Профилактика Можно ли жить без искусства?

КУЗИЧЕВ:  У нас в студии Леонид Ярмольник. Леонид, добрый вечер.

ЯРМОЛЬНИК:  Добрый вечер, здравствуйте.

КУЗИЧЕВ:  У нас есть формальный повод встречи с Ярмольником, но, конечно, мы его перехитрили, мы кого угодно перехитрим, мы сказали, что будем говорить про вот этот проект, а будем говорить о многом, Леонид.

ЯРМОЛЬНИК:   Я пришел по делу, а будем говорить обо всем.

КУЗИЧЕВ:  Ну, о проекте, естественно, мы поговорим.

ЯРМОЛЬНИК:  Но есть вопросы, на которые я не знаю ответов, я сразу хочу предупредить.

САВЕЛЬЕВ:  Когда выйдет фильм Германа, вот на этот вопрос?

ЯРМОЛЬНИК:  Нет, вот на этот вопрос как раз я могу долго отвечать, и все будет правдой.

ПОЛЯКОВ:  А можно быстро, потому что я все равно задам либо здесь, либо за эфиром этот вопрос. Можно будет когда-нибудь увидеть Арканарскую резню?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, во-первых, я надеюсь, что будет называться все-таки «Трудно быть богом», лучше этого названия нет, по-моему, я убедил Алексеевича не переименовывать картину.

САВЕЛЬЕВ:  Сколько, полгода ушло на это?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, нет, больше, года 2,5.

САВЕЛЬЕВ:  А, 2,5 года думали, как назвать?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, к Новому году он обещает, он, правда, восстановился, он несколько операций перенес, после того как перенес операции, еще умудрился придти в первый рабочий день 13-го числа в пятницу на работу и упасть с лестницы. Поломал себе ключицу в двух местах, в общем, Епиходов. Ну, если не к Новому году, скажем так, то я думаю, что весной точно.

КУЗИЧЕВ:  Уже выйдет, имеется в виду?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, выйдет, выйдет. Он озвучен, но там остались мелочи, что называется печать копий.

КУЗИЧЕВ:  Хорошо, а что касается вопросов, на которые нет ответа, то в книжке «Автостопом по галактике» был изумительный прекрасный рецепт. Когда построили вот эту машину, которая отвечает на любой вопрос человечества, и она отвечала: 42.

САВЕЛЬЕВ:  Главный ответ - 42.

ЯРМОЛЬНИК:  Я могу сказать только одно: хорошо, что не 69.

САВЕЛЬЕВ:  Не знаю. Тихо-тихо, у нас закон о защите детей от информации.

ЯРМОЛЬНИК:  Нет, нет, я закон чего-то...

САВЕЛЬЕВ:  Да, все уже, мы под законом ходим.

КУЗИЧЕВ:  Есть такой анекдот, знаете, когда отец приходит к сыну и говорит: слушай, старик, ну, вот зачем во дворе узнавать все вот эти грязные подробности жизни? Спроси у меня, я ж тебе все объясню, понимаешь? - Да, пап, хорошо. А скажи, пожалуйста, что такое 69? - 69? Год начала военной операции во Вьетнаме! Объяснил. Так что мы сейчас детей не трогаем.

ЯРМОЛЬНИК:  Хорошо, что папа хоть что-то помнит.

КУЗИЧЕВ:  «Можно ли жить без искусства?» Это проект, друзья, это не  наш риторический вопрос, потому что даже не риторический, ответ-то есть. Ответ: нет.

САВЕЛЬЕВ:  Понятен и предсказуем, да: нельзя.

КУЗИЧЕВ:  А вот что это за проект и что это за работы, авторы которых будут приглашены в Москву, чтобы вместе с Леонидом Ярмольником, читаю я фрагмент пресс-релиза, «сочинить трактат XXI века о роли и значении искусства в жизни современного общества», это интригует.

ЯРМОЛЬНИК:  Я, наверное, должен сказать, отчего это возникло. Просто появилось ощущение, что в последние годы, там уже 2-3 поколения, если поколениями считать, ну, сколько мы обычно считаем 7-8-10 лет, да?

КУЗИЧЕВ:  Ну, да.

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, вот с 90-х искусство живет как-то отдельно, а общество отдельно. Во всяком случае, у нас. Поэтому, естественно, надежда только на детей, на тех, кого еще можно исправить, поправить, направить. Потому что все, что показывают по телевидению, все, что звучит по радио, учитывая, что дети почти не читают, у них нет никакой предыстории, нет ощущения, для чего это... Мне почему-то показался этот проект очень важным, во всяком случае, обнадеживающим, ибо это еще одна попытка  нам вернуться к тому, из чего мы состоим, чего мы любим, чего мы знаем. Я вообще считаю, что человека можно воспитать правильно только через эмоцию. Для того чтобы эта эмоция возникала, должны возникать ассоциации. А у детей сейчас очень мало ассоциаций, потому что если они зиждутся только на том, что они видят по телевизору…

ПОЛЯКОВ:  Как правило, даже не по телевизору, а в интернете.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, интернет еще в этом смысле жестче, проще и безграмотнее, и поэтому  хочется  им из последних сил сказать, что, если что-то может поменять человека, сделать его добрее, сделать его умнее, сделать его талантливее, даже если он не занимается искусством, это, безусловно, искусство. Это не значит, что им нужно заниматься каждый день, это касается не только тех, кто хочет посвятить свою жизнь искусству, а даже если человек соприкасается с искусством раз в месяц, это все равно такой допинг, если человек умеет это считывать.

КУЗИЧЕВ:  Это понятно. Тут только надо... Насколько сейчас я могу судить, понятие искусства несколько расширилось в последнее время.

ЯРМОЛЬНИК:  Что туда еще вошло?

КУЗИЧЕВ:   Так все.

САВЕЛЬЕВ:  Тот же самый интернет, которого вы боитесь.

ЯРМОЛЬНИК:  Колясочники?

КУЗИЧЕВ:  Нет, есть известная максима, что если унитаз затащить в музей, собственно, это было реализовано в Музей изящных искусств, то он немедленно станет предметом пускай постмодернистского, но искусства.  Вот я пытаюсь понять просто предмет, которым мы будем людей улучшать?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, я думаю, что унитаз затащить - это своеобразный выпендреж, который позволителен, поскольку люди искусства в хорошем смысле люди отвязанные, иногда даже пьющие, иногда у них бывает какой-то бред, но это не делает их хуже. Есть что-то основное, из чего эти люди состоят. Просто есть паразиты, которые ничего путного и дельного не сделали, а унитаз притащили, вот это страшно. Которые ни на один вопрос ваш не ответят, ни кто чего написал, ни кто чего сочинил или сыграл. Я думаю, нас погубит сейчас, погубит ли до конца, не знаю, эта безграмотность. Вот было хорошее предложение, чтобы у нас не общие фразы были, Никита Сергеевич Михалков при том, что мы с ним как бы на разные вещи смотрим по-разному, одну вещь он предложил правильную, он предложил в школах показывать хорошее кино.

САВЕЛЬЕВ:  Да, 100 фильмов.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, 100 фильмов, а их может быть 50, их может быть 200. Но показывать почти, ну, как бы силком. Потому что, уверяю вас, подсадить на это детей, чтобы они смотрели хорошие фильмы, когда у них возникают ассоциации, когда они видят героев и проблемы, которые не могут оставить человека равнодушным, у них будет тяга к тому, они захотят дальше находиться в этом, сравнивать свои ощущения, свои знания, свою жизнь с тем, что они видят на экране. Поскольку кино - самый демократичный, самый доступный вид искусства, ну, то, что я называю - для ленивых, хотя настоящее кино, сложное кино - это работа смотреть. Ну, так же, как и хорошие книги: читать - это работа. Вот как бы их на это подсадить, как бы их уговорить попробовать. И пусть это будет не каждый, пусть это будет один из ста, это все равно будет польза невероятная. Поэтому мы решили сделать на базе Бахрушинского музея, а еще точнее, создан замечательный музей великого художника Давида Львовича Боровского в Большом Афанасьевском переулке, я к этому имею прямое отношение, прямое отношение имеет директор Бахрушинского музея Дмитрий Родионов. И мы хотим, чтобы этот музей был живой. И вот одна из затей, вот мы решили все-таки возложить надежды на молодежь, на школьников. Естественно, здесь очень многое зависит от учителей.

САВЕЛЬЕВ:  А что, давайте конкретнее, просто технически расскажем, как будет реализовываться проект, потому что мы-то знаем, а слушатели нет.

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, мы хотим, чтобы школьники написали, скажем так, сочинение на вольную, на свободную, как сейчас правильно говорить, тему «Роль искусства в жизни человека» или «Можно ли прожить без искусства». Ну, как хотите. Безусловно, если я обращаюсь, если нас кто-то слышит, я обращаюсь к учителям, которые каждый день встречаются с детьми, как только это будет понято и воспринято правильно учителями, это передастся детям. Потому что у меня есть сомнение, сколько детей нас сейчас слушают, поэтому обращаюсь я к учителям. Я, наверное, участвую в этой затее не только потому, что, скажем, может быть, дети меня еще помнят и знают, но, наверное, как авторитет. Могу объяснить все причины и последствия, когда человек живет без искусства или живет с искусством в сердце, в душе, в голове. Сочинение должно быть основано на личном опыте, о том, чего есть с избытком в жизни того или иного ребенка, или чего не хватает совершенно, и они вообще  не понимают, о чем идет речь. Это может быть посещение театра, это может быть посещение концерта, это может быть прочитанная книга. И я надеюсь, что дети, когда напишут эти сочинения, их язык будет понятен детям. Это очень хочется сделать, ну, слово не люблю я это, модным, но чтобы в это играли.

КУЗИЧЕВ:  Вот, вот, сняли с языка.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, потому что, если это сделать модным, то тогда эти сочинения будут опубликованы, о них будут говорить.

КУЗИЧЕВ:  А как это сделать модным? Смотрите, пока то, что вы говорите, то, что нам очень близко, ну, мне, по крайней мере, это привлечет ботанов, которые понимают, что такое искусство, они будут писать сочинения.

САВЕЛЬЕВ:  И ботанок.

КУЗИЧЕВ:  И ботанок, извините за нетолерантное. И вот ботаны и ботанки написали. А как парней действительно модных и девчат, которые и клевые... Клиповое мышление когда мы говорим, это же речь не только о мелькающей перед глазами картинке, это вообще, так сказать, общее... А вы начинаете говорить: старик, надо прочитать книгу, чтобы в сердце поселилось… Нет парня, нет старика, не слушает вас. Нет такого ощущения?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, я и говорю, что будет один из ста, который напишет те слова, которые будут понятны, знаете, как перевод с английского, они будут понятны его однокашникам, сверстникам.

САВЕЛЬЕВ:  А, вы ищете связного?

ЯРМОЛЬНИК:  Мы, конечно, мы хотим… Безусловно, я  не надеюсь на то, что сейчас все дети возьмут и напишут то, от чего мы обрадуемся и волосы дыбом встанут, и вообще вот оно, решение проблемы. Потому что  проблема эта существует. С этой проблемой, на самом деле, нужно обращаться, не знаю, то, что сейчас модно, сразу писать письмо Владимиру Владимировичу, Дмитрию Анатольевичу или кому-нибудь третьему.

САВЕЛЬЕВ:  Тогда все решится.

ЯРМОЛЬНИК:  Но ничего же не решается, это вещи другого порядка, они, скажем так, политики и хозяйственники, а здесь речь идет о душе. И когда проходит жизнь, я это могу сказать уже совершенно ответственно, если  что-то я помню, и что-то счастливого и радостного в этой жизни и есть, это связано с эмоциями, вызванными искусством. Мы же, как шутят про Россию, что во всем мире люди работают, чтобы отдыхать, а единственная страна, где люди живут, чтобы работать - это Россия. То есть не хватает времени на то, чтобы получить удовольствие. Удовольствие, оно не в интернете, оно у тебя внутри, только ты должен быть готов к тому, чтобы его прочитать, понять, почувствовать.

КУЗИЧЕВ:  Нынешнее время продуцирует искусство? Или то, что вы говорите, это в большей степени, в 90 процентах случаев касается классических образцов?

ЯРМОЛЬНИК:  Искусством может стать любая вещь, любое явление, если оно соприкасается с мозгами и талантом художника. Конечно, в сегодняшней жизни трудно найти… Время безнравственное, и мы это прекрасно понимаем, все же очень симметрично - жестокость, безнравственность, злоба.

САВЕЛЬЕВ:  Зато честное. Если ты безнравственный, то ты это показываешь и не стесняешься, никто тебя не ограничивает. В этом и есть проблема.

ЯРМОЛЬНИК:  Меня это вот больше всего и пугает. Я бы хотел, чтобы стеснялись. Я бы хотел, чтобы общество существовало по таким законам, чтоб быть злым, безграмотным и демонстрировать это... Бабло не побеждает зло, мы уже в этом  убедились, и извините за как бы сленг…

КУЗИЧЕВ:  Бабло можно, у нас есть методичка,  бабло можно.

ЯРМОЛЬНИК:  Но я ни разу еще не произнес слово геморрой.

САВЕЛЬЕВ:  Ни разу, да.

ЯРМОЛЬНИК:  Хотя уже запретили.

КУЗИЧЕВ:  Слушайте, поразительно, Ярмольник еще ни разу не произнес такого слова.

ПОЛЯКОВ:  А мы сидим, затаили дыхание, слушатели с той стороны.

ЯРМОЛЬНИК:  А там смешная бумага, я был сейчас на фестивале на Сахалине, и Кирилл Разлогов мне показал, он такой книжный червь, он все вычитал, он мне показал.

КУЗИЧЕВ:  И что там самое смешное?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, там много смешного, но с геморроем смешно, потому что я тут же сказал, что произносить нельзя, а показывать можно.

КУЗИЧЕВ:  То есть там нигде не написано, что показывать нельзя.

ЯРМОЛЬНИК:  Там же не написано, что показывать нельзя. Вот и все.

САВЕЛЬЕВ:  Ну, вот, кстати, о честности - нужно ли запретами до этого доводить или все-таки как-то стимулировать? Ну, это же глупость.

ЯРМОЛЬНИК:  Вы знаете, я вырос в такое время, когда запрещалось многое, и я еще выросший из Театра на Таганке, где всегда была фига в кармане, на самом деле, правда в кармане. И зрители, приходящие на спектакль, они прочитывали эту шифровку, они это все понимали, все спектакли закрывались и не выходили много лет. Это было здорово, потому что было куда пойти, чтобы поговорить о том, о чем хочется поговорить. Сегодня наступило время, когда вроде ничего не запрещают, хотя вроде уже, так  сказать, иногда не рекомендуется.

САВЕЛЬЕВ:  Площадки есть для всех.

ЯРМОЛЬНИК:  Площадки есть для всех, но вроде как настало такое время, когда никому ничего не нужно. Безнравственность не в том, что человек плохой или хороший, плохо воспитанный или чуть лучше, а в том, что нет интереса, нет собственной тяги. И не потому что мне 58 лет, и я такой паникер, и стареющий идиот, нет, просто очень мало людей осталось, у кого я могу чего-то спросить, если я не знаю.

САВЕЛЬЕВ:  Теперь есть Википедия.

ЯРМОЛЬНИК:  Википедия, да. К Википедии я несколько раз обращался по каким-то вопросам, врет она иногда, эта Википедия.

КУЗИЧЕВ:  Люди пишут, живые люди.

ЯРМОЛЬНИК:  Живые люди, которые как раз ее пишут для того, чтобы удивить всех, что они ее написали. А вопрос знают неплотно. Так что, еще раз повторяю, хотелось бы этот проект сделать модным во спасение детей. Если мы хотим видеть эту страну другой, если мы хотим, чтобы наши дети и внуки жили лучше, были добрее.

САВЕЛЬЕВ:  Мы до конца не договорили, извините, что перебил, они написали по всей стране сочинения и что это, куда это?

ЯРМОЛЬНИК:  Они попадут к нам, их сначала будет отбирать комиссия. Ну, я не в состоянии бросить все и прочесть там, не знаю, сколько будет этих сочинений.

САВЕЛЬЕВ:  Там огромное количество будет из интернета, во-первых.

ЯРМОЛЬНИК:  Наверное.

ПОЛЯКОВ:  Одинаковых.

ЯРМОЛЬНИК:  В общем, будет какой-то, знаете, как при поступлении в театральный институт, будет несколько туров, там первый и второй тур будут отбирать специалисты, и лучшие отобранные, естественно, я буду читать и буду рекомендовать кого-то. Это может быть не только я,  это может быть и Костя Хабенский, и Миша Пореченков, и Ксения Рапопорт.

САВЕЛЬЕВ:  Авторитетные люди.

ЯРМОЛЬНИК:  Авторитетные, кого знают и чьему вкусу как бы хотят соответствовать.

САВЕЛЬЕВ:  Так, вы будете рекомендовать куда, что, для чего, зачем? Стимул какой писать эти сочинения?

КУЗИЧЕВ:  Публикация еще, видимо?

ЯРМОЛЬНИК:  Книжка будет издана. Родионов Дмитрий, директор Бахрушинского музея... Лучшие сочинения от детей будут опубликованы. Я думаю, что, с точки зрения такого детского тщеславия, это важная штука.

КУЗИЧЕВ:  Да, я книгу написал, мам.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, да, или мы написали книгу. Но все равно это хорошая затея, и я очень благодарен тем людям, которые изначально это придумали. Я подключился уже, когда эта идея возникла, я готов на это тратить время с удовольствием. Еще раз повторяю, потому что, на мой взгляд, ничего не происходит для того, чтобы дети читали книжки и смотрели хорошее кино.

САВЕЛЬЕВ:  А вам не кажется, что какой-то цикл получается, чтобы заставить ребенка читать, мы печатаем книгу.

КУЗИЧЕВ:  Его.

САВЕЛЬЕВ:  Ну, не его. Он не читает, а мы делаем книгу для того, чтобы он начал читать, чтобы он прочитал книгу для того, чтобы он начал читать.

ЯРМОЛЬНИК:  А мне кажется, что, попытавшись написать что-то, он может понять уже, что это за труд, когда нужно сформулировать свои мысли, нужно быть убедительным. Уже даже попытка изложить что-то на бумаге сразу даст представление о том, что такое написать «Войну и мир» или «Преступление и наказание». Ну, хотя бы отдаленное представление об этом. И они будут относиться с большим уважением к написанному слову или к напечатанному.

КУЗИЧЕВ:  Нет, в этом есть маленькая зацепочка, хитрость. Это же не просто книга, какая-то книга. Дочка, иди, читай книгу. Это же она написала, ну, в расширительном смысле. В этом есть зацепочка, мне кажется. Могут люди на это пойти.

ЯРМОЛЬНИК:  Потом они же будут писать,  еще раз повторяю,  о конкретных вещах, о жизненных ассоциациях, о том, что они испытали или не испытали. Вот еще опять-таки ключик к другим молодым людям, школьникам, вот и все. Хочется на их языке сообщить им ту информацию, ту боль и то беспокойство, которое есть у взрослых, вот и все.

ПОЛЯКОВ:  Ну, тогда, просто я по себе помню, что сочинение мне порой помогали писать папа и мама, и вот тут надо как-то отсечь эту часть.

КУЗИЧЕВ:  Почему? Пускай вместе пишут.

ПОЛЯКОВ:  Это немножко другая история.

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, вы моложе меня, у меня тоже мама писала, мама вообще писала, по-моему, всему дому сочинения, она в свое время хорошо училась, и были даже какие-то сочинения, которые раз в 10 лет или в 5 лет повторялись.

САВЕЛЬЕВ:  Образовательные серверы это сейчас называется.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, и у мамы хранились эти сочинения, притом от руки написанные, у нее целый портфель был разных сочинений.

ПОЛЯКОВ:  Можно было придти в квартиру Ярмольников и скачать сочинения.

КУЗИЧЕВ:   В доинтернетную эру, заметьте.

ЯРМОЛЬНИК:  Раньше называлось «скатать».

КУЗИЧЕВ:  Можно я процитирую вас из вас же за кадром?

ЯРМОЛЬНИК:  Да, конечно.

КУЗИЧЕВ:  Ну, насчет того, что время Григориев Гориных и Зиновиев  Гердтов, оно куда-то подевалось.

ЯРМОЛЬНИК:  Оно как-то безвозвратно ушло.

КУЗИЧЕВ:  А я вам скажу, чье еще время ушло. Вот вы посмотрите, нас же не смущает, что, скажем, в космической отрасли нет Сергея Королева и нет этого немца, который американскую сделал космическую программу… Ну, я вспомню.

САВЕЛЬЕВ:   Фау-2, этот?

КУЗИЧЕВ:  Ну, да.

ЯРМОЛЬНИК:  Я понял.

КУЗИЧЕВ:  Ну, смотрите, потому что сейчас есть технологии, и сейчас не нужно мотора, не нужно Циолковского или Гердта, сейчас человечество изобрело такие механизмы, которые работают. Ну, они работают без Гердтов, ну, работают. Нет?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, согласитесь, что не так. Мне как раз вот механизм, само слово ужасно пугает. Механизм - это хорошо, когда автомобиль работает, механизм работает, а когда это связано с творчеством, с ноу-хау, с талантом, с ошибками, с пробами... Механизм, он все время предлагает только то, что просто, а все гениальное, оно рождается случайно и рождается только в головах у людей. А технологии, ну, как, могу сказать, что вот сегодня очень много сценаристов, невероятное количество, они все пишут блоками из ноутбука. Вот ситуация - муж ушел от жены. Выскакивает 10 вариантов таких сцен, меняешь имена, и все, и пум-пум, как лего, сложил сценарий.

САВЕЛЬЕВ:   Ну, подождите, вы сейчас почти профессию новую подарили. Что это такое?

ЯРМОЛЬНИК:  Таких людей очень много.

САВЕЛЬЕВ:   А что, есть программа такая?

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, например,  сериалы когда пишут так быстренько, накануне пишут, на утро снимают... И сомнений никаких нет. К разговору о Германе, мы 13 лет делаем кино.

ПОЛЯКОВ:  Но у Германа там все до снежинки...

ЯРМОЛЬНИК:  До снежинки, ну, как, гениальный человек в истории  мирового кинематографа. Почему же Герман, который намного больше знает, чем все остальные, чувствует и понимает, и опыт имеет, почему же он все время сомневается, так или не так он сделал? И переделывает что-то, и сомневается, и болеет от этого, и не спит от этого.

ПОЛЯКОВ:  Ну, потому что снимает, наверное, не просто за деньги, точно не за деньги, не ради сиюминутной выгоды. А сейчас же, говорю, вся индустрия, по большей части вся индустрия заточена на это.

КУЗИЧЕВ:  Потому что есть индустрия.

ПОЛЯКОВ:  Есть индустрия.

КУЗИЧЕВ:  Вот это нерационально, если бы режиссер сериала  засомневался бы и переснимал, не было бы индустрии.

ЯРМОЛЬНИК:  Правильно, ну, вот уже второе слово, которое я тоже не люблю.  Я не люблю слова индустрия и механизм.

САВЕЛЬЕВ:   А я думал переснимать...

ЯРМОЛЬНИК:  Потому что и то, и другое слово значит просто запустить, это усредненное очень, это очень…

САВЕЛЬЕВ:   Ну, некий  конвейер.

ЯРМОЛЬНИК:  Конвейер абсолютно, да. И это не ручная работа, это не то, что открывает нам какие-то новые вещи, и ты удивляешься, как это человеку в голову пришло.

КУЗИЧЕВ:  Я вспомнил имя - Вернер фон Браун. Ну, не вспомнил, посмотрел. Вернер фон Браун - отец американской космической программы. А почему же тогда мы-то не возопим все: дайте нам Гердтов. Мы же смотрим, мы же жуем и жрем...

ЯРМОЛЬНИК:  Будешь вопить, вопить, вопить и все равно…

КУЗИЧЕВ:  А никому и не хочется вопить, все же едят, все нормально.

ЯРМОЛЬНИК:  Создано уже несколько поколений зрителей, слушателей, я не знаю, читателей, это я комплимент сделал тем, кто зрители и слушатели, которым уже ничего не надо. Ну, как, людей уже два десятилетия, ну, извините за выражение, кормят дерьмом, и они к этому дерьму привыкли. Это привычная и нормальная ситуация, и ни у кого не вызывает никаких сомнений. Если тебя все время будут заставлять в мороз ходить в рубашке,  если ты не умрешь в первые две недели, ты привыкнешь, вот и все.

САВЕЛЬЕВ:   Нет, подождите, давайте разбираться.

КУЗИЧЕВ:  Между прочим, с поеданием тоже, помните, у Сорокина это описано в романе «Норма», это становится нормой  - есть эту самую субстанцию.

САВЕЛЬЕВ:   Нет, подождите, мы же живем не в информационном вакууме, и как мы правильно начали разговаривать за кадром, существует огромное количество и книг, и фильмов, и любых произведений искусств, любого искусства, которые можно посмотреть и сравнить. То есть в смысле, воспитали за 20 лет людей, которые едят все, что угодно.

КУЗИЧЕВ:  Тем более есть торренты.

САВЕЛЬЕВ:   Можно же сравнить. Но нет общественного запроса, вот мне, правда, кажется, что нет общественного запроса на великих режиссеров, на великих драматургов, актеров или книги.

КУЗИЧЕВ:  На хорошее кино.

ЯРМОЛЬНИК:  Как вы себе представляете этот запрос?

САВЕЛЬЕВ:   Очень просто - рублем. Ну, вот в кинотеатре показывают каждую неделю…

ЯРМОЛЬНИК:  Кто этот рубль должен давать?

САВЕЛЬЕВ:   Пользователь вот этой самой продукции, конечно. Ну, если бы не ходили на плохие комедии, их бы не снимали.

ЯРМОЛЬНИК:  Секунду, если не показывать тебе хорошее кино, а ты все равно решил вечер провести в кинотеатре, ты, значит, все равно будешь кушать то, что тебе дают. Вот и все.

САВЕЛЬЕВ:   Ты можешь смотреть дома, опять же, существуют торренты.

ЯРМОЛЬНИК:  Секунду, даже там, например, в Нью-Йорке существует кинотеатр, где Альмодовар идет. У нас таких кинотеатров…

САВЕЛЬЕВ:    Опять же.

ЯРМОЛЬНИК:  У нас хотят такое сделать, но не поедет человек из Химок-Ховрина в этот единственный кинотеатр, который будет, например, в Чертаново.

САВЕЛЬЕВ:   Ну, потому что ему это не надо, может быть? Ну, не интересно.

ЯРМОЛЬНИК:  Нет, я думаю, что дело не только в этом. Такие изысканные вещи, мы сейчас немножко ушли в другую сторону, но как ты можешь декларировать, как ты можешь просить чего-то... И это делают люди грамотно, у кого еще есть силы, просто они - это глас вопиющего в пустыне. Это ни кем не поддерживается. Я уж не хочу сейчас трогать ни в коем разе ни политику, ни культуру с точки зрения государственного аппарата, но мне страшно, потому что люди, которые сегодня занимаются культурой, которым поручили заниматься культурой, мне кажется это очень скоропалительными решениями, это люди, которые знают технологии и знают индустрию. А, прежде всего, это должны быть образованные люди, которые умеют эмоцией заражать и должны быть настолько убедительными в более высших эшелонах власти, чтобы требовать, чтобы на культуру тратили и направляли...

КУЗИЧЕВ:  То есть это тот самый человеческий фактор, ну, я имею в виду, то есть это не объективно…

ЯРМОЛЬНИК:  Это индивидуальное качество.

КУЗИЧЕВ:  Ну, конечно. Нет, нынешнюю ситуацию я имею в виду. Сначала я подумал, что просто людишки как всегда испортились, не нужен им ни Альмодовар, ни книжки, ничего, а потом подумал... Как говорят программные директора,  моя любимая фразочка: нет плохой песни, есть маленькая ротация. У нас  большая ротация всякой фигни, люди привыкают, понимают, что это и есть норма жизни, вот та самая «Норма» сорокинская, и начинают жрать это. Привыкают, едят, обсуждают.

ЯРМОЛЬНИК:  От других вещей даже может стошнить потом.

КУЗИЧЕВ:  Но получается, что это не людишки плохие, а это есть некий сатана, который нам это ретранслирует, ну, как бы человеческий фактор, это кто-то с плохим вкусом нам транслирует, кидает.

ЯРМОЛЬНИК:  А кто?

КУЗИЧЕВ:  Я не знаю.

ЯРМОЛЬНИК:  И я не знаю. Кто? Это просто наша слабость и наша пассивность. Действительно, если бы можно было сговориться и не ходить смотреть плохое кино, понимаешь, не смотреть плохие каналы, плохие программы... Но сегодня существуют еще другой механизм - те люди, которые вкладываются в это финансово, они видимость делают того, что это рейтинг имеет, что это посещается и так далее. Еще обман все время присутствует.

КУЗИЧЕВ:  Так нет, вот, посмотри, сидят мои коллеги и друзья, Илья и Леша, они по доброй воле купили билеты и пошли на автоботов и десептиконов.

ПОЛЯКОВ:  Нет, мы не ходили.

САВЕЛЬЕВ:    У нас закон, ты чего такие слова говоришь?

ПОЛЯКОВ:  Во-первых, мы не ходили, приводи примеры правильные.

КУЗИЧЕВ:  Как называется этот фильм?

ПОЛЯКОВ:  «Неудержимые-2».

ЯРМОЛЬНИК:  Хорошо я влез в эфир, я вообще не понял, что вы сказали. Для меня это был китайский язык.

САВЕЛЬЕВ:   «Неудержимые-2», старый Сталлоне, старый Чак Норрис, как не посмотреть...

КУЗИЧЕВ:  Нет, десептиконы и автоботы.

САВЕЛЬЕВ:   Да не смотрим  мы "Трансформеров", чего ты пристал-то.

КУЗИЧЕВ:  Ты знал.

САВЕЛЬЕВ:   Я на радио работаю, я должен знать.

ЯРМОЛЬНИК:  Я думаю, поскольку  мы рассчитываем, что нас все-таки какие-то учителя слушают, я анекдот вспомнил хороший школьный. Учитель труда после 6-й рюмки автоматически превращается в учителя пения.

ПОЛЯКОВ:  Мы все после превращаемся в учителя пения, у каждого своя норма просто.

КУЗИЧЕВ:  Может быть, вернемся ненадолго…

САВЕЛЬЕВ:   А это же одна и та же тема.

ЯРМОЛЬНИК:  Кто подключился позже, вряд ли это поймет.

КУЗИЧЕВ:  Мы еще раз про механику  вот этой самой истории. Еще раз, «Можно ли жить без искусства» - это проект музея имени Бахрушина,  Леонида Ярмольника и еще там куча уважаемых и серьезных людей. Суть проекта такая - ученики школ, старших классов... Я правильно понимаю?

ЯРМОЛЬНИК:  Да.

КУЗИЧЕВ:  Пишут сочинение. Сочинения на вольную тему объединены должны быть одной идеей, как искусство повлияло или влияет на тебя.

ЯРМОЛЬНИК:  Можно ли жить без искусства? Мы задаем вопрос молодым людям, которые, может быть, еще и не понимают, действительно, нужно им искусство, не нужно, что это, на что оно влияет.

ПОЛЯКОВ:  А если, кстати, все ученики скажут, что можно?

КУЗИЧЕВ:  Да нормально, что вы, Леонид, вот такое сочинение короткое. Нормально все. Подпись: Катя.

ПОЛЯКОВ:  Ваши действия? Ваши мысли даже, действия ладно...

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, это тот случай, когда, знаете, если возникает вопрос - в драке бить или подумать, надо ли бить,  то, естественно,  надо уходить, бить не надо. Вот я всю жизнь…я думаю, что, если скажут, конечно, не нужно искусство, скучно это и не нужно все, я могу только пожалеть этих людей и пожелать им… Они про это вспомнят, только когда будет поздно, когда они станут взрослыми, поймут, что жизнь прошла, а…

КУЗИЧЕВ:  Подождите, а что они поймут, когда? Как? Они что, будут грустить, смотреть на дождь и даже не смогут выразить свое…

САВЕЛЬЕВ:   Никак.

КУЗИЧЕВ:  Как они почувствуют, что это плохо? Что они должны пережить такое?

ЯРМОЛЬНИК:  Когда организм больше не сможет принимать алкоголь, наркотики и травку, ну, если совсем просто, когда на физическом уровне искусство и все, что связано с эмоцией, это идет от мозгов. А если ты их никогда в жизни не тренируешь, то тебя твоя голова никогда не выручит, твоя фантазия, ты не интересен окружающим...

КУЗИЧЕВ: Дорогой друг, если ты не интересен окружающим, явно пресен и ублюдошен…

ЯРМОЛЬНИК:  Ты хочешь изменить свою жизнь? Да, конечно.

КУЗИЧЕВ:  Скорее всего, у тебя не было в жизни искусства.

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, наверное, так. Как у Андрюши Макаревича есть замечательная фраза: умом надо внимание привлекать. О, как красиво.

КУЗИЧЕВ:  Спасибо вам, конечно, за ваши письма, друзья. Вот явно человек под влиянием Борхеса, возможно, Адольфо Биой Касареса, написал такое пронзительное сообщение Леониду: «Грамотный мужик. Здоровья Леониду».

ЯРМОЛЬНИК:  Спасибо, братан.

САВЕЛЬЕВ:  Мы требуем выхода тогда. Вот мы сейчас примерный круг проблем за часик очертили, но для того, чтобы куда-то направиться, наши современники должны производить что-то толковое и грамотное. А что сейчас есть?

КУЗИЧЕВ:  Молодец, конкретный вопрос.

ЯРМОЛЬНИК:  Если хотите, я надеюсь, что никто меня не обвинит в косвенной рекламе, я думаю, что имеет смысл об этом сказать, я только что вернулся из Южно-Сахалинска, с краешка земли, там был международный фестиваль, там я возглавлял международное жюри. В жюри были корейцы, японцы, Ксения Рапопорт,  Кирилл Разлогов, хорошее у нас было жюри. Фильмы очень разные, из разных стран. Но главный приз и гран-при и за режиссуру, и за исполнение главной мужской роли получила картина Мизгирева «Конвой». Почему сейчас  про это вспомнил, потому что все, о чем мы говорим уже почти час, это связано с той картинкой жизни, которую Мизгирев в этой картине показывает. Вот сегодняшняя наша жизнь, наша страна, наши люди, дело даже не в нашей стране, я бы не хотел наговаривать, это свойственно не только России вот это странное - люди почти как киборги, люди поражены какой-то невероятной болезнью, которая А) не лечится, Б) ее никто не собирается лечить. Вот еще что страшно.

САВЕЛЬЕВ:  Она удобна для управления.

ЯРМОЛЬНИК:  Для управления этими людьми, да. И я просто настоятельно рекомендую посмотреть это кино.

САВЕЛЬЕВ:  «Конвой»?

ЯРМОЛЬНИК:  «Конвой». Не потому что я его рекламирую, а потому что будет понятно то, о чем мы сегодня говорим. Вот, чтобы не было таких…

КУЗИЧЕВ:  Оно вышло уже?

ЯРМОЛЬНИК:  Уже была московская премьера, по-моему, вот-вот выходит.

САВЕЛЬЕВ:  А детям  можно его смотреть?

ЯРМОЛЬНИК:  Да, можно. Кино жесткое, кино, как моя жена говорит, тяжелое, если ты человек впечатлительный и ранимый, и привык видеть только цветы на экране, то, конечно, оно тяжелое, хочется потом или напиться в лучшем случае, или удавиться. Но я понял, что…

КУЗИЧЕВ:  Ну, детям мы не будем рекомендовать все-таки в связи с новым законом, 1 сентября вышедшим.

ЯРМОЛЬНИК:  Наверное. Но взрослые… Это кино надо посмотреть, потому что в этой картине такое количество проблем или даже результат того, что мы не то едим, не то смотрим, не то слушаем и не так воспитываем детей последние 20 лет.

САВЕЛЬЕВ:  А выход есть там, в этом кино? Он дает свое предложение, как это все разрешить? Потому что проблем-то, мне кажется,  каждый человек в своей жизни нахватался.

ЯРМОЛЬНИК:  Кино - это не справочник, знаешь, там есть эмоция и невероятный нерв, и невероятный смысл, и поэтому, если ты не животное, если у тебя есть три извилины, которыми ты пользуешься, то ты не можешь  не понять это кино. И для того чтобы не стать участником той истории, которая на экране, и как-то изменить что-то, обязательно смотреть надо. Я сейчас не могу сказать,  надо ли смотреть это детям, но кто любит балабановское кино, они точно будут в восторге, но оно другое. Как бы это  направление, когда ничего не стесняешься.

САВЕЛЬЕВ:  Нельзя смотреть детям, на сайте «Кинопоиск» - «18+».

КУЗИЧЕВ:  Ну, детям от 18.

ПОЛЯКОВ:  Смотрите, родители, а детям - уже сами решайте.

КУЗИЧЕВ:   Важнее же вопрос,  Илюх, а ответ ты же знаешь: 42. Все, что вы...

САВЕЛЬЕВ:  Так быстро получить 42 в ответ, я тебя умоляю...

КУЗИЧЕВ:  У меня, знаете, какой вопрос, возможно, он станет последним, нет, надеюсь, что нет, вся вот эта история, даже не только этот проект, а вообще вот ваша философия, которую вы здесь недвусмысленно изложили, вы верите в то, что ситуацию возможно переломить, изменить, превозмочь, или это просто вы чувствуете себя обязанным делать именно так, а не иначе... Или вы с надеждой это делаете, понимая, что вы можете изменить это с помощью the little help from my friends?

ЯРМОЛЬНИК:  Вы знаете, я думаю, что я не в одиночку, а даже со своими коллегами, ничего мы изменить не сможем. Это должно быть, как ни странно, задачей государства. Только сапоги должен, да, не пирожник делать. У нас немножко все  перекручено. Хочется, чтобы тратились деньги на тех людей и те направления, которые доверяются людям, которые в этом направлении все понимают. Конечно, в такой большой стране, настолько политизированной, настолько любящей ходить строем, все равно мы ходим строем, безусловно, это должно быть волевым грамотным решением государства. Потому что сегодня мы сидим, разговариваем, и сочинение, которое дети будут писать, «Можно ли жить без искусства»... Получается, сегодняшняя жизнь демонстрирует то, что без искусства можно жить, а вот без министерства культуры нет. Понимаете, о чем я говорю?

САВЕЛЬЕВ:  А за это спасибо.

ЯРМОЛЬНИК:  Конструкции у нас все существуют, да, а механизм не работает. Потому что индустрия присутствует, а смысл отсутствует.

САВЕЛЬЕВ:  Потому что конвейер купили, а зачем, к чему?

КУЗИЧЕВ:   Леонид, ответьте на главный вопрос. У вас есть аккаунт в Твиттере?

ЯРМОЛЬНИК:  Нет.

КУЗИЧЕВ:  А в Фэйсбуке?

ЯРМОЛЬНИК:  Нет.

САВЕЛЬЕВ:  А ВКонтакте?

ЯРМОЛЬНИК:  Нет.

САВЕЛЬЕВ:  Как вы живете? Где вы фильмы смотрите, если вас в ВКонтакте нет?

ЯРМОЛЬНИК:  Нет, у меня все есть…

КУЗИЧЕВ:  То есть вы такой аналоговый человек?

ЯРМОЛЬНИК:  Да, я все смотрю и все умею, я года 4 как, после избиения меня моей дочерью и женой все-таки купил себе…

КУЗИЧЕВ:  После избиения? Так это же сенсация, давайте подробности.

САВЕЛЬЕВ:  Это 4 года назад произошло.

ЯРМОЛЬНИК:  Ну, как, мне стыдно стало, что я не могу получить мою почту, я не могу получить сценарий, и я как бы пользовался услугами дочери и жены, они меня выручали, потом они мне на Новый год под елку положили ноутбук.

КУЗИЧЕВ:  Класс.

ЯРМОЛЬНИК:  Я потом три месяца не вылезал, научился и теперь действительно не представляю, как без этого можно жить сегодня. Только использовать это нужно правильно. Знаете, для чего самым главным образом? Для экономии времени.

КУЗИЧЕВ:  Ну, да.

ЯРМОЛЬНИК:  Мне нравится эта игрушка, мне нравится этот прибамбас, мне нравится только потому, что я могу, сидя в халате дома, заказать билет, я могу все выяснить, все узнать, поговорить, переписываться. Это экономия времени, особенно если учитывать тех, кто живет в Москве. Не стоять в пробке, а дома можно. Сегодня совершенно другой распорядок дня у меня сделался. Все, что можно сделать у экрана ноутбука, пообщаться, решить вопросы, поспорить, объясниться,  это я делаю дома. И в пробку я попадаю только тогда, когда я еду или в театр на спектакль, или на съемки.

САВЕЛЬЕВ:  Или на «Маяк».

ЯРМОЛЬНИК:  Или вот сегодня я хочу поздравить, ребята, я к вам ехал всего 1 час 40. Мне повезло.

КУЗИЧЕВ:  Мы сейчас прощаться будем. Леонида Ярмольника  от души благодарим, желаем ему удачи, мы тоже, официально это говорим, готовы принять участие в этом благородном деле. А я себе представляю учебник истории будущего: шкала, 90-й год - то-то, иракская кампания, 1994 - изобретение интернета, 2008 год - интернет появился у Ярмольника.

САВЕЛЬЕВ:  После избиения.

ЯРМОЛЬНИК:  Да, да, после избиения.

КУЗИЧЕВ:  Спасибо вам большое.

ЯРМОЛЬНИК:  Спасибо, мне очень приятно было.