Центральный комитет "Верховный совет": художественный руководитель театра им.Пушкина Евгений Писарев

ЛАРСЕН: У нас в гостях художественный руководитель Театра имени Пушкина Евгений Писарев. Здравствуйте.

ПИСАРЕВ: Здравствуйте.

СТАХОВСКИЙ: Московского драматического театра имени Пушкина. Надо пояснить. Потому что, мне кажется, в принципе, театров имени Пушкина в стране не один десяток, наверное, наберется. Вы, кстати, отсчитывали как-то этот процесс?

ПИСАРЕВ: Количество театров Пушкина?

СТАХОВСКИЙ: Да, да.

ПИСАРЕВ: В Москве он один и, слава богу. Хотя еще кинотеатр «Пушкинский" рядом есть. Но он снова станет "Россией", говорят.

ЛАРСЕН: Да ладно!

СТАХОВСКИЙ: Да, говорят. Такое было.

ЛАРСЕН: Там, говорят, будет какой-то мюзикл-холл.

ПИСАРЕВ: А это будет не мюзик-холл, а не знаю, как будет называться официально, но я испугался, что это будет еще один театр. Когда он перестанет быть кинотеатром и станет театром, то я сказал: зачем нам два пушкинских театра? Ну, как-то и без меня об этом подумали, и он вернет свое название "Россия".

СТАХОВСКИЙ: Может быть, у вас что-то идет драматическое, серьезное, а там будут какие-нибудь песни, пляски ставить.

ПИСАРЕВ: Вы знаете, меня всегда удивляло, когда эта путаница - драматический театр Станиславского, Музыкальный театр Станиславского. Лучше все-таки, когда один - Пушкина, один - Маяковского.

СТАХОВСКИЙ: Действительно, имен-то, слава Богу, в России хороших было много, можно разобрать каждому кому, что хочется.

ЛАРСЕН: А все-таки вот "я испугался, что будет еще один театр Пушкина" или, что будет еще один театр? Как вам кажется, в Москве театров хватает?

ПИСАРЕВ: Да театров-то предостаточно, может быть. Хороших театров не очень много. А вообще театров, по-моему, перебор даже. По крайней мере, тех, которые сидят на шее у города.

СТАХОВСКИЙ: То есть, которые сами себе не зарабатывают?

ЛАРСЕН: А Театр Пушкина не сидит на шее у города?

ПИСАРЕВ: Ну, и Театр Пушкина сидит на шее у города, конечно.

ЛАРСЕН: Но это хороший театр?

ПИСАРЕВ: Конечно, естественно. Потому что я им руковожу. Конечно, это хороший театр. Да нет, просто очень много. Мы даже и не подозреваем о названиях этих театров и не знаем вообще их. Их 80 или 90, которые находятся только на дотации Москвы. Это я говорю про московские муниципальные театры, а не про федеральные.

СТАХОВСКИЙ: Ой, так много их, правда?

ПИСАРЕВ: А вот вы можете их…?

СТАХОВСКИЙ: Куда - 80? Может быть, штук 20-ть я, конечно, наберу в Москве. Но 80 -90 - это только муниципальных!

ЛАРСЕН: Я знаю детский театр "Зеленая лампа" такой кукольный.

ПИСАРЕВ: Есть такой, да.

ЛАРСЕН: И, говорят, туда не попасть. Хотя, вроде бы, тоже не самый какой-то… Вот детских театров, точно, мало.

ПИСАРЕВ: Нет, есть очень интересные театры. Да, детских мало. Ну, и музыкальных театров не так много, на самом деле. И то, что появится театр… Не знаю, опять же, как он будет называться точно - мюзикла, не мюзикла.

ЛАРСЕН: А кто его будет худруководить?

ПИСАРЕВ: Худруководить его никто не будет, я так понимаю. Его будут продюсировать. Там будут продюсеры. Там будут продюсеры и так далее. А художественное руководство это больше все-таки относится тогда, когда есть труппа, когда есть репертуар какой-то и так далее.

ЛАРСЕН: То есть это будет просто площадкой?

ПИСАРЕВ: Ну, да. Ну, и компании принадлежащей «Стейдж Энтертейнмент», компании, с которой я работал, когда делал мюзикл "Звуки музыки".

ЛАРСЕН: Женя, вы, мне кажется, в какой-то уникальной пребываете ситуации не только потому что вы самый молодой художественный руководитель в Москве. Это приятно. Но еще и потому что вы как-то каким-то удивительным образом… Мы столько раз здесь обсуждали с нашими коллегами и с вашими коллегами какие-то театральные бури, которые за кулисами происходят, и которые в последнее время очень часто выплескиваются наружу на суд публики, в СМИ, какие-то скандалы, какая-то подковерная возня. Худрук и главный режиссер, и деньги, и какие-то ужасные всякие… А вы как-то стали худруком, минуя все эти сточные воды. И, мне кажется, это уникальная ситуация.

ПИСАРЕВ: Во-первых, зарекаться не будем, не знаем, что будет дальше. Но пока, по крайней мере… Но я стал все-таки худруком при таких драматических обстоятельствах.

СТАХОВСКИЙ: А два года уже прошло, да?

ПИСАРЕВ: Да.

СТАХОВСКИЙ: В 2010 году это случилось.

ПИСАРЕВ: Случилось в 2010 году, умер Роман Козак. В общем-то, мой товарищ и в какой-то мере учитель. Я преподавал на курсе, где он был худруком, и работал в театре под его руководством, потом уже ушел к Табакову во МХАТ. И поэтому, когда его не стало, то поступило предложение, я, конечно, не предполагал, что даже не по части молодости (у нас обычно в 60, не раньше становятся худруками театров), а просто потому что… Ну, как-то не предполагал я такой судьбы и не предполагал руководить каким-то количеством людей.

СТАХОВСКИЙ: То есть не было таких амбиций никогда?

ПИСАРЕВ: У меня вообще не было.

СТАХОВСКИЙ: А чего хотелось? Просто ставить спектакли?

ПИСАРЕВ: Я прекрасно чувствовал себя в роли такого свободного художника, который работает то там, то там. Не хочет - не работает, хочет - работает. В основном хочет, конечно. Но тоже, так сказать, не вынужден ежедневно ходить на работу к 10-ти утра и заниматься административными делами, хозяйственными, пожарной охраной и инфраструктурными всякими делами. То есть я был к этому совершенно не приспособлен. Но так сложилось. Все-таки театр Пушкина… Я в нем работал чуть ли ни с детства. Курс, который я окончил в Школе-студии МХАТ, был набран при театре Пушкина. И первое время я работал там актером, потом я там поставил свои первые спектакли. И там много моих учителей, много моих однокурсников, много моих уже даже учеников, потому что я потом преподавал в Школе-студии МХАТ, и в этом театре в основном все выпускники Школы-студии МХАТ.

СТАХОВСКИЙ: То есть своя компания подобралась.

ПИСАРЕВ: В общем, да. Поэтому я туда пришел, ни с кем знакомиться там не приходилось. И все меня знали. И эта ситуация, когда они меня позвали, то есть не меня назначили, а они меня позвали, когда театр попал в такую беду.

СТАХОВСКИЙ: То есть, практически выборная должность такая.

ЛАРСЕН: Но это был кредит доверия, который они вам выдали.

ПИСАРЕВ: В общем, да. Никогда все не бывают довольные. Но я как туда пришел, вот на стороне я за эти два года сделал только "Звуки музыки", и то я сделал его в свой отпуск, можно сказать.

СТАХОВСКИЙ: То есть это было еще почти хобби.

ПИСАРЕВ: Да. А так я за это время выпустил три спектакля и работаю постоянно в театре. Поэтому работаю. И на какие-то дрязги и на разборки просто нет времени.

ЛАРСЕН: А пришлось столкнуться с каким-то скептическим отношением, может быть, со стороны труппы как раз? Со стороны тех, кто там 60 лет сидел до вас, и тут вот пришел мальчишка…

ПИСАРЕВ: Конечно, да. Есть такое. И особенно: не просто мальчишка, а ты же наш, ты же Женя, которого мы знаем много лет.

ЛАРСЕН: Сиди за печкой.

ПИСАРЕВ: Не то, что сиди за печкой. Но очень сложно. Незнакомыми людьми руководить гораздо проще, потому что приходится их и наказывать, и выговор, я вообще начал практически с увольнения артистов. Но я же не делаю каких-то, так сказать, выкрутасов незаконных или что-то. Я существую так, как существовал бы любой человек на этой должности. Отзываюсь на какие-то инициативы, если они интересные, творческие, и репетируют артисты самостоятельно спектакли, например, сейчас. Реагирую на какие-то пропуски, прогулы или какие-то там еще вещи. Но это, может быть, не так даже интересно. Просто мы в работе. Уже два года мы занимаемся только тем, что работаем. Конечно, устают люди, потому что они, может быть, не привыкли в таком ритме работать. Но мы много чего сделали, много выпустили спектаклей. И публика как-то, в общем, благосклонна к нам.

СТАХОВСКИЙ: Но давайте вернемся к вашим каким-то спектаклям. Уже хочется поговорить об искусстве, в конце концов. А не о хозяйственной части, с которой хоть как-то разобрались.

ЛАРСЕН: Тем более премьера.

ПИСАРЕВ: Премьера была только вот-вот.

ЛАРСЕН: Вы очень спокойный для режиссера, у которого только что состоялась премьера.

ПИСАРЕВ: Наоборот. Вот именно такой, какой должен быть режиссер, когда он выпустил премьеру.

СТАХОВСКИЙ: Все, успокоился, наконец! Все сделали!

ПИСАРЕВ: Из меня немножко воздух весь вышел. Я сразу заболел, сразу подхватил простуду и прочее.

СТАХОВСКИЙ: То есть расслабился.

ПИСАРЕВ: Расслабился - не скажешь. Скажем так, сдулся немножко.

СТАХОВСКИЙ: Понятно. И что это был за спектакль?

ПИСАРЕВ: А это был спектакль, который мы достаточно быстро сделали. Мы нашли пьесу Марка Твена, единственную пьесу Марка Твена, она была вообще не переведена на русский язык, я специально заказал перевод. Это комедия. В главной роли Сергей Лазарев, певец и актер.

ЛАРСЕН: Ваш любимчик.

ПИСАРЕВ: Ну, как любимчик? Сначала мой ученик, один из первых. Я пришел преподавать, мне самому было 26 лет. Потом я сделал с ним спектакль "Одолжите тенора" семь лет назад, который как-то и мою судьбу сильно изменил. Потому что до этого я что-то делал, играл, ставил. Но именно после "Одолжите тенора" стали везде приглашать и узнавать.

СТАХОВСКИЙ: Но и спектакль-то был, в общем, хороший.

ПИСАРЕВ: Да, да.

ЛАРСЕН: Вообще он совершенно, действительно, новым каким-то открылся образом для всех. Потому что не все мы являлись фанатам и его музыкального творчества, хотя, безусловно, он талантливый исполнитель. Но вдруг оказалось, что Сергей классный актер. И смешной, и такой яркий на сцене.

ПИСАРЕВ: Да, и смелый очень и такой, как сказать? Все-таки в шоу-бизнесе все пытаются себя только с самой красивой стороны показать. А он не боится быть острым, смешным, нелепым, каким-то ранимым. Ну, в общем, разным. А сейчас вообще он играет в этой пьесе две роли и одна из них - женская. И это, в общем, очень смело и не только, я бы сказал, творчески, но даже просто человечески смело, потому что…

ЛАРСЕН: С другой стороны, мне кажется, любой мало-мальски уважающий себя актер-мужчина, должен хотя бы раз в жизни переодеться на сцене в женское платье

ПИСАРЕВ: Но сделать это хорошо, конечно.

ЛАРСЕН: Да.

ПИСАРЕВ: Но это комедия положения, это такая яркая бродвейская история. Леша Кортнев и Сережа Чекрыжев сделали музыку и стихи к этому всему.

СТАХОВСКИЙ: Там поют?

ПИСАРЕВ: Да, конечно. Просто Сергей очень не хотел петь, он сказал, что "в театре я петь не хочу". Но это будет немножко ситуация, я сказал, обманутых ожиданий. Потому что, я говорю, у тебя есть возможность спеть что-то, что ты не поешь в формате своей карьеры певца. Поэтому очень любопытно, по-моему, он существует сам. Но вообще мне с ним очень приятно работать было. И хочу отметить, что, спустя семь лет, и уже пройдя огонь, воду и медные трубы, я ждал немножко другого мальчика.

СТАХОВСКИЙ: А тут выяснилось…

ПИСАРЕВ: А тут выяснилось, что он остался очень трепетным, дисциплинированным, профессиональным.

ЛАРСЕН: Но он трудяга вообще.

ПИСАРЕВ: Он трудяга, трудяга. И он очень вырос актерски, что мне было вообще неожиданно, потому что все-таки он в течение семи лет ничего нового не играл и не репетировал. Периодически играет "Одолжите тенора". Но все-таки это было семь лет назад. И сейчас у него никаких театральных или киношных работ не было. А он в очень хорошей именно актерской форме, и он просто замечательно сыграл. Это рисованная была история. Конечно, каждый мужчина действительно, может быть, актер должен себе это позволить - сыграть женщину. Но все-таки хорошо это сделали не так много людей, можно перечислить.

СТАХОВСКИЙ: А кто, кстати? Вот вам лично кто нравится?

ПИСАРЕВ: Мне Дастин Хоффман нравится больше всего. Вот. Мне нравится Джек Леммон, понятно, да? "В джазе только девушки". Но у нас, конечно, - Александр Александрович Калягин.

СТАХОВСКИЙ: Тетушка Чарли.

ПИСАРЕВ: Да, да!

ЛАРСЕН: Слушайте, а ведь пьеса, которую вы поставили, тоже, в общем, достаточно непростой и не банальный выбор был. Насколько я знаю, это же как бы неизвестная пьеса Марка Твена.

СТАХОВСКИЙ: Наоборот, интересно. Оказывается, у Марка Твена какая-то неизвестная пьеса, которая еще комедия, в которой какие-то переодевания!

ПИСАРЕВ: Да. Она вообще такая по жанру слишком, я бы сказал, гротесково-фарсовая. При этом она, в общем-то, с какой-то печальной довольно моралью, чтобы, так сказать, дороже продавались твои картины и тебя оценили, надо что-нибудь сделать такое, заболеть страшной болезнью, умереть.

СТАХОВСКИЙ: Лучше всего умереть, конечно.

ПИСАРЕВ: Да, лучше всего умереть. И, причем, какой-нибудь ужасной смертью, трагически. И тогда, может быть, обратят внимание.

СТАХОВСКИЙ: И чтобы тело не нашли, в конце концов, и еще мучились потом, понимаешь, 500 лет.

ПИСАРЕВ: В общем, то, что Александр Сергеевич Пушкин выразил словами "Они любить умеют только мертвых", по-моему, в "Борисе Годунове". Вот. Но это печальная мысль, но здесь она в очень забавной форме преподнесена. И, в общем, мы попытались сделать спектакль-праздник. Я давно откровенных комедий не ставил, потому что предпоследней моей работой была пьеса Эдуардо де Филиппо "Великая магия", очень красивая история, очень романтическая. Но это все-таки грустная такая, печальная история. Важная для меня работа, потому что я немножко перешел в другой возраст тоже, и в другую весовую категорию.

СТАХОВСКИЙ: А что, интересы поменялись, помимо прочего? Темы новые или что?

ПИСАРЕВ: Мне кажется, что все-таки так безудержно веселиться, смешить и… (как это пела певица одна знаменитая: «смешить мне вас с годами все трудней") И потому поставил одну комедию, вторую, третью. И немножко сам себя загнал в такую историю, что зрители ждут очередного ха-ха. И что было очень смешно, и уже разговаривают со мной даже какие-то приличные люди на тему: но вот это было смешнее, то было еще смешнее, здесь вот это. И немножко как-то уже надо из этого вылезать.

ЛАРСЕН: Но премьера прошла. Вы довольны результатом?

ПИСАРЕВ: Я доволен, что, поставив несколько лирических спектаклей (скажем, все-таки я считаю, что "Звуки музыки" это тоже такой лирический, но все-таки это лирический такой мюзикл)…

СТАХОВСКИЙ: Но это все-таки мюзикл.

ПИСАРЕВ: Да, да. И назовем это трагифарс "Великая магия". Я все-таки сделал комедию и такую, наверное, один из самых смешных спектаклей, которые я делал в своей жизни. Два спектакля всего прошло, но публика очень благосклонно приняла. И я понял, что я сноровки все-таки еще не потерял и смешить мне с годами…

ЛАРСЕН: Подождите, а когда делаешь смешной спектакль, самому смешно?

ПИСАРЕВ: Вообще нет. Нет, никогда. Когда делаешь драматический спектакль, особенно трагический какой-нибудь, вот тогда смешно, действительно. Потому что смешно в основном всегда, когда смеяться нельзя. А когда нужно, чтобы было смешно, мне кажется, что все только парятся и мучаются оттого, что: Господи, ведь это, наверное, не будет смешно, и это никому не смешно. И вообще, если ты шутку прочитаешь пять раз, а если ты ее два месяца репетируешь, то вообще…

ЛАРСЕН: То и смысл теряется.

ПИСАРЕВ: Да, теряется вообще смысл, и зачем мы все это делаем, и что это такое? Но потом приходит публика, и появляется второе дыхание у артистов, и у всех. Но до последнего не знаешь. Я всегда говорю, что любой серьезный спектакль… Слишком непонятен критерий, скажем. Ну, как удался он или не удался? Всегда можно сказать…

СТАХОВСКИЙ: Ну, как? Барышни в первом ряду сидят, промокают платочком слезы.

ПИСАРЕВ: Да. Но можно сказать, что вы не догнали, вы не поняли.

СТАХОВСКИЙ: Есть, на чем вырулить, конечно.

ПИСАРЕВ: Да. Есть, на чем вырулить. А в комедии это всегда один критерий: смешно - значит, получилось. Не смешно, можно рассказывать что угодно. Но, конечно, смех смеху - рознь тоже.

ЛАРСЕН: А вот интересно, мы все время говорим о публике. А с новым худруком пришла какая-то новая публика в театр? Или все-таки это…

ПИСАРЕВ: Она приходит, конечно. Безусловно, она приходит.

ЛАРСЕН: Консервативные в основном дамы, которые уже из года в год …

ПИСАРЕВ: Понимаете, я дам тоже как-то не сбрасывал со счетов. Потому что все-таки (может быть, нам они и не очень нравятся), но они верные поклонницы, они ходят, смотрят. Но первый спектакль, который я сделал (хотя в театре очень сильное взрослое поколение), но я сделал его с молодыми, я сделал "Много шума из ничего", я позвал группу Double You , молодую, еще пока, может быть, не очень известную. Вот сейчас они едут на Юрмалу, на конкурс. И у меня был спектакль с молодыми, я сделал и для молодых. И, конечно, приток молодых. Я перенес все в наши дни. Это всегда опасно. Но, тем не менее, мне показалось, что, если ориентироваться не на какие-то прошлые вещи, а на База Лурмана, например, то, в общем, как-то быстрее достучишься до молодых людей. И до людей, я бы сказал, которые, может быть, на Шекспира просо так не придут…

СТАХОВСКИЙ: В духе База Лурмана, когда гротесково все да разляписто!

ПИСАРЕВ: Ну, да, да. Но, конечно, вертолетов у нас там нет.

СТАХОВСКИЙ: Но это пока.

ПИСАРЕВ: Да. Но, тем не менее, в общем, молодые актеры замечательно уже больше года играют этот спектакль. И, конечно, с этим спектаклем пришла и новая публика. Пришла, действительно.

СТАХОВСКИЙ: С которой приходится как-то отдельно работать.

ЛАРСЕН: Жень, а если как-то вообще пошире взглянуть на ситуацию с театром в России, в Москве, в частности , то все равно есть какое-то впечатление, что какой-то кризис назрел. Какая-то ситуация такая, когда все друг с другом внутри…

ПИСАРЕВ: Это не творческий кризис. Я думаю, что это кризис…

ЛАРСЕН: Управления?

ПИСАРЕВ: Да, это просто кризис системы.

ЛАРСЕН: Технический?

СТАХОВСКИЙ: А что с системой-то не так?

ПИСАРЕВ: Потому что давно уже вся страна уже существует совершенно…

ЛАРСЕН: На самоокупаемости.

ПИСАРЕВ: В другом просто режиме. А театры по-прежнему существуют внутри в какой-то советской системе. Абсолютно. Не хочется даже сейчас, честно говоря, эту тему, потому что я в ней…

ЛАРСЕН: Но сейчас же шли такие широкие дискуссии о том, что надо переводить всех на контракты.

ПИСАРЕВ: Ну, да. Надо переводить на контракты. Это тяжело. Но мы социально все не защищены, особенно пожилые люди. Но если это не состоится, если мы не перейдем на контракт внутри театров, если там не будет ротации, если по-прежнему люди годами, десятилетиями будут сидеть и движения никакого не будет, то это, конечно, все очень плачевно отражается просто, в том числе, и на экономической ситуации, которую можно было даже с театрами… Понятно, что театры в большинстве своем не окупаемые, нужно ставить только бесконечно какие-то мюзиклы и развлекательные истории, что не совсем верно, конечно же. Да? Но это касается не только контрактной системы, это касается еще очень много чего. Управления вообще театрами и культурная политика города, потом содержание зданий, потому что, знаете, Москва и Россия содержат много театров, но все они в основном, за исключением двух-трех, которые тоже, в основном, не за счет государства, а за счет каких-то инвесторов, которые дружат с художественными руководителям или директорами, помогают содержать театр в каком-то более-менее приличном состоянии, потому что… Вот что? Вот я говорю, что у меня в театре все хорошо с творческой точки зрения. А с точки зрения инфраструктурной все достаточно плачевно. И крыша течет, понимаете, и стены трескаются, и фундамент оседает и так далее.

ЛАРСЕН: Но вы же - худрук. А почему не налаживать отношения с правильными друзьями?

СТАХОВСКИЙ: А когда же творчеством заниматься тогда?

ПИСАРЕВ: Нет, понимаете, тут, на самом деле, либо налаживать отношения с правильными людьми, либо заниматься творчеством. Вот в следующем сезоне я планирую сделать небольшой перерыв, позвал разных интересных режиссеров, они будут работать. А я буду заниматься тем, что, к сожалению, сложнее всего меняется в нашем театре. А это касается каких-то временных моментов и технологий, и ребрендинг, потому что в основном все крайне устарели театры.

ЛАРСЕН: Женя, а не обидно вообще? Ведь вы же столько учились и актерскому мастерству, и сами были хороший актер-то на сцене. И вы работали с какими-то маститыми режиссерами. И, в общем, вам бы творить и творить, а приходится трескающимися стенам и текущей крышей заниматься.

ПИСАРЕВ: Если честно говорить, то особенно я этим не занимаюсь, я просто в этом живу. Я все два года занимался все-таки творчеством и занимался работой с артистами и каким-то репертуаром обновлением. Но просто понимаю, что мы уже создаем спектакли какого-то качества (я бы так сказал) современного, не будем говорить - европейского или еще что-то, но в обертке все это у нас по-прежнему такой советской. Каких бы фотографов, своих друзей, я ни приглашал, которые за маленькие деньги делают прекрасные фотографии, но, тем не менее, это все равно все помещается в несовременные шрифты и так далее.

ЛАРСЕН: Это вы про афиши.

ПИСАРЕВ: Я говорю про афиши, я говорю про логотипы театра, я говорю про вообще про всю продукцию. Я все-таки много ездил, я работал с Декланом Доннеланом, поездил по всему миру от Австралии, Новой Зеландии до Чили, от Японии до Канады.

ЛАРСЕН: И есть, с чем сравнивать.

СТАХОВСКИЙ: Чтобы посмотреть, как это делается.

ПИСАРЕВ: И есть, с чем сравнивать, да. И у нас театр очень закрытый вообще, какие-то организации. А там театр и театральный фестиваль очень сильно интегрирует как бы в город. И, правда, когда смотришь и едешь по нашему городу, то в основном думаешь, что здесь все в основном покупают телевизоры, белье еще что-то.

СТАХОВСКИЙ: И термобелье.

ПИСАРЕВ: Да, и термобелье. Но даже когда приезжаешь в Лондон куда-нибудь, то ты понимаешь, что первым делом тебя приглашают в театр.

ЛАРСЕН: Я помню, у меня был такой опыт невероятный. Когда я первый раз в жизни приехала в Лондон, там как раз начинался показ спектакля "Монологи вагины". И афишами был оклеен весь Лондон. И я же не знала, что это спектакль. И ты въезжаешь в город, и первое, что тебе бросается в глаза, это слово огромными буквами со всех билбордов. И ты думаешь: боже, что здесь происходит? Где я?

ПИСАРЕВ: На самом деле, все равно это культурная политика города. И вместо того, чтобы очередной торговый центр рекламировать или что-то там еще…

СТАХОВСКИЙ: Но торговать-то термобельем выгоднее же.

ЛАРСЕН: Но кто-то же платит за это.

ПИСАРЕВ: Да, безусловно. Но это же и во всем мире так. Но, тем не менее, есть же какие-то города…

ЛАРСЕН: А что, во всем мире театры находятся на государственном попечении?

ПИСАРЕВ: Конечно, нет, не во всем мире. Хотя те, которые находятся на государственном попечении, конечно, живут гораздо интереснее.

ЛАРСЕН: Правда?

СТАХОВСКИЙ: А почему так происходит?

ПИСАРЕВ: Безусловно. Потому что их не 80 и не 100, а потому что их пять или семь, или 10.

ЛАРСЕН: И они особые.

СТАХОВСКИЙ: И они, по большому счету, культурное наследие.

ПИСАРЕВ: И они особые, конечно, безусловно. Я вообще считаю, что у нас есть какие-то театры такие, как МХАТ, такие, как Малый, у них там разная политика, Театр Вахтангова и так далее. Разная жизнь. Но, тем не менее, это какие-то театры, которые, безусловно, должны быть на особом положении, потому что это….

СТАХОВСКИЙ: Такой легендарный статус, по большому счету.

ПИСАРЕВ: Да, да, легендарный статус. Но остальные должны уже, собственно говоря, как-то оцениваться по работе, не борзеть. И поддерживаться государством, городом, если они какие-то заслуги все-таки… Какие-то есть за это время. И ходит к ним публика. Номинируются они на какие-то премии.

ЛАРСЕН: А вы ведь получили и "Маску", и "Турандот".

ПИСАРЕВ: За "Конек-Горбунок" получил. И "Чайку". "Чаек-то" много у меня. Но это все, знаете, один год тебя любят и не понятно, почему один спектакль получает вдруг и подошел критикам, и тебя сразу и номинировали, и дали, и позвали, и все. А другой спектакль почему-то вдруг не подошел, а тебе он, может, даже и дорог больше и значит для тебя гораздо больше.

ЛАРСЕН: Но разве в критиках только дело? А публика как же?

ПИСАРЕВ: А публика часто к этому совершенно… Чаще всего премии получают те спектакли, извините, на которые публика не слишком ходит.

ЛАРСЕН: Почему? Из непонятного, типа?

ПИСАРЕВ: Нет. Потому что, мне кажется, что в основном люди-эксперты, которые отбирают, скажем, на все эти фестивали и премии, это в основном все-таки, скажем так, даже не обязательно, что это какие-то высоколобые критики, но это все-таки театралы. Такие вот театральные зубры, критики, люди, в основном пишущие о театре, и минимально люди, которые конкретно им занимаются. Они, может быть, уже пресыщены театром, им нравится что-то такое. Я-то всю жизнь занимался, когда стал режиссером, театром, который не делит людей на театралов и нетеатралов. То есть кто-то, может, скажет, что я…

СТАХОВСКИЙ: То есть, есть публика - и все?

ПИСАРЕВ: Есть публика - и все, да. И я случайного зрителя, который случайно вот шел по Камергерскому переулку или Тверскому бульвару, увидел театр, купил билет, пришел, я его уважаю так же, как человека, который, скажем, еще до того, как я начал репетировал, уже знал, какие будут мизансцены там и повторюсь я или не повторюсь в чем-то. И поэтому как-то я в этом смысле … Но, к сожалению, мнение такого зрителя оно часто презираемо профессионалами, что, мне кажется, не очень дальновидно.

ЛАРСЕН: Мне ужасно интересно, как художественный руководитель пускает к себе в театр других режиссеров? По какому принципу эти люди там оказываются, в святая святых, на вашей сцене, в ваших гримерных и прочее-прочее.

ПИСАРЕВ: Это раньше, мне кажется, была такая проблема, когда театром руководи… Ну, как сказать? Худрук-учитель. Когда все в основном его ученики, и театр имеет очень конкретное такое лицо. Я вообще прошел школу у Олега Павловича Табакова, который, собственно говоря, прекрасный художественный руководитель, потому что он, в первую очередь, прекрасный менеджер. И он за короткое время сумел из театра, куда мало кто ходил, уже несмотря на то, что это главная площадка страны - МХАТ, сделать популярнейший театр, куда все стремятся, где ставят лучшие режиссеры и где собраны, по-моему, все лучшие актеры.

СТАХОВСКИЙ: Но авторитет Табакова все-таки, может быть, сделал полдела?

ПИСАРЕВ: Да, безусловно. Но, как сказать, он мог бы как-то…

ЛАРСЕН: Одним авторитетом сыт не будешь.

ПИСАРЕВ: Да, да. Но тут разные возможности и тут сравнивать невозможно. Но я просто говорю о том, что театр сильнее, чем более сильные и интересные личности приходят в качестве режиссеров, художников, тем сильнее театр.

СТАХОВСКИЙ: А что, сами приходят иногда?

ПИСАРЕВ: Нет, сами никто не приходит. Сами приходят молодые. И, слава богу, что приходят. И, слава богу, что у нас есть в театре филиал, когда можно, не сильно рискуя деньгам и, т ем не менее, дать какую-то возможность совсем молодому режиссеру себя проявить.

СТАХОВСКИЙ: Что-то поставить с какими-то артистами?

ПИСАРЕВ: Да, да. И вот этому я тоже как бы рад. Потому что с большой сценой рисковать невозможно.

СТАХОВСКИЙ: Я все-таки никак не могу успокоиться по поводу неокупаемости театров и всей этой дотационной системой, потому что я чего-то как-то все равно не понимаю, а что у нас может быть? Может, пьесы не те? Может, актеры все-таки у нас какие-то плохие? Потому что народ-то не ходит. Мы же говорим о том, что есть спектакли и есть театры, куда не попасть бывает. И это совершенная правда. Ты смотришь: господи, у них на два месяца все раскуплено. А есть, которые… Ну, пошел, вроде как свободненько. И я когда бываю, редко бываю в драматическом театре, потому что я вообще оперный мальчик, но когда бываю в драматическом театре, я каждый раз убеждаюсь, почему я его не люблю. Потому что мне становится там действительно скучно. Я понимаю, пойти посмотреть на Инну Чурикову, например. Но тут, понятно, беспроигрышный практически вариант.

ЛАРСЕН: А на Лазарева в женском платье?

СТАХОВСКИЙ: Тоже забавно, наверное, будет. Стоит, наверное, это сделать.

ПИСАРЕВ: Понимаете, на вкус и цвет…

СТАХОВСКИЙ: Это понятно.

ПИСАРЕВ: Я знаю людей, которые не могут ходить в оперу, потому что тоже говорят, что, когда они перестанут выть. Понимаете?

СТАХОВСКИЙ: Каждому свое. Это понятно, конечно.

ПИСАРЕВ: Каждому свое. И тут в данном случае, а ходят в драматический театр. Мне кажется, что это с детства идет у большинства людей. Либо их приучили к этому, кого-то к опере, кого-то к балету, кого-то к театру, кого-то вообще ни к чему к этому не приучили. Кто-то, может, открывает себе уже в каком-то уже более взрослом возрасте. Но, я думаю, что с посещаемостью-то, на самом деле, не так все плохо, потому что у нас в театре очень приличная посещаемость. Есть спектаклей пять, которые аншлаговые, и на них действительно сложно достать билеты. Но есть и другие спектакли. Например, у нас есть спектакль "Федра" по Цветаевой, и он, чего скрывать, трудно очень продается.

СТАХОВСКИЙ: Но кто ж пойдет-то на эти истории? Конечно, сложный.

ПИСАРЕВ: Да, безусловно. Но мне кажется, что очень хорошо и важно, что мы, скажем, единственный театр, где сейчас идет Цветаева. И пусть набирается не так много народу.

СТАХОВСКИЙ: Но учитывая, опять же, что это не классическая пьеса, в общем.

ПИСАРЕВ: Да, да. И это тоже был определенный шаг. И я не против того, чтобы ставить откровенно коммерческие спектакли, если они помогают выходу других, скажем, …

СТАХОВСКИЙ: Так это же, наоборот, мне кажется, не то, что не против, это правильно. Надо поставить спектакль, при помощи которого мы будем зарабатывать деньги на искусство.

ПИСАРЕВ: Собственно говоря, когда я работал во МХАТе, меня просили поставить очередной комедийный спектакль и я сказал: "Почему? За что?" Это невероятно сложно, действительно, как бы энергетически. И потом я посмотрел на тот планируемый репертуар, который должны поставить другие режиссеры, и понял, что для баланса, конечно, и для того, чтобы, например, вот мы на гастроли ездили со МХАТом, и прекрасный спектакль Эренбурга "Васса Железнова" и, тем не менее, его взяли на гастроли прокатчики только вместе с "Примадоннами" с Дюжевым и Чурсиным и Трухиным. Только вместе с комедией. И очень хорошо.

ЛАРСЕН: И спасибо на этом.

ПИСАРЕВ: И спасибо на этом. И очень хорошо. И я считаю, что я тоже внес свой вклад в искусство и в то, что спектакль "Васса Железнова" увидели в Петербурге, в том числе, и благодаря тому, что поехала "Примадонны".

СТАХОВСКИЙ: Что-то хочется поставить? Может быть, есть какая-то мечта?

ПИСАРЕВ: Я вообще режиссер без портфеля. То есть я знаю режиссеров, у которых до 70 лет все расписано. Они должны успеть поставить…

СТАХОВСКИЙ: Замыслы.

ПИСАРЕВ: Я каждый раз после того, как что-то сделаю, впадаю в депрессию еще и потому, что я совершенно не представляю, что делать дальше. У меня нет никаких мечт.

СТАХОВСКИЙ: А, может быть, есть какие-то актеры, с которыми очень хотелось бы поработать, но пока не удается?

ПИСАРЕВ: Да тоже такого нет. С кем я хочу, с тем и работаю. Ну, вот очень хотим мы, давно не работали с Юрой Чурсиным, он мой большой друг и один из любимых моих актеров во МХАТе. Вот если кого мне не хватает, мне не хватает из молодых, скажем, Юры Чурсина.

СТАХОВСКИЙ: Юра Чурсин – это…

ПИСАРЕВ: "Побег" сериал. Но он очень много играет во МХАТе. Он играл у меня и в "Пиквикском клубе " и в "Примадоннах", и "Человек-подушка".

СТАХОВСКИЙ: Но он хороший актер.

ПИСАРЕВ: Да, замечательный актер, очень современный.

СТАХОВСКИЙ: А есть проблема, чувствуется у молодых актеров все-таки проблема? Просто смотришь, в театре и…

ПИСАРЕВ: Актеров очень много молодых и очень сильные и хорошие актеры. Есть снимающиеся активно, есть, может быть, мало сейчас снимающиеся, но у нас в театре очень сильная молодая труппа. В основном все ученики Романа Козака, которых он в течение десяти лет приводил каждый свой курс, и это все люди, что называется, одной группы крови. Но, конечно, всегда не хватает героини и героя.

СТАХОВСКИЙ: Как обычно. Но давайте мы начнем желать вам удачи в этом отношении.

ПИСАРЕВ: Да. Потому что, собственно говоря, очень сложно определить, а какие они - героини и герои? Есть люди длинноногие и высокие, белокурые и голубоглазые, но совершенно они не герои сегодняшнего дня. Вот почему я говорю про Юру Чурсина, потому что, мне кажется, что он крайне современный и сегодняшний такой человек.

ЛАРСЕН: Жень, спасибо огромное. Удачи с новым спектаклем.

ПИСАРЕВ: Спасибо.

ЛАРСЕН: И оставайтесь, пожалуйста, по-прежнему самым молодым худруком. Удачи.