Праздник непослушания Как усыновить ребёнка?

РУЖЕЙНИКОВ: Сегодня у нас в гостях Тимур Кизяков, журналист, ведущий программы «Пока все дома», будем говорить о детишках, которых надо усыновлять. Но прежде всего, хотелось бы Тимура поздравить. Десять дней назад, как мы только что узнали, Тимур третий раз стал отцом. Добро пожаловать в клуб отцов номер три!

НЕМОЛЯЕВ: Кто в этом клубе у нас из присутствующих здесь, это Ружейников.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, у тебя не все потеряно.

НЕМОЛЯЕВ: Приветствуем, Тимур.

КИЗЯКОВ: Добрый вечер, Игорь, добрый вечер, Кирилл, уважаемые радиослушатели.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, так получилось, что мы сегодня говорим о детях, которых рождаются в одних семьях, живут часто вообще не в семьях, а потом обретают или, к сожалению, не обретают новые свои семьи. То есть дети, которых усыновляют. Давайте сразу с места в карьер, если не против. У нас, насколько я знаю, в последнее время, а вы меня поправьте, если я ошибаюсь, все больше и больше людей детей не усыновляют, а берут под опеку. Поскольку я никого никогда не усыновлял, я отношусь с подобострастием к людям, которые детей усыновляют. У меня у друзей, у Андрюши и Юли Норкиных есть двое усыновленных детей, которые их родные дети теперь, у них двое своих и двое усыновленных, причем это братья. Я считаю, что это скотство, когда вместо того, чтобы усыновить ребеночка, оформляют опеку. Причем секрет Полишинеля, ясно почему. Для того чтобы можно было, во-первых, отказаться, а, во-вторых, для того чтобы получать деньги. Ну, скотство, может быть, нет… дорогие друзья, если вдруг вы нас слышите, я, конечно, приношу свои извинения, что это неправильно. Я с читаю, что это неправильно. Пожалуйста, развейте мое такое отношение. Потому что я очень люблю людей, которые усыновляют детей.

КИЗЯКОВ: Игорь, а вы знаете, чем отличается опека?

РУЖЕЙНИКОВ: Знаю.

КИЗЯКОВ: От усыновления? Чем?

РУЖЕЙНИКОВ: Во-первых, это в две стороны.

КИЗЯКОВ: То есть?

РУЖЕЙНИКОВ: От опеки можно отказаться. Что, нет? Нельзя отказаться от опеки?

КИЗЯКОВ: Давайте рассмотрим ситуацию со стороны. Ребенок остался без попечения родителей по какой-то причине.

РУЖЕЙНИКОВ: Не важно, да.

КИЗЯКОВ: Он один, у него ближайший родственник государство. У ребенка, например, остались из близких родственников бабушка и дедушка, пенсионеры.

РУЖЕЙНИКОВ: Я не об этом же говорю.

КИЗЯКОВ: Почему?

РУЖЕЙНИКОВ: Я не об этой опеке. Ну, давайте, я помолчу.

КИЗЯКОВ: Подождите. Значит, они готовы заботиться о ребенке, пока хватит их жизни, сил и здоровья. Естественно, что их пенсия не в состоянии прокормить ребенка, который растет и потребности его тоже растут. В чем здесь, собственно, их вина, если они берут, и государство начинает им помогать?

РУЖЕЙНИКОВ: Ни в чем. Они, во-первых, молодцы, во-вторых, государство им обязано помогать. Я говорил о других людях, которые, если еще 10 лет назад худо-бедно все, действительно, усыновляли, то сейчас, если я не ошибаюсь, большую часть детей берут именно под опеку. Я говорю о людях чужих, не о родственниках. Берут именно, потому что, во-первых, две стороны можно, можно гораздо проще отказаться.

КИЗЯКОВ: Я не понимаю, что значит отказаться. Человек проявляет желание принять ребенка в семью. Возьмем ситуацию, когда одинокая женщина, которая полна материнских сил, но в силу каких-то личных обстоятельств не создает семью и не может родить ребенка. Она принимает в свою жизнь этого ребенка. Государство помогает ей материально.

НЕМОЛЯЕВ: Нет, Игорь говорит о том, что опека подразумевает две стороны, что, действительно, человек может как взять этого ребенка, так потом и сказать, что чего-то не пошло, чего-то у меня времени нет.

РУЖЕЙНИКОВ: Отказаться от родительских прав гораздо сложнее, ну, и вообще это такое клеймо. Я усыновил ребеночка, допустим, а потом, знаете, не понравился, не радует он меня.

КИЗЯКОВ: Ну, если смотреть на это объективно, то, что усыновление, что опека - это обратимые процессы, да будет вам известно.

РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

КИЗЯКОВ: Кроме того, что касается возможности опекунов. Действительно, опекуны могут брать под опеку детей, во-первых, кроме того, более старшего возраста. А ребенок, находящийся под опекой, потом получает от государства жилье. Ребенок получает медицинскую помощь, ребенок получает летний отдых. Что в этом плохого для ребенка?

РУЖЕЙНИКОВ: Ничего плохого. Плохо то, что усыновленный не получает.

КИЗЯКОВ: Усыновленный не получает.

РУЖЕЙНИКОВ: Вот это плохо.

КИЗЯКОВ: Это уже вопросы к экономике государства. Что касается, возможно, той доли процентов выродков, которые есть, как в родных семьях, так и в приемных, которые могут рассматривать приемного ребенка, как источник дохода для себя.

РУЖЕЙНИКОВ: Поматросил и бросил.

КИЗЯКОВ: То их и обсуждать-то нечего.

РУЖЕЙНИКОВ: Абсолютно.

КИЗЯКОВ: Потому что количество и процент уродов, примерно одинаков везде, и там, где есть зависимость чьей-то жизни от твоей воли, там как раз человеческие качества и проявляются. Поэтому такие обоюдоострые профессии как полицейская, врачебная, преподавательская и так далее очень это выявляют. В данном случае, когда ребенок попадает в зависимость от взрослого, конечно же, это тоже проявляет качества взрослого. При этом даже, если не брать какие-то корыстные мотивы, потому что это уже совсем за гранью человеческого, бывают и такие случаи, когда человек, движимый жалостью к ребенку, совершает, принимает такое решение. Но тут тоже нужно понимать, что жалость к ребенку во время наступления трудностей очень быстро может перейти к жалости к себе. Это тоже очень важно. А что касается обратимости, если взрослые люди создают семью по обоюдной воле, влюбившись друг в друга, и потом эта семья по каким-то причинам распадается, почему мы так не реагируем на это?

РУЖЕЙНИКОВ: А я скажу, почему. Потому что люди, у которых распадается семья, абсолютно дееспособны и защищены. Это все очень просто.

КИЗЯКОВ: А в этой ситуации…

РУЖЕЙНИКОВ: А в этой ситуации недееспособен и не защищен.

КИЗЯКОВ: А в этой ситуации ребенка начинает любить взрослый. Ребенок видит этого взрослого впервые, потому что он не является инициативной стороной.

РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

КИЗЯКОВ: Он как раз является стороной зависимой. И здесь эта тема настолько тонкая и многосложная, что любое поверхностное суждение, имеет обратную реакцию. Я сам неоднократно наблюдал разные обсуждения, что в радиоэфире, что в телеэфире, что на страницах разных изданий. И когда неуклюжие суждения, не знающие тонкостей этого процесса, начинают вмешиваться в это дело, то у меня невольно, так как я с этим делом уже работаю более шести лет, я понимаю, что после этих слов у десятков детей шансы на завтра познакомиться с будущими усыновителями перечеркнуты. А после этих слов у сотен детей эти шансы исчезают, потому что грубые, неуклюжие действия, они очень многих людей от этой мысли даже отворачивают. Я думал над тем, почему в молве так много разговоров о неудачных устройствах детей. А происходит следующим образом, что здоровый орган, его организм не чувствует, стало быть, его и нет. Поэтому абсолютное большинство принятых детей приживаются, становятся родными и к этой теме больше никто никогда не возвращается. А печальные случаи, ну, мало того, что сильно помогает этому пресса, потому что больное всегда продается легче. Кроме того, происходит следующая ситуация, не будем судить людей, которые нашли ребенка и не сжились друг с другом. Может же такое быть? Может.

НЕМОЛЯЕВ: Конечно, ну, во-первых, смотря, в каком возрасте они его нашли.

КИЗЯКОВ: Тут много обстоятельств, но мы их оставим за скобками. Не сложилась у них взаимная любовь, люди пришли к мысли о том, что они возвращают этого ребенка. Что делать взрослый человек? Чтобы сохранить лицо перед самим собой и перед своими знакомыми, этому ребенку навешиваются качества, даже которых у него не было. Ему изобретаются диагнозы, которых у него и не было. Я ответственно могу сказать, что через созданную нами информационно-поисковую систему «Видеопаспорт» было устроено в семьи вот на данный момент 907 детей и оформляются документы на 116. Это огромная статистика, согласитесь.

РУЖЕЙНИКОВ: Да, согласен.

КИЗЯКОВ: Так вот, я знаю примеры, когда возвращенного ребенка, которого нашли просто не те родители, они просто не совпали в мировоззрении. Через месяц- два принимала другая семья, и они уже много лет абсолютно счастливы.

НЕМОЛЯЕВ: Как такому ребенку вообще?

КИЗЯКОВ: Да.

РУЖЕЙНИКОВ: Тимур, но это вообще, строго говоря, по статистике это исключение из правил?

КИЗЯКОВ: Да, это исключение из правил.

РУЖЕЙНИКОВ: Один, два, три процента. Я не знаю, есть такие….

КИЗЯКОВ: Я в процентах могу сказать, что, если у человека, пришедшего к решению принять ребенка иллюзорное представление о том, что такое детство, протекающее рядом, ну, например, каждый из нас, являясь родителями, понимает, что наши дети, как бы нам ни хотелось, чтобы они были абсолютно интеллектуальными, иногда проявляют чудеса тупости, иногда говорят неправду. Мы допускаем, что на пути становления ребенка как личности он может взять чужое, чтобы потом отдать, и ты его застыдил за это, и он это как урок воспринял. Если же у человека не было детей, и вдруг он себе нафантазировал, что рядом с ним ангел, проходит вместе с ним вот эти этапы, не зная, что это нормальные этапы, что это этапы становления полноценной личности, естественно, это повергает его в уныние, в шок, в ужас. И если у человека нет никакого подкрепляющего жизненного опыта, друзей, у которых дети, или извне каких-то источников, он может в панике придти к такой мысли…

РУЖЕЙНИКОВ: Частенько, частенько.

НЕМОЛЯЕВ: У меня до начала нашего разговора главным вопросом был, что усыновлять можно и нужно в семьи, где уже есть дети. Если у людей нет детей, и они детей уже не могут иметь, но очень хотят, вот тут самая большая опасность. Вот мне кажется.

РУЖЕЙНИКОВ: Нет, здесь вопрос, понимаешь, что мы хотим сделать. Мы это общество, на самом деле, низкий поклон Тимуру Кизякову и вашим коллегам за то, что вы делаете. Но вот сейчас мы, я сказал, общество. Значит, приоритетная задача вырастить детишек в семье. Значит, вы должны, выбирая из тех семей, куда, ну, плохое слово в данном случае пристроить, пристроить можно старый автомобиль свой, но, тем не менее, пристроить ребенка, ну, по идее должны выбирать семьи с детьми? По идее.

КИЗЯКОВ: Позвольте, я вас немножко буду просвещать.

РУЖЕЙНИКОВ: Да, конечно.

НЕМОЛЯЕВ: Не немножко, а надо нас по полной.

РУЖЕЙНИКОВ: С большим удовольствием.

КИЗЯКОВ: Как устроена государственная машина? Повторюсь, что у ребенка, когда он остался без семьи, ближе, чем государство родственника нет. Согласны с этим?

РУЖЕЙНИКОВ: То есть, он сирота практически.

КИЗЯКОВ: И те бюрократические барьеры, которые стоят, защищая этого ребенка, они написаны кровью предыдущих неудачно устроившихся детей.

РУЖЕЙНИКОВ: Да, это мы знаем.

КИЗЯКОВ: Поэтому та мифическая толстая стопка документов, которые должен собрать человек, прежде чем он будет допущен, она значительно меньше, чем документы на приватизацию гаража, например. И собираются эти документы в абсолютно нормальные сроки, это два-три месяца. Беременность со всеми токсикозами и капризами длится гораздо дольше. Так вот, значит, о том, в какую семью…

РУЖЕЙНИКОВ: А с сильными токсикозами в два раза дольше.

КИЗЯКОВ: В какую семью государство отдаст ребенка, это решение принимается органами опеки, то есть, государственными органами.

РУЖЕЙНИКОВ: Вы с ними общаетесь?

КИЗЯКОВ: Наша задача, мы же все-таки средства массовой информации, повлиять на общественное мнение в сторону, чтобы оно, скрипнув, все-таки качнулось в пользу большего понимания этого процесса и большего понимания тех людей и тех детей, которые в этом процессе участвуют. У нас ведь, к сожалению, поиск врага ходит по кругу. Первое у нас суждение о беспризорных детях по фильму «Республика ШКИД» складывалось, когда они лысые курят, воруют, грубят, потом появились фильмы типа «Подранки», когда мы поняли, что эти дети глубокие.

НЕМОЛЯЕВ: «Прощай, шпана замоскворецкая».

КИЗЯКОВ: О том, что они ценят справедливость, действительно, они ранены этой жизнью. Постепенно дети перестали быть виноватыми, стали виноваты сотрудники детских учреждений. Вы помните эту полосу, когда их всех сразу записали в расхитителей, маньяков и садистов?

РУЖЕЙНИКОВ: И продавцов практически.

КИЗЯКОВ: При этом мы сталкивались с людьми, которые по 35 лет за символическую зарплату служат этому делу действительного гуманизма, оставаясь безвестными совершенно. И они же нам говорили, что были времена, когда мы стеснялись сказать, где мы работаем. Сейчас, обратите внимание, стрелка поиска врага переметнулась на усыновителей.

РУЖЕЙНИКОВ: Да, она за океан переметнулась, самые страшные у нас в Америке живут.

КИЗЯКОВ: Что требует тоже отдельного разъяснения, потому что это псевдопатриотизм кричать о том, что пусть ребенок останется в своем родном детдоме, не отдадим его итальянцам и не отдадим его иноземцам. При этом, опять же повторю, что среди иностранцев тоже есть разные люди.

РУЖЕЙНИКОВ: Вот с иностранным усыновлением, мы, может, начнем и сразу на нем закончим, все-таки поговорим о наших гражданах?

НЕМОЛЯЕВ: Мы сегодня с Ружейниковым, слава тебе господи, можем просто слушать.

РУЖЕЙНИКОВ: Почему?

НЕМОЛЯЕВ: Ну, я не знаю, я первые полчаса прослушал, мне очень интересно, и я хочу, чтобы Тимур говорил. Потому что ему есть, что сказать.

РУЖЕЙНИКОВ: Все правильно, согласен. Тимур Кизяков сегодня у нас в гостях, автор и ведущий программы «Пока все дома», но не только. «Пока все дома» - это то, из-за чего вас знает вся страна, вся страна знает, что в рамках программы «Пока все дома» есть сюжет, посвященный усыновлению, но я к стыду своему только сейчас узнал. Этот проект еще раз назовите, его адрес назовите, где можно познакомиться.

КИЗЯКОВ: Это называется информационно-поисковая система для усыновителей «Видеопаспорт». Родилась она как раз в программе и правильно Игорь сказал, что доброе имя, которое программа за 20 лет себе заработала, ведь доброе имя, чем измеряется, не теми возможностями, которые открывает это доброе имя, а тем, как пользуется оно этими возможностями. И когда…

НЕМОЛЯЕВ: 20 лет на телевидении это…

КИЗЯКОВ: И каких!

НЕМОЛЯЕВ: Кто же поспорит-то с этим.

КИЗЯКОВ: И то, что в такой семейной домашней программе та хихикающая развлекательность, которая когда-то была в ней 20 лет назад, когда мы все интересовались стеклянными бусами, нас гораздо больше интересовал интерьер, чем умственный экстерьер, это прошло время. Достаточно есть и без нас, кто показывает перья на унитазе. Мы пришли к историям и к тому цементу, который действительно держит семью. И стало понятно, что генеалогическое древо стоит не только благодаря листьям, веткам и стволу, оно стоит благодаря корням, как ни странно. А корни это те, кто был до нас. И все друг другу получаются важнее, что информация, которая течет из жизни от зеленых листочков через эти заскорузлые ветки стариков, которые еще живы, они как раз наполняют жизнью. Ну, вернусь. Мы поняли, что наш самолетик «Пока все дома» может, имея такое доверие людей, брать на борт человечка, которого судьба так несправедливо обделила. При этом слезоточивость сразу была исключена. Сразу жизнеутверждающее даже название было найдено, «У вас будет ребенок», это благая весть, которая начинает новую жизнь. Это не жалобные крики, это не грустное «Ищу маму», это как раз жизнеутверждение. И мы как раз стоим на позициях, что ребенок рядом это возможность еще раз пережить детство, это еще раз осознанно сходить на «Ну, погоди!», еще раз встретить Деда Мороза, веря в него больше даже, чем ребенок. И продолжение жизни как раз в тех настоящих новостях. Не в йоркширском терьере, которому покупают одежду от-кутюр, а как раз в вызове в школу, в разбитом стекле, это настоящее, в этом есть будущее. Эта рубрика, мы думали, что даже, если одна судьба сложится благодаря ей, она полностью все усилия по своему созданию оправдает.

НЕМОЛЯЕВ: А что такое «сложится судьба»?

КИЗЯКОВ: Если ребенок безвозвратно будет устроен в семью. Это очень важно.

НЕМОЛЯЕВ: Есть уже какие-то данные, сколько устроено?

КИЗЯКОВ: 219 детей только через программу в семье, а через информационно-поисковую систему «Видеопаспорт», также называется и сайт, устроено 907 детей и 116 оформляют документы об устройстве.

НЕМОЛЯЕВ: А ведь человеком, стать человеком, нет такой статистики, кто стал человеком, что вот он уже что-то делает, работает, приносит пользу?

КИЗЯКОВ: Валентин Дикуль стал человеком?

НЕМОЛЯЕВ: Ну, я скажу вас сейчас сразу, для меня это эпос…

РУЖЕЙНИКОВ: Единственный человек, имя которого не надо было упоминать при Кирилле. Вы не знали.

НЕМОЛЯЕВ: Нет, я, кстати, ему очень благодарен.

РУЖЕЙНИКОВ: Нет, мы к нему относимся с диким уважением.

НЕМОЛЯЕВ: С дикульским уважением. Хотя это эпос, потому что я хожу лечить к нему спину и ни разу его не видел. Ну, это мы шутим, что это эпос. Но, если так, то, конечно.

КИЗЯКОВ: Он детдомовский.

НЕМОЛЯЕВ: Вот я, допустим, себе спину уже подлечил благодаря его системе.

КИЗЯКОВ: Знаете, тут статистика такая же, что количество Шариковых, оно одинаково, что в детских домах, что в родных семьях. И радостные истории с усыновленными детьми, они нам не известны, потому что мы не знаем, что эти дети усыновленные. Огромное количество есть гордостей школ, о которых просто большинство не знает, что эти дети, принятые в семью. Сейчас, кстати, секрет усыновления уже не очень распространен, потому что эту тайну, к сожалению, довольно трудно сохранить.

РУЖЕЙНИКОВ: А почему, к сожалению, что же такого?

КИЗЯКОВ: Масса людей хороших и разных окружает, и есть люди, которые считают почему-то своим долгом как-то поделиться этой информацией однажды. И риск того, что эта информация дойдет до ребенка очень некстати и страх ожидания этого всю жизнь, это гораздо хуже, чем рассказ о том, что ребенок принят в его зеленом возрасте. Как ни странно, дети, особенно дошкольники, младшие школьники с пониманием воспринимают эту информацию и по нашему же опыту этих детей устроенных, так устроена детская психика, что дети забывают то время, когда они были в этом детском учреждении, потому что, наверное, настолько это ненормально.

РУЖЕЙНИКОВ: То есть, они знают, но забывают.

КИЗЯКОВ: Мозг перестает об этом думать.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, вот скажите, пожалуйста, Тимур, насколько я понимаю, именно в России до сих пор пытаются переломить эту традицию, что ребенок не должен знать, что его усыновили. Но мы прекрасно знаем, что в тех странах, где нет детских домов, где каждый ребеночек находит своих родителей, никто этого не скрывает и дети не растут от этого уродами, они растут счастливыми, более чем полноценными людьми общества. Вот у нас чего-то меняется или нет все-таки?

КИЗЯКОВ: Нет, конечно, общей линейки ко всем ситуациям. Есть масса примеров, когда дети остаются одни в возрасте 10 лет и 8 лет, конечно, эти дети понимают. Но есть дети, которых никто не бросал, есть дети, у которых в автокатастрофе погибли все.

РУЖЕЙНИКОВ: Ну, конечно.

КИЗЯКОВ: И эти дети не чувствуют предательства взрослых. Более того, так тоже устроена человеческая психика, не важно, детская она или взрослая, что родственные корни, даже если они так жестоко обошлись с ребенком, не должны быть оскорблены негативными отзывами о семье, которая приняла. У меня есть пример, когда иностранцы приняли двоих детей откуда-то из российской глубинки, и когда их приемная мама узнала, что весьма неблагополучно их родная мама умирает от онкологии в селе, она с этими детьми приехала, оставив своих родных с мужем за границей, и год ухаживала за этой умирающей родной мамой, похоронила ее и вернулась к себе. Вот эти истории, почему никто не рассказывает? Почему никто не рассказывает о том, какое количество счастья принесли эти дети? А риск? А что, мы, рождая своих детей, мы уверены, что они родятся здоровыми, мы уверены, что они родятся нормальными и будут на нас похожими?

РУЖЕЙНИКОВ: Мы даже не уверены, что они доживут до совершеннолетия.

КИЗЯКОВ: Это разве не риск? Вся жизнь это риск.

РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

КИЗЯКОВ: И не надо забывать о том, что это решение, конечно, человека наполняет смыслом, но есть и цена, есть волнения, есть переживания, они будут пожизненно, да. Но это цена такого человеческого естественного благополучия. Поэтому решение о том, чтобы впустить в свою жизнь совершенно постороннего супруга, которого ты не знал, которого ты, в общем-то, сам выбрал, это подобное решение?

РУЖЕЙНИКОВ: Это еще хуже, вы знаете, с возрастом это вообще ужасно. Я сейчас с ужасом думаю, что у меня другая жена была. Нет, вы очень правильно все говорите. Но меня вот, какой вопрос интересует. Все люди, понятное дело, одинаковые, все люди разные, но мы все-таки, давайте о разности поговорим. Вот кто-то через сайт нашел ребеночка, очень хочет его усыновить, ребеночек понравился, мало того, родители или этот человек тоже понравились ребеночку, вроде все нормально. А все-таки, какую, вы же с этим сталкиваетесь, это не ваша задача, но вы с этим работаете, то есть вы знаете этих людей, вот какую проверку проходят будущие родители?

КИЗЯКОВ: Тут, конечно, важен опыт тех сотрудников органов опеки, которые разговаривают с этими людьми. При этом я хочу сразу сказать, наверняка нас сейчас слушают люди, которые близки к такому решению, относитесь с пониманием к этим людям, эти люди видели негативные случаи, когда некогда пришедшие радостные и добрые люди потом возвращали этого ребенка, поэтому они отчасти переносят эту осторожность на всех следующих. И очень неохотно директора детских домов, я сейчас имею в виду только настоящих человеколюбивых, а не тех, которые смотрят на детей, как на биомассу и как на источник финансирования своего учреждения, так вот, эти директора, действительно, боятся отдавать детей, потому что они…

РУЖЕЙНИКОВ: Априори.

КИЗЯКОВ: Да, с предельной осторожностью. И для того чтобы подтвердить серьезность своих намерений, да, людям приходится и рассказывать, и показывать, и чем больше они покажут того, как они настроены, фотографию своего дома, пусть даже видео детей, которые говорят, что желанный ребенок для них. Кстати, вот этот «Видеопаспорт», эта система, чем она еще хороша, нет этих смотрин детей, когда приехали с пакетиком леденцов, а ребенок на фотографии был такой, а оказался другой, и они отдали и уехали, а он ждет. Это очень важно.

НЕМОЛЯЕВ: Да это вообще караул!

КИЗЯКОВ: Решение, которое о приеме ребенка в данном случае оно общесемейное, чтобы не было какого-то злого дедушки, который не рад этому ребенку и будет его щипать, пока никто не видит. Мы должны все-таки, как папаши это понимать. И в данном случае, почему еще такое отношение к этой теме, потому что, действительно, я смотрю на этих детей, как должно смотреть на совершенно беззащитного человека, которого либо защитит тот, кто может и хочет, либо разорвут те, кто хочет совершенно другого. Потому что не секрет, что любое больное, оно порождает возможность заработать. При этом ведь личность человека, стоящего на пути между усыновителями и ребенком, она искушаема. Постепенно человек начинает черстветь, ему начинает казаться, что люди благодарят его, потому что он хороший, он делает благое дело. Ну, и что, что его отблагодарили, но он же помогал…

РУЖЕЙНИКОВ: Он же все равно хороший, да.

КИЗЯКОВ: Он же не мешал в конечном итоге. Это единицы, но достаточно одного такого тромба, чтобы десятки, а то и сотни детей…

РУЖЕЙНИКОВ: Остались без своих родителей.

КИЗЯКОВ: Да, остались без семьи. И это бывало, почему еще эта система встречает в некоторых местах сопротивление, когда мальчик трех лет записан, как девочка 13 лет в анкете?

РУЖЕЙНИКОВ: Зачем? Чтобы не усыновили?

КИЗЯКОВ: Несмотря на то, что мне больше 17-ти, я немного наивный. Игорь, это для того, чтобы спрятать туда, где найдет только тот, кто спрятал.

РУЖЕЙНИКОВ: А, вот так вот. А, понял, какой я наивный.

КИЗЯКОВ: То есть, у этих детишек слишком много врагов и среди них и ленивые, и черствые, и корыстные, разные, их абсолютно меньшинство. Абсолютное большинство людей, которые работают в органах опеки, действительно, стараются сделать их жизнь счастливее, но возможности весьма ограничены, потому что даже доля процента, на который «Видеопаспорт» смог повысить количество детей, устроенных в семьи, и это огромный результат. Ведь здесь сказывается все, здесь сказывается и экономика в стране, чтобы у людей было, на что содержать этих детей, и прочее, и прочее, и уверенность в завтрашнем дне, чтобы тоже не бояться, что они успеют вырастить этих детей. Кроме того, существуют, действительно, такие дыры в законодательстве, когда семейная пара, обоим под 70, приходит за грудным, и по закону можно.

РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

КИЗЯКОВ: Когда странный папа, которого химечски надо лечит от бешенства, но по документам он нормальный, приходит просить удочерить двух девочек 13 лет, чтобы ездить в Египет отдыхать в больших кавычках…

РУЖЕЙНИКОВ: Здесь как раз и нужны такие люди, которые будут выставлять барьер, и честь им и хвала.

КИЗЯКОВ: Вот поэтому, когда эта тема началась, она начиналась вовсе не как поплавок, для того чтобы поддержать на плаву программу, у нас и так все было в порядке. Это, действительно, тот, ну, высоким слогом гражданский долг, когда мы можем и ровно настолько, насколько нам не повезло с теми злоумышленниками, им не повезло с нами. Потому что, действительно, к этой теме, вытерев слюни и сопли, примкнули люди, которые сильны, которые тверды, юридически нас защищает адвокатское агентство Барщевского, нам помогает администрация президента, и, да, вот тогда мы, в общем-то, обретаем какие-то силы. Иначе возникают энтузиасты, которые снимают это детское видео чуть ли ни мобильными телефонами. Если у нас видеопаспорт один на каждого ребенка длится 40 минут, и мы считаем, что это мало, в этом году будет 1 час 40, то у них 20-30 секунд снято любительской камерой с колен, и все.

РУЖЕЙНИКОВ: Нет, ну, они это делают, они тоже не ради денег делают.

КИЗЯКОВ: А ради чего, Игорь? Ради чего, если себестоимость ноль?

РУЖЕЙНИКОВ: Вы уверены, только ради денег?

КИЗЯКОВ: А бюджет не ноль, то вся дельта остается.

РУЖЕЙНИКОВ: Вот это интересно, кстати, забавная конспирология. Немножко печальной статистики. Каждый раз, когда заходит речь об усыновленных детях, Тимур был совершенно прав, почему благодаря средствам массовой информации и, смею утверждать, некоторых государственных структур, сразу заходит речь об усыновителях, находящихся в других государствах, произносятся страшные цифры, что от рук усыновителей за рубежом погибло за последние пять лет девять российских детей. Каждый усыновленный ребенок в любую страну, на мой взгляд, это победа тех людей, кто к этому приложил руку, потому что главная задача здесь даже не оставить ребеночка в стране, чтобы он воспитывался в бездетной семье, а то, чтобы ребенок нашел свое счастье. Мне так кажется. Хотя, если ребенок остается в нашей стране, усыновленным российскими родителями, это победа двойная, на самом деле, потому что у российских родителей априори возможностей, ну, в массе своей гораздо меньше, чем у жителей Соединенных Штатов, Бельгии, Голландии и так далее.

НЕМОЛЯЕВ: Ну, знаешь, а какой регион жителям этих стран усыновлять российских детей?

РУЖЕЙНИКОВ: Это очень простой резон. В американских Соединенных Штатах, допустим, и в Канаде, к примеру, нет детских домов по одной простой причине, что детишки усыновляются все и сразу. Для того, чтобы усыновить ребеночка в американских Соединенных Штатах надо очень долго…

НЕМОЛЯЕВ: А, то есть, надо заморочиться, ждать.

РУЖЕЙНИКОВ: Надо очень долго стоять в очереди. Понимаешь, вот почку можно получить в очередь, а ребеночка можно, ну, не то, чтобы не дождаться. У нас детские дома переполнены, опять же, страшная статистика, никто же не знает, никто точно не говорит, до 2,5 миллионов детей у нас, якобы. Ну, может, меньше, может, больше, это тоже, кстати, ужасно. Статистики нет.

КИЗЯКОВ: Я думал над этим довольно долго, в чем формула патриотизма в отношении детишек этих. Пока есть россияне, которые могут и хотят принять наших детей в свои семьи, пока они не все взяли этих детей, нужно, в первую очередь, устраивать здесь. Когда все желающие в России возьмут детей, детей, которых не взяли, нужно устраивать в семьи, и тут уже надо отбросить это псевдопатриотическое настроение, что лучше родной детский дом, чем семья…

РУЖЕЙНИКОВ: Да, я с вами согласен, пока есть российские семьи, которые хотят сегодня взять на воспитание ребеночка из детдома, из дома малютки, конечно.

КИЗЯКОВ: При этом они действительно, эти семьи спотыкаются и о черствость, и о корыстность, и о прочее со стороны сотрудников, плюс они спотыкаются о очень невнятное объяснение того, как и что собирается. На самом деле, эти документы собираются просто и они очень понятны. Естественно, человек, который хочет получить разрешение знакомства с ребенком и дальнейшее принятие его в семью, должен подтвердить, что он не псих, конечно, он должен подтвердить, что есть, где жить, конечно, на что жить должен подтвердить. Причем это простые справки с работы. Он должен подтвердить со стороны милиции, что не было у него с этим проблем, конечно, да, ни у кого нет вопросов.

РУЖЕЙНИКОВ: Действительно, это все очень просто, на самом деле.

КИЗЯКОВ: Абсолютно просто. Но при этом у нас любое посещение какого-то казенного дома мы сталкиваемся, как плохо объясняют, что надо. Ну, например, медицинская справка, которую собирает человек, там перечень врачей. Врач осматривает человека, ставит свою подпись и печать, внизу подпись главврача. А, оказывается, напротив каждой подписи…

РУЖЕЙНИКОВ: Подпись главврача.

КИЗЯКОВ: Врача должна стоять подпись, главврача. Если человеку не объяснили, он откуда-то из райцентра в свой отпуск поехал через всю страну, привез эти документы неправильные, они у него принять не могут, сотрудники, а он проклинает их, потому что его разворачивают. Сколько людей не вернулось потом.

РУЖЕЙНИКОВ: Поэтому хочется сказать, что, дорогие друзья, в процессе усыновления детей участвует очень много народу. Не только те люди, которые усыновляют, и директора, допустим, детских домов и сотрудники службы опеки, очень много людей, люди совершенно разных профессий. Дорогие друзья, когда вы в этом участвуете, отнеситесь, пожалуйста, к своим обязанностям вот так, как должно, объясните, направьте, не заставляйте людей десять раз ходить по кругу, потому что то, что делают действительно, ну, обычные хорошие родители, усыновляя вот этих малюток, ну, это…

КИЗЯКОВ: Ну, вот, например, в Пскове они просто и ясно объяснили людям, которые едут к ним через всю страну: пришлите нам сначала собранные документы по факсу, мы проверим их, если есть какие-то ошибки, мы вам по телефону скажем, их исправят, и все. Просто ведь, да?

РУЖЕЙНИКОВ: Казалось бы.

КИЗЯКОВ: А сколько этим не пользуются?

РУЖЕЙНИКОВ: А это не мое дело, и все нормально.

КИЗЯКОВ: И мне хочется всех призвать все-таки посмотреть, что такое «Видеопаспорт», потому что помимо видеопаспортов о детях, сейчас 619 видеопаспортов на сайте, есть еще там, где солнышко, видеошкола приемных родителей, там в общей сложности 30 часов предельно спрессованного полезного материала, разделенного на 20 видеолекций, которые мы сняли в прошлом году. Я, честно говоря, когда мы это снимали, настолько много узнал для себя, потому что там консультируют помимо врачей, педагогов, психологов и прочих людей специалистов, люди, которые приняли детей, они рассказывают о разных этапах, и выросшие приемные дети, которые уже взрослым языком…

НЕМОЛЯЕВ: Вот это самое интересное.

КИЗЯКОВ: Рассказывают, что они переживали.

НЕМОЛЯЕВ: А много вот таких выросших, скажем, состоявшихся вот таких?

КИЗЯКОВ: Да. И там их можно увидеть. При этом это не сирые и убогие, это полноценные крепкие люди, вставшие на ноги, благодаря тому, что когда-то взрослые в них поверили и протянули им эту руку. Масса примеров, когда нам присылают письма, когда те страшные диагнозы, которые мы читали в анкете ребенка, через полгода все были сняты. Как они попали в эту анкету, бог его знает. Бывает, что ребенку слабенькому, но здоровому ставят вторую группу здоровья, для того чтобы было питание покрепче, витаминчиков побольше. А человек, который не разбирается в этом, открывает его анкету, думает, вторая группа здоровья, не рискну, и закрывает ее. Получается, оба хотели блага.

РУЖЕЙНИКОВ: А счастье было так возможно, что называется.

КИЗЯКОВ: Да, да.

РУЖЕЙНИКОВ: Я, на самом деле, у меня нет усыновленных детей, я не зарекаюсь, все же может быть, и ты не зарекайся, никто из нас не зарекается.

НЕМОЛЯЕВ: Вот так посидишь часочек и начинает колобродить, бередит и теребит.

РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, когда говорят, вот программа, чтобы усыновленные дети, а вот Тимур Кизяков, вот «Пока все дома»…

НЕМОЛЯЕВ: Вот Тимур Кизяков.

РУЖЕЙНИКОВ: Этого крайне мало, чем больше мы будем…

НЕМОЛЯЕВ: Могло вообще не быть, скажи спасибо, что Тимур Кизяков это сделал.

РУЖЕЙНИКОВ: А я Тимуру и говорю спасибо. Чем больше мы об этом будем говорить, тем быстрее из нашей жизни наконец-то уйдет то, что не может уйти с 1918 года, детские дома.

НЕМОЛЯЕВ: Тимур Кизяков, бешеный папка, больше Кизяковых хороших и разных!

РУЖЕЙНИКОВ: Лучше хороших. Спасибо вам.

КИЗЯКОВ: Пусть все будут дома. Спасибо.