Профилактика Интервью Арама Габрелянова

КУЗИЧЕВ: Арам Ашотович Габрелянов у нас в гостях. Российский журналист, издатель, председатель совета директоров ОАО "Редакция газеты "Известия", генеральный директор издательского дома News Media, ну, и, конечно, создатель популярного в России таблоида "Жизнь".

САВЕЛЬЕВ: Давайте уж Life News, "Твой день", журнал "Жара", сайт "Маркер".

КУЗИЧЕВ: А что за "Жара"?

ГАБРЕЛЯНОВ: Журнал "Жара", он очень популярный.

САВЕЛЬЕВ: Он не очень популярный, но он, я так понимаю, больше всего денег приносит.

ГАБРЕЛЯНОВ: Больше всего денег приносит газета "Жизнь", конечно.

ПОЛЯКОВ: Вы за счет нее плывете?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, сейчас уже все, сейчас уже "Известия" вышли на самоокупаемость. "Твой день" всегда был прибыльным. Сейчас убыточное пока, так глобально убыточное - это сайт "Маркера" деловых новостей. И сейчас мы запускаем, это будет разрыв мозга, глянцевые комиксы.

КУЗИЧЕВ: Эротические хотя бы?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, не эротические. У меня сын старший делает, он мне говорит: "Пап, давай один эротический хотя бы". - Я говорю: "Нет, ни хрена! Хватит!" Они делают комиксы. Я могу сказать, один супергерой будет Бесобой.

КУЗИЧЕВ: А, вот они! Мы же только что разговаривали в том часе с Бесобоем. Бесобой.

ПОЛЯКОВ: У нас даже есть прототип, мне кажется.

ГАБРЕЛЯНОВ: Но там прототип воин спецназа. Там суперская история. Это комикс человека, который умер, а потом высшие силы ему говорят: "Ты хочешь вернуться в жизнь?"- Он говорит: "Да". - Ему говорят: "Тогда ты должен столько-то людей спасти от бесов, от дьяволов, от тех, кто издевается над людьми". В общем, комиксовая история. Это сын мой старший делает.

ПОЛЯКОВ: Класс!

ГАБРЕЛЯНОВ: И они все рисуют. Я сегодня посмотрел эти первые картинки и просто охренел! Думаю: ни фига себе! Атом просто.

ПОЛЯКОВ: А кто аудитория предполагаемая?

ГАБРЕЛЯНОВ: Аудиторию они хотят лет от 10 до 35-40.

САВЕЛЬЕВ: Юмор для 30-летний и 40-летний сильно отличается.

ГАБРЕЛЯНОВ: Это даже не юмор. Это как бы развлекательный комикс. Это что-то типа того, что делает "железный человек".

КУЗИЧЕВ: Это просто история.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, это не юмор, это история эмоциональная. Я сам офигел. В общем, могу рассказать, правда, Артем будет ругаться, но там суперский один герой. Маленький такой, он был дьяволом, был ангелом, но потом провинился перед высшими силами.

КУЗИЧЕВ: Так всегда бывает с дьяволами.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да. И он стал маленьким дьяволенком. И он у него все время за плечом. И все приколы над теми, кого он убивает там, он все время издевается и какие-нибудь приколы говорит там. И вот спасли они там одну девочку от маньяка какого-то, и он ей говорит: "Телефончик оставь!" Так классно в комиксе!

КУЗИЧЕВ: Хотите еще одну историю? Старый фильм с Алленом Делоном, он там играл убийцу и грабителя. Помню, заходит в ювелирный магазин, пистолет с глушителем, его подельнички на выходе, трясутся все от ужаса продавцы, он говорит: "Женат?" - "Д-д-да", - "Дети есть? " - "Д-д-да, двое". - "Как ужасно, господа! Опять будут вдовы и сироты!" - Пуф! Старый французский фильм.

ПОЛЯКОВ: А я не ослышался? Там убивают в комиксах?

ГАБРЕЛЯНОВ: В любом комиксе убивают. А что, в сказках не убивают?

САВЕЛЬЕВ: Я сегодня слышал выступление…

ГАБРЕЛЯНОВ: Вот подожди, я тоже ругался с Артемом. Змею Горынычу отрубают головы. Отрубают три головы.

САВЕЛЬЕВ: Но вообще там Баба-Яга хотела крематорий устроить на дому.

КУЗИЧЕВ: Она же пыталась детей жрать. Жрать детей заживо.

ГАБРЕЛЯНОВ: Знаешь, почему задают вопрос? Потому что Арам Ашотович. Сразу: "А вы - "желтая" пресса, вы хотите убивать! "

КУЗИЧЕВ: А вас это не смущает? Вот вы ассоциируетесь с "желтой" прессой.

ГАБРЕЛЯНОВ: Ужасно!

КУЗИЧЕВ: Смущает?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет! Мне по фигу, честно!

КУЗИЧЕВ: Или вы гордитесь?

ГАБРЕЛЯНОВ: Я не горжусь. Я просто знаю, что есть ниши, которые нужно завоевывать. Вот когда я начинал все, понимал, что таблоидная ниша свободна полностью. Нет таблоидов. И мне все говорили: "Ерунда, ничего не получится!" - А я говорил: "Нет, получится", потому что я знал. А сейчас с комиксами то же самое, я знаю, что ниша русских комиксов пустая.

КУЗИЧЕВ: Вот смотрите, вы сейчас король "желтой" прессы страны.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, наверное, так.

КУЗИЧЕВ: Вы женаты же, да?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, два сына у меня.

КУЗИЧЕВ: Вот если бы вы были не женаты, вот сидите вы вечером в ресторане дорогом, дева красивая. И вы с ней разговариваете, беседуете и пытаетесь произвести впечатление и говорите: "Я журналист, Габрелянов Арам". И вот вы скажите: "Я - король "желтой" прессы"? Или, если она интеллигентная, она с филологического факультета, или вы будете ей мозги трепать, что, мол, я…

САВЕЛЬЕВ: Про "Маркер" будете рассказывать?

КУЗИЧЕВ: Или скажите: "Я - "желтая" пресса, я клевый"?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет! Там ситуация такая. Все зависит от того, что ты делаешь. Я это сейчас серьезно говорю.

КУЗИЧЕВ: Мне тоже интересно искренне.

ГАБРЕЛЯНОВ: Я однажды был на большом мировом медиа-форуме. Но когда мы начинали таблоид, это сейчас все: Арам Ашотович, это уже в Интернете, а тогда этого не было. И я это делал, и все надо мной прикалывались. Даже дети мои прикалывались: "О, "желтая" пресса", то, се. Это же было еще пять лет назад, там все над газетой "Жизнь" измывались.

САВЕЛЬЕВ: Есть песня целая, посвященная газете "Жизнь".

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да! Так вот, я сижу, и выходит заместитель Мердока выступать по газете Sun. А это ж мы делали кальку с Sun. И он выходит и, когда он начинает рассказывать аудитории, и там, представляете, тысяча человек, это какой-то медиа-съезд мировой, и они чуть ли ни стоя ему аплодируют, потому что они сделали бизнес. Они не просто украли из бюджета, попилили чего-то там, а реально сделали бизнес и продают эмоцию людям. Успешный бизнес. Так и я. Я знал, что сделаю успешный бизнес. И когда мне сейчас говорят: о, два миллиона! Ну, да, мы продаем два миллиона еженедельно газеты "Жизнь". Она приносит сумасшедшие деньги. Если бы сейчас газету "Жизнь", просто все остальное закрыть, можно сидеть, ничего не делать, миллион долларов каждый месяц капает.

ПОЛЯКОВ: А она сама функционирует? Механизм налажен?

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно.

КУЗИЧЕВ: Еще раз, чтобы люди-то услышали: миллион долларов каждый месяц капает.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да.

КУЗИЧЕВ: Поняли, чем надо заниматься?

САВЕЛЬЕВ: Подожди! Но давай тогда, если будем говорить о ценах. Ведь вы же материалы, допустим, для Life News, для газеты "Жизнь" вы же зачастую покупаете.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, конечно.

САВЕЛЬЕВ: А самый дорогой купленный видеоролик, например?

ГАБРЕЛЯНОВ: Я уж не помню, честно говоря. Но были такие, что мы платили, наверное, по миллиону рублей.

САВЕЛЬЕВ: По миллиону рублей за видеоролик.

ПОЛЯКОВ: За какой-то дикий эксклюзив.

КУЗИЧЕВ: То есть просто кто-то на телефон снял нечто эксклюзивное, и вы за это готовы платить?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, мы и платим.

КУЗИЧЕВ: А как выглядит процедура? Вот, условно говоря, я вам звоню, пишу? Что?

ГАБРЕЛЯНОВ: Очень многие люди знают уже, во-первых. Мы же работаем со многими. Многие люди знают, многие люди выходят. Потом мы иногда сами выходим на людей, ищем, например. Но очень много случаев, я вам скажу, вот я сейчас, наверное, технологию начну…

ПОЛЯКОВ: Это самое интересное. Рассказывайте.

ГАБРЕЛЯНОВ: Технология такая. Чего-то случилось, надо по округе пошерстить. Обязательно какая-нибудь бабушка чего-нибудь сняла на телефон просто показать внуку, соседу.

ПОЛЯКОВ: Потому что это рефлекс - что происходит.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, сейчас все снимают. А это сумасшедший эффект. Вот сегодня драка питерцев, кроме "Лайфа", ни у кого нет видео с камер наблюдения. Но мы добыли.

САВЕЛЬЕВ: Дорого стоило?

ГАБРЕЛЯНОВ: Ну, договорились, в общем. Я не буду технологию рассказывать.

САВЕЛЬЕВ: А я буду задавать вопросы. У меня много вопросов будут начинаться со слов "это правда". Это правда, что вы тратите около 700 тысяч рублей в день на информаторов и на всю эту сеть?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да.

САВЕЛЬЕВ: 700 тысяч рублей в день?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да. Ну, считайте, где-то в среднем 30 тысяч долларов мы тратим в день.

САВЕЛЬЕВ: Я когда это вчера узнал, просто съехал с дивана. И второй вопрос: это правда, что у вас дикая армия МВД, "Скорая", МЧС?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да нет, "дикая" нельзя сказать. Была такая история, когда Парфенов сломал ногу на съемках Первого канала. А у меня хорошие отношения с Эрнстом, и наши поехали туда, естественно, сразу и снимают. А там красивая история была в чем? Что Эрнст же дружит с Парфеновым, они друзья.

САВЕЛЬЕВ: Он на руках его нес, по-моему?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да. Он сначала его на руках, потом на коляску клал. И мои это сняли. Эрнст мне звонит и говорит: "Ты мне скажи, мне по фигу, кто из моих сдал, ты мне скажи!" - А я говорю: "Кость, ты не поверишь, это просто бабушка, которой сказали, что сейчас приедет Константин Львович Эрнст, надо обязательно не ругаться, спокойно пропустить его". - "А я думал: это мои". - Я говорю: "Да нет, просто бабушка, которая сидит на лавке, которой заплатят тысячу рублей и все".

КУЗИЧ ЕВ: Вот интересная технология создания этой "желтой " штуки. А еще ведь, знаете, кроме денег, есть же еще одна история. Есть же просто креатив.

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно.

КУЗИЧЕВ: Например, я помню, когда какие-то люди наряжаются, извините, в медсестер, пробираются в какой-то госпиталь и снимают. То есть, это же надо придумать.

ГАБРЕЛЯНОВ: Есть такое. Я расскажу историю. Просто мне с вами нравится. Я сейчас приеду на работу, меня там порвут, скажут: "Ты опять все секреты рассказал"!

КУЗИЧЕВ: К нам устроим.

ГАБРЕЛЯНОВ: Вот когда, помните, Киркорова сняли, он крестил свою дочку на амвоне. Так вот, а у нас был период очень такой с Киркоровым напряженный. У нашей фирмы любовь с ним, у меня-то с ним очень хорошие отношения. Но то любовь, то конфликты, он такой эмоциональный. Все, идите на хрен, не приходите! Все. Ну, и девочки принципиально взяли задачу, поставили снять это все. И девочка-журналистка моя устроилась, зная заранее, что он будет именно в этом храме, туда работать уборщицей.

САВЕЛЬЕВ: Да?!

ГАБРЕЛЯНОВ: Вот клянусь! Она две недели работала уборщицей. Две недели мыла полы там. А там нужно было поставить камеру, потому что пресс-секретарь Киркорова - это девочка, которая у нас работала, она всех нас знает. И она спалила бы в пять секунд. И нужно было поставить камеру так, чтобы они не засекли. А в том месте, куда надо было бы поставить камеру, в этом месте стоят оклады, иконы, яркие все, в желтом цвете, в золоте. И наши выкрасили камеру в желтый цвет, чтобы она там не светилась, укрепили ее, сняли все. А потом, когда все ушли, камеру достали. И Киркоров все у меня допытывался: "Кто снял, скажи. Почему Оля не увидела никого?" - Я говорю: "Отстань от меня. Слушай, чего ты от меня…" Вот сейчас он услышит и скажет: "Ни фига себе!"

ПОЛЯКОВ: А он специально же нанял одну из ваших себе в пресс-секретари?

ГАБРЕЛЯНОВ: Она у нас работала, хорошая девчонка. Она просто у него сейчас работает.

ПОЛЯКОВ: Вот за такие истории премию выдаете?

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно.

КУЗИЧЕВ: Мне очень интересно, как у вас взаимоотношения? Смотрите, он же к вам приходит? И говорит: "Арам Ашотович, есть такая история. Условная Катя Гордон сейчас в госпитале. Дайте мне денег. Я куплю халат медсестры, я дам вахтерше, я проберусь в палату. Мне поэтому нужен еще кресло, чтобы я везла какого-нибудь мужика и т.д.". Вот вы это все слушаете, вы понимаете, что в этом есть смысл и даете сразу денег. Без вопросов, да?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да. Спокойно. Я вам честно скажу, если сейчас меня будут пытать… Мне даже однажды генерал Колокольцев (очень хороший, кстати, оказался человек) …

КУЗИЧЕВ: И мы, пользуясь случаем, хотим подчеркнуть, что он отличный парень.

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, реально. Правда. Потому что я даже, честно говоря, сейчас вижу, что он действительно порядок наводит. И он мне говорит: "Ну, мы же все равно раскололи бы тебя, агентуру". А я реально не знаю, клянусь, говорю. Вот меня сейчас будут пытать, кто, например, в каком-нибудь отделе милиции сотрудничает. Я реально не знаю. Вот клянусь, не знаю. Потому что я доверяю людям, которые работают, плачу им деньги, и они работают сами. И в серверах этого ничего нет, в документах этого нигде нет. То есть, если завтра изъять сервера, это невозможно, потому что у нас этого нет. Это такая получекистская контора. Но у нас задача одна-единственная, вот один раз мы прокололись, но после этого я очень жестко все, что касается государственной безопасности, таких вещей, мы очень строго следим, потому что, ну, мало ли, какой-нибудь дурачок не поймет, расскажет, а мы там агентуру какую-то спалим, понимаете? Особенно, когда были взрывы, тогда случайно получилось, мы потом, правда, никто не понял, мы все удалили. Но было действительно плохо. Мы могли человека, который там внедрен в одну серьезную организацию террористическую, спалить его.

КУЗИЧЕВ: Понятно. А вы кем себя больше чувствуете, Робертом Мердоком или Тедом Тернером?

ГАЛРЕЛЯНОВ: Я когда был молодой, у меня мечта была стать Рупертом Мердоком. И я гордился, когда про меня первую заметку написали: "Ульяновский Руперт Мердок". В "Московских новостях". Я обалдел! Там в Ульяновске, я же оттуда, у меня жена родом из Ульяновска и бизнес оттуда пошел.

КУЗИЧЕВ: У нас была целая история. Дербент. Самый древний город на территории России.

САВЕЛЬЕВ: Нет, давай расскажем. Мы просто с Анатолием поспорили, кто, дагестанец или армянин?

КУЗИЧЕВ: Я сказал: армянин.

САВЕЛЬЕВ: Я сказал: дагестанец.

КУЗИЧЕВ: Арам Габрелянов - ну, кто он может быть?

САВЕЛЬЕВ: И в итоге мы с тобой оба оказались правы, потому что …

КУЗИЧЕВ: Расскажите.

ГАБРЕЛЯНОВ: Потому что в Дагестане не принято называть себя по национальности. То есть, если ты живешь и родился в Дагестане, тебя спрашивают: "Ты кто?", ты говоришь обязательно: "Я - дагестанец". И я сейчас не знаю, потому что я там давно не живу. Но когда я жил там, с детства, с рождения и до 18 лет, пока не ушел в армию, но никогда не говорил: "Я - лезгин " или "Я - аварец ", или "Я - русский". Я знаю, что, например, русские, которые жили в Дагестане или которые жили в Грозном, по дерзости сто очков вперед дадут любому кавказцу. Вот об этом мало, кто пишет, но это реально особая вещь. Я помню, когда был студентом, и приехал Саша Марченко, он из Дербента, моего младшего брата друг. И мне ребята говорят: "Слушай, там какой-то русский парень приехал, на уши поставил, двоих избил в коридоре каких-то кавказцев". Я говорю: "Ко мне, что ли? " - "Да, Саша". - "Так это Саша Марченко, еще мало, что он вас избил тут двоих". А он дербентский. Представляете? Дагестанец. Он приехал, они там чего-то начали быковать, и он навалял там обоим в коридоре. Это другие люди. У нас в Дербенте был парень, звали его Витя, он никогда не платил за "крышу", в те времена, когда все почти что платили. Он был русский, он никогда не платил. Все говорили: "Да Витя дурной. Сейчас пойдешь, у него крыша. Он тебе еще наваляет".

КУЗИЧЕВ: Класс!

ГАБРЕЛЯНОВ: Я вам две истории расскажу. Я приехал со своими друзьями русскими. Ребята приехали в гости ко мне. И мы зажигаем костер, шашлык. Днем. И заходит отец мой, покойный сейчас, и говорит: "Тушите костер". - Я говорю: "Пап, чего? Друзья приехали". - Потушить и все. Ну, сказал, потушили. Я говорю: "А чего случилось?" - Он говорит: "Сейчас ураза, ты понимаешь? Сейчас нельзя". - Я говорю: "Так мы же не мусульмане. Ведь ребята приехали все русские ". - Он говорит: "Ну, и что? Соседи - мусульмане. Запах шашлыка пойдет туда. Зачем? Зажжете в семь часов вечера, когда уже солнце сядет, можно будет".

ПОЛЯКОВ: Угу, тогда всем можно.

ГАБРЕЛЯНОВ: "Потом отнесешь, - говорит, - им шашлык соседям, то, се".

КУЗИЧЕВ: Вот мы говорили про толерантность. Вот!

ГАБРЕЛЯНОВ: Я клянусь! И я потушил, в семь часов зажег, все, соседи! И я им говорю: "Ну, а что, мы же у себя в доме (у нас был отдельный дом, я отцу купил, когда раскрутился уже, купил там дом), он говорит: "Ну, и что, запах идет. Там есть соседи". А сосед, он был мула вообще. "Зачем, - говорит, - раздражать людей?" И все. И второе. Я был маленьким, мне было лет семь, наверное, и тогда в городах российских были проблемы с едой, с молоком. Ну, вы знаете, наверное. Стояли в очередях. И вот я стою с бабкой своей, семь часов утра. Еще магазин только открылся, очередь огромная за молоком. Проходит обалденно красивая русская женщина лет 40-ка, я помню четко. И она с молоком, все расступаются. С бидончиком. И ее пропускают. Она: "Спасибо, спасибо". Ей неудобно. Все покупает и уходит. И я бабке говорю: "Это кто?" - Она говорит: "Это учительница, Арам. А учителя надо уважать. Это русская учительница, она учит русскому языку, - говорит. - Надо уважать". Вот клянусь, все ее пропустили. И ей так неудобно. Она отошла в сторону, купила молоко, все. Вот тогда было так. Я знаю. Вот когда сейчас мне говорят про национальные дела, да, я родился в таком городе, в котором… Вот я учился, ни хрена не знал, кто какой национальности.

КУЗИЧЕВ: А много было национальностей?

ГАБРЕЛЯНОВ: В одном классе было 45 человек, из нас 39 национальностей. Никто не знал национальностей.

САВЕЛЬЕВ: Вот это плавильный котел! Вот это толерантность! Вот это принципы уживаемости.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, никто не знал. Реально не знал.

КУЗИЧЕВ: Извините, я просто в это время служил, 87-90-е годы. И я помню, что как-то все тоже не парился: азербайджанец, армянин и так далее?

ГАБРЕЛЯНОВ: В армии, да?

КУЗИЧЕВ: Да.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, так и было. Я тоже служил.

КУЗИЧЕВ: И вдруг в 88-ом, кажется, году начались истории вокруг Нагорного Карабаха. Один корабль, да. Мы все служим одним экипажем, одной командой. И вдруг в коридоре буквально, знаешь, армянин на азербайджанца начинает смотреть вот так вот внимательно: "Ты кто такой?". Ну, и там, давай, сначала: до свидания, а потом: ну-ка, здравствуй. И встречаются каждый вечер. Вдруг, понимаешь? Человек смотрит вдруг на тебя и вдруг смотрит другими глазами. Это какая-то дикая, ужасная метаморфоза.

ПОЛЯКОВ: С одной стороны, это плохо, с другой стороны, смотри, какая связь. Где-то вы стоите на Экваторе, какая связь со своей национальностей, со своим народом.

КУЗИЧЕВ: Лучше бы ее не было. Лучше бы такой не было.

ПОЛЯКОВ: Да?

КУЗИЧЕВ: Они стали драться и ненавидеть друг друга. До этого были лучшими друзьями.

ПОЛЯКОВ: Вот эти две истории, мне кажется, умывают все наши петушиные склоки по поводу толерантности.

КУЗИЧЕВ: Наверное.

САВЕЛЬЕВ: А мне кажется, интересно в масштабе страны. Национальный вопрос, правда, существует. И он достаточно остро стоит в нашем обществе.

ГАБРЕЛЯНОВ: А я вам скажу. Знаете, почему? Потому что люди не говорят. Ну, эти вещи не говорят.

КУЗИЧЕВ: А их надо проговаривать спокойно.

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно. Нужно обязательно спокойно говорить. Вот у меня в редакции. Я – армянин, родился в Дагестане. Нас там тоже куча. Я когда говорю на планерке: "Мы - русская редакция, мы должны порвать…", никого не удивляет. Вроде бы армянин! Потому что я уже жестикулирую, слова говорю, то есть эти слова уже сказаны. Я несколько раз сказал, никого не удивляет: о, чего, армянин: мы - русская редакция? Там есть какие-то грузины, абхазы.

КУЗИЧЕВ: А вы можете сказать про себя: я - русский?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, я всегда говорю.

КУЗИЧЕВ: А как вас это… Нет шизофренического раздвоения?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет. А я вам скажу. Русский же - это не по нации. То есть, есть нация единая, а есть национальность. Вот я дома часто слушаю армянскую музыку. Мне жена все время говорит: если кто-то твой телефон возьмет, у тебя азербайджанская музыка, русская. Мне нравится вот, знаете, "Ходят кони". Вот такие песни. В машине, ребята мои знают, охранники. Когда такая песня, у Ваенги сейчас новая песня "Где была?", такая, с русским мотивом…. Но вы, наверное, не слушаете. Слушаете, да?

САВЕЛЬЕВ: С недавних пор.

КУЗИЧЕВ: Начали, да?

ГАБРЕЛЯНОВ: Вы же тоже, наверное, либеральная элита?

КУЗИЧЕВ: Я - нет. Я государственник упертый.

ГАБРЕЛЯНОВ: "Где была?", есть у нее шикарная песня. Я, кстати, начал на планерке сегодня говорить, что Ваенга - молодец. А мне наш юрист говорит: "А она на нас подала в суд". Мы с ней будем судиться. Но дело не в этом, дело в том, что…

САВЕЛЬЕВ: Музыка-то хорошая.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да. Действительно. И мне жена говорит: у тебя столько таких разных, люди подумают: ты кто вообще? А потому что есть национальность - ты можешь быть русским, армянином, азербайджанцем, кем угодно. Но есть нация русская. И не надо это бояться говорить. Ну, и что? Я вот с женой во Франции едем, сидит черный водитель. …Новости сейчас, наверное?

КУЗИЧЕВ: Какой высокий профессионал!

КУЗИЧЕВ: Знаете, какая самая распространенная СМСка, которая нам приходит, типа: "Клевый какой мужик! Я хочу к нему". Не его, а к нему. На работу.

ГАБРЕЛЯНОВ: А то жена услышит.

КУЗИЧЕВ: Нет, к нему на работу. Я страстно хочу у него работать. Куча таких СМСок. А вот скажите, пожалуйста, а журналистов вы сразу заинтересовывайте громадной зарплатой? Или у них сдельщина?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, есть разные. Но я всегда своим сотрудникам говорю: "В России только за зарплату никто не работает". Я не верю в туфту эту западную, что мы даем зарплату, и люди… "Русские люди - это не немцы. То есть они работают за драйв, за отношение, за человеческое отношение. То есть за как бы чувство команды. Я не верю, что в России можно поставить… Я в две вещи не верю: что в России можно построить чисто демократическое государство. Это невозможно. И, второе. Я не верю, что можно четко, только за зарплаты (вот мы вам - зарплаты, вот вам гонорары, не сделаете, мы вас там лишим) - все это туфта. Честно говоря, ни разу никогда никого не лишал зарплат за всю свою жизнь.

САВЕЛЬЕВ: То есть просто зарплатой полной самоотдачи от сотрудника добиться невозможно?

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно! Это невозможно. Я фанат Жозе Моуриньо. И мне жена говорит: "Охренеть, как ты его любишь!" Я очень часто смотрю матчи его. Сегодня буду смотреть. Я был последний, вот 1:1 когда играли, мне жена говорит (сидит рядом на стадионе в Мадриде): "Блин, как же ты похож на него! Он тоже псих же, оказывается!"

КУЗИЧЕВ: Да, "Жозе Моуриньо русской журналистики".

САВЕЛЬЕВ: Раз уж мы опять вспомнили про Мердока и вашу ульяновскую бытность, вам это льстило дико, когда вас называли Мероком, да? То есть, я так понимаю, что эта ниша "желтой" прессы и короля "желтых" таблоидов - это не технически для того, чтобы заработать деньги. Это и эмоционально - вы действительно хотели стать человеком, который…

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, честно вам скажу. Я редко это кому рассказываю. Я из очень бедной семьи. У меня отец покоен, мать жива. Они не умели читать и писать по-русски. Они не учились, мама в армянской школе училась, а отец вообще не учился. Естественно, всегда хотелось чего-то добиться, особенно на Кавказе эта разница очень сильно чувствуется, когда богатый, бедный. В отличие от национальностей. И я когда в Ульяновске работал, все время жене говорил: "Вот заработаю первую тысячу долларов, отложу, чтобы можно было в Дербент (там, не дай бог, что-то случится, поехать из Ульяновска). Потом первые 10 тысяч долларов, потом первые 100 тысяч долларов. И так, и так, и так, и ты потом понимаешь, что реально, когда у тебя есть деньги, ты понимаешь, что деньги ни хрена на самом деле ничего не решают. То есть решает драйв, ощущение, что ты чего-то сделал. Я не верю, что человек, не знаю, богатым Стив Джобс, он мой кумир, но я не верю, что он работал за деньги. То есть он работал за идею, за кайф.

ПОЛЯКОВ: "Желтая" пресса - это идея.

ГАБРЕЛЯНОВ: Мне сын говорит младший, который сейчас мой зам: "Вот тебе скучно, папа!" - Я говорю: "Чего?" - "Ты достал уже! Ну, езжай куда-нибудь отдохни, полежи где-нибудь на пляже". - Я говорю: "Да мне не в кайф". Я с пляжа пишу главному редактору: "Никита! Какого хрена вы не поменяли тему такую-то?" - Он: "А вы где, Арам Ашотович?" - Я пишу: "Во Франции".

САВЕЛЬЕВ: Там, где ты не будешь, если ты сейчас не сделаешь!

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да!

САВЕЛЬЕВ: И второй вопрос у меня сразу, который следует из первого: тогда какой манифест всей этой деятельности? Добро мы не несем.

ГАБРЕЛЯНОВ: Я не верю в то, что журналистика должна воспитывать. И вообще все это туфта.

ПОЛЯКОВ: А что должно воспитывать тогда?

КУЗИЧЕВ: А что тогда должна журналистика?

ГАБРЕЛЯНОВ: Журналистика должна рассказывать истории правду. Я имею в виду, что мы должны, вы должны написать воспитательные заметки. У меня тесть, он живой, здоровый, хороший мужик, все время мне говорит (он старый партийный журналист): "Арам, где твой рабочий класс на "Лайфе"? - Я говорю: "Александр Михайлович, ну, где я поставлю рабочий класс? Кто это будет читать? " - Он: "Должен быть рабочий человек ". Но на самом деле, он прав глобально, потому что мы не рассказываем. Вот я сегодня, кстати, к вам ехал и стал орать, наезжать, говорю: "Милиционер в Ингушетии, парень, закрыл собой закрыл гранату и спас вот это…, где, говорю, эта история? Где она?"

ПОЛЯКОВ: Это герой.

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно, герой. Мало того, само МВД ни хрена не делает, я уже ругался с ними!

ПОЛЯКОВ: Зато на "Лайфе" висит "Света из Иванова озвучила 3D фильм про зомби".

ГАБРЕЛЯНОВ: Да! А они мне говорят в ответ, что: "А вот ни хрена! Свету из Иванова поставим, сейчас пойдут клики". Все.

ПОЛЯКОВ: То есть вы потакаете аудитории?

ГАБРЕЛЯНОВ: Это и есть одна из вещей, которые журналистику двигают.

ПОЛЯКОВ: Потакание аудитории?

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно. А по-другому как ты? Ты же должен подстроиться. Потому что, ну, хорошо, я тут всех рабочих поставлю…

САВЕЛЬЕВ: Не надо всех рабочих, но героев-то делать надо!

ГАБРЕЛЯНОВ: Вот согласен! С этим я и ругаюсь. Но делать героев намного труднее. Вот, знаете, я все время с ними ругаюсь. Если вам все мои планерки дать послушать…

ПОЛЯКОВ: Нам одной хватило, в Интернете есть.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да! Но героя трудно делать. Потому что это надо же подать. Потому что как актеры говорят? Плохого сыграть намного лучше, правильно? Чем хорошего?

ПОЛЯКОВ: Да.

ГАБРЕЛЯНОВ: Так и здесь. Чего-то написать плохое, убили там, то-се, сволочи! Все читают. А сделать хорошую, красивую, добрую историю…

КУЗИЧЕВ: С настоящим героем, и чтобы она стала популярная.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да! Что бы еще популярной, его раскрутить. И чтобы люди плакали, когда читали, это трудно.

КУЗИЧЕВ: Ну, смотрите, что вы сейчас говорите? То есть, получается, что все-таки у вас есть эта ответственность и желание сделать таким образом жизнь и страну лучше?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет! Вот у меня сейчас внуку восемь месяцев. Невозможно его воспитать при помощи журналистики.

КУЗИЧЕВ: Одной только журналистики - невозможно.

ГАБРЕЛЯНОВ: Конечно.

КУЗИЧЕВ: Но если перед глазами хорошие примеры…

ГАБРЕЛЯНОВ: Это другой разговор!

КУЗИЧЕВ: Ну, как? Он хочет быть хорошим. Ребята, вы чего?

ПОЛЯКОВ: Стойте, стойте! Но если мы так будем потакать, то общество будет требовать от нас все более похабных и аморальных вещей.

ГАБРЕЛЯНОВ: Согласен.

ПООЛЯКОВ: Мы будем им потакать и куда мы придем?

КУЗИЧЕВ: Я тебе расскажу, куда.

ПОЛЯКОВ: Посмотри, где мы уже сейчас.

КУЗИЧЕВ: Был журнал "Плейбой ", а потом появился журнал "Пентхаус ". Знаешь, чем он отличался от "Плейбоя"?

ПОЛЯКОВ: Там писю показывали женскую.

КУЗИЧЕВ: А "Плейбой", соответственно, рухнул. А знаешь, почему рухнул "Пентхаус"? Потому что появился "Хастлер", старик. Это общий тренд. Человечество ухудшается.

ГАБРЕЛЯНОВ: Я вам скажу. Общий тренд (вот ты правильно подметил), общий тренд. Эмоционально градус поднимается, общий тренд. Очень сильно. Вот я помню, когда начиналась газета "Жизнь" только в Москве, везли гроб какой-то, выпал гроб без тела, без ничего. Какой шум был! У, выпал гроб, фотографии "Жизнь" опубликовала. Сейчас выпал гроб - кому на хрен надо?

САВЕЛЬЕВ: Конечно.

ГАБРЕЛЯНОВ: Кто это будет смотреть?

КУЗИЧЕВ: А когда вы дойдете до крайней точки?

ГАБРЕЛЯНОВ: Но в том-то и дело. Это мировой тренд.

КУЗИЧЕВ: А где крайняя точка?

ГАБРЕЛЯНОВ: Я думаю, обратно начнется, опять до точки доброты.

КУЗИЧЕВ: А потом будете показывать в прямом эфире, как человек вешается?

ПОЛЯКОВ: Подожди, стоп! Уже было. Когда был теракт в Домодедове, на "Лайфе" висела голова террориста оторванная. А куда дальше-то?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, висела. Но он же террорист.

ПОЛЯКОВ: Ну, а куда дальше-то? Какая разница? Это оторванная голова человека.

КУЗИЧЕВ: Подонка.

ПОЛЯКОВ: Но он все-таки гуманоид.

КУЗИЧЕВ: Гуманоид.

ГАБРЕЛЯНОВ: Ну, кто может у нас работать? Вот я, таким образом, отмазался и говорил: надо поставить… Он подонок.

ПОЛЯКОВ: Куда дальше-то? Где дно?

ГАБРЕЛЯНОВ: Дна, думаю, нет. Сейчас мировой тренд, я думаю, закончится тем, что только новости будут люди смотреть. То есть эти все придумки, развлечения, шоу, это уже все будут смотреть, но …

КУЗИЧЕВ: Или они сойдутся воедино? Был такой фильм на основе какого-то фантастического романа, назывался "Цена риска". Старый французский фильм. Смысл в чем? Собственно, мы это помним еще и по фильму со Шварценеггером "Бегущий человек".

ГАБРЕЛЯНОВ: Было, да.

КУЗИЧЕВ: Смысл в чем? Есть телевизионное шоу, где настоящий убийца по-настоящему убивает настоящего человека. Я боюсь, что к этому и идет.

ПОЛЯКОВ: Тренд-то не самый позитивный, друзья. Мы сейчас так обсуждаем его ярко и радостно!

КУЗИЧЕВ: А кто тебе обещал, что будет хорошо?

САВЕЛЬЕВ: А кому влиять на него, если не нам, например?

ГАБРЕЛЯНОВ: А как нам влиять? Вот скажите мне. Да, я могу повлиять. Я сейчас могу сделать добрый сайт, прекрасный, набрать туда 500 человек.

ПОЛЯКОВ: Нет, но у вас есть "Маркер", который никто не смотрит.

ГАБРЕЛЯНОВ: "Маркер" есть, но смотрят 200 тысяч человек деловой информации.

ПОЛЯКОВ: А "Лайф" три миллиона.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, а "Лайф" каждый день заходит уникальных посетителей 250 тысяч человек. Уникальных. Это минимум два миллиона просмотров в день.

САВЕЛЬЕВ: Ну, так, смотрите, вы сейчас получаете, ну, жируете, грубо говоря. Вы привлекли свою аудиторию. Все! Вы ей потакаете, бросаете каждый раз куски мяса, которых у вас навалом.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да. Критика принимается

САВЕЛЬЕВ: Да. Ну, так давайте тогда…

ГАБРЕЛЯНОВ: А вы сейчас что делаете? Вот сейчас вы меня раскрутите, чтобы я вам чего-то рассказывал, чтобы люди смотрели, и было интересно.

КУЗИЧЕВ: Потому что вы феномен. Вы - часть нашей жизни. Причем, вы - часть очень важная, не знаю, знаете вы это или нет?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, я просто к чему говорю? Вот то, что вы говорите, это правильно.

ПОЛЯКОВ: Просто эту армию можно вести за собой куда-то.

ГАБРЕЛЯНОВ: Но вопрос только один, что надо держать четко грань, которую я стараюсь…

КУЗИЧЕВ: Вот она есть?

ГАБРЕЛЯНОВ: Это дети, это семья. Мы, например, никогда про ребенка какой-то звезды или известного человека ничего плохого не напишем.

КУЗИЧЕВ: Так, дети и семья - это святое.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да. Дети , семья , потому что нельзя за деньги кого-то "мочить".

КУЗИЧЕВ: А, стоп! Этого нельзя?

ГАБРЕЛЯНОВ: Категорически. У нас в фирме за деньги кого-то "мочить" нельзя.

КУЗИЧЕВ: А мне, знаете, что пришло в голову? Вот я там спрашивал про Руперта Мердока. А вы вспомните судьбу "Ньюс корпорейшн". И на чем они погорели-то?

ГАБРЕЛЯНОВ: Да! Всех нагнули!

КУЗИЧЕВ: Нагнули. А знаете, почему?

ГАБРЕЛЯНОВ: Почему?

КУЗИЧЕВ: А потому что они шли очень долго. Очень долго шли. И они когда дошли до верхней точки цинизма желтопрессного….

САВЕЛЬЕВ: А что там было?

КУЗИЧЕВ: Они стали прослушивать телефоны.

ГАБРЕЛЯНОВ: Они прослушивали и семьи, и детей.

КУЗИЧЕВ: Более того, был опубликован телефон одной из погибших девушек. Причем, опубликован не хоть с каким-то, я не знаю, выражением лица. Нет! Это в смысле вот нагнетания: новость! Смотрите, что мы еще раскопали! И, конечно, дикий цинизм, сморите…

ГАБРЕЛЯНОВ: За которых их порвали, в принципе.

КУЗИЧЕВ: За которые их порвали. То есть не обязательно Габрелянову это осознавать. То есть, я надеюсь, что есть такой закон природы, в соответствии с которым любая "Ньюс корпорейшин", когда доходит до этого уровня цинизма, ее рвет. Ее разрывает изнутри или снаружи.

ГАБРЕЛЯНОВ: Ты правильно подметил, очень четко. Если не фильтровать вот эту грань, человек все время хочет ее перейти. Это надо тормозить обязательно. Потому что если ты не сможешь тормозить, тогда ты не сможешь объяснить, в первую очередь, себе, и читателям, и тем, кто на тебя наезжает, почему … Если бы мои вот так прослушали бы телефон не Бори Немцова, как нам там слили его переговоры, а той девочки, которой родители погибли, там не знаю, или солдата в Афганистане. Они же на чем погорели? Там семья была воина английского, который в Афганистане погиб. Эмоция какая? И их за это "нагнули". И все общество, они были "за ". Потому что это действительно грань. Если бы мы это сделали бы, то, конечно, я бы имел бледный вид и "порвали" в пять секунд. И правильно бы "порвали".

САВЕЛЬЕВ: Это пока правильно. Но мы же сейчас с вами сошлись во мнении, что планка зрительского интереса повышается, требуется все больше и больше, ну, как наркотик информационный.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да.

САВЕЛЬЕВ: И то есть просто Sun к данному конкретному моменту их слишком рано разоблачили. То есть, глядишь, через два года это бы нормально съело общество.

ПОЛЯКОВ: Просто за эту грань нельзя делать большой шаг.

САВЕЛЬЕВ: Да, слишком быстрый шаг. Нет?

ГАБРЕЛЯНОВ: Согласен с этим тоже. Я, почему еще согласен? Потому что я очень сильно темой Pussy Riot занимался.

ПОЛЯКОВ: Профессионально?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет. Но я имею в виду, что я и у Минаева в эфире выступал. Это действительно людей перестает задевать. Еще 10 лет назад в храме кто-нибудь вот так спел бы? Разорвали бы просто всех и даже того, кто слово бы сказал в защиту. Просто разорвали бы. А сейчас уже это нормально. Я почему и говорю, то есть это правильно вы подметили. Это очень правильная вещь. То есть эту грань нельзя… Вот, например, грань - любить своих родителей, любить своих детей, семью. Вот эту грань надо очень жестко держать. Это как кавказские адаты, и у русских есть. Я вам расскажу одну историю. Я был молодым журналистом поехал в Ульяновск. Мне было 23-24 года. И поехал делать материал, самого старого жителя в Ульяновске нашел - бабушку, которой в то время было 108 лет. Это был где-то 90-й год. Она при царе еще жила. Такая бабка обалденная! Такая глубинка, русская деревня. Обалденная старуха. И я приехал, у меня был грипп. Ее внук меня в баню сводил, она меня медом липовым отпаивала.

КУЗИЧЕВ: То есть, она, получается, на 12 лет всего лишь моложе Ленина.

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, да. Представляешь, сколько она прожила! А я ж приехал из Дагестана и спрашиваю. И она начинает мне рассказывать русские традиции какие были. Как слушались старшего брата, как отца, самострой. И я думаю: ни хрена себе! Законы были жестче, чем даже на Кавказе. И я спрашиваю: "А как вы познакомились со своим мужем?" - Она говорит: "Как познакомились? Пришли, меня засватали, и все". - Я говорю: "А вы с ним не гуляли?" - Она говорит: "Ты что? Меня бы брат старший убил! Чего? Куда гулять? Ты что? В платке - и все". Она старшего брата мандражировала, как огня, она мне рассказывала. "Потом я вышла, - говорит, - замуж, и все ".

КУЗИЧЕВ: Отпустило немножко.

ГАБРЕЛЯНОВ: Она говорит: "Я мужа боялась вообще! От одного, - говорит, - деспота перешла к другому". И она говорит: "А мне нравится, как так было. Тогда был порядок". И вот все это медленно разрушалось, разрушалось, разрушалось и доходит хрен уже знает, до чего. Понимаешь? И если девочки засовывают себе во влагалище курицу - это нормально. Чего?

КУЗИЧЕВ: Нет, это искусство!

ГАБРЕЛЯНОВ: Да, это искусство, это защита. Защита природы, хрен знает, чего! Понимаете? Вот в чем смысл. Вот здесь, согласен, здесь, конечно, и мы виноваты тоже.

КУЗИЧЕВ: Я вот для себя главное услышал. Я вообще хотел первый вопрос задать: "Арам Ашотович, - я хотел спросить, - у вас есть хоть какие-то убеждения? Или ваши убеждения только одно: рейтинг и количество кликов?" На самом деле, мы всю программу об этом и говорили.

ГАБРЕЛЯНОВ: Я вам скажу, знаете, если человек будет жить только рейтингами и кликами, он умрет просто. Я вам расскажу еще одну историю. Я пришел на НТВ, и там ребята поругались с одним политиком. Не буду говорить. И он наезжал, схватил за грудки. Я клянусь, если это было у меня, мои ребята уже бы напали бы на этого политика и с ним подрались бы там, защищая своего сотрудника.

КУЗИЧЕВ: Понятно.

ГАБРЕЛЯНОВ: А там все отвернулись, и мне пришлось за него заступаться. Потому что мне было неудобно, и я влез в этот конфликт и начал разбираться. И тот говорит: "Я ему в морду дам". - А я говорю: "А почему ты думаешь, что я тебе не могу дать в морду, если ты можешь ему дать?" Тот молодой пацан.

САВЕЛЬЕВ: И политик задумался: "Действительно, - подумал он, - а ведь, действительно".

ГАБРЕЛЯНОВ: Реально так. И я так воспитываю. Потому что если бы они бросили своего там, ну, все, надо за своего драться. Вы чего? У нас был случай, когда фотокор дрался, а водитель не вышел. Никто с ним не здоровался с водителем. Ты чего, охренел, что ли? Фотокор дерется, журналистка полезла драться, девчонка, а водитель сидит.

КУЗИЧЕВ: Ну, он на стреме. Просто так положено. По поводу "Бегущего человека". Ребята, ребята, его уже показывали в "Новостях". Вспомните: Хусейн, бен Ладен, Каддафи. Вот! О чем мы говорим?

САВЕЛЬЕВ: Сами создали, сами…

КУЗИЧЕВ: Это не "желтая" пресса. Это просто пресса.

ПОЛЯКОВ: Я знаю, что у вас телеканал запускается. Это будет типа Life News, типа "Жара"?

ГАБРЕЛЯНОВ: Это будет Life News, типа чисто новостного канала телеканала Sky News.

КУЗИЧЕВ: Чисто новостной?

ПОЛЯКОВ: То есть вы уделаете НТВ по "желтизне"?

ГАБРЕЛЯНОВ: Нет, мы "желтизну" не будем делать. Мы с НТВ не будем соревноваться. Мы хотим заниматься новостями. И я даже своих ругаю, что вот сейчас они когда ставят что-то, я говорю: "А это по телеку можно показать?" - "Нет". - Зачем тогда на сайт ставить. Мы же тоже не идиоты, мы тихонечко сдвигаемся грамотно, то есть "желтизна" должна быть в новости не в том, что я что-то накрутил в подаче, а в новости. То есть что-то случилось, в самой теме должно быть. Но вы найдите, говорю, такую тему. Телеканал будет такой.

САВЕЛЬЕВ: Где и когда?

ГАБРЕЛЯНОВ: Это пока все готовится. Во-первых, мы будем в Интернете, во-вторых, мы будем на НТВ-плюс.

КУЗИЧЕВ: Ну, найдемся, как у нас говорят.

ГАБРЕЛЯНОВ: Мы найдем, как до вас добраться

КУЗИЧЕВ: Спасибо вам огромное за интересную беседу.

ГАБРЕЛЯНОВ: Мне тоже приятно очень было.

КУЗИЧЕВ: Вы знаете, и качество СМСок и количество их говорит о том, что мы попали в точку с нашим гостем. Спасибо.

ГАБРЕЛЯНОВ: Мне было очень приятно. Спасибо.