Профитроли "Профессионал"

СТАХОВСКИЙ:   Вы знаете, какие бывают самые потрясающие моменты в жизни радиоведущего? Когда приходит гость, о котором и говорить ничего не нужно, никаких слов, потому что стоит произнести одно имя, и всем все становится понятно. А иногда и имени не надо, можно сказать какую-нибудь фразу, ну, например, «Чунга-Чанга», и сразу все становится ясно. Юрий Сергеевич Энтин у нас в гостях, российский, русский, советский, как угодно можно называть, наш родной, любимый поэт, который порадовал нас сумасшедшим количеством прекрасных песен. Здравствуйте, Юрий Сергеевич.

ЭНТИН:  Ну, ладно уж, здравствуйте, всего-то 600.

СТАХОВСКИЙ:   Действительно, мелочь какая. Юрий Сергеевич, знаете, с людьми вашего уровня, я не побоюсь этого громкого слова, всегда довольно сложно начинать с каких-то общих вопросов. Может быть, вы сами хотите с чего-то начать?

ЭНТИН:  Вы знаете, могу начать с анекдота, если вы разрешите.

СТАХОВСКИЙ:   Обязательно разрешим, конечно, куда мы  денемся. Кто нас спрашивает, в конце концов.

КУЗЬМИНА:  У нас нет выхода.

ЭНТИН:  Анекдот такой. Радиоведущий: Это радио «Маяк», вы в эфире! - Коллектив поликлиники № 15 просит поставить песню про амнезию и инфаркт. - Извините, но мы не знаем такой песни. - Ну, как же, вот эта - "позабыто все на свете, сердце замерло в груди"! И давайте включим вот эту песню, я заказываю, вы можете?

СТАХОВСКИЙ:   Конечно, мы можем все на свете.

КУЗЬМИНА:  Для коллектива поликлиники № 15.

СТАХОВСКИЙ:   "Крылатые качели", конечно, одна из самых известных ваших песен. Юрий Сергеевич, а вы помните, ну, конечно, помните, наверное, самую первую песню свою?

КУЗЬМИНА:  А мне кажется, может быть, и нет.

ЭНТИН:  Нет, почему, я очень хорошо помню. Первая моя песня, я считаю, это песня  к кинофильму, вот действительно, я почти забыл, как он называется, "Четверо с одного двора". Малоизвестный мультфильм, и вот режиссер Инесса Ковалевская говорит мне: мне нужна песенка, которая шла бы полминутки и которая была бы очень простенькая, чтобы ее поняли 2-3-летние дети. До этого 14 поэтов пытались написать, в том числе, сценарист этого фильма, он тоже поэт. И Гладков мучился, и сам решил сочинить. Я к нему зашел в гости…

СТАХОВСКИЙ:   Композитор Геннадий Гладков.

ЭНТИН:  Да, он тогда был студентом, вот его пригласили. Я к нему зашел в гости, и он мне рассказал про эту беду.  Я говорю, что я готов написать, а он говорит: денег нет, уже выплатили гонорар, вперед выплатили.  Во-вторых, он говорит, что ни у кого не получается вот такая, чтобы ей угодить, и крошечная.  Кроме того, уже титры сделали, и в титрах тебя не будет.

СТАХОВСКИЙ:   То есть все, а вообще пиши.

ЭНТИН:  Да, а вообще пиши. И я написал: дружит с солнцем ветерок, а роса с травою, дружит с бабочкой цветок, дружим мы с тобою, все с друзьями что-то такое…. поделить, только ссориться друзьям никогда не надо. Вот такая простенькая маленькая песенка. И вот после этой песенки, когда вышел этот мультфильм, Ковалевская говорит: давай сделаем мультфильм, в котором будет 6-7 песен, и ни одного слова. Я, не задумываясь,  в первую секунду сказал: "Бременские музыканты". Я ничего не знал, она сказала музыкальные, я сказал музыканты. И вот практически все-таки первая моя песня, я всегда рассказываю вам, почему-то решил рассказать подробность такую, потому что у вас очень честные глаза.

СТАХОВСКИЙ:   Спасибо. Врать нет смысла.

ЭНТИН:  Нет смысла, я понял. Обычно я вру и говорю, что первая песня "Ничего на свете лучше нету, чем бродить"… Почему не подпеваете?

КУЗЬМИНА:  Вот, видите, нам досталась маленькая тайна от вас.

СТАХОВСКИЙ:   Мы стесняемся теперь уже.

КУЗЬМИНА:  А это какая-то интуиция? Сказали слово "музыка" - "Бременские музыканты"... Это просто вот какое-то… что это такое, откуда это рождалось?

ЭНТИН:  Знаете,  это был такой случай, на это Ковалевская мне сказала следующее: давай придем и созвонимся с тобой где-нибудь в 9 часов вечера. У  тебя есть? Я говорю: дома есть, наверное, эта сказка. Ну, братья Гримм, чего там. И мы прочитали сказку, созвонились. На меня эта сказка произвела убийственное впечатление, мне до того она не понравилась, мне показалось это полным бредом. Четверо пенсионеров, которых выгнали, почему-то решили стать музыкантами и отправились в Бремен, и вот осел, кот, пес и петух идут по дороге, и дальше они увидели дом, залезли, посмотрели, там пируют разбойники, и они решили, как учил Ленин, экспроприировать экспроприаторов. То есть, они что-то награбили, они создали пирамиду, значит, тоже, по-ленински, как Мавроди, и залезли друг на друга, и когда петух закричал ослиным голосом, то вот они  перепугались, убежали, и они все захватили. Ни в какой Бремен не пошли, никакими  музыкантами не стали, а просто стали жить да поживать.

КУЗЬМИНА:  То есть, в общем-то, для детской сказки это такой…

ЭНТИН:  Вот вся история. И точно такое же впечатление было у Ковалевской. Ну, я, тем не менее, написал песенку разбойников, прямо вот сел и написал.

СТАХОВСКИЙ:   Это вот эта, которая: "Говорят, мы бяки-буки"?

КУЗЬМИНА:  Вы можете.

СТАХОВСКИЙ:   Я могу.

ЭНТИН:  Вот, и я пришел к Василию Ливанову, потому что он в это время готовился к съемкам сказки "Синяя птица", полнометражный мультфильм первый был такой, и он работал на студии режиссером. И он меня просил написать песни к нему. Я говорю: да брось ты свою «Синюю птицу», она уже надоела всем, а вот я написал, прочитал ему стишок, он говорит: смешно. А дальше я говорю: у тебя есть? Давай прочитаем вслух. Ну, мы прочитали эту сказку, и он говорит: пошли они, эти братья Гримм, значит…

СТАХОВСКИЙ:   Сейчас сделаем все по-другому.

ЭНТИН:  Не буду, вдруг  дети слушают, куда он послал братьев Гримм. И таким образом он смело предложил сразу Трубадура. Я говорю, да как же, у Гримма никакого Трубадура нет. Он говорит: плевать, ты забудь про них. Но тут позвонили Гладкову, приехал Гладков, и мы ему рассказали, что вот Трубадур, такая компания, они музыканты. Он говорит: глупости это все, если не будет любви, то никакого мультфильма нельзя сделать, и я музыку не буду писать, потому что нельзя все время хохмить, должна быть какая-то лирическая нота. Я говорю: откуда тут любовь? Ну, и дальше придумали тоже по его заказу - раз Трубадур есть, значит, нашли Принцессу, тут появился глупый Король, и дальше мы с Ливановым после таких смелых подсказок вместе за короткое время написали. И как сейчас помню, была пятница какого-то года, какого-то месяца, и вот в эту пятницу мы пришли и показали редактуре, даже не редактуре, а одному редактору показали, и в понедельник начались съемки, и нам оплатили гонорар.

СТАХОВСКИЙ:   На этот раз наконец-то, хоть какой-то...

КУЗЬМИНА:  А это правда, что к текстам песен, которые звучат в "Бременских музыкантах", много вопросов было со стороны власть держащих?

ЭНТИН:  Да, да. Вот пластинка не выходила  ровно 9 месяцев. Ровно 9 месяцев она пролежала на полке, потому что просили меня изменить хотя бы две строчки: "Величество должны мы уберечь от всяческих ему ненужных встреч".

КУЗЬМИНА:  Это охрана короля поет.

ЭНТИН:  Охрана короля, да, поет. И вторую: "Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы".

СТАХОВСКИЙ:   Какая свобода, о чем вы говорите?

ЭНТИН:  А тут тем более построили Дворец Съездов, и как-то все поняли, что это вот про дворец.

СТАХОВСКИЙ:   Аллюзии какие-то пошли.

ЭНТИН:  Но дело в том, вы знаете, что как ни странно, они оказались правы, эти цензоры. Да, ну, я как-то обманул. В это время я эту сказку написал, используя служебное положение, я был редактором детской редакции. И мне сказали, что нужно, чтобы подписал бы Дмитрий Борисович  Кобалевский и Агния Львовна Барто. Вот, если они поставят свои подписи, то она выйдет. Он ушел в отпуск, директор, и тут я пришел и сказал, что все, они подписали, не глядя. А такой заместитель директора был несерьезный человек, он говорит: ну,  и ладно, выпусти. И когда он пришел, пластинка вышла. Но, как ни странно, я вам признаюсь, что дальше случилось. Через некоторое время мне позвонили по телефону, и позвонила подруга моей жены, и говорит, что я вышла замуж, и муж рвется с вами познакомиться. Я сказал: извините, мы уходим в театр, и не можем. Потому что эта жена мне не нравилась тем, что она всегда приходила с  полулитром водки, жена никогда не могла выпить столько, но выпивала с ней, и я  боялся, что она сопьется.  А женщина была учительницей начальных классов.

СТАХОВСКИЙ:   При этом при всем.

ЭНТИН:  И она после уроков заходила, а мы жили, прямо эта школа стояла у нас во дворе. Только я повесил трубку, как раздался звонок в дверь. Я, значит, в пижаме пошел, открыл, и там стоял человек с полулитром, это был муж. Ну, я совершенно озверел от такой наглости,  с другой стороны, был смущен, потому что я наврал явно, явно наврал, потому что я сказал, что мы уже выходим  в театр, и время было уже 6 часов. Но он почему-то, видно, они почувствовали, что я вру, не знаю.

СТАХОВСКИЙ:   И поэтому не обиделись.

ЭНТИН:  Да.

КУЗЬМИНА:  И поэтому все равно пришли.

ЭНТИН:  И он достал документ, и в документе было написано, что он сотрудник КГБ, и что он начальник охраны Леонида Ильича Брежнева. И он говорит, что мы каждый день, когда  едем по Завидово в микроавтобусе, все поем: "Величество должны мы уберечь от всяческих ему не нужных встреч". Вот, так что…

КУЗЬМИНА:  Ну, так в итоге вы в театр, конечно, не пошли, вы его пустили домой?

ЭНТИН:  Так что я теперь даже издал книжку, где я благодарность принес Брежневу, потому что я ему задал вопрос: а вы Брежневу это пели? И не один раз, он хохотал и все. И дальше  я уже стал оправдываться, потому что, действительно, Брежневу понравилось очень.

СТАХОВСКИЙ:   Но Брежнев, несмотря на многое, говорят, был очень эмоциональным, на самом деле.

ЭНТИН:  Ну, и с юмором.

СТАХОВСКИЙ:   Да, с юмором человеком, который вполне нормально воспринимал многие моменты, даже если в них казался какой-то там подтекст. Юрий Сергеевич, ну, у вас вот во многих песнях, и это всем, наверное, хорошо известно, все равно есть какая-то история, история, которую вы сейчас рассказали про "Бременских музыкантов", например. Когда мы виделись в прошлый раз, давно-давно это было, я запомнил на всю жизнь историю про Водяного, как вы написали эту песню в мультик про "Летучий корабль". Вот это: "Я Водяной, я  Водяной, никто не водится со мной". Что вы ее написали в ванной прямо непосредственно,  будучи чуть ли ни тем самым Водяным.

КУЗЬМИНА:  Или, вспомнив о том, что вы иногда  привираете, может быть, есть еще одна версия   возникновения этой песни.

ЭНТИН:  Вы знаете, я начал с того, что я закончил институт педагогический, исторический факультет и стал преподавать в школе в 5-х классах. И вот в школе я не мог и мучился, невероятно мучился каждый раз рассказывать, что Афины пошли на Спарту войной, а мне хотелось наоборот. И я уже был склонен, я не мог, это было мучительно, поэтому я каждый раз рассказываю по-разному.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, как и положено писателю, в общем.

ЭНТИН:   Вот, чуть-чуть мифологизирую. Выговорил, видите, какое слово, какой я интеллектуал. Вы сейчас это все рассказали, вы намекаете режиссеру, что настал момент услышать "Водяного" или это просто так?

СТАХОВСКИЙ:   Это просто история. Я подумал, что наверняка…

ЭНТИН:  "Водяного" и так все знают.

СТАХОВСКИЙ:   Что с некоторыми другими вашими песнями наверняка тоже происходят такие истории. Где вы их пишете, как, может быть, есть что-то интересное.

КУЗЬМИНА:  Вот про папу как была создана песня?

ЭНТИН:  Про какого папу?

СТАХОВСКИЙ:   Про какого папу, поясни?

КУЗЬМИНА:  Это из новых.

ЭНТИН:  А народ знает. Давайте я вам расскажу про "Чунгу-Чангу" лучше.

СТАХОВСКИЙ:   Давайте.

КУЗЬМИНА:  Просто сейчас придет время "Папу" послушать, и поэтому  в преддверии любимого "Папы" мы бы хотели узнать, как она создавалась.

ЭНТИН:  Да, значит, я тогда рассказываю нашим умным, какие бы они ни были умные, они не поймут, какой еще папа. Вот потому что  историю рассказывают про известную песню, тогда зрителю интересно. Так вот, дорогие слушатели, рассказываю вам, что я написал песню "Мама, мама, первое слово, главное слово в каждой судьбе". И она стала невероятно популярной, потому что реклама шоколада появилась какого-то финского, и появилась реклама в телефонных звонках, я стал зарабатывать деньги серьезно.

СТАХОВСКИЙ:   Наконец-то.

ЭНТИН:  Наконец-то, понимаете.

КУЗЬМИНА:  Рингтоны.

ЭНТИН:  Рингтоны, да. И мне говорят: а у вас нет песни про папу? Вот тогда бы, потому что покупают для детей, и дети слушают "Маму", и тогда я с Давидом Тухмановым говорю: хочешь много денег получить? Он говорит: очень. Но к тому же у нас дочки родились в одно время, и я его дочери дарил всегда, с Тухмановым я дружил, но ничего с ним не писал раньше, дарил его дочке Насте все свои пластинки, и он даже мне говорил, что я ему мешаю работать, потому что она заводит громко, и с утра до ночи звучат вот эти всякие «Чунги-Чанги», «Антошки» твои дурацкие.

КУЗЬМИНА:  Поэтому он ей подарил наушники.

ЭНТИН:  И мешают мне великие создавать произведения. И мы с ним написали песню "Папа", и он сам ее спел, и сейчас можно это послушать.

СТАХОВСКИЙ:   Давайте попробуем, с большим удовольствием.

ЭНТИН:  "Любимый папа".

СТАХОВСКИЙ:  Еще одна песня, которая принадлежит перу Юрия Энтина - "Песня о шпаге". Андрей Миронов - один из людей, с которыми вам пришлось как-то работать. Вот вы нам рассказывали уже и не раз рассказывали о том, что не все там было так гладко, да?

ЭНТИН:  Ну, я, может быть, и слушателям рассказывал, это правда, они знают. Хорошо, кратко изложу. Это первая моя песня в большом кино, до этого я только занимался мультипликационными фильмами, и вдруг за два дня до нового года 1972 мне позвонили и сказали, что нужна срочно песня о шпаге. Привезли мне быстренько сценарий, я его прочитал, написал песню. Но я сказал, что я ее напишу, но как же ее можно через три дня записать, по-моему, это было 2 января, прямо после Нового года. Я говорю: у вас же там куча редакторов - партбюро рассматривает, главный редактор, просто редактор, режиссеры. Мне отвечали: никто ее не будет рассматривать, к вам домой приедет Андрей Миронов, и 31-го к Крылатову приехал Андрей Миронов,  и я был с ним не знаком, он для меня был любимейший актер, и я говорю: можно я вам прочитаю, я уже написал. Он говорит: нет, нельзя. Довольно так суховато. Дайте мне прочитать. Я ему протянул листок, он так серьезно, не улыбнувшись, прочитал, и говорит: а вы сценарий дочитали до конца? Так достаточно уже  сухо и строго спросил, как самый страшный редактор. Я говорю, что, конечно, дочитал.

КУЗЬМИНА:  Два раза.

ЭНТИН:  Ну, вы помните, чем заканчивается это? Вы написали легкомысленную песню, она не полифонична, сказал он мне.

КУЗЬМИНА:  Трагическому образу, да.

ЭНТИН:  И он говорит, что я все-таки играю немножко другого человека.  Я ничего ему не сказал, забрал свои стихи и ушел на кухню, попросив прекратить на 10-15 минут готовиться к Новому году жену Крылатова. И написал: на опасных поворотах трудно нам, как на войне, и, быть может, скоро кто-то пропоет и обо мне: вжик-вжик-вжик, уноси готовенького. И тут он меня обнял, расцеловал и что-то сказал: наконец-то ты, Юраша, ты Андрюше угодил. Я не помню, но он процитировал Чуковского.  Наконец, тебя хвалю я, наконец, тебя люблю я.

СТАХОВСКИЙ:  И все такое прочее.

ЭНТИН:  Да, да, обнял меня, и мы с той поры стали  друзьями, и даже когда был банкет, он подошел ко мне тихонечко буквально после первого тоста и говорит: слушай, зачем мы пришли на этот банкет, чего там слушать, идем ко мне. Услышишь такое, чего нигде не слышал, и действительно дальше он меня привел домой и стал крутить пластинки джаза. Ну, мы сейчас вот эти пластинки не будем крутить. Конечно, это было очень интересно, и он потом спел много моих песен, и я очень рад, что у меня воспоминания остались хорошие. Так что вот, видите, это был очень строгий редактор.

КУЗЬМИНА:  Юрий Сергеевич, несколько сообщений для вас. "Сидим в кафе (Саратов нам пишет, Татьяна) вполне взрослая аудитория, муж заказывает «Чунгу-Чангу», все,  абсолютно все пускаются в пляс". Это раз. Из Москвы есть еще сообщение: "Текст песни "Луч солнца золотого" мне помог в очень трудную минуту. Большое вам спасибо, долгих лет и творческих планов. Вы по-настоящему великий. Спасибо вам".

ЭНТИН:  Да уж.

СТАХОВСКИЙ:  Что тут стесняться-то.

КУЗЬМИНА:  Очень много сообщений, я не буду читать все, потому что мы тут уйдем в лирическое отступление.

СТАХОВСКИЙ:  Но ведь не на все же ваши, вы же пишете не только песни, вы же пишите стихи, собственно говоря, тексты, и для песен, в том числе. Ну, понятно, что помимо текстов для песен, стихов для песен, основы, вы же совершенно однозначно пишете что-то, ну, сугубо поэтическое, скажем так.

ЭНТИН:  А уже все, Вера закончила?

КУЗЬМИНА:  Да.

ЭНТИН:  Я думал, может быть, Вера скажет гениальный, а то только великий.

КУЗЬМИНА:  Я вам сейчас поищу.

ЭНТИН:  Нет, это, конечно, очень трогательно, очень для меня приятно. Это вы нашли, к вам приходят прямо сейчас…

КУЗЬМИНА:  Нам приходят сообщения прямо сейчас. Огромное количество, я просто в эти два пыталась эмоции всех…

ЭНТИН:  Давайте лучше слушать их, и все меня чтобы хвалили, если плохо, вы не говорите мне.

КУЗЬМИНА:  Хорошо, а я, видите, вот, все плохие я вычеркиваю сразу же.

СТАХОВСКИЙ:  Тем более что их и нет.

ЭНТИН:  Да. Женя, вы… теперь мы вас перебили.

СТАХОВСКИЙ:  Так, теперь меня. А что я спросил-то?

КУЗЬМИНА:  У нас впереди несколько новых песен.

СТАХОВСКИЙ:  А, я говорил о том, что поэтическая ваша жизнь какая-то, не только же есть стихи для песен, а есть же просто стихи, которые не положены на музыку. Вы же что-то делаете в этом направлении, в этом отношении и сейчас продолжаете делать?

ЭНТИН:  Вы знаете, я делаю в этом направлении всю жизнь, практически ежедневно. Мне всегда страшно, что мне уже скоро исполняется на днях, можно сказать,  77 лет, и мне страшно, что я стану писать, как Сергей Михалков в последние годы. И мне поэтому все время хочется сделать какие-то упражнения, и начал я упражняться с 6 лет. В 6 лет я написал первое свое стихотворение. Было это так, я очень хорошо научился в 4 года играть в шахматы и в шашки, и особенно преуспел в шашках, я стал даже  кандидатом в мастера и закончил школу.

СТАХОВСКИЙ:  Ничего себе, кто бы мог подумать.

ЭНТИН:  Я учился на Стадионе юных пионеров. И я обыграл, был матч, и я обыграл мальчика, который учился в 10-м классе, Сережу Ложкина, даже помню. Он был чемпион, и было очень модно играть в шашки. И вот это было еще до Второй Мировой войны, вот какой я старый. И собралась толпа болельщиков, я выиграл подряд три раза, а играли мы до 5. Ну, два уже было бесполезно играть, потому что я выиграл, он схватил доску, которую мне папа подарил, и бросил в люк.

СТАХОВСКИЙ:  Хулиган.

ЭНТИН:  Хулиган, он бросил это все в люк. И я стоял и хотел заплакать, но потом сказал: безобразник и злюка, достань шашки из люка. И моя мама, которая это смотрела, она это записала, и стала всем рассказывать, что у меня сын - поэт, смотри вот он вот такое. Ну, и дальше я уже стал сочинять, и уже меня чуть из школы не исключили когда я, по-моему, в 6 классе, вступив в комсомол, я был главным редактором газеты, и Центральный комитет ВЛКСМ предложил всем комсомольцам вносить деньги в комсомольскую копилку, для того чтобы помочь народам Африки освободиться от империалистического ига. И вот предложили мне, чтобы я написал передовицу. Ну, и я написал:  не потрачусь я на милку, просто так с ней похожу, в комсомольскую копилку лучше деньги положу.  Вот, газету сняли…

СТАХОВСКИЙ:  Сразу же.

ЭНТИН:  Но вообще провели беседу со мной очень серьезную.

КУЗЬМИНА:  Так вот, если вернуться к упражнениям, которые с 6 лет начались. Вот, например,  «Песенка о нотках» или «Осенняя песня ласточек», это те самые упражнения?

ЭНТИН:  В какой-то степени… нет, это были упражнения такие легкие, а потом я стал писать своей дочери. Вот прозвучала в нашей передаче песня "Папа", моей дочери было два года, и я ей написал: вот приходит папа вечером, берет меня на плечи он,  скачу-скачу как на коне, весело с папой мне. Показал эти четыре строчки Тухманову, он говорит: мало, напиши еще. Вот я написал, и получилось. Так, например, я дочери посвятил такое стихотворение: днем обычный червячок, ночью в новой роли, ваша светлость, светлячок, вы волшебник, что ли? Опять я с помощью Тухманова дописал другое. И,  например, такое: ты знаком с такой невеждой, что питается одеждой? Не знаком? Тогда позволь мне тебе представить - моль. Вот и это стихотворение Тухманов заставил меня написать, и Любовь Полищук спела эту песню, и даже я ее принес.

СТАХОВСКИЙ:  А мы можем ее послушать?

ЭНТИН:  Да, что получилось.       

СТАХОВСКИЙ:   Любовь Григорьевна Полищук исполняла эту песню "Моль", стихи ваши, Юрий Сергеевич Энтин, а музыку кто написал?

ЭНТИН:  Музыка Давида Тухманова. Да, мы с ним сочинили 128 песен.

СТАХОВСКИЙ:  Это рекорд в вашей жизни или с кем-то больше?

ЭНТИН:  Знаете, даже не знаю, может быть, даже рекорд. И Тухманов  до меня не писал специально детских песен, а сейчас мы с ним написали целые серии, по-моему, 7 или 8 таких произведений. И вот это про насекомых, называется "О многих шестиногих", они же все шестиногие.

СТАХОВСКИЙ:  Я хочу немножко обратить внимание на отзывчивость наших слушателей, когда мы заговорили про гениальность, тут же вот, например,  Паша из Москвы написал: гениальный! Серега с Воркуты: уважаю вас! А Лев пишет: 77, между прочим, это не возраст, все еще впереди.

ЭНТИН:  И я тебя, Серега, уважаю.

СТАХОВСКИЙ:  Юрий Сергеевич, ну, вот вы принесли нам книги, вот та, которая в правой руке у вас, там сборник «Самая-самая» называется, то есть это лучшие песни. Вы сами составляете или есть какие-то люди, которые  составили?

ЭНТИН:  Нет, сам.

СТАХОВСКИЙ:  А как выбрать лучшее из своего?

ЭНТИН:  Вот у меня в предисловии сказано, что у меня совсем другие песни любимые. Ну, к примеру, например, «Крылатые качели», я эту песню не очень люблю, и особенно стихи не люблю, а особенно припев: взмывая выше ели, не ведая преград, крылатые… Не ведя преград, какой-то советский оборот, почему ели, одной только выше ели, а там три, может быть, ели, черт-те его знает. Мне она не близка, эта песня, а зато из этого фильма песня «Колокола»: "Бьют часы на старой башне", - вот она меньше известна, но она…

СТАХОВСКИЙ:  Она глубже.

ЭНТИН:  Но она как-то тоньше, изящней, музыка лучше. Но кроме того у меня есть просто любимые песни из песен   Тухманова, которые никто не спел еще. Просто они не спеты. И Крылатова, самые лучшие его песни.

КУЗЬМИНА:  А кто инициатор сборника этого или других сборников, лучшего? Инициатор?

ЭНТИН:  Вы знаете, государство бросило нас. У нас национальная идея. Хотите, я  вам расскажу. Национальная идея в Советском Союзе был коммунизм, мы живем плохо, а наши дети будут жить хорошо, лучше, светлое будущее, и поэтому нужно все для детей, и поэтому давайте создадим  первый оперный театр, первую киностудию в мире, создадим дома пионеров, где все, в том числе, я обучался и шахматам, и в драматическом кружке, и там тот же Ролан Быков, и Митта, все вышли из пионерских таких домов. И ТЮЗы возьмите, и детские театры, нигде в мире такого нет, вообще нигде не было, «Союзмультфильм», который, в основном, детские фильмы делал, так что это было уникально. А сейчас национальная идея тоже, если в одном слове сказать - деньги. Дети совершенно не вписываются в деньги. Их родишь, а дальше надо, ну, грудное молоко,  ну, уже памперсы надо все уже покупать, дальше, может быть, придется молоко покупать, докармливать, сейчас не любят это, кормить мамани.

КУЗЬМИНА:  Собой, да.

ЭНТИН:  Поэтому лучше купить это все, это стоит денег, и вообще это было у нас в нашей стране, дети были дотационные статьей бюджета, и поэтому детей бросили. Нашелся человек, который, ну, только не передачу, а прочитал статью, интервью со мной, и сказал, что я хочу работать, сделайте, что вы хотите, издавать ваши произведения. Я говорю, а это что за компания? Он говорит: компания «Уорнер Бразерс».

СТАХОВСКИЙ:  Отлично, вот так случайно получилось.

ЭНТИН:  Случайно. А где вы находитесь? В Челябинске. Они построили компанию там, поставили аппаратуру, и они делали на Запад. И вот они это сделали бесплатно. Но вот эта книжка красивая, она не вышла.

СТАХОВСКИЙ:  Только у вас есть, что ли?

ЭНТИН:  Она есть только у меня, и я ее только дарю. В продаже  этого ничего нет. Там издают, ну, что-то другое.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, она хорошо сделана. А вот эта вторая, вы говорите, что это же какая-то новая, вот стихи у вас открыты разные, тоже интересные, «Ты лети, наша песня»…

ЭНТИН:  Это, знаете, это я сейчас решил, вот я вам, помните, рассказал, что я начал с 6 лет, вот здесь вот это стихотворение есть мое 6-летнее, и я рассказываю, как я это описал, какие-то смешные фотографии сделаны, вот такие в фотошопе придуманные, ну, такие, основанные на правде, и дальше я все новое, просто описал разное. В том числе, и отрывки из произведения, которое еще не вышло. Например, мы с Давидом Тухмановым буквально на днях закончили работу над мюзиклом, который называется «Раньше было лучше», там описано, ну, советское время, и там от начала до конца такие пародии на советские песни. Если хотите, могу почитать.

СТАХОВСКИЙ:  Да, что-нибудь, конечно, с удовольствием.

ЭНТИН:  Спеть не могу, ну, вот, например, рабочие поют, идут на демонстрацию: нам до светлого завтра осталось чуть-чуть,  пусть в бессилии  враг негодует, мы подставили ветру широкую грудь, и в нее ветер дует и дует. Хорошо, хорошо босиком по росе пробежать  в этом радостном мире, хорошо, хорошо, улыбаются все, и улыбка все шире и шире. Ты лети, наша песня, до самых небес, помогай нам осилить дорогу, мы уже натворили немало чудес и еще натворим, слава богу.

СТАХОВСКИЙ:  А, потрясающе, вот только такое ощущение, что это совершенно не о прошлом песня, а, в общем, о том настоящем, которое сейчас.

КУЗЬМИНА:  Скажите, а мюзикл этот будет?

ЭНТИН:  Нет, ну, мы договорились, про политику ни слова.     

КУЗЬМИНА:  Вы написали для мюзикла, где он пойдет?

ЭНТИН:  Это другой вопрос, уже второй, потому что тоже очень все трудно.

СТАХОВСКИЙ:  Это же режиссеры, театры,   это отдельная история, конечно.

ЭНТИН:  Очень все трудно, и, знаете, меня, действительно, назвали уже великим, даже гениальным, вы знаете, что я талантливый, но у меня никаких способностей нет кому-то что-то предлагать и ходить, мне неловко.

СТАХОВСКИЙ:  То есть вы не пробивной человек.

ЭНТИН:  И поэтому вот эти стихи пролежали 71 год. Вот через 71 год и то под огромным  давлением, потому что я это однажды прочитал в ресторане, и мне сказали, что эти люди готовы заплатить, если вы такую книжку издадите, где будет не форматная лексика.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, понятно, то есть эту книгу мы можем лицезреть, она выйдет к  дню вашего рождения где-то?

ЭНТИН:  Да, да.

СТАХОВСКИЙ:  То есть, она появится, ее можно будет купить, посмотреть, очень интересное издание.

КУЗЬМИНА:  Друзья, радует одно, что современные родители берут старые мультфильмы и с удовольствием показывают их детям, и, наоборот, стараются их оградить, я не знаю, фильтруют то, что сейчас появляется, возвращаясь все время к старым мультфильмам, к стихам, к нашим прекрасным авторам, потому что все, что должно быть в голове ребенка, все уже есть, уже есть и проверено и годами, и поколениями.

ЭНТИН:  Тогда я пошел уже.

СТАХОВСКИЙ:  Да, потому что, посмотрите, пару сообщений напоследок: дай бог вам здоровья, пишут нам люди, назвала сына Антошкой после вашей песни, долголетия и будьте долгие годы энергичны и здоровы, с наступающим днем рождения, конечно, 21 августа, по-моему, да?

ЭНТИН:  Да, да.

СТАХОВСКИЙ:  Ничего я не путаю. Послушайте еще одну песню, это «Песня ласточек», очень грустная. Спасибо. Юрий Энтин был у нас в гостях.

ЭНТИН:  Эта песня осенняя, потому что у меня есть про лето, про зиму, а про осень не было, я хотел для маленьких детей объяснить, что такое осень.

СТАХОВСКИЙ:  Сейчас мы узнаем.

ЭНТИН:  Давид Тухманов написал совсем недавно. Никогда она не звучала ни по радио, ни вообще нигде.

СТАХОВСКИЙ:  То есть у нас еще и премьера под занавес. Спасибо вам большое.

КУЗЬМИНА:  Большое спасибо.