэтому у нас были варианты обратиться в дистрибьюторскую компанию. Но все дистрибьюторы в один голос говорят: о, сложное кино, ничего здесь не получится. И сейчас мы делаем эксперимент, достучимся ли.

 

ЛАРСЕН:   А в телек?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:   У нас есть несколько матерных слов, может быть, их запикают.

 

АВЕРИН:  А, с другой стороны, вы же не первый год общаетесь с прокатчиками и с телевизионщиками, вам не кажется, что это не вина как раз телевизионщиков и прокатчиков, а, скорее, беда зрительская? Потому что действительно, а хочет ли зритель посмотреть на себя в это прямое зеркало, а хочет ли он в кино увидеть проблемы и заботы свои сегодняшние?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, конечно, в каком-то смысле русское кино себя дискредитировало этими вот фальшивками, которыми был в один момент, и сейчас наполняются эти кинозалы.

 

АВЕРИН:  Но, с другой стороны, есть же, действительно, фильмы, которые получили признание за рубежом, и качественные, и хорошие, они выпускаются в прокат, ну, и там полторы калеки, что называется.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Во-первых, у нас нет  взрослого зрителя в кинотеатрах. И, наверное, вот сейчас начинается период, когда вот то поколение, которое привыкло ходить в кино, оно повзрослело, это поколение 30 чуть-чуть плюс.

 

АВЕРИН:   И оно уже изменяет соответственно свои вкусы, там в голове просто перещелкивает, оно уже задумывается.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да. Если вы посмотрите на бокс-офис таких картин, как ╚Меланхолия╩, таких картин, как ╚Пина╩ про Пину Бауш, то вы удивитесь.

 

АВЕРИН:  Да, на ╚Пине╩ был полный зал.

 

ЛАРСЕН: Да, Володя внес свою лепту в этот бокс-офис.

 

АВЕРИН: Свои денежки, безусловно, и даже не один, а собрал вокруг себя компанию, пришли и, слава богу, заказали заранее билеты, потому что, действительно, был полный зал за исключением самого первого ряда.

 

ДЫХОВИЧНАЯ: А на ╚Меланхолию╩ было не попасть в первые три недели проката. И, если вы оборачиваетесь и смотрите, кто в зале, то я удивилась, что это уже просто, ну, мои ровесники, люди чуть старше. Чуть-чуть картинка изменилась. Наверное, просто та аудитория, которая могла быть в последние десять лет активными кинозрителями, они не ходят просто в кино. Не ходит в кино моя мама, для нее это не способ душевного опыта.

 

АВЕРИН:  Не образ жизни.

 

ЛАРСЕН:  Скорее, в театр.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да, скорее, в театр, ты права.

 

АВЕРИН:  И даже в плохой, но не в хорошее кино. Нет, серьезно.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Плохой театр, просто я вспоминаю эти истерики со сцены, я думаю, почему туда люди ходят.

 

АВЕРИН: У каждого свой опыт посещения плохого театра, да.

 

ЛАРСЕН:  Слушатели напоминают о том, что еще один неплохой способ до широкого зрителя достучаться, это выложить картину в сеть. Таких идей нет?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Ну, она и так попадет в сеть, мы же это знаем прекрасно. Просто хотелось бы, чтобы это была такая рабочая модель для людей, которые хотят делать такое кино. Конечно же, я  не говорю о том, чтобы зарабатывать огромные деньги, как делают это коммерческие картины. Но чтобы это было осмысленно, потому что все равно долго вы не будете в никуда и работать, и что-то делать, это возвращаясь к формату. Потому что вы можете делать неформатные документальные фильмы.  Но вы раз положили на полку, два, три, четыре, а дальше вы хотите быть востребованным. Это нормальное человеческое желание.

 

ЛАРСЕН:  Конечно.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Быть услышанным теми, для кого ты что-то делаешь.

 

АВЕРИН:  Ну, да, а пока что этот у нас механизм: заплатите денежку, если вам понравился фильм, например, или трек, не срабатывает.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Да.

 

ЛАРСЕН:  Не заплатят.

 

АВЕРИН:  Не заплатят все равно.

 

ЛАРСЕН:  А потому что никто не пользуется карточками кредитными, и WebMoney есть далеко не у всех, на самом деле.

 

АВЕРИН:  Думаешь,  нет технического механизма просто?

 

ЛАРСЕН:  Ну, привычки нет.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Привычки платить нет.

 

ЛАРСЕН:  Привычки платить нет, а привычки платить on-line, тем более.

 

АВЕРИН:  Это, как  одна моя приятельница, которая долгие годы занималась новостями культуры, когда я ей предложил пойти в хороший театр за деньги, она сказала:  ╚Ты с ума сошел? Я в театр за деньги? Я всегда туда ходила так╩  И это привычка тоже, и она не может от этого отойти, потому что нет привычки покупать билет в театр. В театр должна быть контрамарка, ну, или какие-то другие способы прохода. Ровно также нет привычки заплатить за увиденное в Интернете. Может  быть, она сформируется когда-нибудь. Вот тогда это будет иметь смысл.

 

ЛАРСЕН:  Спасибо, Оль. Когда Венецианский фестиваль?

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  Четвертого сентября будет международная премьера нашей картины. У меня вот так случилось, что день рождения в этот день. А в прошлом году четвертого сентября мы делали кинопробу в этот же день, и поэтому какой-то для меня такой цикл приятный заканчивается.

 

АВЕРИН:  Что там Венецианский фестиваль, вот будет фестиваль Tomorrow, тогда да.

 

ДЫХОВИЧНАЯ:  А вот фестиваль Tomorrow, зовите, когда уже ближе к фестивалю, я вам расскажу про прекрасную программу, которую мы готовим в этом году, с удовольствием.

 

АВЕРИН:  Договорились.