Профитроли "Профессионал"

СТАХОВСКИЙ:  Татьяна Полякова появилась в нашей студии. Писатель… или  писательница? Вы не против, так вот в женском роде когда называют это?

ПОЛЯКОВА: Нет, я совершенно не против. Я все-таки в женском роде, поэтому пожалуйста.

СТАХОВСКИЙ: Да, писательница Татьяна Полякова у нас сегодня в гостях. И, в общем, по поводу, наверное. Мы тут узнали, что у вас юбилейная 70-я книга вышла.

ПОЛЯКОВА: Да, вот так вот неожиданно.

СТАХОВСКИЙ: Когда это произошло?

ПОЛЯКОВА: 24-го июля.

СТАХОВСКИЙ: То есть буквально вот?

ПОЛЯКОВА: Да-да.

СТАХОВСКИЙ: Как она называется?

ПОЛЯКОВА: "Огонь, мерцающий в сосуде". Не удивляйтесь, что я так слегка притормаживаю. Просто для меня новая книга - уже та, над которой я сейчас работаю.

СТАХОВСКИЙ: А, то есть уже будет 71-я скоро?

ПОЛЯКОВА: Уже будет 71-я, но не скоро, нет, конечно, не скоро. Потому что работа еще только идет, потом еще какое-то время подготовка к изданию. Я думаю, что, если даст бог, все сложится, значит, где-то в октябре. Ну, так вот человек устроен, всегда воспринимается каким-то пройденным этапом то, что уже вышло. То есть потому, что ты работаешь непрерывно, и уже весь в каких-то там других идеях.

КУЗЬМИНА: А это правда, что другие писательницы, в том числе и Дарья Донцова вдохновила вас на продолжение писательства?

ПОЛЯКОВА: Ну, на самом деле меня вдохновила как раз Дарья Донцова, а не другие писательницы. Потому что только у Дарьи Донцовой, когда у нее вышла сотая книга, и она появилась с таким плакатом во многих изданиях, как Родина-Мать - рука вперед, и было написано: "Я написала 100 книг. А тебе слабо?" Я так поняла, что это адресуется лично ко мне. Ну, как-то эта мысль у меня запала. Но на самом деле, конечно, я не ставлю никаких там себе идей - 100, 99 или еще что. Как бог даст. Но вообще хотелось бы, если честно, да, хотелось бы.

КУЗЬМИНА: А раскройте секрет нашим слушателям и вашим читателям: как появляются названия у книг? Ведь часто оно бывает, например, для автора номинальным, а, может быть, его и нет поначалу.

ПОЛЯКОВА: Конечно, нет.

КУЗЬМИНА: И потом либо издательство предлагает свою версию этого названия, или вообще как это происходит?

ПОЛЯКОВА: Вы знаете, вот на вопрос "как" могу ответить одним словом: мучительно. То есть для меня, например, придумать название… Я вообще очень, очень с большим уважением отношусь к поэтам и вообще ко всем людям, которые способны вместить там в четверостишье множество, так сказать, мыслей, идей и чувств и так далее. Мне вот на это надо как минимум 380-400 страниц. Поэтому вот все, что я вот сделала, вот как-то уместить в одну фразу и желательно такую, чтобы она и соответствовала тому, что я сделала, и была бы все-таки красивой, это очень сложно.  Поэтому вот моя редактор (вот тоже все-таки редактор), вот она… ну, вообще мне с ней безумно повезло. Это человек, с которым мы работаем уже вот 16, 17 скоро будет лет.

КУЗЬМИНА: Уже 71 книгу.

ПОЛЯКОВА: Да, да. То есть бессменный такой мой редактор, и это великое счастье, вот все пишущие люди это прекрасно понимают. Ну, вот она высказалась в последнее время, что в плане названий я безнадежна, то есть проходит где-то там порядка одной десятой моих названий. Ну, так как предлагают мне названия, и мне они очень часто не нравятся, начинается такая, знаете, вот… период бодания. То есть наступает момент, когда мы общаемся исключительно СМСками, потому что, как вы понимаете, в СМСках много не скажешь, это лаконично и вежливо. Ну, а потом наступает момент, когда либо я звоню и говорю: Оленька… Или она звонит и говорит: Танюша… Это значит, что мы достигли…

СТАХОВСКИЙ: Наконец-то соглашения какого-то.

ПОЛЯКОВА: Да, да, да. Что где-то там что-то проблеснуло, и мы будем двигаться в этом направлении. Потому что иногда просто ты мучительно подбираешь какое-то слово. Ты понимаешь, что ты хочешь, вот топчешься вокруг двух фраз, вот тебе не хватает третьего слова, ну и в конце концов ты его находишь. Не могу сказать, что все очень хорошие названия, которые мне прямо супер нравятся, но вообще нравятся большинство.

СТАХОВСКИЙ: Но попадаются, да.

ПОЛЯКОВА: Да.

СТАХОВСКИЙ: Татьяна, вы же родились во Владимире?

ПОЛЯКОВА: Да.

СТАХОВСКИЙ: А потом переехали в Иваново.

ПОЛЯКОВА: Нет, ну, я в Иванове просто училась, поэтому это студенческие годы.

СТАХОВСКИЙ: И остались там?

ПОЛЯКОВА: Нет-нет, я вернулась во Владимир.

СТАХОВСКИЙ: И продолжаете жить во Владимире? То есть ни Москва, ни Петербург вас не затянули? Вы так наездами?

ПОЛЯКОВА: Ну, не затянули. Но вы знаете, если честно говорить, то, конечно, если отмечать количество прожитых дней там в городах, то, конечно, не факт, что получится Владимир. Но я предпочитаю, вообще предпочитаю для себя считать, что я все-таки во Владимире. Может быть, потому, что мне там наиболее комфортно. Хотя долго не складывалась моя любовь, вот такой роман с Москвой,  сложился в конце концов, и я себя чувствую очень хорошо.

СТАХОВСКИЙ: Довольно комфортно здесь, да?

ПОЛЯКОВА: Да, вот никогда не думала, но вдруг это произошло. Очень Питер люблю, хотя бы потому, что там мои дети, теперь еще и внук, поэтому, естественно…

СТАХОВСКИЙ: Ой, уже и внук есть?

ПОЛЯКОВА: Да, уже и внук.

СТАХОВСКИЙ: Сколько уже?

ПОЛЯКОВА: Ему уже год и два месяца.

СТАХОВСКИЙ: Прелесть какая!

ПОЛЯКОВА: Да. Вот поэтому…

КУЗЬМИНА: Можно практический вопрос?

ПОЛЯКОВА: Можно.

КУЗЬМИНА: Моя мама, совершенно человек, сколько я ее помню, все наши полки книжные были забиты Агатой Кристи. Самый любимый сериал - это "Эркюль Пуаро", причем в исполнении одного и того же артиста. Она может годами пересматривать и перечитывать. Она работала много лет в детском саду, как и вы. И как начать писать? Я понимаю, что не каждому дано. Я понимаю, что не все становятся  писателями, которых издают. Но, может быть, для себя, ведь это совершенно может начаться как хобби? Или уже все забито, есть основные писательницы?

ПОЛЯКОВА: Нет-нет, это, знаете, это такой миф. Это, знаете, это как устроиться на радио диджеем, например, понимаете? То есть все забито, и никуда вас не возьмут.

КУЗЬМИНА: Потому что огромное количество наших мам сейчас, например, внуков еще нет, работа - либо она там уже, не знаю, на пенсию ушла, там, может быть, раньше времени, а, может быть, отдыхают и хотят, возможно... И даже мы им подарили ноутбуки для того, чтобы можно было набирать текст. И опыта огромное количество, и фантазии, и чего-то. С чего начать?

ПОЛЯКОВА: Нет, ну, это очень просто. Надо сесть и написать роман.

СТАХОВСКИЙ:  Естественно. Делов-то всего - садишься и пишешь.

ПОЛЯКОВА: А как еще?

КУЗЬМИНА: Спасибо большое, да.

СТАХОВСКИЙ: Садишься и пишешь потихонечку аккуратненько.

ПОЛЯКОВА: А потом все, так сказать, вот сопровождающее, понимаете? То есть какие-то предварительные подготовки, они, как правило, затягивают. Понимаете, человек может всю жизнь готовиться написать роман, как правило, великий роман, вот гораздо лучше, чем пишут вот все эти Поляковы, Донцовы там и прочие-прочие. Вы понимаете, это все большая обманка, на самом деле. То есть вообще я бы никому не рекомендовала две вещи, то есть делать из литературы хобби. Это не хобби, это очень тяжело, на самом деле. И что я бы очень не рекомендовала, это делать из литературы деньги. То есть люди, которые приходят за деньгами в литературу, они допускают огромную ошибку. Лучше найти работу, так сказать, другую.

СТАХОВСКИЙ: Какую-то там нормальную, человеческую.

ПОЛЯКОВА: Да-да-да.

СТАХОВСКИЙ: Татьяна, когда мы виделись последний раз, ну вот мы с вами, это было, по-моему, лет семь назад, мне кажется.

ПОЛЯКОВА: Да нет, нет, это время так бежит, нет, вряд ли.

СТАХОВСКИЙ: Да? Ну, ладно, хорошо. Я  помню, что раньше вы писали в тетрадях обычных.

ПОЛЯКОВА: Да я так и пишу.

СТАХОВСКИЙ: То есть до сих пор с компьютером так вы и не подружились?

ПОЛЯКОВА: Нет, я с компьютером дружу. Я смотрю новости, я отвечаю на письма.

СТАХОВСКИЙ: Но работать…

ПОЛЯКОВА: Нет-нет, а зачем? Должна быть традиция.

СТАХОВСКИЙ: Ну, а руки устают же что-то вот это вот…

ПОЛЯКОВА: Ну, а пальчики у вас не устают вот стучать по клавишам?

СТАХОВСКИЙ: Да нет.

ПОЛЯКОВА: Еще надо сюда смотреть, на экранчик смотреть. Зачем это надо? А потом, вы знаете, я на самом деле, вот как человек пишущий и привычный к тексту, если я буду печатать на компьютере, мне текст надо выстраивать, чтобы была прямая речь выделена, красная строка и так далее. На это уходит бездна времени. Еще я начну ошибки исправлять, я же все-таки филолог по образованию.

КУЗЬМИНА: И я перестану писать.

ПОЛЯКОВА: Вот. То есть у меня все это куда-то уйдет. А в тетрадке я пишу очень нагло, я пишу на каждой строчке в тетрадке в клеточку, никакую прямую речь не выделяю, тире ставлю и все, чтобы секретарь моя поняла.

СТАХОВСКИЙ: И поехала дальше, да.

ПОЛЯКОВА: И все это дальше мучение вот еще одной святой женщины, которая со мной много-много лет, которая делает компьютерный набор. Но она привыкла, и ей тоже так комфортнее. Если я начну вот такое что-то расписывать, она наверняка разволнуется.

КУЗЬМИНА: Еще один практический вопрос. Я понимаю, Александра Маринина, например, человек, пишущий детективы, в прошлом работала в органах внутренних дел. Конечно, у нее уйма историй в памяти, от которых она может отталкиваться в своем сюжете книги. Когда у тебя за плечами 15 лет детского сада, вопрос…

СТАХОВСКИЙ: Казалось бы…

КУЗЬМИНА: Казалось бы, откуда в человеке берутся вот эти ходы, которые потом появляются на страницах, вот детективные?

ПОЛЯКОВА: Ну, вы знаете, это вот вопрос из серии: если пишешь фантастику, надо слетать в космос. Если ты Стивен Кинг, обязательно надо там какую-то чертовщину вытащить откуда-нибудь с того света и прочее. Нет, ну, вы знаете, на самом деле человеческий мозг устроен очень и очень своеобразно. Я, правда, не специалист в этом вопросе, но я многое слышала об этом.

КУЗЬМИНА: Особенно мой, хочется сказать, да.

ПОЛЯКОВА: И понимаете, фантазия, она же по-разному работает. Совершенно не обязательно работать где-то в  правоохранительных органах, чтобы вот… Я знаю, что есть люди-практики, вот им надо что-то живое, понимаете, вот им надо какие-то живые дела, живое общение. Вот им надо какую-то вот такую интонацию особую. Вот войти вот в эту вот интонацию, я не знаю, там как во множестве сериалов и прочее, то есть вот показать как-то, как это все на самом деле. Я же не пишу о людях, которые работают следователями официальными.

СТАХОВСКИЙ: Ну, у вас житейские истории-то такие.

ПОЛЯКОВА: Да, у меня всегда следователем выступает человек толпы. То есть вот попал человек в такую глупую историю, и он оказался в какой-то безвыходной ситуации, и у него вот эта вот ситуация, она его загоняет. То есть либо ты становишься сыщиком, таким недоучкой, который, естественно, попадает во всякие глупые какие-то вещи, потому что он многого не понимает, либо, значит, ну что? Ну, есть вариант идти в полицию, но я всегда так обычно хитро делаю, что они по какой-то причине там не могут туда пойти. Ну, еще надо учитывать, что все мои героини, они авантюристки, что собственно и стоит…

СТАХОВСКИЙ: И в основном это женщины.

ПОЛЯКОВА: Да-да. И поэтому они берутся вот за дело, себе не свойственное, и вот начинают там кого-то искать. Поэтому все эти вот, так сказать, милицейские будни, они мне… Вот чем меньше я знаю, тем вот очень хорошо. Если мне нужна консультация, у меня такое количество друзей и знакомых во всех органах наших, то есть…

КУЗЬМИНА: То есть это правда бывает? Вы звоните и спрашиваете: ты знаешь,  моя героиня вот  так поступает, а какое там наказание, например, за это следует, или а какие последствия?

ПОЛЯКОВА: Конечно. Ну, вот совершенно недавно я, например, спрашивала. Что-то написала: дядечка у меня в возрасте - начальник районной милиции. Думаю, нет, надо все-таки проконсультироваться. Звоню, говорю, что вот он у меня майор. Говорят: ну что же он у тебя майор-то? Вроде бы как не по званию.

СТАХОВСКИЙ: Начальник, давай полковником.

ПОЛЯКОВА: Да. Я говорю: нет, мне нельзя, вот большое звание мне не хочется... - Тогда делай его помоложе возрастом. Ну, вот пришлось его… Так он у меня по задумке был матерый такой, такой вояка, но пришлось сделать его, омолодить его там лет на 10, и стал он, так сказать… Но он остался майором. И таких вещей очень много. То есть нужны какие-то консультации: можно ли выдать там, если мне нужно это по роману, убийство за самоубийство, еще какие-то вещи. Естественно, я обязательно консультируюсь, потому что не хочется, чтобы люди воспринимали это как откровенную глупость.

КУЗЬМИНА: Хотела сказать: была бы я сейчас на вашем месте, мне бы хотелось у слушателей узнать, какая героиня, например, им нравится больше, какая героиня каких книг. Ведь люди, если начали вас читать, то они это делать продолжают, и мы прекрасно об этом знаем. Не бывает такого, что вот ты прочитал одну книгу вашу и не продолжаешь, и  никогда не берешь. Я имею в виду: либо никогда, либо уже начинаешь читать и продолжаешь.

ПОЛЯКОВА: Ну да. Потому что и я точно так же подсаживаюсь на какого-то автора. Я могу там ругаться, говорить, что ой-ой, там последние книги никуда не годны. Но как только она появляется, я иду, тупо покупаю, читаю, опять ругаюсь и опять жду. И все равно ты получаешь удовольствие, потому что тебе кажется, что там это стало хуже. Нет, просто какие-то вещи тебе очень уже понятны, потому что ты живешь с этим автором на одной волне.

СТАХОВСКИЙ: А есть любимые авторы, да?

ПОЛЯКОВА: Конечно.

СТАХОВСКИЙ: А кто это?

ПОЛЯКОВА: Ну вот сейчас я очень, например, люблю Нарфолка, который Лоуренс. Хотя вот тоже, если, например, сравнивать там его первую вещь с последней, то тут как бы у многих разночтение.

СТАХОВСКИЙ: А классика, если мы возьмем классическую литературу, все-таки русская или зарубежная?

ПОЛЯКОВА: Нет, все-таки Федор Михайлович Достоевский.

СТАХОВСКИЙ: Все-таки…

ПОЛЯКОВА: Я очень люблю страсти. Я очень люблю страсти, поэтому я безумно люблю Шекспира, я очень люблю Достоевского, поэтому я совершенно не воспринимаю Льва Николаевича Толстого, потому что это голова, а не вот…

СТАХОВСКИЙ: А не сердце, да.

ПОЛЯКОВА: Не сердце. Даже не сердце… Я вообще люблю легкую истерию во всем. Поэтому я очень люблю Григория Лепса и так далее. Вот понимаете, это вот моя тема.

КУЗЬМИНА: Вот для того, чтобы не спрашивать Татьяну Полякову, банальный вопрос журналистский не задавать: ваши любимые героини, я задаю вам, слушатели, этот вопрос. Нам бы у вас хотелось узнать: если вы читаете Татьяну Полякову, какая из ее героинь вам наиболее близка, и почему? Вот для общего нашего развития. Присылайте ваши СМСки, будем с удовольствием их читать Татьяне лично.

СТАХОВСКИЙ: Да. По моему мнению. ну вот как мне кажется, то есть я не могу сказать, что я прочитал все 70 книг, но какое-то определенное количество произведений у меня, конечно, отложилось. И, скажем, совершенно четко, когда у меня вот заходит разговор с кем-то о сегодняшней вот такого уровня литературе, вот широкой массовой и женской в том числе, я всегда говорю, что Полякова, на мой взгляд, это в первую очередь юмор. Потому что мне кажется, что ваши книги, они смешные, их читать весело.

ПОЛЯКОВА: Ну, я стараюсь, чтобы они не были такими, знаете, удручающе-пессимистичными. Потому что, кроме меня, очень много людей, готовых настроить нас, так сказать, нас на вот такой вот не очень веселый лад.

СТАХОВСКИЙ: Нет, ну вот та же Маринина, она серьезная, например.

ПОЛЯКОВА: Она серьезная. И вы знаете, любую ситуацию можно описать по-разному: трагедией, драмой или комедией. Я все-таки предпочитаю… это даже не я, это мои героини. Понимаете, если девушка авантюрная, и вдруг она будет вдаваться в какие-то, я не знаю, философские там какие-то такие глубокие откровения сама с собой или вдруг захандрит, это не соответствует ее характеру. А если я вот глубокую девушку героиней поставлю, вопрос: а чего она в милицию не пошла? То есть все это рушится. Вот есть определенная логика, и если следовать этой логикой, одно, так сказать, вот тянет за собой другое. Поэтому это вот так. И точно так же, понимаете, там можно написать, что я там побледнела, замерла и прочее. А можно это там сказать, что глаза разошлись в разные стороны и долго не собирались сходиться обратно. Ну, это будет то же самое, но это будет несколько другое настроение, то есть и тем самым и читателям дается понять, что все нормально, ребята, в конце концов наши победят. Парни в белых шляпах всегда будут победителями.

СТАХОВСКИЙ: А вы общаетесь с кем-то из своих коллег?

ПОЛЯКОВА: Ну, конечно, конечно.

СТАХОВСКИЙ: И как?

ПОЛЯКОВА: Очень хорошо. Нет, вы понимаете, я общаюсь… Общение, оно же разное. То есть "чмоки-чмоки" - это одно, это я не могу назвать общением. Большинство, естественно, моих коллег - это как раз вот общение с ними вот на таком уровне. Потому что мы где-то там пересекаемся, увиделись,  пять минут поболтали: "как дела? - все в порядке", и разбежались. Соответственно, есть люди, с которыми отношения совершенно другого плана, то есть это какие-то дружеские, то есть мы где-то встречаемся гораздо чаще, перезваниваемся, что-то отмечаем вместе. И есть те, кого я смело могу назвать подругами. Это, например, Галя Куликова, мы с ней очень давно дружим.

СТАХОВСКИЙ: А есть какая-то творческая ревность в этом отношении? Может быть, легкое сорвнование?

ПОЛЯКОВА: Вы знаете, я могу сказать, что на самом деле писатели - это такие люди специальные, вот если честно, им никто не нужен, вот они сами в себе, понимаете? А когда человек вот сам с собой, и ему очень хорошо, весело и гармонично, ну, это грубо звучит и, наверное, не очень тактично, но на самом деле тебе достаточно безразлично, что там…

СТАХОВСКИЙ: Ну, каждый занят своим делом, увлечен своим трудом.

ПОЛЯКОВА: Да. Поэтому - ну, хорошо, здорово, все у тебя сложилось - замечательно, не сложилось - ну это не моя проблема, это твоя, уж ты там как-нибудь давай сам. Другое дело, опять-таки я хочу сказать, что я, например, еще кроме того, что я  писатель, я еще и читатель благодарный. И поэтому я очень много читаю, в том числе и коллег. И когда я вижу хорошую книгу, я получаю просто удовольствие колоссальное.

СТАХОВСКИЙ: Давайте мы на этом сделаю легкую паузу. Татьяна Полякова у нас в гостях, писательница. Поговорим сейчас еще о многих вещах, об экранизациях, может быть, каких-то хочется узнать, они у вас есть и, может быть, будут какие-то в планах. Ну, в общем, есть о чем. Потому что понятно, что сейчас довольно много экранизируют всего: есть и сериальные вещи, и просто художественные вещи. Вас экранизируют, по-моему, не так много.

ПОЛЯКОВА: Мало, мало.

СТАХОВСКИЙ: Я не знаю, с чем это связано. Это, в общем, и неважно. Но я вот помню одну работу, как-то она ярко, так мне кажется, довольно прошлась... Тем более, что можно много спорить о художественных качествах кино, но в принципе оно такое интересное получилось, на мой взгляд, простое, но интересное. "Тонкая штучка" ваша же с Александрой Захаровой?

ПОЛЯКОВА: "Тонкая штучка", да-да-да.

СТАХОВСКИЙ: Это лет 10 уже фильму?

ПОЛЯКОВА: Нет, больше.

СТАХОВСКИЙ: Даже больше?

ПОЛЯКОВА: Уже больше, уже лет, наверное, 14. По-моему, в 97-м или в 98-м году вышло. Ну, в общем, уже старенькое. И чем дальше мы от этого времени, от 90-х отходим, тем комедия веселее, потому что уже как-то вот эти вот идеи этих самых бандитских войн, они уже обрастают такой, знаете, легендарностью, как времена сухого закона в Америке, приобретают некий шик. Это я сужу по тому, что к ним сейчас то и дело возвращаются, и уже в другом совершенно контексте. То есть уже звучит такая ностальгическая нота, что ведь хорошие парни, но вот время такое было.

СТАХОВСКИЙ: Ну, так получилось, что ж теперь?

ПОЛЯКОВА: Это самый-самый большой, так сказать, как бы показатель  того, что мы уже от этого времени отошли, и для нас оно уже в принципе совершенно другое.

СТАХОВСКИЙ: Но вот возвращаясь к экранизациям, как вам кажется, у вас есть книга, которую вы, например, писали, и сами для себя вдруг в какой-то момент осознали и подумали: вот из этого, наверное, получится неплохое кино.

ПОЛЯКОВА: Ну, нет, у меня такого, вы знаете… Вот я все-таки, если бы у меня были подобные идеи, я бы, наверное, стала писать сценарии. Потому что если какая-то идея возникает, тебе хочется ее реализовать. А если я пишу книгу, то есть ну как я ее могу реализовать в кино? Да никак. В любом случае все это будут делать какие-то другие люди.  Поэтому нет, нет, такого…

СТАХОВСКИЙ: И никаких таких и амбиций, не хочется?

ПОЛЯКОВА: Нет, нет. Мне хотелось бы, мне очень бы хотелось, чтобы экранизировали Ольгу Рязанцеву. Я не знаю, сколько в этом моего настоящего желания, а сколько...

СТАХОВСКИЙ: Ольга Рязанцева - это один из персонажей.

ПОЛЯКОВА: Одна из героинь, да. И ей посвящено восемь романов, и она такая на сегодняшний день, наверное, ну если не самая популярная, но одна из самых популярных, наверное. Мы проверим, если что. Вот. И вы знаете, может быть, это мое настоящее желание, а, может быть, это колоссальное желание моих фанатов - вот людей, которые очень ее любят и хотели бы все это увидеть на экране. Потому что, например, достаточно сказать, что в социальных сетях, там даже ролики есть, которые делают сами, так сказать, по мотивам.

СТАХОВСКИЙ: Ну, понятно, поклонники. А вы видите кого-то из русских, может быть, актрис в роли той же самой Рязанцевой?

ПОЛЯКОВА: Вы знаете, я опять-таки не претендую на внешность, она меня, честно говоря, не очень беспокоит.

СТАХОВСКИЙ: Нет, ну есть внутреннее ощущение какое-то?

ПОЛЯКОВА: Ну, если это не будет девушка, извините, там  двухметрового роста или, я не знаю, там с яркой внешностью итальянки, или еще что-то такое, что полностью идет вразрез с тем, что у меня, нет, каких-то вот стопроцентных предпочтений кого-то…

СТАХОВСКИЙ: То есть в принципе это может быть кто угодно?

ПОЛЯКОВА: Конечно, для меня важно что? Чтобы это было хорошо сыграно, чтобы я сама поверила, что вот это и есть моя героиня.

КУЗЬМИНА: У меня два вопроса. Первый. Вы сейчас новую книгу пишите, отражается ли современная ситуация в России в этой книге? То есть мы говорим о сухом законе, о тех 90-х, о красных пиджаках? Сейчас мы смеемся, улыбаемся и так далее. Вот сейчас то, что вы пишите, будет на страницах вот это настроение в обществе?

СТАХОВСКИЙ: В обществе. Ну, как вот мы поговорили о бандитских временах 90-х, которые вы отражали.

ПОЛЯКОВА: Конечно, конечно. Ну, вы понимаете, я же пишу как раз истории такие, связанные не с лучшими вещами, скажем так.

СТАХОВСКИЙ: В целом, так получается, хоть и весело, но…

ПОЛЯКОВА: Да. То есть детектив - это убийства и прочее-прочее, ну я не знаю, ограбления и так далее. Поэтому хочешь ты или не хочешь, у тебя все равно отражается та реальность, даже если ты хочешь от нее уйти, которая вокруг тебя происходит. А потом, я же не Флобер, я не в башне из слоновой кости, я все-таки живу и живу на тех же улицах, собственно.

КУЗЬМИНА: Хорошо. Тогда как бы есть общественное мнение или, хорошо, мнение, которое… Хорошо, есть общественное мнение, а есть ваше…

СТАХОВСКИЙ: Сейчас аккуратнее, Вера, сейчас аккуратнее…

КУЗЬМИНА: Вот ты понимаешь, почему я делаю паузы?

СТАХОВСКИЙ: Да-да-да.

КУЗЬМИНА: А есть ваше собственное. Вот в книгах оно  - ваше собственное мнение к тому, что происходит?

ПОЛЯКОВА: Конечно. Которое выражено через мою героиню. Опять-таки, понимаете, здесь нельзя ставить абсолютно однозначного знака равенства. Я уже объясняла, что все-таки героиня, она у меня вот специальная такая девушка. Естественно, это не я, и это не я ни в какой степени. То есть я не дублирую себя  70 раз, восхищаясь своим внутренним миром, это другой человек абсолютно. Но то, что для меня важно, я, естественно, пытаюсь передать через нее.

КУЗЬМИНА: А из этого ответа второй вопрос. Если вообще ничего не знать о Татьяне Поляковой, не открывать "Википедию" и никакие биографии, через эти 70 книг узнать вас можно?

ПОЛЯКОВА: Естественно, естественно.  Если не зацикливаться на главной героине. То есть если исходить из постулата, что Татьяна Полякова - это вот человек, от имени которого она пишет: я, я, я… Ну, тогда вы придете к какой-то маразматической глупости.

КУЗЬМИНА:  То есть это собирательный образ разных персонажей? Даже самых второстепенных?

ПОЛЯКОВА: Конечно, конечно. Нужно учитывать не кто что говорит, понимаете, а настроение книги.

СТАХОВСКИЙ: Общая мысль, которая там.

ПОЛЯКОВА:И вот то подспудное видение вот нашей жизни, которое там присутствует. Но ни в коем случае не ставить знак равенства между какими-то героями.

КУЗЬМИНА: То есть это даже могут быть второстепенные герои и даже совершенно…

ПОЛЯКОВА: Это могут быть даже не герои как таковые, это вот может быть настроение, понимаете? Вот какое у вас чувство осталось от прочтения книги? Вот это вот моя эмоция, которую я вам передала. То есть вы взглянули на нашу жизнь, я не знаю, там на два вечера или там на пять часов (есть у меня люди, которые книгу мою читают за пять часов), пускай даже на эти пять часов они все-таки имеют возможность, если они со мной согласны, взглянуть на мир моими глазами, вот как я его чувствую и как я его воспринимаю. Если мы на одной волне, то вот это вот случается. Это как раз то, что и называется "мои читатели" или я там чей-то автор. Если мы не на одной волне, мы расходимся: она не понимает меня, ей не интересно со мной. А мне, естественно, не интересны такие читатели, потому что мы как бы люди с разных планет.

КУЗЬМИНА: Вы за кадром сказали, что вы около 20-ти в месяц читаете рукописей.

ПОЛЯКОВА: Да.

КУЗЬМИНА: Это просто люди, присылающие вам на суд свои рукописи?

ПОЛЯКОВА: По разному приходят: и через знакомых передают. Ну, в общем, очень-очень интересные пути. И, естественно, просто присылают. И, в общем, все это случается по-разному.

КУЗЬМИНА: А какова их судьба? Вот в среднем?

ПОЛЯКОВА: Ну, а какая судьба? Если я считаю, что это неплохо, то есть это можно кому-то показать, соответственно обращаюсь в издательство или даю координаты, к кому и как обратиться.

КУЗЬМИНА: А не было таких, знаете, авторов самонадеянных, которые: Татьяна, а я вам помогу, и мы будем не одну книгу в месяц выпускать, а восемь.

ПОЛЯКОВА: Ну, вы знаете, на самом деле очень много людей, которые предлагают свои истории. То есть вот им кажется, что у них очень такие интересные истории. Они не могут сами ее рассказать. Они мне предлагают: вот давайте, вы воспользуетесь моей историей, и вот что-то у нас там произойдет. Я всегда извиняюсь, объясняю, что мне не интересны вообще готовые истории, они очень дурно действуют на мою фантазию, потому что там уже все есть, а чего мне-то придумывать? Поэтому я от них всегда с благодарностью отказываюсь. Хотя я всегда очень ценю, когда люди вот обращаются там с какими-то идеями и прочим. То есть значит, что они мне доверяют, и это, естественно, приятно.

СТАХОВСКИЙ: Ну, к нам приходят разные сообщения: есть и очень положительные отклики, и слова благодарности, может быть, и веселья, и помощи в каких-то жизненных сложных ситуациях, такое бывает, естественно. Есть вопросы о том, о чем мы уже поговорили только что: в какой книге, например, вы списали героиню с себя? Вот Антон наш спрашивает из Москвы. А Михаил из Великого Новгорода интересуется все-таки так вот исподволь, но довольно жестко и, может быть, не очень приятно, но я вот себе позволю: "Из женщин-детективщиц, - пишет Михаил, - можно читать и даже со временем перечитывать только Агату Кристи и Иоанну Хмелевскую". Вы согласны с ним?

ПОЛЯКОВА: Нет, конечно. Но это его мнение, понимаете? Человек имеет право на мнение. Он может считать меня никудышней писательницей.

СТАХОВСКИЙ: Конечно, может, да.

ПОЛЯКОВА: И он абсолютно имеет право на это. Я могу считать его, как бы сказать, малокомпетентным человеком. Я человек вежливый и скажу так. Это мое право, понимаете? То есть, слава богу, что мы можем существовать вот, так сказать, в многообразии мнений.

СТАХОВСКИЙ: То есть каждому свое, никто же ни на что не претендует.

ПОЛЯКОВА: Конечно. Нет, боже избави!

СТАХОВСКИЙ: И в этой связи хочется сразу спросить: а нет ли у вас желания, например (или, может быть, вы работаете над этим 20 лет, бог его знает), написать что-нибудь такое большое и серьезное? Знаете, мне вот вспомнился Борис Акунин сейчас, который очень много и долго писал всевозможные книги, и мы его любим за разные книги, и за серьезные какие-то труды. Но вот вышла его последняя книга "Аристономия", и сам Акунин вдруг сказал, что это моя  первая книга. Все, что я писал до этого, ну это было вот какое-то развлечение, а вот наконец я написал книгу, про которую я могу сказать, что да, наверное, это, может быть, литература. Нет ли у вас каких-то вот таких вот мыслей или положений, или планов? Долго я формулировал вопрос, но у вас есть время подумать над ответом. Давайте на минуту буквально прервемся и после этого продолжим.

КУЗЬМИНА: А теперь сейчас не менее длинным ответ, надеюсь, будет.

СТАХОВСКИЙ: Да-да-да, возвращаясь к Борису Акунину…

ПОЛЯКОВА: Ну, вы знаете, есть ли у меня мысли по поводу… У меня вообще очень много всяких мыслей разных, в том числе там есть желание и есть даже два сюжета написать пьесу. Ну, много у меня вообще всяких желаний.

СТАХОВСКИЙ: Ну, задумки такие, да.

ПОЛЯКОВА: Да. Но вы знаете, я хочу сказать, что если человек по-настоящему хочет, он садится и делает. Вот что я и пожелала бы многим, так сказать, потенциальным авторам. Понимаете, если я до сих пор ничего не сделала, значит на самом деле не хочу. Потому что как только я это захочу по-настоящему, я не буду болтать с вами, а сяду за рабочий стол и начну свою, так сказать, идею реализовывать.

СТАХОВСКИЙ: На два года, а то и на пять лет запрусь где-нибудь…

ПОЛЯКОВА: Поэтому все, что я вам буду говорить по этому поводу, это просто интересничанье, понимаете? Это на самом деле не имеет никакого значения, для меня-то уж точно.

КУЗЬМИНА: У нас есть несколько начал предложений, которые бы мы вам хотели предложить продолжить. Например: "Вот уже больше года я пытаюсь…"

ПОЛЯКОВА: Я пытаюсь по вечерам ложиться спать пораньше, а по утрам бегать.

СТАХОВСКИЙ: И ничего не получается?

КУЗЬМИНА: Судя по тону ответа, да, тщетно. "Иногда мне кажется, что меня приглашают…"

ПОЛЯКОВА: Ну, я не знаю. Куда меня приглашают? Ну, с какими-то такими не очень добрыми целями, я имею в виду добрыми в отношении меня. То есть люди что-то ожидают от этого.

КУЗЬМИНА: Вы отказываетесь?

ПОЛЯКОВА: Я вообще не любитель тусовок.

КУЗЬМИНА: "Я не могу поддержать разговор о…"

ПОЛЯКОВА: О, о многих вещах. Я очень многое чего не знаю. Я, например, совершенно не соображаю ничего в телевидении. То есть я очень часто попадаю впросак, когда при мне говорят о каких-то передачах, о каких-то людях, а мне ужасно неловко, потому что я  просто не знаю ни фамилий, ни названий.

КУЗЬМИНА: "Я стараюсь держаться подальше от тех, кто…"

ПОЛЯКОВА: Ну, люди завистливые, люди агрессивные. То есть я не терплю толпу.

КУЗЬМИНА: "Я не люблю себя во время…"

ПОЛЯКОВА: Я люблю себя всегда!

КУЗЬМИНА: Я люблю себя в любое время.

СТАХОВСКИЙ: Да. Ну, и последний вопрос: "Самая частая ложь обо мне заключается в…"

ПОЛЯКОВА: Ну, я не знаю такой какой-то крупной лжи, наверное, вот все эти глупые разговоры про литературных негров и прочее. А мелкая? Ну, она, знаете, она как-то меня мало задевает, поэтому я, честно говоря, и не обращаю внимания.

КУЗЬМИНА: А еще мне очень нравится вопрос, есть ответ на него или нет? "Я люблю фильмы, в названии которых есть…"

ПОЛЯКОВА: Вообще я люблю очень гангстерские фильмы, если честно.

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно!

КУЗЬМИНА: "Карты, два ствола…"

ПОЛЯКОВА: Да, супер, одна из любимых. Я очень люблю, например, "Крестного отца", первую часть. Я вообще очень люблю, например, старые фильмы с Марлоном Брандо, как "Апокалипсис". И при этом я очень люблю, например, "Женитьбу Бальзаминова". Я его знаю наизусть, включаюсь вот, так сказать, с любой фразы. И я считаю, что это просто супер-фильм всех времен и народов.

КУЗЬМИНА: А было хоть раз, когда от начала до конца посмотрен был? Потому что, мне кажется, я в него включаюсь всегда где-то с середины.

ПОЛЯКОВА: Нет-нет-нет,  я его смотрю. Если я его где-то нахожу, я обязательно смотрю до конца. Бросить "Женитьбу Бальзаминова"? Нет, вы что! Это как русского мужика вывести из застолья, когда еще есть выпить и закусить.

СТАХОВСКИЙ: Действительно, глупости какие! А вы верите в судьбу?

ПОЛЯКОВА: Да.

СТАХОВСКИЙ: Насколько сильно? То есть вас можно назвать фаталистом? Или вы как-то совмещаете понятия?

ПОЛЯКОВА: Нет, нельзя. Я просто человек такой, тяготеющий к восточной философии. И я считаю, что вот… я согласна с китайцами, что у человека есть как бы три вида судьбы: это карма, которую ты не переделаешь, это его земная жизнь и это еще, так сказать, судьба, на которую тоже можно влиять. То есть вот два вида ты волен что-то сделать для себя сам, но есть вот третья, которая тобой все-таки движет.

КУЗЬМИНА: Вы не любите толпу, но любите людей?

 ПОЛЯКОВА: Вы знаете, я не понимаю вообще подобных изречений: "я люблю людей", "я люблю детей", "я люблю природу", "я люблю животных". Ну, насколько я знаю, там, например, крыса - это тоже животное. Но вы ее любите? Если вы мне скажете, что вы ее любите, я начну сомневаться в здравомыслии. Красивая молодая девушка, а с чего такие предпочтения? То есть это уже повод к психоаналитику двигать. Поэтому, понимаете, я не понимаю, как можно любить всех людей. Люди все разные. Я люблю людей, которые мои люди - люди, которые мне симпатичны, которым в голову не придет завидовать, злиться, делать ближнему какую-то пакость, понимаете? Потому что… ну, я не знаю, кто таких людей может любить. Вот злых и прочих я терпеть не могу, я это говорю все время откровенно, и мне не хочется тратить на них время в любой, так сказать, форме: ни обсуждать их, ни тем более встречаться с ними и каким-то образом там вообще контактировать. У них своя жизнь, они строят свой мир, понимаете? Вот в их мире мне очень неуютно, потому что там действительно сплошь и рядом предают, продают, делают всякие гадости, там ставят подножки и прочее. А у меня свой мир, который я сама выстраиваю. Там хорошие люди, добрые, улыбчивые, там хорошо, комфортно. И если есть какие-то проблемы, то они решаются.

СТАХОВСКИЙ: Добро пожаловать в свой мир! Спасибо вам большое. Татьяна Полякова, писательница, была у нас в гостях.  Поздравляем с 70-й книгой, ждем 71-ю. А там и до сотни рукой подать! Спасибо.

ПОЛЯКОВА: Спасибо, спасибо!