Доброе утро, профсоюзы! Интервью Михаила Ефремова

КОВАЛЕВСКИЙ: Друзья, Михаил Ефремов у нас сегодня в гостях. И сразу первый вопрос: темпы роста экономики, на ваш взгляд, ваша оценка?

ЕФРЕМОВ: Во-первых, здравствуйте. Развитие темпов, ритмов экономики у нас идет по синусоиде.

КОВАЛЕВСКИЙ: Спасибо.

ЕФРЕМОВ: Пожалуйста.

КОВАЛЕВСКИЙ: Друзья, у нас в гостях сегодня был Михаил Ефремов.

ЕФРЕМОВ: Вот его увезли.

КОВАЛЕВСКИЙ: Михаил, на самом деле спасибо огромное, что согласились прийти, нашли время в вашем жестком графике.

ЕФРЕМОВ: Спасибо, что вы вырвали в моем жестком графике время.

ТИМОФЕЕВ: Действительно, что ни фильм - с Михаилом Ефремовым. И все любят, все ценят.

ЕФРЕМОВ: И все в графике.

КОВАЛЕВСКИЙ: Михаил, вы - гениальный актер, выдающийся, талантливый…

ЕФРЕМОВ: Спасибо огромное, спасибо.

КОВАЛЕВСКИЙ: …хоть и всего лишь заслуженный артист России.

ЕФРЕМОВ: Простуженный.

КОВАЛЕВСКИЙ: Тут говорить как бы больше и не о чем, всё понятно. Если позволите, мне бы хотелось поговорить о вашей личной жизни.

ЕФРЕМОВ: Давайте поговорим.

КОВАЛЕВСКИЙ: Не об этом, не об этом. Мне интересно другое. Вы были женаты четыре раза.

ЕФРЕМОВ: Да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Не говоря уже о мелких увлечениях.

ЕФРЕМОВ: Да, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот объясните мне. Для меня жена - это что-то такое, что на всю жизнь. Ну, как я думал.

ЕФРЕМОВ: Понимаете, это очень схоже, личные отношения, они схожи как раз с развитием темпов экономики. Они тоже идут периодически по синусоиде.

КОВАЛЕВСКИЙ: Объясните мне вот что. Объясните мне, как человек творческий, импульсивный, живой, ведь, особенно у людей творческих, встреча с женщиной - это же: вот она, твоя королева, твоя богиня, женщина, с которой ты…

ЕФРЕМОВ: Это пик синусоиды. И потом…

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот как случается так, что с женщиной, которой мы… всё для нее, а потом мы идем в ЗАГС: подпишите, поставьте подписи, без суда и следствия? Ну как это можно?

ЕФРЕМОВ: Любовная лодка чаще всего разбивается о быт.

ШОРОХ: О детей.

ЕФРЕМОВ: А дети вносят быт.

ШОРОХ: Да, ну конечно, дети никогда не скрепляют, они только разъединяют.

ЕФРЕМОВ: Нет, дети тоже скрепляют. У всех по-разному, раз на раз не приходится. О себе говорить бы не хотел, потому что не только меня это касается.

ТИМОФЕЕВ: Не хотите обижать никого? Влезать в чужую жизнь?

ЕФРЕМОВ: Почему - обижать? Я считаю, что неловко мне об этом.

ТИМОФЕЕВ: Ну а вообще? Давайте тогда не о вас, а вообще о причинах развода. Это в нашем коллективе сейчас обсуждаем внутри.

ЕФРЕМОВ: Причинах развода какого? Который повлиял на темпы развития экономики? Развод у нас был такой в этом году.

ШОРОХ: Да? Был, действительно, был.

ЕФРЕМОВ: Вы об этом разводе?

ТИМОФЕЕВ: Вообще. Ведь много идеалистов.

ЕФРЕМОВ: Люди встречаются, люди влюбляются, женятся, разводятся. Вы об этом хотите поговорить?

ТИМОФЕЕВ: И об этом в частности.

ЕФРЕМОВ: Почему люди разводятся? Очень много причин.

ТИМОФЕЕВ: Но основная, она же все равно, наверное…

ЕФРЕМОВ: Основная причина в судах, я думаю, что "не сошлись характерами". Или "уже давно не ведем совместное хозяйство".

ШОРОХ: А женятся тогда почему?

ЕФРЕМОВ: А женятся, потому что любят друг друга.

ШОРОХ: А жениться зачем вот сейчас?

ЕФРЕМОВ: Или по расчету.

ШОРОХ: Не надо жениться. Чего жениться-то?

ТИМОФЕЕВ: Можно жить, да.

ШОРОХ: Просто жить, и всё.

ЕФРЕМОВ: Нет, ну жениться-то, проще жить с женой-то официально, чем неофициально. Это проще по каким-то… Ну, в ЖЭК сходить, не знаю. Я туда не хожу, поэтому… Но какие-то, наверное, есть льготы, о которых мы можем только мечтать.

КОВАЛЕВСКИЙ: Сколько у вас детей?

ЕФРЕМОВ: Шестеро.

ШОРОХ: На всех хватает вас? Со всеми общаетесь?

ЕФРЕМОВ: Да, со всеми.

ШОРОХ: Сколько старшему, сколько младшему?

ЕФРЕМОВ: Старшему 25 лет, младшему три.

ШОРОХ: Класс!

КОВАЛЕВСКИЙ: А они между собой как?

ЕФРЕМОВ: Они между собой тоже общаются периодически.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, они все братья и сестры.

ЕФРЕМОВ: Братья и сестры, да. Но есть два старших, потом есть старшая сестра. И есть 9, 6 и 3 года. Это Вера, Надя и Боря, которые со мной еще живут.

КОВАЛЕВСКИЙ: Трое?

ЕФРЕМОВ: Да. Анна-Мария учится в Новогорске, в такой школе "Муми-тролль", но она находится далеко, и поэтому, чтобы ей не ездить каждое утро… Вот. А Никита работает в театре "Современник", Николай снимается, но находится на пороге выбора жизненного пути.

САВЕЛЬЕВ: Вмешиваетесь в жизнь детей?

ЕФРЕМОВ: Постоянно. Вот только и делаю, что вмешиваюсь. Нет, честно говоря, я думаю, что нет. Но вот Анна-Мария думает, что да. Потому что я нотации читаю все время. Вообще я зануда.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вот как построены, просто любопытно, отношения, связанные с профессией? Это чей выбор: их собственный или ваш? У вас было такое, что вот вы говорите: актерская династия у нас, ну ты же понимаешь…

ШОРОХ: Не облажайся…

ЕФРЕМОВ: Я слышал с детства, что я позорю семью, позорю отца. И я тоже говорю сейчас: не позорьте отца.

ШОРОХ: Какого? Себя или своего?

ЕФРЕМОВ: И деда не позорьте. Это какой-то воспитательный момент.

КОВАЛЕВСКИЙ: "Не позорьте" - вы имеете в виду не позорьте в профессии, или не позорьте - станьте актерами?

ЕФРЕМОВ: Нет! Не позорьте вообще. В принципе ходите по струнке.

ТИМОФЕЕВ: Ну правильно.

ЕФРЕМОВ: Если не по струнке - позорите. Логика, между прочим, непробиваемая. Я знаю из своего детства, и ответить нечего.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это правда. Вот у меня семья музыкальная. Отец музыкант, дядя музыкант. У дяди сын - музыкант. И дети, мы, ненавидели музыку с самого детства. Ну ненавидели! И что я, что мой брат бросили просто с ненавистью, с проклятиями, оба слышать больше ничего не хотим об этом, потому что с 4-5 лет заставляли заниматься музыкой.

ЕФРЕМОВ: Меня не заставляли заниматься актерской профессией. Я кривляка по жизни. Ну, и потом я очень такой был эмоциональный ребенок, вертлявый такой, хулиганистый, противный, в общем, ребенок, и чтобы за мной можно было присмотреть, поэтому я поступил в институт, где преподавали и папа и мама. Потом работал в театре, который создал папа, потом работал в театре, которым папа руководил долгие годы.

КОВАЛЕВСКИЙ: Как вам было учиться и работать у отца?

ЕФРЕМОВ: Я не знаю как, потому что я иначе не пробовал. Ну, я иначе пробовал, я работал с другими режиссерами, конечно, но дело не в этом. А дело в том, что всегда вот такой же вопрос задавали: "Легко быть сыном Ефремова?" Я не знаю, я не был не сыном Ефремова.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я не спрашиваю, легко ли быть сыном Ефремова. Меня интересует именно: учиться у своего отца.

ЕФРЕМОВ: Учиться у моего отца? Ну, на него глядя можно было учиться. Он говорил-то мало. И говорил очень просто. И всегда очень неожиданно. Ну как? Мы с ним и гуляли по даче, я помню, разговаривали. У нас было несколько разговоров по жизни таких. Но тоже они были немногословные, скажем, разговоры. Без слов как-то всё понятно. Мне об этом формулировать, чего-то об этом говорить… Я себя чувствую глупо, когда начинаю...

ТИМОФЕЕВ: Откуда вопрос? Говорят, что в своем отечестве нет пророков. Что якобы мы к своим людям, к близким, все равно относимся с легким пренебрежением.

КОВАЛЕВСКИЙ: Или, наоборот, требуем гораздо больше. Я просто тоже учился у своего отца. И я сбежал через полгода. Это было невозможно. Я не принимал эту форму взаимоотношений.

ТИМОФЕЕВ: Потому что родители строже к своим относятся, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, да.

ЕФРЕМОВ: Да, он строже относился, но я не могу сказать, что он был строгий вообще. Я, честно говоря, не знаю. Я, конечно, отвратительно себя вел, это понятно. Молодой максимализм, у меня достаточно долго он держался, такой именно максимализм: всё по-честному должно быть! Всё-всё-всё! Ну, я не буду уже влезать в эти штуки. Но, честно говоря, все вот эти вопросы о семье, о любви, о детях, они настолько личные, что мне не хочется о них говорить. А говорить какие-то общие слова - ну, они и будут общими словами, как и общие эти сами вопросы.

КОВАЛЕВСКИЙ: Договорились. Пару слов о кино все-таки.

ЕФРЕМОВ: Пару слов о кино. Кино - это прекрасней, чем домино.

КОВАЛЕВСКИЙ: Спасибо. Мы тут с Алексеем буквально на днях думали вот о чем, был разговор. Что вот смотришь на телевизионную палитру последних месяцев, скажем так, или, может быть, лет, и приходишь к выводу о том, что сниматься в каких-нибудь мыльных комедиях гораздо честнее… Ну, честнее быть комиком, клоуном, веселить людей, чем, например, получить большую роль в каком-нибудь сериале про ментов и 185 серий изображать из себя мента, военного, бандита.

ЕФРЕМОВ: И то и другое нормально. У кого-то так сложилось, у кого-то так сложилось.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, с точки зрения зарабатывания денег, конечно, всё дай бог.

ЕФРЕМОВ: Да не только с точки зрения зарабатывания денег, а с точки зрения приложения профессии. Потому что более зависимых я мало знаю профессий.

ШОРОХ: Сейчас всё не стыдно, да?

ЕФРЕМОВ: Может быть, вот которые на Ярославке стоят ребята, которые берутся построить там чего-то, вот, может, тоже зависимая такая же. У нас, я думаю, сейчас пройдет. У нас есть же, наверное, уже что-то типа есть, будут актерские биржи, всё такое. Есть же антреприза. Ну, ничего не поделаешь! 20 лет назад мы вошли в другую как бы формацию экономически-социальную. Сейчас все институты страны к ней так или иначе приноравливаются, или новые создаются, или уничтожаются. Так что все равно не кончилась еще это... перестройка.

ТИМОФЕЕВ: Вот я прощаю все ляпы, недочеты в любом фильме (не знаю даже почему), если фильм хороший. А Максим нет. Он говорит, что нет, это всё отстой, что от взрыва гранаты никто не делает сальто назад, или там стреляет плохо кто-то в кино. Вот зрителю нужно прощать, как вы считаете, ляпы в фильмах, если они очевидны?

ЕФРЕМОВ: Ну, как очевидны? Если это красиво, если это по картиночке хорошо, почему нет-то? Кино - это визуальное искусство и подростковый аттракцион сейчас в основном.

КОВАЛЕВСКИЙ: А как же правда?

ЕФРЕМОВ: Ну, правда - это в "35 миллиметров", в кинотеатре "Фитиль". Есть кинотеатры, которые показывают такие фильмы как искусство. А так в основном фильмоиндустрия. Ну, что же мы себе-то врать будем? Ходят от 10 до 20 лет, вот основной спектр людей, которые приходят в кино.

ТИМОФЕЕВ: Актер должен на площадке прощать режиссеру ляпы, если он видит? И вы как, прощаете или не прощаете?

ЕФРЕМОВ: Ну, может быть, это не ляпы, может, это прикол такой специальный. Это во-первых. А во-вторых, если видишь ляп, то, конечно, подскажешь, если видишь сам. Но если, например, снимаешь 8-й дубль уже и понимаешь, что ты без перчаток все эти восемь дублей, а до этого был в перчатках, то я промолчу, не скажу режиссеру.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, в конце концов, это и не ваша обязанность - следить за тем, в перчатках вы или без, правда же?

ЕФРЕМОВ: Ну, можно, конечно, этим отмазаться, но если я заметил, лучше, конечно, сказать. Но чтобы еще восемь дублей выйти в перчатках… Я спасаю группу этим.

КОВАЛЕВСКИЙ: Понятно, от переработки.

ЕФРЕМОВ: Всех. Да, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы послушный актер или скандалист?

ЕФРЕМОВ: Когда как. Вообще послушный. Но бывают какие-нибудь такие ситуации, когда приезжаешь невыспавшийся и сидишь там еще 4 часа ждешь. И можно, конечно, сказать: ах вы… как вы могли?

ТИМОФЕЕВ: И режиссер как реагирует? Боятся режиссеры? Сейчас же большая плеяда молодых, в том числе и режиссеров.

ЕФРЕМОВ: Режиссеры все разные. В чем прелесть в кино? В том, что встречаешь огромное количество разных очень людей.

ТИМОФЕЕВ: А по телевизору, по крайней мере, то, что показывают, такое ощущение, что это один и тот же человек снимает все эти сериалы.

ШОРОХ: Всех одна мама рожала.

ЕФРЕМОВ: Нет, к сожалению, один и тот же монтирует.

ШОРОХ: По синусоиде опять же.

ТИМОФЕЕВ: О друзьях можно поговорить? Или тоже личное совсем?

ЕФРЕМОВ: Конечно.

ТИМОФЕЕВ: Вот Харатьян. Удивляемся. Сейчас вспоминали "Зеленый фургон", гениальный фильм. Слушайте, но он выглядит на 40 лет моложе, чем вы. Это не потому, что вы плохо выглядите, а потому что он невероятно хорошо выглядит. Как, что происходит с Харатьяном, почему он не стареет?

ЕФРЕМОВ: Потому что он в любви к человечеству живет.

КОВАЛЕВСКИЙ: К человечеству?

ЕФРЕМОВ: Да. Я более бесконфликтного человека не знаю. Сейчас я подберу слово. Он очень… Ну, не мягкий, не щепетильный, а как…

ТИМОФЕЕВ: Трепетный?

ЕФРЕМОВ: Трепетный - это всё… Надо слово точное подобрать, оно у меня вертелось и улетело. Он очень хороший мужик, бесконфликтный совсем.

КОВАЛЕВСКИЙ: Добрый?

ЕФРЕМОВ: Да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Калорифер? Это я так просто накидываю слова.

ЕФРЕМОВ: Калорифер в качестве производства добра.

КОВАЛЕВСКИЙ: А ваша компания это кто?

ЕФРЕМОВ: У меня большая компания. Все работают же, мы редко видимся. Ну вот вчера мы ужинали с Гариком. И то мы ужинали только потому, что моя жена и он, они закончили запись. А я освободился, мы перезвонились и вместе поужинали. Потому что у Гарика послезавтра уже концерт, новый диск. Вот. И кто компания моя? Никита Высоцкий, Сережа Шеховцов, Миша Горевой, Женя Митта. У меня много друзей. Саша Шеин. И из молодых тоже. Коля Хомерики.

КОВАЛЕВСКИЙ: С молодыми интересно?

ЕФРЕМОВ: Интересно. Смотря какие тоже молодые. Есть же молодые, с которыми неинтересно, а есть, с которыми интересно.

ТИМОФЕЕВ: А между прочим, Людмила вчера была на премьере документального фильма как раз о Гарике Сукачеве.

ЕФРЕМОВ: Ну и как вам, Людмила?

Л. БАРГОВА (ведущая новостей): Прекрасно! Я очень люблю Гарика, и его друзья, наверное, по-настоящему говорили о нем.

ЕФРЕМОВ: Да, я там помню, что я сказал: что он носорог без кожи.

ТИМОФЕЕВ: Михаил, есть вопрос: "Устаете от работы, от жизни?"

ЕФРЕМОВ: Да нет. Устаешь вообще от нервов. Когда вот работу сделаешь, нервничаешь очень перед тем, как выходишь на сцену. Я имею в виду сценические работы эстрадные, театральные и эстрадные. Вот скоро концерт будет, я уже нервничаю.

ТИМОФЕЕВ: Работа тогда не позволяет уставать?

ЕФРЕМОВ: Когда работаешь, не думаешь о том, устал ты или не устал. Вечером можешь домой придти, поспал и снова работать. Но, как мне кажется, сама усталость происходит из-за нервов, из-за того, что ты нервничаешь перед тем, как выйти. И это выматывает.

ШОРОХ: А что, кроме работы, еще есть в жизни?

ЕФРЕМОВ: Кроме работы есть отдых. Ну как? Есть семья, есть дети.

ШОРОХ: Занятие какое-то есть, приносящее…

ЕФРЕМОВ: Я люблю смотреть футбол.

ТИМОФЕЕВ: У нас, кроме меня, никто не любит смотреть футбол.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, поэтому этот разговор не вызвал поддержки, сразу в стену уперлись с футболом. Да уж, простите.

ЕФРЕМОВ: В следующий раз буду говорить, что я люблю играть в крокет.

КОВАЛЕВСКИЙ: Если бы вы про выпиливание лобзиком что-то сказали, тут бы сейчас, конечно, был лес рук.

ЕФРЕМОВ: И выжигание.

КОВАЛЕВСКИЙ: Выжигание, да.

ТИМОФЕЕВ: "Спартак", да?

ЕФРЕМОВ: Да, "Спартак".

ТИМОФЕЕВ: Критика или отсутствие критики в сторону Карпина?

ЕФРЕМОВ: Ну как - отсутствие критики в сторону Карпина? Уж он столько получает!

ТИМОФЕЕВ: Это да!

ЕФРЕМОВ: И за Песьякова он получает, это я имею в виду вратаря, ну и за защиту он получает. Посмотрим. Еще целый круг играть.

ТИМОФЕЕВ: Еще целый круг играть! И то, что он делает, делает неплохо. Я двумя руками за Карпина, потому что это конкретное лицо "Спартака".

ЕФРЕМОВ: Я согласен абсолютно. Но я вообще не сторонник… Я не понимаю в этом во всем, то есть я внутри-то не нахожусь, я не знаю ни про одну команду. Поэтому я ни одного тренера… У меня никогда не было такого: ой, какой тренер! Чтобы он ушел! Я же не знаю. Я никогда не был сторонником ни одного увольнения тренера.

КОВАЛЕВСКИЙ: А то, что команду наказывают за флаги, это справедливо, по-вашему, или нет?

ЕФРЕМОВ: Вот это, по-моему, неправильно. Я не думаю, что это за флаги.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, за хулиганство болельщиков?

ЕФРЕМОВ: За хулиганство болельщиков, флаг этот туда уже был приплетен. Но я против этого хулиганства. Конечно, я уже говорил, что нужно, как в Англии, поступить - там есть уже разработанные меры, они успокоили своих фанатов.

КОВАЛЕВСКИЙ: Какие?

ЕФРЕМОВ: Они это сделали не так давно, 10-12 лет назад. После 1985 года там пять лет не играли английские лиги, то есть четыре года клубы, а "Ливерпуль", болельщики которого устроили всё это, какой-то жуткий скандал с жертвами, они не играли пять лет в кубках европейских. Это было наказание. А там за эти пять лет была проведена огромная работа. Я был когда на футболе в Англии, туда детей можно водить. Хотя, наверное, они ругаются там как-то, но на английском, наверное, это мягче.

ТИМОФЕЕВ: Я ребенка водил на "Спартак" - "Барселона", и ничего, нормально.

ЕФРЕМОВ: Но с другой стороны, в этой истории в Ярославле (тоже об этом надо сказать) все-таки это провокация со стороны ментов - встречать болельщиков, гостей (название какое - гостей) с собаками. Ну собаки, которые лают, вот через строй собак болельщики проходят. Почему-то этот строй собак не нашел эти файеры, эти флаги, чего-то они не нашли, собаки, но зато они полаяли. Ну вы так встретили, чего вы дальше-то хотите? Если так встречают людей, которые приехали… Ярославль, да. Всегда знали, что ярославская милиция не самая ласковая милиция, ну или полиция. Но там же сразу запугать хотели. Это же пацаны! Вы их только спровоцировать можете, а не запугать.

ТИМОФЕЕВ: Они ничего не боятся, вот в чем дело.

КОВАЛЕВСКИЙ: Зачем запугивать? У них другая функция: они должны обыскивать и изымать файеры. С файерами нельзя, по-моему, на стадион заходить, да?

ЕФРЕМОВ: Какая-то функция должна быть. Я не знаю, честно говоря, законов. Я так говорю. Просто в Англии сделали такое с культурой боления.

КОВАЛЕВСКИЙ: То есть команда, по-вашему, ни при чем, команда не должна отвечать?

ЕФРЕМОВ: Нет, команда при чем, команда должна работать с болельщиками. Я думаю, что просто матч без зрителей, матч без фанатов - пожалуйста, ну не пускайте эту… Потом, вы знаете, я уверен, что если правоохранительные органы не знают лидеров фанатского движения и вообще фанатское движение по фамилиям, которые в милицию попадают после каждого матча, то грош цена этим правоохранительным органам. А это меня убеждает, в принципе, что грош цена нашим правоохранительным органам как правоохранителям, меня это убеждает, меня это с каждым днем все больше и больше убеждает последние лет пятнадцать.

ТИМОФЕЕВ: Наши зрители спрашивают (не знаю, будете отвечать или нет), что происходит с актером Паниным? И вообще, как внутри тусовки…

ЕФРЕМОВ: Вы про Лешу, что ли?

ШОРОХ: Да, да.

ТИМОФЕЕВ: Как внутри актерской тусовки…

ЕФРЕМОВ: Леша хороший артист, парень добрый, эмоциональный. Поэтому вот так иногда и попадает.

ТИМОФЕЕВ: Что значит - иногда? Каждую неделю – это уже не иногда.

ЕФРЕМОВ: Как каждую неделю? Я не думаю, что каждую неделю. Раза 3-4 попал вот так, ну что ж поделаешь? Невыдержанный. Но я бы его не гнобил со страшной силой. Он искренний, добрый парень. Он не очень умный, но это видят все.

ТИМОФЕЕВ: И это не грех?

ЕФРЕМОВ: Пусть это ему будет и наказанием.

ТИМОФЕЕВ: Понял, Максим? А ты говоришь: почему его никто не побил до сих пор?

ЕФРЕМОВ: А за что его бить-то?

КОВАЛЕВСКИЙ: За то, что он там написал в лифте, условно говоря. За плохое поведение.

ЕФРЕМОВ: Где он написал в лифте? Кто это сказал?

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот смотрите, видео сейчас вам покажу.

ЕФРЕМОВ: Какой ужас!

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы многого не знаете, Михаил.

ЕФРЕМОВ: Я не слежу за жизнью Алексея, но, может, там он не писал, может, у него бутылочка была спрятана.

ШОРОХ: Да, наверняка так и было.

ЕФРЕМОВ: Брызгалка. Водяной пистолет.

ТИМОФЕЕВ: Хотел ребенку подарить, а тут в лифт зашел, думаю, а чего ж мне пистолетиком-то не попшикать?

ЕФРЕМОВ: А это что ж за лифт? Там скрытая камера, что ли, в лифте была?

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, на телефон снимали из вестибюля, из холла. Ну, неважно.

ЕФРЕМОВ: Да! Это круто! Молодец, Леха!

КОВАЛЕВСКИЙ: Это в корне меняет, да, вашу точку зрения?

ЕФРЕМОВ: Конечно. Да, молодец! Молоток! Так и поступай.

ТИМОФЕЕВ: Вот всегда же найдется тот, кто будет снимать. Он-то страдает конкретно из-за тех людей, кто…

КОВАЛЕВСКИЙ: Конечно. Человек всегда страдает, когда хочет писать.

ТИМОФЕЕВ: …кто снимает. Понимаешь? Они ждут: парень сейчас опять будет буянить. Вот телефончик достали и давай втихаря…

ЕФРЕМОВ: Но должен Лешка понимать, что теперь за ним ходят люди с телефонами. Это новая реальность, что поделаешь? У меня тоже, наверное, такие есть какие-нибудь кадры.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет. Про вас нет.

ШОРОХ: Мы искали. Не было.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот спрашивает Санкт-Петербург и область: "Михаил, почему все ваши герои пьющие? Вы ведь совсем не такой…"

ЕФРЕМОВ: А вы говорите, нет кадров!

ТИМОФЕЕВ: С вами есть один кадр, но он не такой провокационный. Это ваше высказывание по поводу режиссера и актера Никиты Сергеевича Михалкова.

ЕФРЕМОВ: Какое высказывание?

ТИМОФЕЕВ: Отличное! Наоборот, очень живое и естественное.

ЕФРЕМОВ: Я очень уважаю Никиту Сергеевича.

ТИМОФЕЕВ: Не хулиганистое, нет, нет, нет. В этом ничего такого. Это, конечно, не про лифт история, это совершенно другое. Там было одно слово, которое стоит запикивать.

ЕФРЕМОВ: А, ну это ладно. Это случайно. Но это было давно, тогда еще не было борьбы с матом такой уж оголтелой, как сейчас.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вы можете напомнить, о чем речь? Я не в курсе.

ЕФРЕМОВ: Это где-то в ресторане у меня брали интервью, спросили про фильм "Статский советник". Там снимался Олег Меньшиков, Никита Михалков. И мне было очень приятно с ними работать. Это два очень больших мастера, актера очень сильных русских.

ТИМОФЕЕВ: А есть на кого равняться? Вот у вас есть какие-то актерские…

ЕФРЕМОВ: Вот в фильме "Двенадцать" у того же Никиты Сергеевича, если мы заговорили, там на каждого можно было равняться.

КОВАЛЕВСКИЙ: Даже на Стоянова?

ЕФРЕМОВ: На Стоянова - тем более. Стоянова я помню еще, когда он играл Амадея. Один раз я смотрел, как раз он играл, а не Демич, Демич был в первом составе, и вместе со Стржельчиком в БДТ, в спектакле «Амадей» он играл Моцарта, молодой еще был… Юрий Стоянов - очень хороший артист.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вы смотрите потом кино, в котором снимаетесь?

ЕФРЕМОВ: Какое-то смотрю, какое-то не удается.

ШОРОХ: А есть любимое? Свое.

ЕФРЕМОВ: Это как: кого ты больше любишь, папу или маму? Или: кого ты больше из детей любишь? Это такого же принципа вопрос. Они все чем-то… А в каких-то фильмах, даже в том, где плохо сыграл и очень плохо всё, зато ты вспоминаешь, какие там были замечательные гримерши, например. Или отличные пиротехники.

КОВАЛЕВСКИЙ: Но у вас нет такого, что вам бывает неловко за…

ЕФРЕМОВ: Бывает, конечно. Процентов восемьдесят.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это потому, что вы так самокритично к себе относитесь, или потому, что действительно за это может быть неловко?

ЕФРЕМОВ: Это мне неловко. Наверное, это самокритика. Я честно скажу, у нас большая страна, у нас так вкусы разнятся! И поймите, у нас действительно очень разное нравится разным людям. Наверное, во всем мире так.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это понятно. Но вы же сами можете определить: вот это качественный продукт, а вот это халтура?

ЕФРЕМОВ: Да. Для меня. Конечно, я это определяю. Я говорю, 80%, где я, к своему стыду, должен сказать, что мог бы и получше… От чего-то мог отказаться, где-то мог помучиться.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот-вот, по поводу отказаться. Вряд ли кто-то, начиная проект, приходит и говорит: "Ну, мы тут сейчас должны снять быстро 20 серий, ты сам понимаешь…" Ведь у всех же амбиции так или иначе.

ШОРОХ: Снимаем классную вещь! Давай к нам!

КОВАЛЕВСКИЙ: Да. Хотим сделать не так, как все, не так, как всегда. Все с таким отношением начинают проект. Вы можете на начальной стадии по сценарию, по людям, которые делают, определить, что это будет, как это будет? Или это невозможно?

ЕФРЕМОВ: Это невозможно. Бывают совершенно обратные ситуации. Думаешь: в какое же тупорылое общество ты попал! А потом выходит прекрасная вещь.

КОВАЛЕВСКИЙ: Например?

ЕФРЕМОВ: Еще я вам сейчас буду говорить!

КОВАЛЕВСКИЙ: Про тупорылое общество, да.

ЕФРЕМОВ: Нет. Бывает наоборот. Бывают замечательные люди, а потом - пшик. Это такая штука, кино, коллективная. Конечно, режиссер там главный и продюсер. Но все равно это коллективная работа, там очень важно всё: и звук, и свет, и оператор.

КОВАЛЕВСКИЙ: Слишком много факторов.

ЕФРЕМОВ: Слишком много факторов, для того чтобы был успех по всем факторам.

КОВАЛЕВСКИЙ: Почему до сих пор в России не научились снимать кино, записывая звук сразу на съемочной площадке? Почему до сих пор мы кино переозвучиваем?

ЕФРЕМОВ: Но еще бесит меня, что нет хороших джипов, машин в России.

ТИМОФЕЕВ: Электрички старые ездят.

ЕФРЕМОВ: Еще пиво хреновое.

ТИМОФЕЕВ: Пиво, кстати, есть нормальное.

ЕФРЕМОВ: Да хреновое пиво! Поезжай в Берлин, ты поймешь сразу, что хреновое.

КОВАЛЕВСКИЙ: Есть немецкие микрофоны, наушники, звукозаписывающая аппаратура.

ЕФРЕМОВ: Но все ж немецкие.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну и что?

ТИМОФЕЕВ: Можно ж купить!

ШОРОХ: А люди-то русские.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, ну серьезно. Как так? 2013 год! Почему мы не можем научиться записывать живой звук?

ЕФРЕМОВ: Да нет, в каких-то фильмах записывается живой звук, почему? Какие-то фильмы приходишь озвучивать, там два-три вздоха и одно слово. Это зависит от бюджета, от того, какого звукооператора, с какими его еще потребностями, ты начинаешь снимать. Это не ко мне вопрос, это вопрос к продюсерам.

КОВАЛЕВСКИЙ: Понятно. Но просто ваша точка зрения на сей счет.

ЕФРЕМОВ: Я не продюсер.

ТИМОФЕЕВ: По поводу "Жди меня" приходит много вопросов. Как вам работа, тяжело ли эмоционально? Мне тоже интересно. Потому что программа, которая выбивается…

ЕФРЕМОВ: Это тяжело. Это работа. И самое трудное там эмоционально как раз не подключаться к этому.

ШОРОХ: Разве это возможно вообще?

ЕФРЕМОВ: Это трудно на каких-то штуках, поэтому она и тяжелая работа. Потому что там следишь все время…

ТИМОФЕЕВ: Долго вас уговаривали быть ведущим?

ЕФРЕМОВ: Да нет, мы с Сережей знакомы давно, я имею в виду Сергея Анатольевича Кушнерёва, руководителя программы, продюсера.

ТИМОФЕЕВ: А не страшно было после Кваши?

ЕФРЕМОВ: Я же не после Кваши. Игорь Владимирович был жив еще…

ТИМОФЕЕВ: Я имел в виду, что он вел, а потом вы.

ЕФРЕМОВ: Нет, мы вместе еще.

ТИМОФЕЕВ: А, вы же вместе вели! Да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, что нам остается? Пожелать творческих успехов.

ЕФРЕМОВ: А мне остается пригласить всех слушателей 22 ноября в "Крокус Сити-холл". Ха-ха-ха! Там был вопрос по поводу пьющих людей, которых я играю. Так вот эта программа называется "Запой с Михаилом Ефремовым в его 50 лет". Вот там как раз, почему пьющий, что с алкоголизмом, что с водкой - на все эти вопросы будет дан ответ песнями.